– Там...– неопределенно махнул я рукой в пустоту.
– Где там? – не отставала от меня рассерженная Натали. (Далось ей это озеро в самом деле! Как будто нам больше нечего обсудить.)
– Озеро за изгородью...– соврал я. Ну не говорить же ей, что оно в параллельном мире. У меня ведь обязательства перед Центром. Вот если бы Натали нашла мою пропавшую стрелу, тогда я мог бы ей рассказать, что прибыл на Землю с планеты Парра. Свое слово я не могу нарушить даже ради любимой женщины.
– Ты – негодяй! – Из глаз Натали вдруг брызнули слезы.– Ты меня загипнотизировал. А я, дура, отдалась идиоту!
Наверное, это естественная реакция для девушки, пережившей первую близость с мужчиной, но ведь и я был слегка не в себе. В том смысле, что сбит с толку. Ведь соблазнял-то замужнюю женщину, а все обернулось совсем не так, как предполагалось. И я неожиданно оказался причастен к чужой семейной тайне. Пока я что-то лепетал в свое оправдание, Натали неожиданно быстро успокоилась.
– Ладно,– сказала она.– Это моя вина. Что с тебя, тронутого, взять?
Натали пошла к дому, и мне не оставалось ничего другого, как последовать за ней. Зрелище, открывшееся нашим взорам, иначе как кошмарным назвать трудно.
Соловей стоял в своих роскошных сапожках на невесть откуда взявшемся столе, заставленном водкой, вином и закусками, и дирижировал хороводом ведьм, которые в голом виде верхом на метлах летали по обширному залу. К чести Свистуна надо сказать, что он был единственным одетым господином во всей компании.
Более всего меня поразил Александр Сергеевич, которого мы застали в позе, начисто опровергавшей возникшее у меня сомнение по поводу его мужской потенции. Об остальных мужчинах и женщинах, находившихся в том зале, и вовсе не хочется упоминать, ибо расхожее мнение, что бумага все терпит, в данном случае совершенно не уместно. Словом, мы с Натали увидели шабаш во всей его неприглядности. Торжество нечистой силы, способной увлечь в срамные игры даже добродетельных людей. К числу которых, вероятно, принадлежало большинство гостей Александра Сергеевича.
Надо признать, что в случившемся была изрядная доля моей вины. Ибо именно я привел в дом Великого Поэта нечистую силу, от которой трудно, конечно, ждать иного поведения.
Я думал, что Натали упадет в обморок при виде столь отвратительного зрелища, а она только нахмурилась и выдала из прелестных уст такую замысловато-неприличную фразу, что я не берусь привести ее здесь полностью – во избежание обвинений в клевете на чистейшее создание. Примерно вроде того, что "перепились все, как свиньи". Должен, однако, отметить, что далеко не все в ее оценке было правдой. Поскольку трезвостью в беснующемся зале отличались как раз поросята, сновавшие меж голых человеческих тел и невесть откуда взявшиеся.
Увидев меня, Соловей почти мгновенно отдал приказ ведьмам утихомириться, и те благополучно приземлились прямо на плечи поджидавших их внизу мужчин.
– Они летали? – спросила меня Натали.
– Не заметил,– соврал я.– Иллюзия, скорее всего. Степан Степанович умеет морочить людям голову.
Натали ничего больше не сказала, круто развернулась на каблуках и покинула дворец, где кутеж нечистой силы опять достиг потолка. Взывать к Соловью было бесполезно. Оставалось только надеяться, что с первыми лучами солнца шабаш ведьм утихнет сам собой.
У Натали была машина. Нельзя сказать, что она пригласила меня в салон, но и не стала возражать, когда я сел рядом. Между прочим, вела она свою тележку так, что я сразу усомнился в знании ею дорожных правил, о которых мне рассказывал Василий.
– А куда мы едем? – спросил я, чтобы хоть как-то оживить гнетущую атмосферу.
– К тебе,– ответила с усмешкой Натали.– По-моему, я теперь твоя любовница? Или это тоже иллюзия?
Врать я не стал. Какие тут могут быть иллюзии? Все произошло самым натуральным образом – даже без применения магии. Я только одного не мог понять: почему Натали на меня обиделась? Да что там – рассердилась! Во всяком случае, смотрела она на меня если не с ненавистью, то и далеко не с любовью. А ведь мне казалось, что я ей нравлюсь. Мы так хорошо танцевали!
– Извини.– Натали вновь перевела глаза на дорогу.– Просто эти скоты меня рассердили.
В принципе я ее понимал. Возможно, на нее подействовал вид черезмерно увлекшегося Александра Сергеевича, который как-никак доводился ей мужем. Во всяком случае, числился им. И вдруг – две голые девицы!.. Конечно, я мог бы утешить Натали, сказав, что дело в нечистой силе, а вовсе не в Пушкине, что Великий Поэт всего лишь жертва обстоятельств... К сожалению, Инструкция наглухо запечатала мне рот... К тому же Натали все равно бы не поверила. Ну не верят земляне в нечистую силу – что тут поделаешь? И даже летающие вокруг люстры ведьмы поколебать их неверие не могут.
– Я переоденусь,– сказала Натали, покидая машину.– Никуда не отлучайся.
Отсутствовала она не более десяти минут. Свое великолепное белое платье Натали оставила дома и теперь щеголяла в дурацких штанах-джинсах и в голубой кофточке, которые ей, безусловно, шли, но все-таки слегка разрушали тот образ хрупкой и нежной женщины, который я себе создал. Натали бросила небольшую, но довольно увесистую сумку на заднее сиденье и уселась за руль. Волосы она закрутила пучком на затылке, и поэтому лицо ее казалось сосредоточенным, а не нежно-мечтательным, как обычно.
– Тебе сколько лет, Натали?
– Девятнадцать. Еще какие-нибудь подробности моей биографии тебя интересуют?
– Скорее да, чем нет, но время терпит.
Ответ мой был уклончивым, но я не собирался форсировать события. Кроме того, мне здорово хотелось спать, и Натали мое желание разделяла:
– Ты действительно учился в Швейцарии, Никита?
– У далай-ламы,– подтвердил я.
Если вы думаете, что, придя в квартиру, мы вот так сразу завалились спать, то здорово ошибаетесь. Я уже не боялся обидеть Великого Поэта, а Натали, видимо, решила, что отныне верность мужу не является ее добродетелью. Я, конечно, уснул, но спал недолго, а когда осторожно приоткрыл глаза, то моему взору открылась довольно любопытная картина. Одетая Натали рылась в бумагах Аббудалы Каха, а рядом мерцал экран компьютера, который активизировался, надо полагать, не сам по себе. Я хотел было приподняться, чтобы лучше видеть, но тут выяснилась одна интересная подробность, весьма меня позабавившая. Мои руки были скованы браслетами, а ноги связаны шнуром от оконной портьеры. Натали подняла голову и навела на меня пистолет. Кажется, именно так называется игрушка, плюющая свинцовыми, а при необходимости и серебряными пулями.
– Я хочу знать, кто ты такой? – Темные, почти черные глаза смотрели на меня строго, и в них была решимость, не предвещавшая мне ничего хорошего.
– Я человек.
– Ты не псих,– процедила она сквозь зубы.– Я тебя сразу раскусила.
– Это правда. Я абсолютно нормальный – просто мне не везет на любимых женщин. Твоя предшественница, например, обернулась горгоной Медузой.
Сказал я, между прочим, чистую правду, но, увы, не всякая правда приятна уху женщины. Натали выстрелила.
– Это предупреждение,– пояснила моя любимая.– На случай, если ты вздумаешь еще пошутить. Кто тебя прислал?
Мне вдруг пришло в голову, что в данной забавной ситуации можно совершенно спокойно говорить правду, ибо моя правда для Натали более невероятна, чем самая изощренная ложь. Я последовал примеру брата Вика, который никогда не кривит душой и всегда оказывается в выигрыше – особенно в глазах любящей женщины.
– Я – резидент паррийской разведки принц Ник Арамийский. Прислан сюда Высшим Советом Светлого круга для противодействия проискам темных сил.
– Я тебя убью, скотина! – всхлипнула Натали.– Ты меня доведешь, психопат несчастный!
– А гуманно ли убивать идиота?
Она выстрелила еще раз, но без особого для меня ущерба – если не считать за таковой посыпавшуюся сверху штукатурку.
– Третью пулю вгоню тебе прямо в лоб, понял, придурок? – Плакать она перестала и теперь смотрела на меня холодными, злыми глазами.
– А зачем?
– Затем, что ты сейчас поедешь со мной. Ноги я тебе развяжу, но при первой же попытке к бегству убью.
– А на кого ты работаешь?
– Не твое собачье дело, идиот. Вставай.
– А что, ты так и поведешь меня по улицам голым?
Надо сказать, что одеваться в наручниках довольно затруднительно. Если штаны с помощью все той же Натали натянуть удалось, то с рубахой возникли неразрешимые проблемы. Я забавлялся, а Натали была вне себя от ярости и обвиняла меня во всех смертных грехах. Видите ли, я разбил ее жизнь. За это меня следовало бы колесовать, четвертовать, повесить, расстрелять и даже кастрировать!.. Последнее было чересчур, и я не постеснялся сказать об этом Натали. За что в очередной раз удостоился имени психа и обруган был жутчайшими словами. Мату нас в Школе тоже учили, но я никак не предполагал, что на Земле им владеют не только мужчины, но и женщины. Владеют виртуозно. От жены Великого Поэта менее всего этого ожидал.
– Я ему не жена, придурок, а дочь! – крикнула мне в спину Натали, когда мы спускались по лестнице.
Прямо скажу, для меня это явилось сюрпризом. О дочерях Великого Поэта нам в Школе ничего не говорили. Хотя вполне допускаю, что они у Александра Сергеевича были. Тут что-то явно было не так. С другой стороны, вполне логично объяснялась неожиданная для меня девственность Натали.
На улице было довольно прохладно, и я невольно поежился от утреннего ветерка. Мою рубашку дочь Великого Поэта несла в руках, поскольку более достойного применения ей не нашлось. Меня довольно нелюбезно втолкнули в салон механической тележки и приказали сидеть тихо и не рыпаться. "Рыпаться" я не собирался, поскольку понятия не имел, что это слово означает. Вероятно, какой-нибудь жаргонизм. В который уже раз подумал, что все-таки плохо на Парре готовят резидентов: менее сообразительный на моем месте давно бы уже засыпался, а я всего лишь ходил в земных идиотах.
Конечно, Натали могла меня прямехонько привезти к Каронгу. И хоть я не боялся черного мага, но это было бы крушением моей любви. Я простил бы этой женщине все, но связь с орденом Скорпиона – это уж слишком даже для безумно влюбленного человека.
– Нет, не могу! – Натали вдруг остановила машину, уронила голову на руль и заплакала.– Не могу, будь ты проклят!
У меня доброе сердце, и я не выношу женского плача. Тем более когда плачет прекраснейшая из женщин. Естественно, захотелось узнать причину столь глубокого горя. Неужели девственность настолько большая ценность, чтобы о ней так страдать?
– Я тебя застрелю, Никита, ты меня доведешь, лицемер, своим показным идиотизмом!
– Идиотизм может быть и врожденным,– попробовал я пошутить, но понимания не встретил.– Объясни наконец, что происходит?
– Отец должен много денег одному человеку. Если я выдам ему тебя, то долг простят.
– И сколько он должен?
– Сто тысяч. То есть проиграл он меньше, но взял в долг под проценты. Его поставили на счетчик. Не заплатит – убьют.
Нравы здесь, однако! В конце концов, я ведь подарил Александру Сергеевичу особняк ценою в семьдесят пять миллионов долларов. Он вполне может его заложить и рассчитаться с долгами.
– Какой дворец? Что ты из себя кретина строишь?! Знаю я эту сволочь Жигановского – он не даст отцу ни копейки!
– Я же сам подписал документы. Там черным по белому было написано – Пушкин Александр Сергеевич.
– Фамилия моего отца – Караваев, имя-отчество действительно совпадает, но он не поэт – он актер-неудачник. Когда мама умирала, попросила меня за ним присмотреть. Но я не углядела. Он ведь страшно наивный, его все обманывают. В бизнес полез – разорился, сел в карты играть – проигрался. Он не только Мурзику должен – и тому же Жигановскому, и Сиротину. Они его подставят, как дурачка, а сами деньги загребут – и в сторону.
– А кто такой Мурзик?
– Мурзин. Сволочь, каких поискать. У него более полусотни "быков". Он всех тут в страхе держит.
– А как же Пушкин-то? – не удержался я от мучившего меня вопроса.
– Вон он, твой Пушкин,– махнула рукой Натали.– Торчит один как перст посреди площади.
– Так ведь это монумент! – удивился я.
– Пушкин умер много лет тому назад. Хватит доводить меня. Двести лет мы твоему Александру Сергеевичу недавно отметили.
Вот это удар! Ну и Школа резидентов!.. Недаром Аббудала Ках за голову схватился. Как они меня провели, мои высокомудрые преподаватели! Нет, все, конечно, бывает, но чтобы так безобразно запутаться в эпохах – это слишком даже для просвещенных мудрецов Светлого круга. Двести лет – приличный срок. Я точно знаю, что на Земле так долго не живут. А каков Жигановский! Завербовал я себе агента – нечего сказать. Как все сошлось... Ну ладно. За принцем Ником Арамийским не заржавеет.
– Мне сказали, что ты просто богатый придурок, свихнувшийся на пушкинской эпохе. Вот я и согласилась сыграть Натали. Но ты ведь не псих, Никита, ты не псих – я сразу тебя раскусила.
Ну раскусила и раскусила, зачем же, спрашивается, трясти меня за плечи, царапая при этом ногтями? Прямо кошка, а не женщина! Тут и без того голова кругом идет. Изволь теперь адаптироваться совсем в другой эпохе, где нет ни Пушкина, ни Бенкендорфа.
– А Арнольд есть? Здоровый такой детина, убивший веска с Луидура?
– Это кино! – пренебрежительно махнула рукой Натали.– Арнольд – актер.
– Вроде твоего папы?
– Ну да.
Все понятно: и этот не Пушкин, и тот не Герой. Что такое кино – я не понял, но это уже несущественно. В телевизоре бал правила иллюзия, которую я совершенно напрасно посчитал правдой жизни. В данном случае меня крупно подставил Аббудала Ках, опрометчиво посоветовавший изучать жизнь по дурацкому ящику. На всякий случай я уточнил существенную для меня деталь:
– А ребята из убойного отдела? Они ведь наверняка могли бы помочь твоему папе справиться с Мурзиком?
Натали повернула в мою сторону заплаканное лицо, и в ее прекрасных карих глазах сверкнуло торжество.
– Я так и знала! Я сразу догадалась, что ты – мусор. И именно из убойного отдела.
Мне не понравилось, что она назвала меня мусором. Странная планета: то в сортире обещают замочить, то мусором обзывают. И кого – Героя! Между прочим, я вполне симпатичен на вид. И на свалке вы такого вряд ли найдете.
– Ты что, обиделся? – удивилась Натали.– Вас ведь все так называют.
– Я не мусор! – твердо и раздельно сказал я.
– Фээсбэшник, что ли?
Слово это мне было незнакомо, но среди местных ругательств оно вроде бы не числилось, а потому я с готовностью кивнул головой.
– А не врешь? – недоверчиво посмотрела на меня Натали.– Уж больно молодо выглядишь.
Мне исполнилось восемнадцать лет, но все говорят, что я выгляжу на двадцать. Возможно, льстят, но и совсем уж зеленым юнцом назвать меня никто не осмелится.
– Вези к Мурзику! – твердо сказал я.– Там увидим, кто из нас молод, а кто стар.
– Ой нет! – покачала головой Натали.– С какой стати я тебя повезу к этим подонкам, если теперь твердо знаю, что ты не псих. Психа они, скорее всего, убивать бы не стали, а вот офицера ФСБ, чего доброго, пристукнут от испуга. И меня заодно. Решат, что это я их выдала.
– А ты не говори, что я офицер, скажи, что псих, у которого денег куры не клюют. Не забывай: твой папа на счетчике, а ты обещала маме его спасти.
Натали мучилась сомнениями. Мне показалось, что она боится за меня. По-моему, я здорово вырос в ее глазах, назвавшись офицером ФСБ. Узнать бы еще, что это такое. Может, какое-то тайное общество, целью которого является наведение порядка на Земле?
– Тебя к Жигановскому подослали? – косо глянула на меня Натали.
– В общем, да,– осторожно подтвердил я.– Возникли на его счет некоторые сомнения.
– Классно сработали,– восхитилась Натали.– Князь Мышкин. Идиот из Швейцарии с миллиардами баксов в кармане. Веньку аж затрясло от жадности. А Сиротин хвостом так и завилял. У, гады! Готовят они что-то, помяни мое слово.
И тут мне пришло в голову, что Натали надо завербовать, но не от лица паррийского резидента, а от имени офицера ФСБ. Тем более она теперь не жена Великого Поэта, а дочь актера Караваева. С какой стати ей на меня бесплатно работать? Ведь на Земле за все надо платить. Я, правда, не знаю точно, платят ли здесь за любовь, как утверждал Василий. Дашка, например, полюбила моего брата Вика совершенно бесплатно. Словом, меня мучили сомнения, и я осторожно поделился ими с Натали.
– Зови меня Наташей – мне так больше нравится. А много у вас в ФСБ платят?
Вопрос сразу поставил меня в тупик, поскольку откуда же мне знать, какие в этой организации ставки. Не мог же я платить Наташе жалкие десять тысяч долларов, как оруженосцу Василию? Все-таки она красивая женщина и моя любовница.
– Я тебе предлагаю сто тысяч.
– Рублей? – ахнула Наташа.
– Почему рублей? – удивился я.– Долларов.
Я успел заметить одну удивившую меня странность: здесь по преимуществу платят в рублях, а считают почему-то в долларах. И я колебался, какая сумма больше– сто тысяч в рублях или те же сто тысяч в долларах? По тому, как посмотрела на меня Наташа, я понял, что дал маху.
– Шутки шутим,– обиделась она.
– А что, и пошутить нельзя? Ладно, если ты настаиваешь,– пусть будет в рублях.
– Все равно много,– покачала головой Наташа.– Бюджет таких сумм не потянет.
Вот ведь какая привередливая агентка попалась! Доллары ей не надо – подайте рубли. Да тот же Соловей за баксы готов носом землю рыть, а эта капризничает. Бюджет, видите ли, не выдержит!.. Да не Бюджет тебе будет платить, а Ник Арамийский. Я уже хотел высказать Наташе все, что думаю о ее непоследовательном, мягко скажем, поведении, но тут мы, кажется, приехали.
– Дать тебе мой пистолет?
– Зачем он мне? – пожал я плечами.
– Давай хоть браслеты сниму.
– Веди так. И давай договоримся, агент Наташа. Приказы здесь отдаю я.
Кажется, это был магазин, возможно, склад товаров. На входе нас встретил скользкий тип с бегающими глазками, который тут же принялся звонить кому-то по телефону. Человек, которого скользкий тип назвал боссом, видимо, дал добро, и мы в сопровождении двух внушительного вида громил, пришедших из соседнего помещения, пошли по длиннющему коридору. Я впереди, Наташа с пистолетом в двух шагах следом, а замыкали процессию громилы, картинно игравшие мускулами и гремевшие тяжелыми подошвами по полу так, что гул разносился по всему зданию.
Комната, куда нас ввели, была довольно просторной, и людей здесь собралось не менее десятка. Сказать, что их лица поражали благородством, не могу, иные просто преотвратно смотрелись. Шестеро были наголо бриты, трое, наоборот, непомерно волосаты, и только у одного, сидевшего прямо на столе, прическа выглядела вполне прилично. Да и костюм на этом человеке лет тридцати был на заглядение. Не то что синяя облезлая джинса его подручных. С первого взгляда стало ясно, что он здесь главный.
– Ну, Наташка,– сказал Мурзик, слезая со стола,– прямо скажу, не ожидал. Ловко ты его захомутала.