– Через девять дней, иными словами. И тоже в Лос-Анджелесе. Связи не улавливаешь?
– Ага, как же. Улавливаю. А еще в Лос-Анджелесе отравилась Мэрилин Монро. Но несколько раньше. И что?
– Ну, куда делась ее душа, нам еще предстоит выяснить, – совершенно серьезно сказал Костик, – а вот то, что душа рок-музыканта Джина Винсента на девятый день после его смерти переселилась в новорожденное тельце Женечки Граевского, – тут он ткнул в меня пальцем, – это, считай, уже доказанный факт. Ты – очередная инкарнация этой души.
– Ты серьезно? Костик, ты учти, я в эту мутотень эзотерическую не верю ни на грош. Я вообще материалист.
– Это твое личное дело, Джин, – сказал Костик и чокнулся со мною кружкой пива.
Короче говоря, просидели мы так с ним часа три и выпили по два литра пива. Костик рассказывал мне о феномене Сигмы, а я слушал, не зная верить этому или нет. Должно быть, он рассказывал не все. А я не всему верил. В результате в меня улеглась такая примерно информация.
Сигма обладает паранормальными способностями (допустим!), и самая главная из них та, что она способна при определенных условиях видеть прошлые инкарнации человеческой души.
То есть христианство побоку, работаем в сфере индийской философии и религии. Души никуда не деваются, не возносятся на небеса, а вечно обитают тут, переходя от человека к человеку, а иногда к зверю или растению и одушевляя их.
В самой популярной форме это изложено в песне Высоцкого о том, "что мы, отдав коньки, не умираем насовсем".
Ну, тоже допустим, хотя с огромным скрипом.
По словам Костика, они с Сигмой учились в одном классе. Потом Костик пошел на биофизику в Университет, а Сигма никуда не поступила, поболталась в нескольких фирмах и вот осела у Шнеерзона.
– Ну, и как выяснились эти… ее способности? – спросил я.
– Еще в школе мы что-то такое странное в ней замечали. Часто угадывала разные вещи. Если придумывала прозвища, то они прилипали намертво. Одного парня прозвала Хорек, он так и остался Хорьком, хотя фамилия у него была Гусев. Си потом рассказывала, что душа этого Гусева раньше жила в хорьке.
– Ну, положим, это все простое гонево, – сказал я.
– Возможно. Но вот слушай про меня… – продолжал он.
Это произошло около года назад, в магазине Шнеерзона. Костик монтировал там очередную световую гирлянду (он вообще во всякую электронику на раз врубается). Опять что-то мигало, переливалось, а Си от нечего делать принимала всякие позы.
Потом вдруг внимательно посмотрела на Костю и говорит:
– Ты кто?
– Кот, – ответил он как-то механически.
– Правильно, – кивнула она. – Рыжий кот с черными полосками. А как тебя зовут?
И он почему-то сказал: "Шалопай".
– …Ты понимаешь, это само собой выскочило, я даже успел подумать, что это за глупые шутки у меня сегодня, а она рассмеялась и сказала, что в прошлой жизни я был рыжим котом Шалопаем. Ну вот так пошутили – и хватит… – возбужденно продолжал Костик.
А дальше было вот что.
Где-то через месяц в семье Костика было торжество – юбилей дедушки, семьдесят пять лет ему исполнилось. И вся Костикова семья поехала в гости к этому дедушке на квартиру, где раньше они все вместе жили, двадцать лет назад, и где, собственно, и родился Костик. Уже через год после его рождения его родители получили свою квартиру и уехали оттуда.
И вот за праздничным столом и за воспоминаниями о тех немыслимо далеких временах, о которых Костик, конечно, не помнил, его мама вдруг вздохнула:
– А вот в этом кресле любил спать Шалопай…
Костика как током ударило. Но он попытался не подать виду.
– А кто это – Шалопай?
– Кот у нас такой был, – сказал дед. – Ты его не видел. Он был старый, как я сейчас, и умер аккурат перед твоим рождением.
– Рыжий? С черными полосками? – спросил Костик.
– Ну да. На тигра смахивал. А ты откуда знаешь? – удивилась мама. – Я тогда так ревела, что чуть выкидыш не сделался…
Выходило, что душа Шалопая, притаившись где-то, ждала появления Костика целый месяц (он потом проверял даты), а потом, так сказать, впрыгнула в младенца. А почему какая-нибудь другая душа не сделала этого, пока Костик был в роддоме?
Нет, слишком все это было похоже на бред, на очередную эзотерическую лабуду.
– Ты не думай, до кота я был человеком, – сказал Костик хмуро. – Токарем первого разряда Филимоновым Аркадием Палычем. Он мне даже не родственник, ни хера о нем не знаю.
Ну анекдот ведь!
Токарь Филимонов – кот Шалопай – Костик Завьялов, биофизик и юзер Интернета. Неплохая эволюция Божественной души!
Я выслушал все эти байки бывшего кота с любопытством, но не более. Попутно Костик сообщил, кто еще проходил проверку на реинкарнацию. Предыдущей инкарнацией души Шнеерзона, родившегося в 1937 году, был один политзаключенный из Казахстана, сидевший в лагере вместе с отцом Шнеерзона (семья Шнеерзона в это время была там в ссылке). Все выглядело так, будто отец эту душу своего друга и послал маленькому Шнеерзону, сам же умер в лагере через несколько лет.
Внучки Шнеерзона, которых неугомонный Моисей Львович приволок на исследование к Сигме, имели совершенно различные происхождения душ. Одна раньше жила в кактусе на подоконнике в квартире Шнеерзона, а другая прилетела откуда-то издалека, потому что раньше принадлежала татарскому сапожнику Фазилю, жителю Петербурга.
Шнеерзон, страшно огорченный этими открывшимися данными, особенно мусульманином Фазилем, а не кактусом, что странно, максимально их засекретил и вообще объявил, что погрешность исследований Сигмы может быть очень велика.
Собственно, на этом аттракционы и прекратились. Один Костик как биофизик продолжал работать с Сигмой, в частности, соорудил эту лазерную указку, помогавшую, по словам Костика, забраться поглубже во времени. У Костика обнаружились такие душевные предки, как купец Степан Киреев, индийская девушка Зари, индийский же слон и какой-то каменщик – строитель Тадж-Махала.
Видимо, душа Костика медленно, но неуклонно мигрировала из Индии в Россию. И никакой закономерности. Слон, кот и индийская девушка в одном душевном роду – это как-то более чем странно.
Пока я был самым знаменитым из испытуемых. Точнее, не я, а предыдущая инкарнация моей души. Сигма, кстати, как любитель музыки узнала Джина Винсента, когда он ей привиделся в свете мерцающих стробоскопов.
Однако это открытие никак не отразилось на моей службе. Меня не повысили, и я по-прежнему через день торчал в магазине с пистолетом на боку. Впрочем, прочитал статью о Джине Винсенте и переписал на кассету его основные хиты. Как-никак, я теперь чувствовал с ним духовное родство.
Костик же воодушевился и предлагал продолжать опыты втайне от Шнеерзона по вечерам.
– Зачем? – спросил я.
– Джин, мне обидно, что ты так туп. Впрочем, тяжелое американское наследство… Я хочу ухватить ее за хвост.
– Кого?
– Душу. Она считалась субстанцией нематериальной. А вот мы ее поймаем. А это, Джин, Нобелевская премия как минимум. Скорее всего, это квант неизвестной нам энергии. И то, что Си умеет этот квант видеть, вернее, как-то на него реагировать, – это большая удача для нас.
– Для тебя, – сказала Си.
– Си, не пройдет и года, как ты станешь мировой звездой, – сказал Костик.
– Мне это надо? – сказала она.
Глава 2. На ловца бежит зверь
Шнеерзон допустил явную ошибку, когда, соблазненный коньяком, пригласил на испытания директора эзотерического издательства. Хотел похвастать, наверное. Вот, мол, какие у нас кадры!
Станислав Сергеевич (кстати, в прошлом известный поэт на рабочую тему) расписал в своей фирме эксперимент в красках, в результате чего они тут же решили делать книжку про Сигму, реинкарнацях, свойствах души и прочую ботву. Другими словами, лепить из нашей милой Си образ Джуны Давиташвили или еще круче.
И даже редактора назначили – Ингу Семеновну, которая первой и явилась к Сигме.
Си в тот день была в дурном настроении. Обычно это у нее выражалось в том, что она играла на медных духовых. На этот раз она выбрала сакс-баритон и разгуливала по салону, выдувая из этого прибора классическую вещь "Маленький цветок".
Эта композиция создана для сакса-тенора, на баритоне она звучит грубо, к тому же Си сознательно утрировала какие-то пассажи, так что получалась по существу злобная пародия на лирическую композицию.
И тут явилась Инга Семеновна – дама лет сорока с копейками, у которой поверх черного свитера болтался увесистый православный крест.
– Могу я видеть Сигму Луриевну? – спросила она у меня.
Я чуть со стула не упал, услышав впервые отчество Сигмы.
– Кого-о? – не слишком вежливо переспросил я.
Редакторша заглянула в бумажку.
– Сигму Луриевну Моноблок, – прочитала она.
Я ухватился за стул обеими руками и показал подбородком на Сигму:
– Вот она.
При этом в голове у меня молнией проскочило короткое матерное слово.
Редакторша подошла к Сигме, представилась и начала издалека подводить разговор к нужной теме. Что вот, мол, они ищут новые идеи, новых авторов и героев, их интересуют таинственные природные явления и не согласится ли Сигма Луриевна написать брошюрку о своем чудесном даре.
А ей помогут. И литератор есть, и редактор…
Сигма, опустив сакс, молча слушала. Потом изрекла всего одну фразу:
– Да идите вы в жопу.
И продолжала играть "Маленький цветок". Не стоит и говорить, что редакторшу с крестом на свитере будто ветром сдуло.
Пока повергнутая в ужас редакторша рассказывала своим коллегам о приеме, который ей оказала Сигма Луриевна, я расскажу о происхождении столь экстравагантного имени нашей продавщицы.
Об этом я узнал много позже, но поскольку образовалась пауза, тут будет к месту.
Итак Сигма Луриевна Моноблок была без роду-племени, она была подкидышем. Ее нашли в возрасте примерно шести недель, завернутую в одеяльце с кружевной салфеточкой, на задворках родильного дома, где стоял флигель, используемый для хозяйственных нужд.
Прямо на ступеньках флигеля она и лежала.
Выхаживала ее врач Анна Яковлевна Лурие – и выходила всем на удивление.
А в регистратуре этого роддома сидел один образованный придурок (его имени история не сохранила), в обязанности которого входило регистрировать подкидышей и давать им имена и фамилии.
Придурок этот имел склонность к Древней Греции и вообще был клинический идиот. Ему нравилось давать подкидышам имена в виде букв греческого алфавита. Альфа, Бета, Гамма, Омикрон, Эпсилон. Хватало и на девочек, и на мальчиков.
Так Сигма стала Сигмой, отчество, естественно, получила по фамилии выходившего ее врача Анны Яковлевны Лурие, а фамилию этот любитель словесности записал Моноблок, потому что тот флигель, на ступеньках которого нашли Сигму, в роддоме называли почему-то моноблоком.
Когда ему говорили, что это как-то уж слишком кучеряво получается, он надменно возражал:
– Почему фамилия Блок есть, а Моноблок – нет? А Блок, между прочем, был великим поэтом!
Ну, против этого не попрешь, понятное дело.
Но на этом приключения Сигмы со своим именем не кончились. Естественно, она попала в детский дом с этой придурковатой фамилией, а в три года ее удочерила чета супругов Дерюжкиных, которая переименовала Сигму в Эсмеральду.
И она стала Эсмеральдой Васильевной Дерюжкиной, что, согласимся, звучит значительно роскошнее.
Однако, жизнь Сигмы-Эсмеральды в семье Дерюжкиных как-то не складывалась, приемные родители лепили один образ, а Господь Бог имел в виду совсем другой. В результате Сигма, когда получала паспорт, приняла прежнюю, детдомовскую фамилию, а из дома Дерюжкиных ушла.
Ко всеобщему облегчению.
Можно было, конечно, при получении паспорта вообще все поменять и назваться хоть Афродитой Брониславовной Цеханович-Найман, но Сигма от природы была девушкой концептуальной, потому и осталась просто Сигмой Моноблок, а недовольных этим посылала туда, куда только что отправилась эзотерическая редакторша Инга.
То есть в издательство.
Из которого вскоре, пока вы слушали эту историю, прибежал сам рабочий поэт Станислав Сергеевич и начал уговаривать Сигму, суля ей славу и гонорары.
Сигма его в зад не посылала, но продолжала нагло наигрывать "Маленький цветок" с интонациями, полными сарказма. Это был готовый цирковой номер. Станислав Савельевич, ужасно удрученный, ушел ни с чем, впрочем, пообещал разработать новые предложения.
– Си, а вправду, что ты со всем этим собираешься делать? – спросил я, когда мы остались одни.
– С чем? – Она отложила наконец саксофон и подошла ко мне.
– Со своими тараканами.
– Ха! Тараканами… Это глюки, пока только глюки. Доберемся до сути, тогда посмотрим. А сейчас рано. Души нельзя пугать, понимаешь? Это же тебе не хомячки. Посадил в клетку и наблюдаешь.
Сравнение моей души с хомячком мне понравилось, и Си предложила мне снова вечером попробовать сеанс. Без Костика. Я согласился. Мне было любопытно.
Вечером мы закрыли магазин и остались вдвоем. Эта ночная смена была моя. Я зашел в зал светомузыки и погасил там свет. Почему-то я волновался больше, чем в первый раз.
Как вдруг по стенам заиграли разноцветные неяркие сполохи, зазвучала музыка, и в зал вступила Си – абсолютно голая, как и тогда, даже подобия трусиков на ней не было. Она подошла ко мне совсем близко, и я опять увидел ее бездонные черные зрачки. Я непроизвольно протянул руки к ней и обнял за талию. Она подалась ко мне и мы поцеловались.
– Gene, what’s your girl’s name? – спросила она.
– Betty, – прошептал я.
– Does she looks like me?
– Yeah, she’s exactly like you.
– Sing me, Gene. Sing me our favourite.
И я снова запел "Лулу-боп-лулу". И мы с Сигмой стали танцевать в этой полутемной, играющей огнями комнате. Очень медленно.
Си немного отодвинулась от меня и разглядывала мое лицо.
– Вижу рыцаря на коне. Он со свитой. Ты был богат, а вот и твой замок… Это Франция… Нет, Шотландия. Твоя душа жила в Шотландии, и звали тебя… – медленно и загадочно шептала она… – сэр Пол Маккартни! – внезапно громко закончила Сигма и расхохоталась. – Поверил, да? Поверил?
– Да ну тебя! – я был обижен.
– Ой, прости, я неодета, – кокетливо произнесла Си и удалилась, чтобы вернуться через минуту в своем нормально одеянии – свитере и джинсах.
Я по-прежнему дулся, сидел, отвернувшись.
– Ну, прости, – она подошла сзади и принялась ерошить мне волосы. – Видишь, как просто дурить народ? А я хочу по-настоящему.
– Так ведь пел я по-настоящему! Я Джин или не Джин?? – закричал я.
– Здесь без обмана. Чисто. Ты Джин Винсент, основатель рокабилли. А рыцаря я не видела, потому что видела тебя и мне тебя хотелось… Когда хочется, у меня не получается. Прости. Проехали.
– Ты предупреждай в следующий раз. А то я, понимаешь, готовлюсь увидеть себя в прошлом, а оказывается, нужно тебя трахать… – нарочито грубо сказал я.
– Ну, до трахать тебе еще далеко, – заметила она деловито и повторила: – Проехали. Прихоть королевы бензоколонки.
Во всяком случае, этот эпизод поднял ей настроение, чего не скажешь обо мне.
Чтобы больше не возвращаться к этой теме, сразу скажу, что некая иллюзия личной жизни у меня имелась. При работе сутки через сутки это может быть только иллюзией. В качестве иллюзий выступали две девушки: одну я любил больше, но она приходила ко мне домой реже. Вторую я любил меньше, но приходил сам к ней чаще. У нее была отдельная квартира, а у меня всего лишь комната в коммуналке, полученная в результате размена родительской квартиры. Ни с той, ни с другой я не строил матримониальных планов. Один кратковременный и ужасный опыт в этом роде я произвел в двадцать два года, и пока мне его вполне хватало.
Но этот поцелуй и танец сблизили нас, мы стали доверять друг другу.
Я понял, что Си имеет насчет себя планы, и большие, но не хочет размениваться на пустяки вроде эзотерических брошюрок и шарлатанских объявлений в бесплатных газетах.
Такие же планы имел Костик в виде Нобелевской премии. Он строил прибор, умеющий видеть души и их местоположение. Он его уже даже назвал: спироскоп. Правда, прибор пока ничего не видел.
Я заметил, что Си, работая с покупателями, обязательно показывает им зал светомузыки в действии, и догадался, что там она проверяет покупателей на происхождение души.
– Ну, никто интересный не попался? – как-то спросил я, когда она выводила оттуда очередную группу дискотечников.
– Догадливый… – улыбнулась она. – Кандидаты наук, подполковники, есть один волнистый попугайчик.
– Это который?
– Вон тот, – указала она глазами на удаляющегося молодого человека, одетого ярче остальных, с цветным шарфом в полоску.
А вот то, что Си употребляет перед этим марихуану, я догадался не сразу. Она курила ее в подсобке (собственно, странный запах, исходящий оттуда, и навел меня на эти мысли).
– А иначе ничего не получится, – сказала она, когда я спросил ее прямо, зачем она это делает.
Впрочем, интерес к опытам Сигмы постепенно нарастал и без наших усилий. Эзотерическое издательство продолжало обсуждать феномен, слухи распространялись между авторами и читателями, а поскольку процент неадекватных личностей среди этой публики достаточно велик, то неудивительно, что вскоре стали поступать заказы.
Шнеерзон устроил совещание. Он вызвал Сигму, Костика и меня и выложил перед нами несколько заявлений.
– Мне пишут! Вот! – он схватил листок. – "Пожалуйста, помогите определить, кем я был раньше. Моя мама считает, что каторжником. Вова Егоров". А? – он бросил взгляд на Сигму. – Доигрались! Все это я, старый дурак! Не пресек вовремя. Что будем делать?
– Интересно же людям… Чего такого? – спросил Костик.
– А вы подумали о лицензии на такого рода деятельность? О налогах? Да меня в бараний рог скрутят, если я при музыкальном магазине открою частную практику черной магии!! – кричал Шнеерзон. – И заработок упускать не хочется… – уже жалобно добавил он. – Это ведь могли бы быть такие деньги…
После короткого мозгового штурма постановили следующее:
1. Вывесить расписание индивидуальной демонстрации светомузыки и таксу. Сеанс – 5 минут, количество сеансов в день – не больше шести.
2. Стоимость сеанса – 1000 руб.
– Не много ли? – засомневался Костик.
– Котя, вот увидишь, что вскоре это будет стоить сто баксов, – ласково произнес Шнеерзон. – Я знаю людей.
С Сигмой шеф поделился по-братски: фифти-фифти, а нам обещал премии. Мы с Костиком единственные из персонала допускались на сеансы с подпиской о неразглашении результатов. Я должен был обеспечивать безопасность Си, а Костик испытывать и настраивать аппаратуру.
– Си, только я тебя умоляю: работай одетой. Не хватало мне статьи за порнографию! – взмолился Шнеерзон.
– Да вы знаете, что такое порнография?! – заорала Си. – Порнография, бля! Это легкая эротика!
– Ну все равно, – испуганно замахал руками хозяин.
Порешили, что Си будет выступать в легком трико типа гимнастического.