4
После нескольких поворотов и восхождений Коссар с Редвудом дошли до выступа, с которого видна была большая часть траншеи и который представлял собой как бы естественную кафедру для Редвуда при разговоре его с гигантами. Последние собрались уже вокруг выступа и стояли на разных уровнях, в разных положениях. Старший сын Коссара между тем ходил по валу, освещая прожектором окрестности, так как можно было опасаться нарушения перемирия со стороны Катергама. Редвуду лучше всего были видны два кузнеца, полуголые, освещенные огнем горна, от которого они не решались отойти, несмотря на интерес, возбуждаемый речью профессора; что же касается всех остальных, то лица их то освещались случайными отражениями, то пропадали во мраке, так как гигантам неудобно было бы освещать свою яму ввиду возможного нападения.
Но все же иногда та или иная группа выступала из мрака довольно ясно, и Редвуд мог любоваться могучими фигурами гигантов. Одни из них были в металлических панцирях, другие - в кожаных или веревочных костюмах, третьи - в кольчугах или другой одежде. Некоторые сидели на машинах и тюках, другие стояли в разных позах, опираясь друг на друга или прислонясь к стенам. Но все внимательно смотрели на Редвуда, ожидая начала его речи.
А он и пробовал начать эту речь, и не мог: голоса не хватало. Наконец, увидав на одно мгновение лицо своего сына, одновременно нежное, решительное и строгое, с глазами, тоже устремленными на него, Редвуд нашел в себе силу заговорить, и притом так, что голос его отчетливо доносился до последних рядов слушателей.
- Меня послал Катергам, - начал он, - предложить вам условия сдачи.
На минуту голоса опять не хватило, но, помолчав немножко, Редвуд справился со своим волнением и продолжал:
- Условия эти невозможны. Теперь, когда я вижу вас здесь всех вместе, я знаю, что они невозможны, но я все же должен их передать вам, потому что взялся, а взялся потому, что желал видеть своего сына… и вас всех. Опять повторяю я хотел видеть сына.
- Ну, говорите же условия, - сказал Коссар.
- Вот что Катергам предлагает: он хочет, чтобы вы ушли из его мира.
- Куда? - послышались возгласы.
- Этого он не знает. Куда-нибудь в места удаленные от обитаемых стран. И притом он хочет, чтобы вы не производили больше Пищи и не имели детей, а, прожив свою жизнь, как вам нравится, исчезли бы навсегда. Редвуд умолк.
- И это все? - спросил чей-то голос.
- Это все.
Последовало глубокое молчание. Редвуд сел на поданный ему стул, положил ногу на ногу и стал нервно покачивать носком ботинка, чувствуя себя какой-то нелепой игрушкой среди этих громадных тел, собранных в одну толпу. Звуки знакомого голоса заставили его позабыть об обстановке.
- Вы слышали, братья, - сказал этот голос откуда-то из тьмы.
- Слышали, - отозвался кто-то.
- Какой же будет ответ, братья?
- Катергаму?
- Конечно нет, не согласны!
- А дальше что?
Несколько секунд продолжалось молчание, затем кто-то произнес:
- Собственно говоря, эти пигмеи правы. С их собственной точки зрения, разумеется. Они совершенно основательно стремятся уничтожить все, превышающее привычные для них размеры, будут ли то растения или животные. Вполне основательно желают они уничтожить и нас. Разумно - опять-таки с их точки зрения - желать, чтобы мы теперь не размножались. Они понимают, - да и нам пора понять, - что гиганты и пигмеи вместе не уживутся. Сам Катергам сколько раз говорил, что мир должен принадлежать или нам, или им.
- Нас теперь не наберется и полсотни, - заметил кто-то, - а их миллионы.
- Как бы то ни было, интересы наши сталкиваются. Продолжительное молчание.
- Так что ж нам, умирать, что ли?
- Конечно, нет!
- Тогда, значит, им умирать?
- Зачем?
- Да ведь сам же Катергам так говорит! Он говорит, что мир должен принадлежать или им, или нам. Третьего исхода нет. Катергам теперь отказался от мысли избивать нас. Он хочет, чтобы мы прожили нашу жизнь где-нибудь подальше и затем умерли один за другим, не оставив потомства. Тогда маленькие людишки истребят всю гигантскую растительность и всех гигантских животных, выжгут всякие следы Пищи и отделаются от гигантов навсегда. Тогда мир вновь будет принадлежать им. Тогда они спокойно станут наслаждаться своей пигмейской жизнью, оказывая друг другу пигмейские услуги и учиняя пигмейские жестокости. Тогда им удастся, может быть, осуществить все свои мечты: прекратить войны, ограничить размножение рода человеческого и засесть в одном всемирном городе, занимаясь пигмейскими делишками, наслаждаясь пигмейским искусством, любуясь друг на друга до тех пор, пока вся планета не замерзнет.
Где-то в углу ямы с резким шумом упал железный лист.
- Братья! Я знаю, что нам делать! - произнес знакомый Редвуду голос, и при свете случайно упавшего на толпу луча старый профессор увидал, что все юношеские лица гигантов обернулись к его сыну.
- Делать Пищу очень легко, - продолжал последний, - мы наделаем ее для всего света.
- И что ж дальше?
- Нас меньше пятидесяти, а их миллионы.
- Но ведь мы еще держимся.
- Да, пока!
- Возможно, что и еще продержимся.
- Так-то так, но подумайте, чего это будет стоить. Сколько народу погибнет!
- Что же думать о погибших, - воскликнул кто-то, - подумайте лучше о будущих поколениях!
- Братья! - начал опять молодой Редвуд. - Что же нам остается делать? Что нам делать, если не драться с ними, а победив, заставить их есть Пищу? Они теперь уже не могут избежать своей участи. Предположите, что это возможно! Предположите, что мы заглушим свои инстинкты, задушим нашу силу и наши способности, откажемся от всего, что дала нам судьба, - от всего, что ты, отец, дал нам, - и молча, покорно унесем свою мощь в могилу, превратившись в ничто, как будто нас никогда и не было. Что же, разве пигмейский мир останется таким, каким он был до нас? Они могут, конечно, бороться с гигантизмом, но могут ли они победить? Если бы они даже всех нас перебили, что тогда? Спасло бы их это? Никоим образом! Потому что великое не только в нас, оно повсюду: оно в Пище и даже в самой сущности природы, в законах ее существования и развития, во времени и в пространстве. Расти, расти бесконечно - вот в чем состоит закон жизни! Я не знаю другого.
- А любить своих ближних и помогать им?
- Это тоже значит расти… если только мы не будем помогать своим ближним оставаться маленькими и ничтожными.
- Но ведь они будут отчаянно сопротивляться нашим попыткам заставить их расти, - сказал кто-то.
- Ну, что ж из этого? - возразил другой.
- Они будут сопротивляться в любом случае, - начал опять молодой Редвуд, - откажемся ли мы принять их условия, или нет, они во всяком случае будут стараться истребить нас. И лучше, если они будут делать это открыто, путем войны. Мир между нами может быть только неискренний, причем они рано или поздно нападут на нас врасплох. Нет, братья, не обманывайтесь: так или иначе они добьются своего. Война началась, и кончиться она может только полной победой одной из сторон. Если у нас не хватит предусмотрительности, то мы окажемся в их руках простым оружием против наших собственных детей, против великого дела, к которому судьбою призваны. Война еще только начинается. Вся наша жизнь должна быть сплошной битвой. Многие из нас погибнут, многие будут убиты. Победа даром не дается и будет нам стоить дорого. Но ничего! Лишь бы только сохранить свою позицию. Лишь бы только оставить после себя новое воинство, постоянно растущее и обеспечивающее окончательную победу!
- А теперь что же делать?
- И теперь, и после мы должны распространять Пищу, насытить ею весь мир!
- Надо же дать им какой-нибудь ответ, предложить условия со своей стороны.
- Наши условия - свобода производства и распространения Пищи. Никаких компромиссов между пигмеями и гигантами не может быть. Или те, или другие! Какое право имеют родители заслонять от своих детей свет и требовать, чтобы дети не превышали их своими размерами? Так ли я говорю, братья?
Толпа гигантов ответила одобрительным ропотом.
- И для их детей это выгоднее, - сказал чей-то голос из мрака, - станут, по крайней мере, настоящими людьми.
- Да и для родителей не худо сделаться родоначальниками новой расы, - подкрепил другой.
- Но ведь в следующем поколении все-таки будут и гиганты, и пигмеи, - сказал старик Редвуд, глядя на своего сына.
- Не только в следующем, но и еще во многих. И пигмеи будут нападать на гигантов, и гиганты будут теснить пигмеев. Так должно быть, отец!
- Значит, постоянная битва.
- Бесконечная война. Бесконечное недоразумение. Вся жизнь такова. Маленькое и великое никогда не поймут друг друга. Но в каждом человеке, отец, живет стремление к величию, только и ждущее благоприятных условий для своего развития, то есть Пищи.
- Так, значит, я вернусь к Катергаму и скажу ему…
- Нет, отец, ты останешься с нами, а ответ наш уже к утру дойдет до Катергама.
- Он пойдет на приступ.
- Пускай, - отвечал молодой Редвуд.
- Пора приниматься за работу, - послышался чей-то голос, и гиганты стали расходиться.
Кузнецы вновь принялись за свое дело, и ритмический стук их молотов послужил как бы музыкальным аккомпанементом к только что разработанной гигантской теме. Раскаленный металл светился ярче, чем прежде, и давал Редвуду возможность подробно рассмотреть обстановку импровизированной крепости с различными боевыми машинами, готовыми к действию. В стороне от них и на более высоком уровне стоял дом Коссаров. Около него виднелись величественные и прекрасные фигуры молодых гигантов в блестящих кольчугах, которые готовились к бою.
Фигуры эти были до такой степени могучи и грандиозны, движения их так решительны и свободны, что сердце старого профессора на минуту согрелось.
Среди гигантов был и его сын, и первая из гигантских женщин - принцесса.
Тогда в уме его, в виде контраста, возникло воспоминание о Бенсингтоне - маленьком, деликатном Бенсингтоне, стоящем с цыпленком в руках и смотрящем из-под очков на раздраженную кузину Джен.
Вспомнилось ему также его собственное настроение в те дни, когда жена не пускала его в детскую и когда тайные мечты о будущем казались ему самому непозволительными для скромного ученого.
А теперь? Теперь в этих молодых гигантах он видит неоспоримое доказательство справедливости своих соображений, очевидное воплощение самой необузданной своей мечты. В то, о чем он едва смел думать, они уже твердо верят. Но имеют ли они право верить? Не ошибаются ли? Не повела бы их вера к окончательной гибели…
Лихорадка и усталость довели старого Редвуда почти до обморока. Вера его перед самым моментом осуществления заветной мечты поколебалась. Правы ли, в самом деле, гиганты? Победят ли они? Эта геройская решимость, все эти высокие стремления - может быть, те же мечты, юношеское увлечение? Может быть, в своей вере они погибнут со всем арсеналом придуманных ими средств сопротивления? Может быть, все эти средства - только игрушки, созданные детским воображением, - картонные крепости и деревянные пушки, которые поутру будут превращены в ничто.
Да уж не спит ли он сам, старый ученый, не спят ли все эти новые гиганты и не видят ли они во сне ту великую будущностью, о которой они говорили, ту мощь и те средства защиты, которыми будто бы обладают? Завтра же восстанет на них мир бесчисленного множества маленьких людишек, мир мелкой зависти и дрянных делишек, мир скаредной скупости и безвкусной, бессмысленной роскоши, мир тщеславия, интриг и лицемерия, мир игроков, обманщиков, спекулянтов - тот мир, в котором нет ни творчества, ни воображения, ни веры, ни надежды, ни любви, ни мужества, - ничего, кроме низости, тупости и злобы против всякого, кто осмелится нарушить рутину. Восстанет на них этот мир и раздавит одной своей численностью…
Редвуду казалось, что он уже видит гигантов тонущими в безграничном океане пигмейства. А они вон стоят целой группой перед огнем, не предчувствуя близкой гибели!
Нет, конечно, все они спали до сих пор и грезили! Конечно, пигмейский мир победит! Конечно, завтра же все гиганты будут перебиты, Пища уничтожена, а он, старый мечтатель, проснется опять в своем кабинете, запертый на замок, как в эти два дня! В чем же состоит пигмейская жизнь, как не в том, чтобы вечно чувствовать себя запертым в маленькой комнате?
Да, он проснется от своей многолетней мечты, и проснется среди битвы и кровопролития, которые докажут ему, что его Пища была самым гибельным из заблуждений, что вера и надежда, поддерживавшие его жизнь, были ничем иным, как красивыми бабочками, порхавшими над бездонной пропастью… Пигмейство непобедимо!
Разочарование старого ученого было до такой степени глубоко и болезненно, что он закрыл глаза руками и боялся открыть их, чтобы не увидеть свои опасения уже сбывшимися.
До него донеслись голоса гигантов, переговаривавшихся под аккомпанемент тяжелых ударов молота. Прилив сомнения начал отступать. Ведь вот же они, те гиганты, о которых он мечтал всю жизнь! Осуществилась же все-таки эта мечта! Ничего не может быть реальнее ее воплощения. Почему же не осуществиться и не стать реальными всем тем великим вещам, тому великому грядущему, о котором он теперь мечтает уже не один, а вместе с теми, кому предстоит осуществить это грядущее? Почему бы пигмейству, низости, зверству быть вечными, непобедимыми?
Редвуд открыл глаза.
- Конечно! - воскликнули кузнецы, бросая свои молоты.
Тогда зазвучал голос откуда-то сверху. Старший сын Коссара, стоя на валу, захотел говорить с братьями.
- Мы вовсе не стремимся к тому, чтобы смести маленьких людишек с лица земли и остаться единственными ее обладателями, - говорил он. - Мы сами - только один шаг вперед на пути от их ничтожества к грядущему величию, и не за нас самих мы будем биться, а за право сделать этот шаг. Для чего мы существуем, братья? Для того, чтобы служить разумному и свободному созиданию… От пигмеев произошли мы, а от нас должна произойти жизнь еще более великая. Земля не место для игры или успокоения, иначе мы должны бы были добровольно подставить свое горло под нож пигмеев, так как не имели бы большего права на жизнь, чем они. А они в свою очередь должны были бы уступить свое место муравьям и гадам. Мы не за себя будем биться, а за рост, за постоянное усиление жизни. Умрем ли мы завтра, или нет, - жизнь победит через нас. Расти - вот вечный закон жизни! Вырасти из этих щелей и трещин, вырваться из этого мрака на простор и свет всей вселенной - вот ее задача! Расти и расти вечно, для того чтобы дорасти до понимания вселенной, - вот смысл жизни! Земля только первая ступень. Бесстрашный дух должен стремиться дальше…
Туда!
Так закончил свою речь молодой Коссар, красивым жестом подняв руку к небу. Как раз в эту минуту луч прожектора осветил верхнюю половину его тела, облеченного в блестящую кольчугу, и лицо с глазами, сверкавшими вдохновением.
Затем свет погас, и от яркого видения остался только один гигантский силуэт, вырисовывавшийся на фоне звездного неба.
Примечания
Абстракция - отвлечение, устранение из содержания понятия различных признаков и выделение в общей форме одного или нескольких признаков с целью получения отвлеченного понятия. Например, движение - абстракция определенного признака, общего всем движущимся телам.
Абсцисса, см. координаты.
Алкалоиды - сложные вещества животного и растительного происхождения. Алкалоиды извлекаются главным образом из растений; в настоящее время их известно более 200, среди них никотин, извлекаемый из табака, атропин - из белладонны, дурман - из белены, морфий - из мака (точнее из опиума), хинин - из коры хинного дерева, стрихнин - из семян чилибухи, кофеин - из чая, кофе, какао и т. д. Многие алкалоиды являются сильнейшими ядами, главным образом действующими на нервы и мышцы, но вместе с тем многие представляют очень важные лекарственные средства (хинин, морфий, атропин, стрихнин и т. д.). Алкалоиды издавна употребляются человеком, с одной стороны, для возбуждения нервной системы (чай, кофе, какао), а с другой - для ее успокоения (опий, морфий, табак). Неумеренное, постоянное употребление человеком этих ядов называется наркоманией. Наркомания грозно распространяется, особенно в странах капитализма, в связи с растущей безработицей, ростом цен, жилищной нуждой и другими социальными условиями.
Андромеда - 1) по греческому сказанию - дочь эфиопского царя Цефея. Была принесена отцом в жертву чудовищу, посланному богом морей Посейдоном, и освобождена Персеем (см.). 2) Большое созвездие в Северном полушарии, с замечательной туманностью, видимой простым глазом. 3) Растение из семейства вересковых (см.).
Анемия - малокровие.
Антагонизм - борьба противоположных начал; в обиходной речи - противодействие в силу соперничества или противоречия интересов, вражда.
Антимакассар - салфеточка для покрывания подушки или спинки мебели.
Атомы - мельчайшие частицы, из которых состоят все тела, твердые, жидкие и газообразные. Прежде атом определяли как неделимую, наименьшую частицу, которую нельзя раздробить доступными средствами. В настоящее время установлено, что атомы могут разрушаться, как сами по себе, так и путем искусственного расщепления. Атомы по размеру чрезвычайно малы, невидимы даже под микроскопом, но в существовании их можно наглядно убедиться по тем сгущениям, в виде туманной ниточки, которые быстро летящий атом производит в воздухе, насыщенном водяными парами. Сделав моментальную фотографию, можно видеть на снимке следы движения отдельных атомов.
Баллистика - прикладная наука, изучающая законы полета артиллерийских снарядов.
Барельеф - выпуклое скульптурное изображение на плоскости.
Билль - законопроект, вносимый в одну из палат английского парламента, становится законом по принятии палатами и утверждения королем.
Болиголов - двухлетняя трава, очень ядовитая; на вкус горькая; применяется в медицине. В Древней Греции сок болиголова служил для отравления преступников.
Бутафорский - поддельный, фальшивый.
Бутафория - разного рода вещи (оружие, утварь, мебель), употребляемые в театре для создания на сцене видимости бытовой или исторической обстановки.
Вереск - низкий вечнозеленый кустарник, с мелкими листьями и лиловато-розовыми цветками. Вереск обычно растет по сухим местам, борам и торфяным болотам.
Вето (лат. запрещаю) в государственном праве буржуазных стран - право органа верховной власти, главным образом монарха или президента республики, отказать в утверждении проекта постановления другого органа, главным образом законодательного собрания.
Виварий - помещение для содержания различных животных, главным образом с целью научных наблюдений и опытов.
Гайд-парк - большой парк в Лондоне; в Гайд-парке устраиваются народные митинги.
Гальванизация - электризация, лечение электрическим током низкого напряжения, получаемого от одного элемента или от батареи из нескольких таких элементов.
Гексли Томас Генри (1825–1895) - крупный зоолог, физиолог, анатом, сподвижник Дарвина и борец за его учение; своими работами он дал целый ряд доказательств в пользу учения Дарвина. Гексли первый разобрал с точки зрения этого учения вопрос о месте человека в системе животных, доказав, что в строении тела различия между человекообразными обезьянами и человеком меньше, чем между этими обезьянами и низшими обезьянами.