Я "отдыхал". Из прорезей в одежде, от датчиков, навешанных на меня, тянулись разноцветные провода к записывающему блоку - мой "отдых", как и моя усталость, контролировались чувствительными индикаторами жизненных процессов. Время тянулось утомительно. Я поминутно бросал взгляд на часы, словно это могло подогнать темп движения времени, и мечтал о настоящем отдыхе, когда исчезнет эта всепроникающая тяжесть. Неожиданно, как бы отвечая моим желаниям, движение камеры начало постепенно замедляться и скоро прекратилось совсем. Я с удовольствием потянулся и, пододвинув к себе микрофон, спросил:
– Что случилось? Еще тридцать минут…
Мне никто не ответил. В некотором недоумении я начал отсоединять провода, намереваясь выйти из камеры. Отключив себя от блока, я направился к двери, но внезапно она распахнулась. Вошел незнакомый человек маленького роста, сухонький, с резкими энергичными движениями. За ним появился Онр, механик центрифуги, неся в обеих руках клетки с различными животными. Меня они словно не замечали.
– Эту поставьте… куда бы ее поставить?.. вот сюда, а эту, пожалуй, лучше поместить здесь. Она не свалится в таком положении? Нет? Ну хорошо… Можете идти, спасибо. Идите, вы мне больше не нужны. Камеру разгоните, как я вас просил, на удвоенный вес… Если понадобится больше, я сообщу. Вы поняли меня?
– Отлично понял, мазор-са.
– Вот, пожалуйста.
Онр ободряюще кивнул мне и вышел. Мы остались вдвоем, если не считать животных, которые, как мне казалось, вели себя в клетках чересчур активно. Движения их выглядели неестественно резкими и сильными, словно они были возбуждены до последней степени. Незнакомец достал из сумки михуру и просунул по несколько кусочков в каждую клетку. Когда его подопечные начали жадно поглощать лакомство, он, наконец, повернулся ко мне:
– А вы что здесь делаете?
– Отдыхаю, - сказал я и только тогда понял всю нелепость своего ответа.
– Чудесно! То есть, постойте, что я говорю? Чепуху говорю!.. Какой здесь отдых? Здесь же…
Он на несколько секунд замолчал, потер левый висок и заговорил снова:
– Ну, конечно, я вспомнил, мне сообщали, что в камере находитесь вы, только я забыл ваше имя.
– Антор, - подсказал я.
– Правильно, Антор. А мое - Дасар, будем знакомы. Вы тоже летите в экспедицию?
– Да,
– Кем же?
– Пилотом.
– Чудесно. Я - биолог. Мне это тоже говорили, то есть мне не это говорили, что я биолог, а говорили, что вы пилот…
Должен сознаться, что Дасар произвел на меня вначале странное впечатление. Он показался мне взбудораженным, импульсивным, рассеянным. Однако позднее я понял, что эти недостатки проявлялись в нем редко, в действительности же это был выдержанный и чрезвычайно целеустремленный человек. Он обладал удивительной особенностью перевирать слова, говорить невпопад, если шел обычный легкий разговор. Но стоило беседе принять серьезное направление, как вся его внешняя чудаковатость сразу исчезала, речь становилась четкой, а мысль глубокой. Теперь, когда я пишу здесь о Дасаре, то вижу его именно таким, каким он представляется каждому, кто сталкивается с ним достаточно часто.
Камера между тем снова начала разгоняться. Тяжесть постепенно нарастала. К моему удивлению, биолог ее словно не чувствовал. Он с удобством расположился в кресле и погрузился в чтение принесенной с собой книги, время от времени следя за поведением животных. От нечего делать я тоже смотрел сквозь прутья клеток и с удивлением замечал, что, по мере нарастания тяжести, животные все более и более успокаивались и, когда скорость вращения достигла максимума; вели себя почти нормально. Они прыгали и играли так, словно в камере были обычные условия, в то время как мои руки и ноги налились металлом, а щеки отвисли. Я с трудомподнялся, желая подойти к клеткам поближе, но был остановлен возгласом биолога:
– Вот, ерунда какая!
Он смотрел на меня и потрясал книжкой:
– Послушайте, Антор, что пишет этот глубокоуважаемый неуч Нирд. Вот, например, "Информационная структура генетических последовательностей не может быть представлена рядами Промта, так как последние, вопреки установившемуся взгляду, являются лишь псевдохарактеристикой негэнеропийного состояния хромосом. Мой уважаемый оппонент литам Дасар-са - это он обо мне - утверждает, опираясь на свои сомнительные опыты, что в рассматриваемом направлении можно идти даже дальше и получить не только качественную картину, но и количественную характеристику механизма наследственности. Доводы Дасара, естественно, не могут восприниматься серьезно, и скорее их следует причислить к остроумной фантазии, чем к строгому научному суждению…" Каков! А? Ни капли воображения! Разве таким людям можно доверять руководство научным коллективом? Да они убьют всякую живую мысль в самом зародыше! Как вы считаете?
Я недоуменно развел руками:
– Не берусь судить, литам Дасар. Я специалист совсем в другой области.
Биолог оглядел меня с ног до головы.
– Ну да, конечно, вы же… э… рулевой, то есть пилот, я хотел сказать. Жаль, жаль. Очень жаль.
Он нагнулся к клетке и, запустив руку сквозь решетку, погладил млину. Та обрадованно заурчала и подняла свою мордочку. Утомившись, я снова вытянулся в кресле, а биолог между тем, судя по его свободным движениям, чувствовал себя неплохо, хотя выглядел куда слабее меня.
– Скажите, пожалуйста, литам, вы разве не ощущаете удвоенной тяжести? - наконец спросил я.
Он ответил, как мне показалось, совершенно невпопад:
– Стимулированно-активное состояние периферической и центральной нервной системы при селективно возбужденной деятельности гормональной сферы.
– Ага, - пробормотал я, - но… простите, литам-са, но мне кажется, что вы меня не поняли.
– Эта я не понял?
Он оторвался от клетки и повернулся ко мне.
– Да… Я вас спрашивал…
– …О том, почему я так легко переношу тяжесть здесь, в камере?
Я слабо кивнул головой.
– Так я вам и отвечаю. Стимулированно… впрочем, я опять забыл, что вы… этот… ну да, именно…
Он потер руки и сделал несколько шагов, задумчиво глядя в пол, потом поднял на меня глаза.
– Случалось ли вам видеть, пилот, как человек в момент сильного испуга, паники или смертельной опасности словно удваивает свои силы и преодолевает такие препятствия, которые безусловно остановят его, если он находится в нормальном состоянии?
– Да, однажды…
– Подождите, я только начал. Недавно мазором литомом Анзом был описан любопытный случай. Некто Малт, тщедушный и слаборазвитый физически субъект, находящийся на излечении нервного заболевания, во время прогулки вдруг с неожиданной силой разбросал по сторонам своих несчастных товарищей и стремглав бросился бежать. Он перепрыгнул через больничную ограду высотой пять метров и устремился дальше. Я особо обращаю ваше внимание: пять метров! Это значительно превышает достижения даже лучших спортсменов. Слушайте дальше. Перепрыгнув через ограду, больной побежал по дороге, где его, в конце концов, догнали на машине, причем в тот момент, когда скорость машины и человека сравнялись, указатель скорости отметил сорок восемь километров в час. Что вы на это скажете, пилот?
Я неопределенно покачал головой:
– По-моему, невменяемых не следует сравнивать с нормальными людьми.
– Это почему же? Они такие же люди. Точно такие! Их тело ничем не отличается от нашего. Все то же самое, все без исключения, только налицо нарушение отдельных функций нервной системы… М-да… Но дело не в этих страдающих, я привел здесь пример Малта только потому, что, во-первых, он довольно-таки характерен и, во-вторых, научно зафиксирован. Это не пресловутые россказни очевидцев, а точно известный факт, который красноречиво свидетельствует о скрытых возможностях нашего организма.
Биолог смотрел на меня так, словно ожидал услышать яростные возражения, но мне было, право, не до них. Усиленная тяжесть и усталость сломили во мне не только дух бодрости, но и дух противоречия, поэтому я молча слушал то, что он изрекал, стараясь лишь не потерять нить нашей беседы. Не получив ожидаемых возражений, биолог снова заходил по тесному помещению камеры, неловко зацепил одну из клеток и опрокинул ее. Млины подняли ужасную возню и писк. Водворив порядок, Дасар продолжал:
– Выражаясь инженерным языком, можно сказать, что природа создала человека с большим запасом прочности и не поскупилась на резервную мощность. Вот что важно. Но не всегда нам дано ее использовать. Существуют своего рода ограничители в нашем организме, которые хранят ее под спудом и освобождают только в самых крайних случаях действительной или кажущейся опасности. Это очень примечательно, Антор. Я правильно запомнил ваше имя?
– Правильно. Пилот Антор.
– Так вот, уважаемый пилот, совсем недавно… впрочем, неважно, где именно, синтезирован препарат, который позволяет регулировать действие этих ограничителей и использовать нашу резервную энергию в нужном масштабе. При этом, заметьте, что очень важно, эмоциональная сфера человека, равно как интеллектуальная, остаются незатронутыми. Приняв этот препарат, вы не чувствуете панического страха, не теряете рассудка, а остаетесь человеком, но человеком необычайных возможностей. А?
– Нет, я ничего не говорю.
– Значит, мне показалось. Теперь вы поняли, что означает мой ответ на ваш вопрос?
– Да, кажется, понял. Вы хотели сказать, что находясь под действием этого препарата, который стимулировал вашу…
– Совершенно верно, я принял синзан.
– Синзан, - повторял я, поворачиваясь в кресле и занимая более удобную позу, - а это не опасно? Ведь ограничители не зря, наверное, поставлены природой.
Дасар перестал ходить по камере и тоже сел в кресло.
– Не зря, конечно… В противном случае организм слишком быстро изнашивал бы себя или надорвался от непомерных усилий. Это ясно, но в данном случае риск оправдан. Мы летим на Арбинаду. Там тяжесть почти втрое превышает нашу привычную, и я знаю, что никакими тренировками в этих камерах невозможно подготовить нас по-настоящему к тем тяжелым условиям, в которых нам придется работать.
– Скажите, литам Дасар-са, этот препарат достаточно проверен?
– Нет, он совсем новый.
– А как вы чувствуете себя, когда действие его проходит?
– Скверно. Я не хочу этим сказать, что он отравляет организм. Нет, но изматывает настолько, что потом требуется длительный отдых. Там, на Арбинаде, безусловно будут минуты, когда синзан окажется для нас чрезвычайно полезен.
Я с уважением посмотрел на биолога и снова, обратив внимание на нормальную плавность и непринужденность его движений, спросил:
– Сейчас вы чувствуете себя хорошо?
– Великолепно. Хотите попробовать?
Измучавшая меня всепроникающая тяжесть и естественное любопытство не оставили места для сомнений. Я решился. Биолог достал из кармана маленькую коробочку и протянул мне прозрачную таблетку:
– Проглотите вот это.
Снадобье было безвкусным, только сильно вязало рот. Я поморщился.
– Что? Э… зеленое, то есть что я говорю? Неприятное?
– Нет, это я с непривычки.
Несколько минут мы провели в молчании. Слышался только шум центрифуги да еще слабая возня животных, прыгавших в своих клетках, больше ничто не нарушало тишину. Вначале никаких изменений в моих ощущениях не произошло. Так же, как и раньше, стремились оторваться внутренности, по-прежнему голова тяжело давила на шею, вызывая тупую боль в позвонках, неприятно отвисали щеки. Спустя некоторое время, однако, стало наступать облегчение. Я шевельнул рукой и почувствовал, что она стала легка и послушна. Висевший напротив меня акселерометр по-прежнему показывал удвоенную тяжесть, но теперь она проявлялась лишь в неприятных ощущениях и не сковывала движений. Я встал на ноги и сделал несколько неуверенных шагов. Биолог внимательно наблюдал за мной.
– Смелее, пилот, - сказал он.
Я расправил плечи и, нагнувшись, отодвинул кресло в угол.
– Как чувствуете себя?
– Хорошо, только… странно.
– Это пройдет, привыкнете.
– Долго будет действовать?
– Синзан полностью выделяется организмом через несколько часов, так что будьте осторожны.
– Осторожен? В чем?
– Во всем. Ваш организм сейчас почти на пределе своих возможностей, не повредите его. Когда камера остановится, следите за каждым своим движением. Ваши мышцы в настоящий момент необычайно сильны, потребуется усилие воли, чтобы заставить их действовать нормально. Если вы забудете об этом, то не сможете даже ходить, ваши шаги будут слишком… э… широкими.
Я ничего не ответил и занялся присоединением проводов от блока к датчикам. Перспектива покинуть камеру сказочным силачом меня даже несколько занимала.
Присоединив провода, я взглянул на часы, оставалось еще несколько минут. Я продолжал спокойно беседовать с биологом. Но тут произошло нечто, что никак не входило в обычный регламент нашего подготовительного режима.
Скорость вращения камеры начала замедляться без нашего требования. Биолог достал свой хронометр и удивленно посмотрел на него.
– Это еще что такое! - возмущенно воскликнул он и включил микрофон. - Эй, мазор Онр, почему вы останавливаете камеру без моего указания?
Динамик затрещал и ответил глухим голосом, лишь отдаленно напоминающим голос Онра:
– Простите, мазор Дасар, но поступило распоряжение мазора Кора-са немедленно вызвать к нему пилота Антора.
– Что?! - воскликнул я.
– Это вы, мазор Антор?
– Я! Ты ничего не перепутал? Меня действительно вызывает Кор? Он разве здесь?
– Здесь. Уже полтора часа, как приехал.
Новость была неожиданной. До сих пор мы еще не видели своего начальника экспедиции и не знали о нем почти ничего. Ходили только слухи, и слухи эти были разные. Одни утверждали, что Кор не только крупный ученый, одинаково легко ориентирующийся в целом ряде отраслей знаний, но и человек принципиальный, другие высказывались о его осведомленности с меньшим энтузиазмом, но не скупились на малоприятные характеристики. Были и такие, которые употребляли, вспоминая о нем, только самые сильные выражения и самые нелестные эпитеты. Таких было меньшинство. Мне сразу вспомнились предостережения Юрда, и должен сказать, что известие о вызове к начальнику я воспринял с некоторым беспокойством. Почему он вызывает меня? Зачем я ему понадобился? Что все это означает? Я стоял в нерешительности. Идти к Кору мне совсем не хотелось.
– Чего же вы медлите? - сказал биолог, когда камера остановилась. - Имейте в виду, Кор не любит опозданий.
– Знаю, - ответил я и начал отсоединять провода. Аккуратно смотав их, я наконец направился к выходу.
– Помните о синзане, действие закончится только к вечеру.
– Хорошо. До свидания, литам Дасар.
– Всего доброго.
Разыскав Онра, я узнал, где находится Кор, и, контролируя каждый свой шаг, направился через пустырь к зданию космопорта. До сих пор синзан мне никаких неприятностей не причинил, но, войдя в помещение, я забылся и неожиданным для самого себя скачком влетел в вестибюль, больно ударившись плечом о каменную стену. Помянув крепким словом некоторых ученых и собственную забывчивость, я поднялся ка второй этаж, ступая по лестнице осторожно, как хищник, выслеживающий добычу. Перед дверью, помеченной номером сорок три, я остановился, поправил костюм и позвонил.
– Войдите, - послышалось из комнаты.
Я с треском распахнул дверь. Кор стоял спиной ко мне и глядел в окно.
– Пилот Антор?
– Да.
Фигура у окна не шевельнулась.
– Можно было появиться здесь с меньшим эффектом.
– Простите, мазор Кор-са.
Начало разговора не предвещало ничего хорошего. Кор все еще стоял лицом к окну и что-то разглядывал на пустыре. Прошло несколько тягостных и безмолвных минут, прежде чем он повернулся. Только тогда я впервые увидел его лицо. Меня поразил взгляд. Холодный и тяжелый взгляд, про который говорят, что он сверлит человека насквозь. Мне не нравятся такие сравнения, но хорошо помню, что, когда он начал осматривать меня, спокойно и беззастенчиво, я чувствовал, как взгляд этот буквально ощупывал мое тело. Наконец глаза наши встретились. Мы несколько секунд смотрели друг другу в лицо.
– Так, - произнес он и потом добавил: - Проходите.
Я сосредоточенно сделал несколько шагов, отделяющих меня от него.
– Давайте знакомиться. Как вам должно быть известно, решением Государственной комиссии, я назначен начальником экспедиции на Арбинаду. Мое имя - Кор.
Мы церемонно сделали по приветственному шагу в сторону.
– Сегодня я начинаю знакомиться с членами экипажа, этим и объясняется мой вызов.
Кор имел скверную привычку смотреть на собеседника так, словно перед ним было пустое место. Глаза во время разговора у него устремлялись в пространство, и в них ничего нельзя было прочесть.
– Как мне известно, - продолжал он, - конкурс на замещение должности пилота экспедиции в этот раз не был трудным, - здесь его голос прозвучал с насмешкой, - и мне теперь хотелось бы составить личное впечатление о своих подчиненных, пока есть время исправить возможные ошибки.
Подобное вступление не сулило ничего хорошего. Я проглотил какой-то комок, застрявший в горле, и промолчал. К тому же по выражению лица Кора чувствовалось, что он и не ждал ответа на свои слова. Я понимал, что сейчас мне предстоит держать жесткий экзамен, и не ошибся в своих предчувствиях. Кор сделал несколько шагов по комнате и, еще раз ощупав меня с ног до головы своим неприятным взглядом, спросил:
– Вы давно летаете?
– Давно…
– Сколько?
– Четырнадцать лет, считая стажировку.
Он нагнул голову и дважды прошелся мимо меня.
– Назовите рейсы, которые вы делали самостоятельно.
– Все?
– Да, все.
– Их много.
– Чем больше, тем лучше.
Пришлось перечислить свои полеты, даже самые старые.
– Хорошо. А сколько раз вам приходилось сажать корабль в атмосфере?
– Двенадцать.
Кор задумался.
– Маловато.
Я снова промолчал и лишь сделал невыразительный жест рукой. Пока все шло довольно гладко, но затем последовали более серьезные вопросы. Кор остановил на мне свой взгляд, в котором на этот раз мелькнуло что-то человеческое, и сказал, раздельно произнося каждое слово:
– Так вот, пилот, как вы рассчитаете работу двигателя в режиме торможения на эллиптической траектории с блуждающими фокусами?
– Закон изменения фокусного расстояния?..
– Считайте заданным.
– Тогда…
– Напишите основные соотношения.
Кор указал на стол, где лежали необходимые письменные принадлежности. Я осторожно сел и, сосредоточившись, забыл о действии синзана. Перо в моих руках хрустнуло и переломилось пополам. Он истолковал это по-своему:
– Нервы, пилот! Что говорят врачи?
Его манера разговаривать и самоуверенный вид раздражали меня. Именно такие люди вызывают непреодолимое желание дать им по физиономии. Я с трудом сдержался и ответил спокойно:
– В отличие от вас, врачи не заметили никакой патологии.