- Неплохо, - сказала Аврора. - Кое-что вы всё-таки знаете. Да, в один прекрасный день придворные поэты утратили вдохновение и прекрасные дамы отвергли их, отдав предпочтение рыцарям. Тогда поэты отыскали Меландер, музу поэзии, и та сказала, что наложила на них заклятье, ибо они стали слишком самонадеянными и поза были, кто является источником поэзии. Нет, нет, запротестовали поэты, они, конечно же, ни на миг не забывали о музе (наглая ложь), но Меландер отказалась им верить и заявила, что не вернёт им поэтической силы до тех пор, пока кто-либо из поэтов не пожертвует ради музы собственной жизнью. Никто, естественно, не захотел принести себя в жертву - за исключением молодого и очень одарённого Коридона, который любил Меландер и был единственным, кто сохранил свой дар. Ради остальных поэтов он убил себя…
- …к безутешной скорби Меландер, - закончил я. - Муза не ожидала, что он отдаст жизнь ради искусства. Красивый миф. Но здесь, боюсь, вы Коридона не найдёте.
- Посмотрим, - тихо сказала Аврора. Она поболтала рукой в бассейне. Отражённые разбившимся зеркалом воды блики упали на стены и потолок, и я увидел, что гостиную опоясывает фриз в виде целой серии рисунков, а сюжеты их взяты из той самой легенды, которую только что рассказала Аврора Дей. На первом, слева от меня, поэты и трубадуры столпились вокруг богини - высокой женщины в белом одеянии, удивительно похожей на Аврору. Скользя взглядом по фризу, я получил подтверждение ещё более разительного сходства хозяйки виллы и музы и пришёл к выводу, что Меландер художник писал с Авроры. Не отождествляла ли она себя с мифологической богиней и во всём остальном? И кто в таком случае был её Коридоном? Не сам ли художник? Я вгляделся в рисунки. Вот он, покончивший с собой поэт, - стройный юноша с длинными белокурыми волосами. Я не понял, кто служил моделью, хотя что-то знакомое было в его лице. Зато другой персонаж - он присутствовал на всех рисунках, занимая место позади главных фигур, - не вызывал у меня сомнений: то был шофёр с лицом старого фавна. Здесь - на козлиных ногах и со свирелью - он изображал Пана.
Я обнаружил было знакомые черты и у других персонажей, но тут Аврора заметила, что я слишком внимательно рассматриваю фриз. Она вынула руку из бассейна, вода снова застыла. Блики света угасли, и рисунки утонули во мраке. С минуту Аврора пристально смотрела на меня, как бы вспоминая, кто я такой. Печать усталости и отрешённости легла на прекрасное лицо - пересказ легенды, по-видимому, пробудил в глубинах её памяти отзвуки некогда пережитых страданий. Потемнели, стали мрачнее коридор и застеклённая веранда, как бы отражая настроение хозяйки дома, - присутствие Авроры имело такую власть над окружающим, что казалось, сам воздух бледнел, когда бледнела она. И снова я почувствовал, что её мир, в который я невольно вступил, был целиком соткан из иллюзий.
Аврора уснула. Всё вокруг погрузилось в полутьму. Померк свет, исходивший от бассейна. Хрустальные колонны утратили блеск, погасли и стали невзрачными тусклыми столбами. Лишь на груди Авроры светилась драгоценная брошь в форме цветка.
Я встал, неслышно подошёл ближе и заглянул в это странное лицо - гладкое и серое, как лица египетских изваяний, застывших в каменном сне. У двери замаячила горбатая фигура шофёра. Козырёк надвинутой на лоб фуражки скрывал его лицо, но впившиеся в меня насторожённые глазки горели, как два уголька.
Когда мы вышли, сотни спящих скатов усыпали залитую лунным светом пустыню. Осторожно ступая между ними, мы добрались до машины. "Кадиллак" бесшумно тронулся.
Приехав к себе, я сразу же направился в кабинет, чтобы приступить к монтажу следующего номера. Ещё в машине я быстро прикинул в уме основные темы и систему ключевых образов для введения информации в автоверсы. Все компьютеры были запрограммированы для работы в режиме максимального быстродействия, так что через сутки я смог бы получить целый том меланхолически безумных, напичканных лунным бредом дифирамбов, которые потрясли бы Аврору своей искренностью, безыскусностью и одухотворённостью.
Переступив порог кабинета, я споткнулся обо что-то острое. Я нагнулся в темноте и обнаружил, что это кусок печатной платы с компьютерной схемой, буквально вбитый в белое кожаное покрытие пола.
Включив свет, я увидел, что кто-то в диком приступе ярости разбил все три моих автоверса, превратив их в бесформенную груду обломков.
Эта участь постигла не только мои компьютеры. Утром, когда я сидел за столом, созерцая три погубленных аппарата, зазвонил телефон, и я узнал, что подобные проявления вандализма имели место по всей Звёздной улице. В доме Тони Сапфайра разнесли вдребезги пятидесятиваттный автоверс фирмы IBM. Четыре совершенно новых компьютера фирмы "Филко", принадлежащих Раймонду Майо, были разворочены до такой степени, что о ремонте и думать не приходилось. Насколько я мог понять, во всей округе не осталось ни одного целого экземпляра. Накануне между шестью вечера и полуночью кто-то стремительно прошёл по Звёздной улице, проник на виллы и в квартиры и старательно уничтожил все автоверсы до единого.
Я знал, кто это сделал. Вернувшись от Авроры и вылезая из "кадиллака", я заметил на сиденье рядом с шофёром два тяжёлых гаечных ключа. Однако я решил не заявлять в полицию. Проблема выпуска очередного номера "Девятого вала" выглядела теперь практически неразрешимой. Позвонив в типографию, я выяснил, что - как этого и следовало ожидать - все стихи Авроры таинственным образом исчезли.
Было совершенно неясно, чем заполнить номер. Пропусти я хоть один месяц - и подписчики растают как привидения. Я позвонил Авроре и изложил ситуацию:
- В нашем распоряжении не более недели. Если мы не успеем, все контракты будут расторгнуты и я никогда не верну доверие подписчиков. Возмещение им стоимости подписки меня вконец разорит. Я обращаюсь к вам как к новому главному редактору - что вы можете предложить?
Аврора усмехнулась.
- Не думаете ли вы, что я могу каким-то чудом починить все эти сломанные машины?
- Вообще-то хорошо бы, - сказал я, приветственно махнув рукой вошедшему Тони Сапфайру. - В противном случае мы не сможем выпустить номер.
- Не понимаю вас, - сказала Аврора. - Ведь есть же очень простой выход.
- В самом деле? Какой же?
- Напишите стихи сами.
Прежде чем я успел возразить, в трубке раздался резкий смех.
- По-моему, в Алых Песках живёт около двадцати трёх физически крепких рифмоплётов, так называемых поэтов. - Именно столько домов подверглись нападению накануне. - Так пусть эти "поэты" и займутся своим прямым делом - сочинением стихов.
- Но, Аврора, - решительно запротестовал я, - будьте серьёзней, мне не до шуток…
Она повесила трубку. Я повернулся к Тони, без сил откинулся в кресле и стал созерцать уцелевшую катушку для ленты, извлечённую из разбитого автоверса.
- Похоже, я пропал, - сказал я. - Подумать только: "Напишите сами!"
- Она сошла с ума, - согласился Тони.
- В этом её трагедия, - сказал я, понизив голос. - Она во власти навязчивой идеи. Считает себя музой поэзии, сошедшей на землю, чтобы вернуть вдохновение вымирающему племени поэтов. Вчера она вспомнила миф о Меландер и Коридоне. По-моему, эта дама всерьёз надеется, что какой-нибудь молодой поэт отдаст за неё жизнь.
Тони кивнул.
- Аврора упустила из виду одно обстоятельство. Пятьдесят лет назад кое-кто ещё писал стихи сам, но никто уже стихов не читал. Теперь их к тому же никто сам и не пишет. Куда проще пользоваться автоверсом.
Я согласился с ним, хотя Тони в этом вопросе не мог быть вполне беспристрастным. Он принадлежал к людям, глубоко убеждённым, что современные произведения литературы по сути своей не только нечитабельны - их и написать толком нельзя. Автоматический роман, который он "писал", содержал более десяти миллионов слов и, по замыслу, должен был стать одним из гигантских гротесковых творений, которые, словно чудовищные башни, высятся вдоль всего пути развития литературы, повергая в трепет незадачливого путешественника. К несчастью, Тони не озаботился напечатать свой роман, а барабан запоминающего устройства, на котором в виде электронного кода был записан этот шедевр, подвергся уничтожению во время вчерашнего погрома.
В не меньшей степени был огорчён и я. Один из моих автоверсов в течение долгого времени осуществлял транслитерацию Джойсова "Улисса" с помощью древнегреческого алфавита - не лишённое приятности академическое упражнение, имевшее целью дать объективную оценку великого романа, выявив степень соответствия его транслитерации языку "Одиссеи" Гомера. Весь этот труд был также уничтожен.
Мы сидели и смотрели на виллу номер пять, залитую утренним солнцем. Ярко-красный "кадиллак" куда-то исчез - по-видимому, Аврора каталась по Алым Пескам, повергая в изумление завсегдатаев кафе, Я вышел на террасу, уселся на перила и поднял трубку телефона.
- Обзвоню-ка я всех, и посмотрим, что можно сделать.
Я набрал первый номер.
Раймонд Майо ответил:
- Написать самому? Пол, ты рехнулся.
Зиро Парис сказал:
- Самому? О чём речь, одной левой. Ха-ха!
Фэрчайлд де Милль сказал:
- Это было бы весьма экстравагантно, но…
Курт Баттеруорт сказал с издёвкой:
- А ты сам-то пробовал? Может, научишь?
Марлен Макклинтик сказала:
- Милый, я не решусь на такое - а вдруг это приведёт к гипертрофии какой-нибудь мышцы. Как я тогда буду выглядеть?
Сигизмунд Лютич сказал:
- Нет, старина, я всё это бросил. Занимаюсь электронной скульптурой. Ты представь себе - плазменные модели космических катастроф…
Робин Сондерс, Макмиллан Фрибоди и Анжел Пти сказали просто:
- Нет.
Тони принёс мне бокал "мартини", и я продолжал обзванивать поэтов. Наконец я сдался.
- Бесполезно, - сказал я. - Никто больше сам стихов не пишет. Надо смотреть правде в глаза. Да и чего ждать от других, когда сами ничего не можем.
Тони ткнул пальцем в записную книжку.
- Остался один - давай позвоним для очистки совести.
- Тристрам Колдуэлл, - прочёл я. - А, робкий юноша с фигурой атлета. У него вечно какие-то неполадки в автоверсе. Что ж, попробуем.
В трубке зазвучал нежный женский голос:
- Тристрам? Ах да, надо думать, здесь.
Послышались звуки любовной возни. Аппарат пару раз шлёпнулся на пол. Наконец трубку взял Колдуэлл.
- Привет, Рэнсом. Чем могу быть полезен?
- Тристрам, - сказал я, - насколько я понимаю, вчера тебе, как и многим другим, нанесли неожиданный визит. В каком состоянии твой автоверс?
- Автоверс? О, в превосходном.
- Что?! - заорал я. - Твой автоверс цел? Тристрам, сосредоточься и слушай меня внимательно.
Я кратко изложил ему суть дела. Неожиданно он рассмеялся.
- Вот потеха, а? Славная шутка. А ведь она права - не пора ли вернуться к старому доброму ремеслу…
- К чёрту старое доброе ремесло, - остановил я его. - Для меня сейчас главное - успеть сверстать номер. Если твой автоверс исправен - мы спасены.
- Хорошо, Пол, подожди минутку, я взгляну на аппарат. Последние дни мне было не до него.
По звуку шагов и нетерпеливым крикам девицы, которой Колдуэлл отвечал издалека, мне показалось, что он вышел во двор. Хлопнула дверь, послышался странный шум, будто рылись в куче металлолома. "Странное место выбрал Тристрам для автоверса", - подумал я. В трубке что-то громко застучало.
Наконец Тристрам вернулся к телефону.
- Извини, Пол, но, похоже, она и меня навестила. Автоверс разбит вдребезги. - Он подождал немного, пока я изливал душу в проклятиях, потом сказал: - Она всерьёз1 говорила насчёт стихов, написанных вручную? Ведь ты о них хотел спросить?
- Да, - сказал я. - Поверь, Тристрам, я готов напечатать всё что угодно, если только Аврора одобрит. Не завалялось ли у тебя чего-нибудь из старого?
Тристрам усмехнулся.
- Представь, старина, завалялось. Я уж отчаялся это напечатать, но теперь рад, что не выбросил. Сделаем так - я тут кое-что подправлю и завтра тебе пришлю. Пяток сонетов, парочка баллад - я думаю, тебя это заинтересует.
* * *
На следующее утро я открыл пакет, присланный Колдуэллом, и уже через пять минут понял, что он пытается нас надуть.
- Знакомая работа, - сказал я Тони. - Уж этот лукавый Адонис. Абсолютно те же ассонансы и женские рифмы, та же плавающая цезура - знакомый почерк: изношенная головка печатающего блока и пробитый конденсатор выпрямителя. Я не первый год сглаживаю эти огрехи. Стало быть, его автоверс всё-таки работает!
- Что ты намерен делать? - спросил Тони. - Ведь он будет всё отрицать.
- По всей видимости. Впрочем, этот материал можно пустить в дело. В конце концов пусть весь номер состоит из стихов Тристрама Колдуэлла.
Я принялся засовывать листки в конверт, чтобы отнести Авроре, как вдруг меня осенило.
- Тони, есть гениальная идея. Прекрасный способ излечить эту ведьму от наваждения, а заодно отомстить ей. Подыграем Тристраму и скажем Авроре, что все эти стихи действительно написаны вручную. Стиль у него архаичный, темы - как раз в её вкусе. Ты только послушай: "Поклонение Клио", "Минерва 231", "Молчание Электры". Аврора разрешит всё это печатать, к концу недели будет тираж, а потом - подумать только! - вдруг выясняется, что эти вирши, рождённые якобы в смятенной душе Тристрама Колдуэлла, суть не что иное, как размноженный типографским способом продукт неисправного автоверса, пустейшая болтовня неухоженного компьютера!
- Потрясающая идея! - радостно воскликнул Тони. - Аврора получит урок на всю жизнь. Думаешь, она попадётся на эту удочку?
- Почему бы и нет? Ведь она вполне искренне верит, что все мы дружно сядем за стол и из-под наших перьев выйдет целая серия образцовых поэтических упражнений в классическом стиле на темы "Ночь и день", "Зима и лето" и тому подобное. Что бы ни дал ей Колдуэлл, Аврора с восторгом одобрит его продукцию. К тому же наш договор распространяется только на один выпуск и отвечает за него она. Нужно же ей где-то доставать материал.
Мы тут же приступили к осуществлению своего замысла. Днём я замучил Тристрама рассказами о том, в какой восторг пришла Аврора от его стихов и как она жаждет увидеть другие его произведения. На следующий день поступила вторая партия: все стихи Колдуэлла были, к счастью, написаны от руки, и поблёкшие чернила даже нам давали повод усомниться, что текст лишь накануне вышел из автоверса. Мне, впрочем, это было на руку, ибо усиливало иллюзию самостоятельности Тристрама. Радости Авроры не было предела, и она не выказывала ни малейших подозрений. Лишь сделала несколько несущественных замечаний, однако на каких-либо изменениях не настаивала.
- Но мы всегда перерабатываем текст при подготовке к печати, - сказал я Авроре. - Подбор образов в оригинале не может быть безупречным, к тому же количество синонимов в данном тезаурусе слишком велико… - Спохватившись, что болтаю лишнее, я поспешил добавить: - Будь автор человек или робот - принцип редакторской работы не меняется.
- Вот как? - сказала Аврора, не скрывая иронии. - Тем не менее мы оставим всё так, как написал мистер Колдуэлл.
Я не счёл нужным подчёркивать очевидную порочность её позиции - просто взял одобренные ею рукописи и поспешил к себе. Тони тем временем висел на телефоне, выуживая из Тристрама новые стихи. Прикрыв трубку рукой, он подозвал меня.
- Тристрам скромничает. По-моему, хочет повысить ставку до двух процентов за тысячу. Уверяет, что у него больше ничего нет. Может быть, вывести его на чистую воду?
Я покачал головой.
- Опасно. Если Аврора узнает, что мы замешаны в этом обмане, она может выкинуть какой-нибудь фокус. Дай-ка я поговорю с ним.
Я взял трубку.
- Тристрам, в чём дело? Сроки поджимают, а у нас не хватает материала. Укороти строку, старина, к чему тратить ленту на александрийский шестистопник?
- О чём ты, Пол? Я - поэт, а не фабрика. И пишу только тогда, когда у меня есть что сказать и как.
- Всё это прекрасно, - возразил я, - но у меня ещё пятьдесят пустых полос и всего несколько дней в запасе. Ты прислал мне материала на десять полос - так продолжай работать. Сколько ты сделал сегодня?
- Работаю над сонетом - по-моему, там есть удачные находки. Кстати, он посвящён Авроре.
- Превосходно, - сказал я. - Обрати внимание на лексические селекторы. И помни золотое правило: идеальное предложение состоит из одного слова. Что ещё у тебя есть?
- Ещё? Больше пока ничего. На отделку сонета уйдёт неделя, а может быть и год.
Я чуть не проглотил телефонную трубку.
- Тристрам, что случилось? Ты не заплатил за электричество? У тебя отключили свет?
Колдуэлл, не ответив, повесил трубку.
- Один сонет в день, - сказал я Тони. - Боже правый, не иначе как он перешёл на режим ручного управления. Полный идиот - в этих устаревших схемах чёрт ногу сломит.
Оставалось только ждать. Следующее утро не принесло новых поступлений, ещё через день - снова ничего. К счастью, Аврору это ничуть не удивило. Напротив, спад продуктивности Тристрама её порадовал.
- Даже одного стихотворения хватит, - сказала она. - Ведь это завершённое, самодостаточное высказывание - ничего не нужно добавлять. Запечатлена ещё одна частица вечности.
Аврора задумчиво разглаживала лепестки гиацинта.
- Быть может, его следует как-то поощрить? - сказала она.
Было ясно, что Аврора хочет встретиться с Тристрамом.
- Почему бы вам не пригласить его к обеду? - предложил я.
Она просияла.
- Так я и сделаю. - Она протянула мне телефонный аппарат.
Набирая номер Колдуэлла, я ощутил прилив зависти и разочарования. Знакомые рисунки на фризе по-прежнему рассказывали легенду о Меландер и Коридоне, но я был слишком занят своими мыслями, чтобы почувствовать приближение трагических событий.
В последующие дни Тристрам и Аврора были неразлучны. По утрам горбун шофёр на огромном "кадиллаке" отвозил их в Лагун-Уэст к заброшенным площадкам для киносъёмок. По вечерам, когда я в одиночестве сидел на своей террасе, глядя на сияющие во тьме огни виллы номер пять, до моего слуха через песчаный пустырь доносились обрывки их беседы и едва различимые хрустальные звуки музыки.
Я бы покривил душой, сказав, что их связь возмутила меня, - оправившись от первого приступа разочарования, я стал ко всему этому совершенно равнодушен. Коварная пляжная усталость одолела меня, я погрузился в предательское оцепенение, надежда и отчаяние в равной степени притупились.
Впрочем, когда через три дня после первой встречи Тристрама и Авроры они предложили нам всем поехать в Лагун-Уэст на охоту за песчаными скатами, я с радостью согласился, желая понаблюдать за этой парой вблизи.
Когда мы отправились в путь, ничто не предвещало дурного. Тристрам и Аврора сели в "кадиллак"; мы с Раймондом Майо ехали следом в "шевроле" Тони Сапфайра. Через голубое стекло заднего окна "кадиллака" было видно, как Тристрам читал Авроре очередной, только что завершённый сонет. Выйдя из машин, мы двинулись к абстрактным кинодекорациям, установленным у лабиринта песчаных наносов. Тристрам и Аврора держались за руки. В белом костюме и белых пляжных туфлях Тристрам выглядел точь-в-точь как щёголь времён Эдуарда VII на лодочной прогулке.