Кругом одни принцессы - Резанова Наталья Владимировна


Судьба сказочной принцессы трудна – а порой чревата и реальными проблемами!

Сидела в башне.

Ждала принца-избавителя.

Дождалась!

А теперь сказки кончились.

Началась жизнь.

Работа телохранительницей у дракона...

Контракт на добывание заколдованного меча Рубило.

Путь через темные леса между градами Кидаловом и Мочиловом. схватки бандой Бешеных Бабок, разборки с обитателями странного Даунтауна...

И вообще – прелести эмансипации и равноправия полной ложкой!..

Содержание:

  • Часть первая, по совместительству исполняющая роль пролога - В ДРУГОМ БОЛОТЕ 1

  • Часть вторая, хотя на самом деле первая - ЗДЕСЬ ВАМ НЕ ТУТ 6

  • Часть третья - АРМИЯ УСТАЛЫХ ТЕНЕЙ - Глава, несомненно попавшая сюда из другой книги 37

  • Собственно часть третья 42

  • Примечания 67

Наталья Владимировна Резанова
Кругом одни принцессы

Часть первая, по совместительству исполняющая роль пролога
В ДРУГОМ БОЛОТЕ

Маленькая девочка, лет пяти-шести, сочинила такую сказочку: "Жили-были петушок и курочка. Все они жили, жили, жили… Один раз курочка ушла в болото и потерялась. Петушок пошел ее искать. Искал, искал, искал… А курочка была в другом болоте…"

В. Я. Пропп. Русская сказка

Смерть – не трагический финал. Трагический финал – отсутствие смерти. Ибо смерть есть необходимое условие жизни. Иначе наступит бесконечная протяженность без времени и воли. Истинно говорю вам: бояться смерти так же бессмысленно, как бояться жизни. Это – одно и то же. Мы в состоянии победить протяженность, хотя не можем уйти от повторяемости. In my end is my beginning. In my beginning is my end. А теперь – кругом, вшивые морды! Лечь! Встать! Лечь! Встать! Брюхо убрать! Как держишься, паскуда, ты у меня плац рылом будешь рыть! На то оно и рыло. Лечь! Встать! На месте бегом – арш! Вольно. Перекур.

Ну да, именно так все и было, как рассказывают. Примерно так. Слышу – стражники в коридоре хрипят, дверь распахивается под вопли: "Пало царство черного Габунда! Вы свободны, принцесса, выходите!" И появляется Он. Морда – за три дня конем не объедешь, лобик узенький, челюсть – с письменный стол, и разит от него хуже, чем от скотины. Герой, одним словом.

– Спасибо, – говорю я, стараясь не вляпаться в кровь, которая течет по коридору. – Зря вы, однако, так круто. Стражники по большей части люди семейные. Теперь пенсию вдовам и сиротам выплачивать…

Смотрю – не понимает. Ни единого слова. И вообще ждет чего-то другого.

– Ну пошли, – говорю.

Выходим мы из башни, и тут встречают нас восхищенные толпы и, слава Богу, оттирают меня от моего спасителя. А у меня, стало быть, остается время подумать.

До сих пор не знаю, чем и как он замочил Габунда. То ли старикашка, как увидел его, лопнул со смеху, то ли они поспорили, кто кого перепьет, и Габунд проиграл.

Короче, возвращаюсь я в свои апартаменты, моюсь, чищусь, переодеваюсь. Смотрю – герой тем временем распоряжается во дворце как у себя дома, и, похоже, никому в голову не приходит ему возразить.

Вызываю его – а разговаривала я с ним вежливо, и это была моя большая ошибка, слов нет, как люди неверно истолковывают нормальную вежливость, поэтому, наверно, ее так редко применяют, – говорю: так мол и так, уважаемый герой, вам положена награда, ступайте в сокровищницу и выбирайте себе что угодно.

Что он слишком много нахапает, я не боялась – уже успела проверить ресурсы и просчитала, что на некоторые траты государственная казна пока способна.

Он глазки выпучил и говорит:

– Не этой награды я ожидаю.

– А какой?

Он сально ухмыляется.

– Какой положено.

Я прикидываюсь дурочкой.

– А какой положено? И, кстати, кем положено, кому и куда?

– Как это? Ваша рука и корона.

– С чего бы? Я никому за свое спасение награды не предлагала. И батюшка мой, упокой, Господи, его душу, тоже, поскольку усоп до того, как Габунд власть захватил.

А герой не унимается, и на роже его – искреннее возмущение: принято, мол, так. А меня пресловутая вежливость подвела – вместо того, чтобы спросить: "Ты когда в последний раз ноги мыл, милый?" – говорю: "Надо, стало быть, с министрами посоветоваться". Я, дура, и впрямь надеялась, что они мне посоветуют, как от жениха отвязаться.

…Конечно, знаю, что не красавица. А тогда, кстати, была еще хуже. Бледная, как поганка. Пятилетнее сидение в башне – оно никого не красит. Ну и что?

А министры – наоборот. Полный наоборот, козлы! Проблема, якобы, с престолонаследием разрешилась сама собой. И народ туда же, ликует. Вот пришел настоящий мужчина, не то что этот чахлый маг, теперь уж заживем! А про то, что Габунд хотя и сволочь был, и узурпатор, и меня угнетал, а правил дельно, и государственную казну оставил полной под завязку – забыли. И про то, что законная наследница престола – это я, тоже забыли, причем напрочь. Короче, я была близка к тому, чтобы заявить: "Спасибо, я лучше обратно в башню". Остановило меня то, что сидением в башне теперь явно было не отделаться. Габунд был гад не из самых крупных, на мою персону ему было наплевать, потому как только власть обожал, а заточил все же не в темницу, и харч был приличный, и книги из дворцовой библиотеки приносили. А тут… Мерещилось мне только два выхода – либо в пруд, либо в монастырь. Но как-то они мне не очень нравились. Выбрала я все же пруд – но не в том смысле, что бросилась туда, а разыграла классический сценарий. Платье там сложенное, туфельки плавают среди кувшинок, а сама – лесом, лесом и до границы.

Ответственность? Не вешайте мне лапшу на уши! Кто-нибудь из моих любезных подданных шевельнулся, когда Габунд захватил престол и заточил меня? Нет, они сидели и ждали, когда придет герой. В одной книжке, которую я прочитала в башне, были такие слова: "Каждый народ получает такого правителя, какого заслуживает". Пусть и жрут теперь своего героя, пока блевать не начнут!

Откуда слов таких нахваталась? Все оттуда же, из башни. Как стражники за дверью лаяться начнут, поневоле весь лексикон выучишь.

Ладно. До самой границы особых приключений со мной не приключалось. Только как-то раз на тропинке наскочил на меня то ли герой какой, то ли бандит. Хотел ли он меня убить, ограбить, или еще чего, и в каком порядке – не знаю, он не предупреждал. Просто бросился. Я успела только кулак выставить, и он на него налетел. И упал. Смотрю – а он мертвый. То ли о камень придорожный голову разбил, то ли что… Мышцы-то? Да уж тогда были примерно такие. Мы грамотные, знаем, как от неподвижной жизни можно разжиреть даже при скромных харчах. Поэтому все пять лет я старательно отжималась и поднимала тяжести. Под конец приноровилась отдирать стол от пола, а он был дубовый и к полу привинчен.

Короче, забрала я у покойника кошелек, вещички кое-какие и меч, конечно. Для одного только фасона. Мускулы мускулами, а драться я тогда не умела. Тем более на мечах. Это уж после, когда я служила в МГБ… Но я забегаю вперед.

Итак, оказалась я на соседской территории. Иду себе и вижу: лужок, в отдалении пасутся овцы, в приближении – свиньи, а на первом плане стоит в задумчивости молодая девица. Хорошенькая. Глаза голубые, кудряшки золотые, кожа белая, и платье на ней совсем не крестьянское. Обувка тоже. Хотя обувка уже почти совсем развалилась, для пешего хода не приспособлена. Я подхожу поближе – может, заблудилась, думаю? А она, завидев меня, заливается слезами. Неуж­то, думаю, я такая страшная стала? Но оказалась, не в том дело. Девица кинулась ко мне, как к родной, и начала излагать: она-де, дочка здешнего короля, каковой женился на женщине злой и уродливой, а у нее две дочки, такие же злыдни и уродины, как мамаша, и так они совместно мучают ее и угнетают – вот мачеха сослала ее свиней пасти… И плачет, и слезами заливается, совершенно искренне притом… Но меня почему-то кушают сомнения. Поскольку где-то я все это уже слышала. Или читала. И вообще я в злых мачех не верю. Меня саму мачеха вырастила, и лучше женщины я не встречала. Конечно, мачеха может оказаться злобной бабищей, но с таким же успехом ею может быть и родная мать. И потом, даже самая окаянная мачеха не пошлет падчерицу пасти свиней в кружевном платье и атласных башмачках.

В тот день я сговорилась с одной старушкой, чтоб переночевать у нее в хижине – она к детям на пару дней уезжала. В уплату я обязалась набрать ей хвороста. В тую хижину девицу я и отвела.

Говорю ей: отдохни пока, а я раздобуду чего-нибудь поесть. Оделась в старушкину рогожку, замоталась платком, меч засунула в середину вязанки хвороста и водрузила ее себе на спину.

Прихожу в город, а там – батюшки светы! – дым коромыслом. В чем дело, господа хорошие, спрашиваю? Опять, говорят мне господа хорошие, дочка королевская пропала, отец с матерью с ног сбились, ищут. А сестры? – продолжаю я и углубляю. – Ты что, тетка, спятила? – ответствуют. – Два брата у нее, старших, и никаких сестер.

Являюсь во дворец и заявляю:

– Я, бедная странница, прослышала о ваших несчастиях, не могу ли чем помочь?

Лично я бы таких заявителей гнала бы в шею. Но мне навстречу выходит вся семья. Папа с мамою, и два лба здоровых – братцы. То, что это не мачеха, видно с первого взгляда – похожи очень, только вид у королевы совершенно умученный. И от отчаяния готова она цепляться за любую соломинку. За меня, стало быть. Вернете, мол, нашу дочку, уверяет, и просите любой награды.

А есть ли, говорю, у дочки вашей какие либо особые приметы? Причем помимо внешних. Мамаша тут заплакала, и принялась пить настойку кошачьей травы, старший брат заскрежетал зубами, младший повесил голову, а папа-король мужественно произнес:

– Девочка наша всем удалась – и красавица, и умница, и воспитания отменного, но имеет один недостаток – любит убегать из дому и страшная выдумщица.

– Это два недостатка, – замечаю я.

– Врет она постоянно! – гавкает старший брат, и стукает кулаком по столу. А матушка вновь начинает глотать настойку.

– Придумывает, – уточняет младший.

– О Господи, чего только она не нагородит, бывало, – вздыхает папа. – И ведь, главное, сама верит… Люди на нас как на чудищ каких смотрят…

– Ладно, – говорю, – сдается мне, что я в силах вам помочь. Только вот что…

– Денег, что ли? – подозрительно спрашивает старший принц. И осуждать его трудно – видно, многократно накалывался человек.

– Зачем же денег? Дайте мне этот флакон с кошачьей травой. Весь. Бутылку вина послаще, хересу или мадеры, что ли, и плюшек каких-нибудь…

Они удивились таким запросам, но исполнили их. А по дороге я в одном саду еще и паданцев насобирала. Вернувшись в избушку, объясняю принцессе: сейчас вечерять будем, наливаю в кружки вино, выставляю еду, в ее кружку опрастываю вдобавок почти весь флакон с настойкой, а чтоб окончательно вкус отбить, если всей сласти недостаточно, подсовываю ей яблоко побольше и посочнее. Принцесса винишко выпила, яблочко схрупала, и вскорости ее сморило. Тогда я взвалила ее на плечо и потащила во дворец. Хворост, конечно, оставить пришлось, и старушкину душегрейку тоже, иначе бы я совсем взопрела. А меч пристегнула к поясу, чтоб не мешался.

Вернула я беглую принцессу родителям – радости было! Уложили ее в собственную кровать – хрустальную, с пуховой перинкой – ну, думаю, и наплетет она историй, когда проснется! А меня пригласили отужинать, уже по-настоящему. Только младший принц, который днем больше помалкивал, полюбопытствовал:

– А что это вы с утра были на два локтя пониже и лет на тридцать постарше?

– Я, – говорю, – фея-крестная, как хочу, так и выгляжу.

– А что это, – не унимается он, – вы, фея, меч с собою таскаете?

– А это, говорю, – у меня волшебный посох такой, в оригинальном исполнении.

Сидим, ужинаем. Родители принцессы, хлебнув уже не хересу, и не под плюшки (прочие, правда, не отставали), на жизнь жалуются, спрашивают, что с дочкой делать.

– Замуж, – говорю, – ее надо при таких замашках.

– А как замуж? – вопрошает король. – За подданного – как-то неподобно. А принцам все наследниц подавай. У нас же, сами видите, два сына, и старшенький уже женат, у него у самого дети, так что, хотя приданым мы доченьку не обидим, унаследовать королевство ей вряд ли светит.

– А вот в соседнем королевстве, – вскользь бросаю я, – недавно неженатый король объявился. Конечно, с лица он не больно хорош, да и умом не блещет…

Но они последних моих слов не слышат, потому как ликуют.

Отликовав, они, как честные люди, предложили мне награду. Скромно так – вы, феи, конечно, видали и похлеще, но – чем богаты…

– Может, останетесь? – спрашивает младший принц.

– Нет, – говорю. – Неотложные дела призывают. – Поскольку, когда они раскусят, кого я им сосватала, желательно мне оказаться от дворца и от королевства как можно дальше.

Награду, правда, я от них взяла. Частично наличными, частично чеками на предъявителя в "Магический банк Голдмана" – у них повсюду филиалы есть. А также коня. И тронулась себе дальше, с возможной скоростью и хоронясь от людей по-прежнему. Одинокую девушку обидеть всякий норовит, особенно если при ней кошелек и хорошая лошадь. Проехала это королевство, а потом еще одно, и еще, и оказалась на Ближнедальнем Востоке. Потом я не раз там бывала, но про это – на других перекурах. А покамест скажу, что стран там великое множество.

Государство, куда я попала, было басурманское. Правда, оно не шибко отличалось от виденных мной прежде. Называлось оно на басурманском языке султанат, и, правил там, угадали, султан. С ним мне знакомиться никакого интересу не было, и решила я передохнуть. Сняла себе домик с садом, прислуги не держала, за покупками ходила сама. И вот однажды возвращаюсь я с базара – и вижу: у дувала, что вокруг сада моего, сидит молодой человек и рыдмя рыдает. И призывает кары небесные на тех, кто не имел никакого сострадания к его горю, страшней которого нет на свете. Мне бы мимо пройти, а черт дернул спросить:

– Что за горе такое?

– Выслушай мою историю, – говорит, – о дочь своей матери, и если сердце у тебя не разорвется, значит, в груди у тебя камень!

Зашли мы в сад, я, как хорошая хозяйка, выставила пожевать и запить, и он начал:

– Ты, может быть, не поверишь, видя мое нынешнее жалкое состояние, что я – единственный сын шаха некоей отдаленной страны…

– В это я как раз поверить могу, – проворчала я, но он не слушал.

– Я взрастал на груди у отца в неге и холе, но, войдя в совершенный возраст, поддался страсти к путешествиям и упросил разрешения посетить иные края. Везде, где останавливался я, бывал могучим потоком на ристалище щедрости, ибо отец дал мне с собою сокровища, достойные шахзаде. Так было и в султанате. Всех кругом оделял я золотом и одеяниями, богатым давал милостыню, а бедным – подарки. И однажды, когда киноварь лучей вознесла знамена над зубцами столпов земли, когда румийская рать отвоевала день у сжигающих мир эфиопов…

– Погоди-погоди, я чего-то не понимаю…

– Так вот, однажды утром, прогуливаясь по улице, я увидел дочь султана, которую на носилках несли в баню. О, если б ты знала, о незнакомка, как прекрасна эта дева, подобная тысяче кумиров! Голова у нее круглая, щеки точно розы, шея короткая, на нее ста складочками ложится двойной подбородок. И пупок ее подобен чаше для благовоний, и бедра – словно два одногорбых верблюда, и ноги, как концы курдюка, и она не могла ни стоять, ни ходить из-за своей изнеженности. О чужеземка! По лицу твоему вижу, что один лишь мой рассказ о ее красоте поразил тебя до глубины души, а если бы ты видела ее воочию, как видел я! Преграда встала между мною и моим разумом, и разгорелась во мне любовь, весьма великая. Я решил посвататься к деве, ибо род мой знатен и я не выскочка. Но горе мне! Вот что я узнал. У царевны есть нянька, некрасивая и нечестивая, злонравная и злоречивая, да еще и зловредная, но весьма искусная в чародействе, так что и султан, и все его поданные в ее руках, а о девушке и поминать не стоит. И вот какой закон положила нянька-злодейка. Каждый, кто к царевне сватается, должен выполнить три условия. Первое – необъезженного коня объездить, второе – победить могучего воина, и третье – отгадать загадку. А кто не справится – тех злодейка-нянька в темницу сажает и выкуп требует. А кто не сможет заплатить – тому голову долой!

Что ж, он меня не слишком удивил. Условия были не самые редкие, можно сказать – нормальные. А то, бывает, и выкупа не спрашивают, сразу казнят. Нет, здесь нравы были мягкие. Единственное, что меня смущало – нянька-чародейка. Всякие люди, бывает, власть в королевстве забирают, но чтоб нянька?

Шахзаде продолжал:

– Узнав о таком коварстве, я впал во тьму отчаяния. И тогда мой брат решил исполнить условия вместо меня.

– Какой брат? Ни о каком брате раньше речи не было.

– Старший сын моей матери от первого мужа. Он путешествовал со мной.

– Что ж ты сам не пошел на испытания?

– Мой брат, хоть и схож со мной лицом, но телом весьма груб и крепок, ибо воспитывался как воин, а не наследник престола. А я… это самое… из-за своей изнеженности… – Он тяжко вздохнул. – И коня он укротил, и воина победил, а загадку угадать, что султану нянька-злодейка подсказала, не смог. И повлекли его в темницу, требуя выкуп…

– Так ты заплати!

– А не осталось ничего… я же говорил… бурный поток щедрости… даже гонца к шаху послать не на что… И плачу я целыми днями, ибо никогда не соединюсь я с владычицей красоты, позорящей луны!

– Насчет владычицы – это твои проблемы. А вот с братом нехорошо получилось. Если ты не заплатишь, его казнят?

– Истинно так. Предадут мечу гнева.

– Надобно попробовать его выручить.

– Ты сказала! Ибо говорят: "Помогай своему брату, независимо от того, насилуют ли его, или он сам насильничает". Спаси его. Благородство – достояние мужей благородных, но коли женщина благородно поступает, не хуже мужчины бывает.

Ладно. Если б этот брат действовал за себя, я бы пальцем не шевельнула. Кто играет, должен платить проигрыш. Но он ведь за другого головой рисковал!

Напролом я не поперла. Принарядилась, благо деньги еще оставались, меч под плащ запрятала – под тамошний женский наряд целый арсенал сховать можно. И заявилась во дворец. Мол, я чужеземная принцесса, хочу царевне визит нанести. Что чистая правда.

Дальше