Как там говорила Лианна? "Мы всегда думали, что скорость света и ее друзья правят безраздельно, отсюда до квазаров, а может, и дальше. А что, если мы имеем дело лишь с местными постановлениями?"
– Что, если все они – лишь сбой? – пробормотал он.
Сенгупта осклабилась и уставилась на его запястье:
– Кажется у миссии появился новый смысл да?
– У миссии этой экспедиции?
– У миссии Двухпалатников и всего их ордена. Реальность повторяется итерирует повсюду но есть некоторые несоответствия. Может реальность неправильная как тебе такой поворот? Стоит слегка поменять главный параметр и Вселенная перестает поддерживать жизнь. Так может главный параметр неправильный? Может жизнь это всего лишь паразитическое следствие испорченной оперативки?
До Брюкса наконец дошло.
Пятнадцать миллиардов лет Вселенная стремилась к максимальной энтропии. Жизнь не обратила энтропию вспять – это ничто не могло сделать, – но вдарила по тормозам, пусть и выбрасывая хаос с выхлопом. Любой начинающий биолог в первую очередь учил наизусть правило о градиенте жизни: чем дальше ты находился от термодинамического равновесия, тем живее был.
"Это злой близнец антропного принципа", – подумал он.
– А какая… миссия у этой экспедиции, если точнее? – тихо спросил Брюкс.
– Нуу, – Сенгупта медленно раскачивалась с пятки на носок. – Двухпалатники уже знают что Бог существует это старая история. Думаю теперь они пытаются понять что с ним делать.
– Что делать с Богом?
– Может преклониться перед ним. А может дезинфицировать.
Слово повисло в воздухе, разя богохульством.
– Как это, дезинфицировать Бога? – лишь спустя пару минут сумел спросить Брюкс.
Меня не спрашивай я всего лишь управляю кораблем. – Взгляд Сенгупты скользнул обратно к переборке, к церкви ДОБ/РЕКОМП и инопланетному шпиону внутри. – Но я полагаю этот малыш подкинет им пару идей.
***
Латтеродт ушла во внутренний космос, когда Дэн вплыл на камбуз через потолок и отскочил от палубы. Она моргнула и тряхнула головой: вернулась в здесь и сейчас, из вежливости тут же открыв окно на переборке. Плоский экран для нейрологических калек.
"Икар". Исповедальня. Монахи в скафандрах расположились по кругу, спиной друг к другу и смотрели во все стороны; визоры подняты, дабы обнажить душу пред ликом Господним.
– Привет, – осторожно сказал Брюкс.
Лианна кивнула и ответила, поедая кускус:
– Ракши говорит, ты капитально продвинулся. Даже дал этой штуке имя.
Он кивнул:
– Порция. Она удивительная и…
Ее взгляд вновь перекинулся на окно. "Она же глаз с них свести не может", – подумал Дэн в тот момент, когда Лианна поняла, что за ней наблюдают.
– Что?
– Она не просто удивительная, – пояснил Дэн, – Она меня слегка пугает. – Он кивнул в сторону трансляции. – А они отрезают от нее куски.
– Они берут образцы. Почти как настоящие ученые.
– Они берут образцы чего‑то, что дотянулось до "Икара" через половину светового года и заставило наши собственные машины сделать сальто вокруг законов физики.
– Если они будут только смотреть на нее весь день то доскональных ответов не получат.
– А я думал, именно так они и совершают все свои открытия.
– Они знают, что делают, Дэн.
– Это одна из гипотез. Хочешь услышать другую?
– Не уверена.
– Ты когда‑нибудь слышала об индуцированном танапарезе? – спросил Брюкс.
– Угу, – Лианна пожала плечами. – Обычная процедура среди людей с улучшениями. Помогает им не испытывать экзистенциальной тревоги.
– Это чуть более фундаментальная штука. Тебе ее делали?
– Танапарез? Нет, разумеется.
– Ты собираешься умереть?
– Со временем. Надеюсь, не скоро.
– Это хорошо, – сказал Брюкс, – Потому что, если бы ты действительно была жертвой ИТП, то не смогла бы ответить на вопрос. А может, и не услышала бы его.
– Дэн, я не…
– Ты и я, – он повысил голос, заглушая ее, – благословлены определенным уровнем отрицания. Ты признаешь, что умрешь, и даже интеллектуально понимаешь это на каком‑то уровне, но не веришь в свою смерть. Просто не можешь – такая мысль слишком страшна. Поэтому мы придумали чудесные небеса, рай, куда нас забирают после ухода в мир иной, либо с помощью твоих друзей и им подобных мы ищем бессмертие на чипе, или – если мы твердолобые реалисты – на словах признаем гибель и разложение, а на самом деле продолжаем считать себя вечными.
Вот только некоторые, – Дэн кивнул на экран, – слишком умны. Они соединяют воедино мозги друг друга и получают настолько глубокие озарения, что те никак не могут поладить с беспечным свистом над могилой, который длится уже миллионы лет. Такие люди знают, что умрут, чувствуют это всем своим нутром. Они понимают, что такое смерть, причем настолько глубоко, насколько ты или я никогда не сможем. Для них единственный способ не превратиться в хнычущую лужу соплей – по доброй воле протянуть руку отрицанию, вырезать когнитивную дыру прямо у себя в голове. Мы живем в отрицании большую часть жизни, но они не испугаются даже тогда, когда весь их чертов рой окажется на пути в морг. Они как больные агнозией, умирающие от жажды в собственном доме, потому что опухоль уничтожила их способность узнавать воду.
– Я не думаю, что они такие, – тихо сказала Лианна.
– Разумеется, думаешь. Ты сама мне говорила, помнишь? Обнулить сенсорную необъективность, рандомизировать ошибки.
Они молча смотрели, как рой спокойно тыкает палкой в неизвестную, но, возможно, крайне опасную аномалию.
– Многие из них умерли, причем не так давно, – заметил Брюкс спустя какое‑то время.
– Я помню.
– Я тоже. И знаешь, что врезалось мне в память, что я не могу забыть? Я помню Лаккетта, как он извивался от боли, лежа в собственном дерьме. У него закоротило спинной мозг, но при этом он улыбался и настаивал, что все идет по плану.
Лианна отвернулась, ее глаза блестели от слез.
– Мне он нравился. Он был хорошим человеком.
– Этого я не знаю. Но знаю, что вел он себя как обычный и несчастный любитель Иеговы, который однажды оглянулся вокруг, увидел весь ужас и несправедливость мира и начал мямлить какую‑то фигню про "Не гоже глине задавать вопросы горшечнику". Единственная разница в том, что остальные возлагают всю ответственность на великий божественный план, а твои Двухпалатники – на свой собственный.
– Ты ошибаешься. Они о себе так не думают.
– Тогда, может, и ты не должна? Может, тебе не стоит так сильно верить…
– Дэн, просто заткнись. Захлопни свою пасть. Ты ничего об этом не знаешь, не можешь знать…
– Я там был, Ли. И видел тебя. Они убедили тебя в своей непогрешимости. У них же все на пять шагов вперед просчитано, им даже не понадобилось вырезать тебе дыру в голове. Ты сама пошла в логово льва, у тебя даже пульс не участился. Встала прямо перед Валери и даже не подумала, что она – хищник и может инстинктивно, машинально вырвать тебе горло…
– Не надо винить в этом их, – в голосе Лианны чувствовалась крепость камня. – Это была моя ошибка. Чайндам… Я не позволю тебе винить других за мою собственную глупость.
– Хороший способ, да? И разве так было не всегда? Просто подчинись парням в смешных шляпах, и, если все будет хорошо, хвала Господу. А если ты получил по голове, то только по своей вине – не так прочел Писание, не был достоин, твоя вера оказалась недостаточно крепка.
Уверенность Лианны слегка поблекла, синтет уже не хотела кидаться в бой: что‑то из старой Латтеродт выглянуло наружу. Она вздохнула, потрясла головой; на ее губах мелькнул призрак улыбки.
– Эй, а помнишь, ведь когда‑то мы спорили просто так, смеха ради.
Он развел руки в сторону, неожиданно почувствовав себя беспомощным:
– Я просто…
– Да, ты хочешь только хорошего. Я знаю. Но после всего того, что видел, ты не можешь отрицать, насколько далеко они ушли от нас.
– О да, они пугающе умны, это я признаю. На голову выше всего, что мы, тараканы, можем им противопоставить. Они сломали корабль, как веточку, и закинули его прямо к Солнцу, точно на темную сторону "Икара" с расстояния в сто миллионов километров, практически без помощи двигателей. Но они глючат, как и мы. И все еще смывают с себя грехи, потому что даже после глобальной перепайки путают ощущения с метафорой. Они глючат еще больше нас, так как половина их апгрейдов – в бета‑версии. Пока мы здесь с тобой беседуем, хоть кто‑нибудь подумал о том, какие нейропсихологические нарушения могли случиться с добавочной мозговой тканью в их головах после стольких недель в гипербарической камере?
Лианна покачала головой:
Дэн, мы больше не бегаем по саванне и не меряем успех по тому, кто дальше бросит копье против ветра Они на голову выше нас во всем, что действительно имеет значение.
– Ну да. A Macaco и Лаккетт по‑прежнему мертвы. И когда Лаккетт умирал, ему оставалось цепляться только за одну мысль – все идет по плану, – Брюкс положил руки ей на плечи. – Ли, дело не в том, что эти люди не видят своей бренности. Понимаешь, они даже теоретически не рассматривают возможность того, что могут ошибаться. Если тебя это не пугает…
Она сбросила его ладони:
План был добраться до "Икара". И вот мы здесь.
– Вот мы здесь. – Дэн махнул рукой в сторону дыры в стене, где полубожественный рой общался с чем‑то, что могло изменить законы физики. – И каково это чувствовать, что наши жизни зависят от решений тех кто не может представить собственную смерть?
***
Война учит нас не любить врагов, а ненавидеть союзников.
У. Л. Джордж
– Почему у Ракши такой зуб на вас, парни?
Свет был притушен, мутанты и монстры разбрелись по своим инопланетным делам, а "Гленморанджи" вновь вернулся на стол. Мур из‑за края бокала скорчил гримасу Брюксу, вновь принятому в друзья.
– Кого ты имеешь в виду под "парнями"?
– Военных. Почему она постоянно на вас нападает?
– Точно не знаю. Может, из‑за отвращения к себе.
– В каком смысле?
– Сенгупта – такой же солдат, как и я. Она просто об этом не знает. По крайней мере не осознает.
– Ты сейчас метафорически сказал, да?
Мур покачал головой, сделал еще глоток; его щеки сморщились, пока он катал виски во рту. Потом сглотнул.
Она служит в Альянсе Западного полушария. Как и я.
– И ничего не знает.
– Нет.
– Какое у нее звание?
– Это так не работает.
– То есть она – что‑то вроде "спящего" агента?
– И тут ты неправ.
– Тогда что…
Мур поднял руку. Брюкс замолк.
– Я говорю "армия", – начал полковник, – и ты сразу представляешь себе пехоту. Дронов, зомби, боевых роботов. Тех, кого можешь увидеть. Но дело в том, что, если тебе понадобилась настолько грубая сила, значит, ты уже проиграл.
В памяти Дэна всплыла Орегонская пустыня:
– Грубая сила пошла на руку тем уродам, которые атаковали монастырь.
– Они пытались нас остановить. И вот мы здесь. Человеческие тела, превращенные в камень. Крики умирающих Двухпалатников.
"Не тела, – напомнил себе Брюкс, – Части тела" Сейчас, на закате XXI века, было легко перепутать убийство с ампутацией кончика пальца. Ни одно из привычных определений не работало, когда единая сверхдуша растягивалась на множество узлов.
– Представь себе, что ты – крупный политик, – продолжил Мур, – Настоящий воротила, сильный мира сего, титан. И под ногами суетится народ, который раньше тебя не тревожил. Те самые, которых ворочают, слабые. Они тебя особо не любят. Никогда не любили’ но исторически их взгляды не имели особого значения Обыкновенные маленькие люди. Когда‑то давно ты просто не обращал на них внимания. Дело титана – другие титаны.
Но теперь этот сброд лезет в твои узлы, расшифровывает коммюнике, взламывает самые продуманные планы. Они ненавидят тебя до мозга костей, Дэниэл, ведь ты большой, а они маленькие. Ты переворачиваешь их жизни с ног на голову мановением руки, на реальную политику и большую картину им плевать, мелочовку заботит лишь саботаж и доносительство.
И ты их находишь: Ракши Сенгупту, Кейтлин де Франко, Парвада Гамджи и еще миллион других. Даешь им то, что они хотят. Оставляешь заднюю дверь приоткрытой, буквально щелочку, чтобы они увидели твои досье на Африканскую гегемонию. Даешь им унюхать слабину в файерволле. Может, однажды они выяснят, как устроить бурю на одном из твоих вспомогательных счетов или как обанкротить марионеточное правительство, которое и так прижали к ногтю для налоговых целей.
– Только на самом деле они занимаются не этим, – сделал вывод Брюкс.
– Нет, не этим, – в улыбке Мура чувствовалась грусть. – Все это показуха, декорация. Они думают, что реально вредят тебе, а на самом деле их… сгоняют в стадо. Ставят на службу целям, которые они никогда не поддержали бы, когда бы знали, в чем дело. Но они – люди убежденные, упорные, Дэниэл. Яростные. Они сражаются на твоих войнах со страстью, которую не купить и не выбить, потому что действуют во имя идеи.
– Разве ты можешь говорить мне такое? – поинтересовался Брюкс.
– Ты о государственных секретах? А что такое государство в наши дни?
– В смысле, что, если я скажу Сенгупте?
– Вперед! Она тебе не поверит.
– Почему нет? Она и так вас ненавидит, парни.
Не сможет поверить, – Мур постучал по виску.
Рекрутов слегка… подправляют.
Брюкс уставился на него.
– Или, – развил мысль Джим, – она не сможет поверить в то, что поверила тебе. – Он пристально посмотрел на скотч в бокале. – Полагаю, на каком‑то уровне она и сама все уже знает.
Дэн покачал головой:
– Вы им даже не платите.
– Разумеется, платим. Иногда. Мы следим за тем, чтобы у них было достаточно средств, и они могли свести концы с концами. Позволяем снять сливки с какого‑нибудь офшорного счета, скидываем законный контракт в ящик, прежде чем наступит срок платить за квартиру. Но, по большей части, мы их вдохновляем. Иногда им становится скучно: это же дети, сам понимаешь. И достаточно небольшой продуманной несправедливости, нового злодеяния, учиненного над маленькими людьми, – мы снова их зажигаем, они уже в пути.
– Это как‑то…
Мур поднял бровь:
– Аморально?
Сложно. Зачем заставлять их ненавидеть именно вас? Почему не оставить след, который приведет к другому парню?
А, демонизировать врага, – мудро кивнул Мур. – Даже странно, почему нам раньше не приходила в голову такая мысль.
Брюкс поморщился.
Такие, как Ракши, придирчиво относятся к старомодным трюкам. Ты устраиваешь утечку съемки, где косоглазые сажают детей на штыки, и уже через тридцать секунд люди типа Сенгупты найдут пиксель, которому в записи не место. Вся кампания коту под хвост. Но люди вкладывают гораздо меньше усилий в анализ доказательств, которые подтверждают их точку зрения. Когда творишь из себя злодея, есть одно преимущество: тебе никто не возражает. К тому же, – Мур развел руки в стороны, – сейчас настали такие времена, что зачастую мы даже не знаем, кто наш настоящий враг.
– И это проще, чем подправить их так, чтобы они сами захотели на вас работать.
– Не проще. Чуть более законно, – полковник пригубил скотч, – Небольшая агнозия для защиты государственных секретов – это одно, а изменение базовой личности без согласия пациента – совсем другое.
Какое‑то время оба молчали.
– Какая мерзость, вашу мать, – наконец протянул Брюкс.
– Угу.
– Так почему она здесь?
– Управляет кораблем.
– "Венец" легко может сам управлять собой, если только он не более старомоден, чем я.
– При сценариях с недостаточными данными лучше, чтобы мясо и электроника друг друга поддерживали. Сопряженные уязвимые места.
– Но почему она? И почему она согласилась работать под началом тех, кого ненавидит?
– Этой экспедицией командуют Двухпалатники, – напомнил полковник. – Любой на месте Сенгупты из кожи вон вылез бы при такой возможности. Большинство этих людей просиживают штаны в собственных спальнях, нянчат низкоорбитальные уборщики мусора и молятся, чтобы случился какой‑нибудь глюк, требующий человеческого вмешательства. Реальные экспедиции в глубокий космос – что угодно с временным лагом, при котором требуется реальный пилот, – после Огнепада случаются реже, чем снежные бури. У Двухпалатников был очень богатый выбор.
– Получается, Ракши – очень хороший специалист.
Мур допил скотч и поставил бокал на стол:
– Я думаю, в ее случае дело, скорее, в мотивации, у нее жена на системе жизнеобеспечения четвертого класса.
– И платить по счетам нечем, – предположил Брюкс.
– Теперь есть.
Значит, им не нужны лучшие и самые умные, медленно протянул Дэн. – Они хотели кого‑то, кто вписался бы во что угодно ради спасения жены.
– Мотивация, – повторил Мур.
– Им был нужен заложник.
Полковник взглянул на него с выражением, граничащим с жалостью:
– Ты не одобряешь.
– А ты одобряешь?
– Ты бы предпочел взять кого‑то, кто просто решил сбежать из дома? Кому захотелось пощекотать нервишки или увеличить свой банковский счет? Это как раз гуманный выбор, Дэниэл. Челу уже умерла бы, а теперь у нее есть шанс.
– Челу, – Брюкс сглотнул, хотя в горле страшно пересохло.
Мур кивнул:
– Да, жена Ракши.
– А что… с ней случилось?
"Нет никаких шансов. Тут вероятность – один на миллион".
Полковник пожал плечами:
– Биоатака около года назад. В Новой Англии. Какая‑то модификация энцефалита, кажется.
"Джим, ты ошибаешься. Нет у нее шансов, ничего нет. И неважно, как долго они будут заставлять ее сердце биться, – из такого не возвращаются.
О, господи, я убил ее. Я убил жену Ракши".
***
Они не сделали ничего радикального. Даже ничего нового.
Методологии уже десятки лет: отработанный и зарекомендовавший себя проект с тысячью статей в реферируемых изданиях. Каждый знал, что нельзя смоделировать пандемию и обойтись без жертв. Каждый знал, что человеческое поведение слишком сложное и в статические кривые не укладывается. Население – не облака, а люди – не точки. Люди – действующая сила, автономная и многовекторная. Всегда находилось исключение, которое бежало в зараженную зону за любимыми: медик на передовой, который застывал в критическую минуту из‑за непредвиденной боязни многоножек. Пандемии, по определению, охватывали миллионы людей: для получения реалистичных результатов в симуляции должны были участвовать миллионы ИскИнов человеческого уровня.
Но был и другой вариант: использовать уже существующую модель, где каждую из миллионов информационных точек контролировал разум человеческого уровня.