- Нет. Впрочем, он и в детстве всегда меня обыгрывал в прятки. Так что ему нужно?
- Ты слышал весь наш разговор. И, как всегда, предпочел в нем не участвовать.
- Не надо меня упрекать. - Лимпэнг-Танг отвернулся. - Это мой выбор, и я верен ему. И да не наступит тот день, когда я буду вынужден изменить себе.
- Что, тогда нам всем не поздоровится? - усмехнулся аш-Шудах.
- Именно так. Как ты думаешь, брат, каков будет мир без радости? Что станется с ним, если никто не будет посылать ему хоть немного веселья?
- Не знаю, но жить в таком мире я бы не хотел. Ты-то зачем тут?
- Как зачем? Я так разумею, Амариллис скоро покинет мою труппу. Вот, хотел приглядеть новую танцовщицу.
- И как? Приглядел?
Лимпэнг-Танг вздохнул и, качая головой, рассыпал в морозном воздухе пригоршню серебристого звона.
- Увы мне… Я думал, Муна согласится вернуться, она уже проводила сезон вместе с моими детьми. Но я боюсь, она навлечет несчастья на труппу, уж очень злая у нее судьба. А остальные девушки слишком привязаны к своим родным местам.
- Может, Гинивара?
- Не имею привычки отнимать жриц у других богов. А ну как обидится? Да и вряд ли у нее получится, ее зрители привыкли молиться, мои - наслаждаться.
- Она очень талантлива. И я не думаю, что она вернется домой, в храм Калима. Устала молиться и тоскует по радости… возьми ее. Не пожалеешь.
Лимпэнг-Танг внимательно посмотрел на мага.
- Только при одном условии. Костюмы ей буду подбирать я сам! - и засмеялся.
После ритуала танцовщицы прошли в свою комнату и - все как одна обессиленные, переполненные и опустошенные одновременно - почти что упали в постели с одной лишь мыслью - спать… Проснулись они поздно, чуть ли не за полдень. Разбудила их Эниджа.
- Будет вам спать… вставайте. Марш в купальню, а потом милости прошу ко мне. Мой повар начал заготавливать сладости для вас неделю назад, и успел столько их наделать, что даже Лалик хватит.
Покои госпожи Эниджи отличались от подобных им комнат в богатых домах разве только нетипичной для Шаммаха цветовой скромностью: все в них, начиная от стен и заканчивая подушечками, было либо сливочно-белым, либо тепло-терракотовым. Пришедших ожидал низкий стол, с немыслимой щедростью накрытый всевозможными сладостями; несколько десятков блюд, вазочки, кувшины и подносы теснились будто армия, готовая нанести решительный и беспощадный урон талиям танцовщиц.
- Ох ты, Нима Соблазнительница!.. - вытаращила глаза Лалик. - И как тут устоять?! Завяжите мне глаза, заткните нос и свяжите руки - да покрепче!
- Не переживай так, Лалик… - Эниджа пригласила учениц усаживаться. - Сегодня все можно. Я разрешаю… - и засмеялась. - Знаете, я нахожу особое удовольствие в таком вот попирании запретов и нарушении правил - эдакая сладкая вольница…
Девушки расселись вокруг стола, устраиваясь поудобнее на маленьких подушках, и в нерешительности уставились на расстилавшуюся перед ними губительную благодать.
- С чего бы начать? - и Гинивара пошевелила пальцами над столом. - Кто первый?
- Начни с хлеба богачей… - посоветовала Лалик, придвигая к себе тарелочку с чем-то воздушно-розовым и указывая подруге на блюдо, на котором золотились даже на вид хрустящие кусочки, покрытые плотным сливочным пудингом. - Слопаешь пару ложек, ничего другого уже не захочешь… потому как объешься!
- Ммм… госпожа Эниджа, а что добавляет ваш повар в абрикосовые шарики? - Амариллис держала маленькое оранжевое пирожное, сделанное из сушеных абрикосов самых сладких сортов, миндаля, хрустящего риса и кокосовой муки.
- Розовый сироп, а не яичный белок, как это делают в харутских кондитерских. Нравится?
- Очень… - И Амариллис потянулась за следующим шариком.
Ксилла, разливая в маленькие чашечки горячий чай, выглядела донельзя довольной. Ведь это она привезла его сюда, в Ирем, здесь такого даже за большие деньги не купишь. Чайные листочки, свернутые жгутами, из которых умелые пальцы суртонок сплели настоящие хризантемы. Одного такого чайного цветка с избытком хватало на целое чаепитие; цветок надлежало сначала хорошенько пропарить в плотно закрытом чайнике и лишь затем залить - осторожно, не торопясь и не помышляя о дурном и суетном - водой, вскипевшей и две с половиной минуты назад снятой с огня. Аромат такого чая, если вдыхать его, склонившись над фарфоровой чашечкой, прогоняет печали и успокаивает сердце. Для Ксиллы, суртонки до кончиков пальцев, чаепитие было подлинным священнодействием, поэтому, когда она увидела, как Муна разбавляет горячий напиток сливками, то не преминула высказать ей все, что думает о варварстве северян.
- Мешать жирные сливки, поглощающие все вкусы, с чаем столь изысканным, что даже поэты не могут доселе найти слов для его описания… - суртонка возмущенно щелкнула пальчиками. - Ты бы еще налила в него этот ужасный забродивший отвар хмеля, который вы называете пивом!
- Дружочек, - Муна ничуть не обиделась, ей была даже забавна горячность всегда сдержанной и чопорной Ксиллы, - Горячо же… А что до вкусов, то не скрою, что мне милее наш варварский мелиссовый чай с толикой зверобоя и цветов клевера. А, Амариллис?
- Ну… суртонские чаи хороши, не скрою… но мелиссу я тоже люблю! - примиряющее улыбнулась Амариллис.
Танцовщицы отбросили все сомнения и презрели все запреты; они были похожи на детей, которым во владение отдали кондитерскую лавку: едва облизав пальцы после очередного лакомства, они тянули руки за новым. Муна не постеснялась облизать тарелку из-под лимонных долек в клубничном сиропе, Ксилла пальчиком расковыривала круглые шаммахитские пирожные, выедая начинку из меда с орехами, Амариллис на пару с Гиниварой доедали хлеб богачей, а Лалик, как на удачу надевшая просторную нарядную джеллабу, попросту придвинула к себе блюдо всевозможных слоек, пропитанных медом и пряностями, и, полузакрыв глаза, поглощала их одну за другой. К слову сказать, госпожа Эниджа не отставала от своих учениц. Вечер удавался на славу.
- Если ваш повар вдруг чем-то прогневит вас… - Лалик, с трудом разлепив пальцы, склеенные ароматным медом, взяла трубочку, начиненную взбитыми сливками, и откусив кусочек, утратила способность разговаривать.
- И не надейся. Но если хочешь, могу принять твоего повара к моему в обучение. Хотя… для тебя это может оказаться опасным, растолстеешь за месяц как бегемотиха, танцевать как будешь?
- Ну… ммм… не вечно же я танцевать буду. Кстати, девочки, а вы куда собираетесь? По домам?
- Я - да. - Ксилла подняла глаза от очередной раскопки-расковырки. - Его величество не любит ждать. Да и не стоит оставлять свое место надолго. Сами понимаете, опасно…
- А я - нет. - Гинивара со вздохом изнеможения отодвинула опустошенное блюдо. - Не хочется мне домой. Госпожа Эниджа, вы позволите мне побыть в храме? На первое время.
Эниджа коротко кивнула.
- А я, пожалуй, приму одно приглашение, - и Муна интригующе подмигнула подругам. - Меня на Мизоан зовут.
- Куда?! - изумились танцовщицы. - И зачем?
- Ну, не придворной дамой, это уж точно. Там и двора-то никакого нет. А праздники как у всех. Я сама пока мало что знаю, надо будет получше расспросить.
- Ты поосторожнее там, мне Рецина говорила, чужаков на Мизоане не любят. Ладно, твоя воля. А меня в труппе ждут, мы эту зиму в Маноре работаем. Так что я завтра удираю, пока еще доберусь… - Амариллис допила чай и поклонилась хозяйке дома. - Благодарствую, госпожа Эниджа. Теперь бы кто помог встать и дойти до кровати…
- Нет уж, идите-ка лучше в сад, прогуляйтесь. А то приклеитесь к подушкам! - засмеялась шаммахитка. И уже вдогонку уходящим ученицам добавила: - Амариллис, задержись на минуту, я хочу кое-то спросить о ваших порядках.
Когда дверь за танцовщицами, идущими нарочито медленно и неуклюже, закрылась, Эниджа присела рядом с Амариллис и тихо спросила:
- До конца зимы ты еще доработаешь. А потом куда?
Амариллис заглянула ей в глаза, усмехнулась.
- Интересно… вы одна догадались?
- Не беспокойся, я одна. Девчонки слишком заняты собой, каждой своих забот хватает. А мне о чем заботиться?.. Разве что о том, как бы найти себе преемницу. Ты никогда не думала остаться в храме Нимы? На правах Учителя.
- Я?! - искренне изумилась Амариллис. - Помилуйте, госпожа Эниджа. Какой из меня учитель? Я раздражительна, совершенно не выношу непонимания и неповоротливости - как в мыслях, так и в движениях. Да и от родных мест Ирем далековато…
- Этот город очень гостеприимен, если потрудиться понять его характер. Амариллис, я так понимаю, что замуж ты в ближайшее время не выходишь - и вряд ли выйдешь вообще. Так?
- Так. - Девушка кивнула без малейшей тени обиды.
- А значит, тебе нужен свой собственный дом. Конечно, ты всегда можешь остаться у аш-Шудаха… но, боюсь, тебе будет там скучно, поскольку в доме мага ты не у дел.
- Чего не скажешь о школе танцев. - Закончила за шаммахитку Амариллис.
- Именно. Если боги пошлют тебе дочь - лучше, чем храм Нимы, для ее воспитания места в Иреме не найти. Осчастливят сыном - думаю, Арколь будет счастлив принять его как ученика. Здесь есть, кому позаботиться о тебе и твоем ребенке.
- Амариллис сидела молча, держа на коленях подушку, разглаживая ее шелковистый ворс.
- Я… благодарю вас. Но если я и приеду в Ирем и останусь в храме Нимы, то вряд ли раньше, чем года через три. Как раз вы выпустите нынешних учениц, отдохнете и наберете новых. А тут и я подоспею… если вы согласитесь, для начала буду просто помогать вам. А там видно будет.
- Есть место, в котором ты уверена больше, чем в храме?
- Да. - Твердо ответила девушка. - Больше, чем в себе самой. Оплот неизменности в зыбком мире, твердыня любви и преданности, убежище для слабых и беззащитных.
- О Нима Нежнорукая! - ахнула Эниджа. - Неужели ты собралась в монастырь к Дочерям Добродетели?! И я дожила до этого дня!.
- Да нет, что вы! - рассмеялась Амариллис, всплеснув руками.
- Скажете тоже… - и снова засмеялась. - Да меня и на пушечный выстрел к воротам не подпустят. Одно дело бедная сиротка, и совсем другое - нераскаявшаяся блудница.
- Амариллис! С каких это пор танцовщица Нимы прозывается блудницей?!
- У Дочерей Добродетели - испокон века. Так что мне в их доме делать нечего. Нет, госпожа Эниджа, я говорила о другом месте. О доме друга - и сокровника. К тому же он неподалеку от Одайна. Я люблю тамошние места, привольно, леса светлые, не то, что ближе к Краю Света. Отдохну, отвыкну от дороги и приключений, глядишь, и к вам ехать побоюсь…
- Это ты про кого? - усмехнулась Эниджа. - Знаешь, Амариллис, поскольку ты почти согласилась занять со временем мое место, я открою тебе один секрет. Помнишь ваши первые выступления в Маруте Скверном?
- Разве такое забудешь… - и танцовщица невольно выпрямила и без того прямую спину.
* * *
Старик Снорри, как всегда в особо напряженные моменты, поглаживал пальцами шрамы-близнецы, пересекающие его щеку от уголка глаза до подбородка. Если мастер-шаман прав, то сегодня ему удастся, наконец, выполнить волю друга и вернуть алмаз темной крови законному владельцу. Вернее, владелице. Как на горе, и сын, и внуки капитана Дирка погибли в наводнении, накрывшем Свияр, что на Кадже Бесноватой. Чудом, иначе не скажешь, выжила только внучка. Найти ее стоило трудов - не великих, но все же ощутимых для орков Обитаемого Мира. Найти, чтобы решить - достойна ли она владеть камнем рода, или же надлежит ему храниться у одного из старейшин. Снорри допил пиво из массивной глиняной кружки, поморщился - ну, пойло шаммахитское!.. из чего они только его варят?!.. впрочем, лучше этого не знать. Орк сплюнул прямо на пол (ни чище, ни грязнее от этого пол не стал), покряхтел, по-стариковски недоверчиво оглядывая зал. Вот ведь напасть… нет бы парня судьба сберегла, видел он их - один другого краше, высокие, плечистые, и не людские зубоньки, а почти настоящие орчатские клыки… Так нет ведь, выплыла эта девица! Ну какая из нее хранительница камня темной крови, скажите на милость?! Небось, в одних бирюльках толк знает, да еще вот плясать выучилась. Ох-хо-хо… Сидевшие рядом со Снорри орки от нетерпения слишком громко переговаривались, поминутно оглядывались, кто-то опрокинул кружку. И тут красная линялая тряпка, висевшая в качестве занавеса, отодвинулась, выпуская на небольшую сцену предмет их любопытства. Снорри глянул и обреченно застонал.
- …О боги!… За что такая немилость?! Да что же это такое? Белка облезлая… цыпленок ощипанный… И этой… пигалице я должен отдать камень?! Укк фургат!..
А пигалица с лицом, зажатым в испуганный кулачок, прошла на середину сцены и приготовилась что-то там танцевать. В тяжкую духоту залы пыталась проникнуть тихая, жалобная мелодия. Однако выступление, едва начавшись, было прервано: кто-то тоже оказался недоволен пигалицей, и выразил свое недовольство, швырнув в девушку помидором, за которым последовали откровенные оскорбления. Старый орк опустил глаза - он не любил жалких зрелищ.
…Всегда, вспоминая об этом дне, Амариллис гордо вскидывала подбородок, разворачивала плечи, а то и ногой притоптывала. Не посрамила. Не подвела. Доказала. Сама.
С трудом переводя дыхание, Снорри изумленно глядел на сцену. За всю свою долгую жизнь он ничего подобного не видел. Напуганная и беспомощная пигалица внезапно обернулась саламандрой, пляшущей в огне, на котором поджаривались зрители. А им, насаженным на вертел, хотелось только одного - еще огня, огня пожарче! И она раздувала, распаляла это пламя, одним взмахом руки заставляя его взлетать до небес, щедрыми горстями разбрасывая искры. Со свистом втянув в себя жаркий трепещущий воздух, Снорри захотел вытереть пот, выступивший на лбу, но почувствовал, что левая рука ему не повинуется и он даже не ощущает ее, будто нет ее вовсе. Орк изумленно посмотрел на онемевшую руку и тут же понял, кто этому виной. Алмаз темной крови, тихо-мирно сидевший в кольце, которое Снорри носил вот уже десять лет, проснулся. Теперь он был похож скорее на сгусток темного пламени, чем на осколок льда. Алмаз признал хозяйку. Он звал ее.
… Амариллис вспоминала, что, танцуя тогда в безвестном марутском притоне, она чувствовала себя горящей головней, выхваченной из костра. Порой ей казалось, что она видит сполохи пламени, пробегающие по ее рукам, и тяжелые огненные капли, срывающиеся с ее пальцев и разбивающиеся о пол в обжигающую пыль.
Не сказать больше и точнее - Снорри был счастлив. Этой пигалице (про себя он так и звал ее… поскольку была у старика на редкость неприятная привычка - называть вещи своими именами) он доверит камень с радостью. Выполнит волю друга, уплывшего за Край Света. Дирк сказал тогда: "Отдай камень истинному хозяину. Мой род хранил его не одно столетие. Не хочу оказаться последним. Не спеши. Сыну не отдавай… сам знаешь, почему. Присмотрись к внукам… ко всем троим. Все хороши. Решать тебе, кого ты сочтешь достойным." Амариллис, последняя из рода, дочь Оттона из Одайна, внучка Дирка-капитана, правнучка Судри из Лесного клана… прямой потомок Эркина из Лесных Хоромин. Хозяйка алмаза темной крови. Законная и единственная.
Снорри встал, подошел к сцене и протянул танцовщице руку. Она глянула на него совершенно шалыми, дурными глазами, улыбнулась так, будто солнце из-за туч просияло, и спрыгнула к орку. Когда она прикоснулась к нему, легко опираясь на протянутую им руку, Снорри вздрогнул - ему показалось, камень отозвался ее прикосновению, заметной дрожью давая ему понять, что пришла пора расставаться. Усадив девчонку за стол, Снорри в который раз поразился удивительному свойству темной крови - обнаруживать себя даже в таких "разбавленных" метисах, как Амариллис. Ее окружали чистокровные орки, зелено-смуглые, клыкастые, огнеглазые, но среди них она - тоненькая, маленькая, белобрысая - не смотрелась чужачкой, не выглядела слабой и жалкой. Было в ней что-то неуловимое… то ли блеск в глазах, то ли манера трогать кончиком языка чуть выдающиеся клыки, то ли порывистая грация движений, схожая с горением смолистой сосновой ветки. Темная кровь… ну не может она течь спокойно, вечно выкидывает какие-нибудь коленца… Старый орк, будто между делом выспросив у девчонки имя прадеда, так же мимодумно снял кольцо, с трудом стянув его с мизинца, и отдал танцовщице. Она приняла подарок, поблагодарила и, не думая, надела на средний палец правой руки. Снорри был уже слишком стар, чтобы предаваться всяческим фантазиям и выдумывать красивые сказки, но он готов был поклясться, что камень в кольце… улыбался. Он светился ровным, теплым светом, как окно родного дома в ночи. Алмаз темной крови вернулся к роду Эркина.
* * *
- Так вот, я видела ваш каждый танец. Приезжала заранее - ведь это я выбирала заведение - пряталась в уголке потемнее, но с отличным видом на сцену, и смотрела. Как зачем? Не могла же я оставить вас совсем без присмотра, мало ли что! А еще затем, чтобы поглядеть, чему вы успели научиться и на что вообще годны. Бывало и такое, что после этого испытания девушки уходили из школы. Так вот, то, что я видела в одном из самых скверных марутских притонов, спокойной жизни тебе не сулит. Я видела тебя на сцене и потом, но это… - и шаммахитка пожала плечами. - Уму непостижимо, откуда ты все это вытянула, что за бес в тебя вселился?..
- Я и сама не знаю. - девушка пожала плечами. - Хотела быть сильной… да нет, хотела просто быть. И заставить всех уважать мое присутствие.
Они проговорили до тех пор, пока не вернулись с половины прогулки остальные танцовщицы и не увели Амариллис с собой.
- Помните, когда-то мы уже расставались вот так… не зная, увидимся ли. Все подушки проплакали. - Сказала Гинивара, закончив укладывать сундук.
- Помню. Ничего, увиделись же… я, признаться, очень обрадовалась, когда мне Эниджа приглашение прислала. Думала, грешным делом, что за шесть лет она нас всех позабыла. - Муна все никак не могла налюбоваться подарком Лалик и вертелась перед зеркалом, накинув на обнаженное тело покрывало.
- Смешно… на самом деле мало что изменилось. - Лалик сидела в кровати, расчесывая волосы. - Только что Гинивара здесь остается. А так - с чего начинали, туда и возвращаемся. Постарели, конечно… - и она притворно закряхтела.
- Да уж, старость - не радость… - засмеялась Амариллис. - Ты так вообще - глубокая древность… матушка Лалик.
Это расставание оказалось не в пример спокойнее прежнего. Совсем немного поплакав, танцовщицы попрощались друг с другом и с Эниджей.