Следующий шаг требовал определенных, весьма деликатных переговоров и дополнительной траты драгоценных франков. Теперь Жорж обладал, вне всякого сомнения, весьма убедительными доказательствами того, что у него имеется очень ценный коммерческий товар. Деловые люди в Париже на него просто накинутся. И все же определенная деликатность, и тут мы должны отдать Жоржу должное, удержала его от использования второй… э-э… записи в качестве доказательства возможностей аппарата. Как-либо замаскировать личности причастных к этому людей было невозможно, а Жорж был человеком благопристойным. "К тому же, - рассудительно размышлял он, - когда компания звукозаписи решает выпустить диск, ее не удовлетворяет качество исполнения музыканта-любителя. Это задача для профессионалов". Придя к такому выводу, он, предварительно зайдя в свой банк, снова отправился в Париж.
Он и близко не стал приближаться к Пляс Пигаль, потому что там болталось множество американцев, а цены были, соответственно, умопомрачительные. Вместо этого, наведя кое-какие справки и воспользовавшись помощью нескольких понятливых таксистов, он через некоторое время оказался в до тошноты респектабельном пригороде, где вскоре уже сидел в некоей приятной гостиной, ничуть не более экзотичной, чем можно было предположить.
И там, слегка смущаясь, Жорж объяснил цель своего визита некоей мадам весьма благопристойного вида, чей возраст было угадать не легче, чем ее профессию. Ей было не привыкать к нестандартным запросам клиентов, но такое она услышала впервые, несмотря на свой внушительный опыт. Но клиент всегда прав (до тех пор, пока способен расплатиться), и вскоре договоренность была достигнута. Одна из юных леди и ее приятель, обладающий несколько ошеломляющей мужественностью, отправились вместе с Жоржем в провинцию. Сперва им, естественно, было трудно избавиться от определенной подозрительности, но, как к тому времени обнаружил Жорж, никакой эксперт не в силах устоять перед лестью, и вскоре у них установились превосходные отношения. Эркюль и Сюзетт пообещали Жоржу, что удовлетворение ему гарантируется.
Не сомневаюсь, что кое-кто из вас был бы рад услышать новые подробности, но вряд ли вы дождетесь их от меня. Могу лишь сказать, что Жорж - вернее, его аппарат - был очень занят, и к утру почти все пленки для записи были использованы. Хотя, похоже, Эркюль - Геркулес - не зря получил свое имя…
Когда сей пикантный эпизод был завершен, у Жоржа осталось очень мало денег, зато он стал обладателем двух воистину бесценных записей. Он опять поехал в Париж, где практически без проблем заключил соглашение с некими бизнесменами, которые были настолько поражены, что подписали с ним контракт на весьма щедрых условиях и лишь потом опомнились. Но я рад сообщить вам эту подробность, потому что ученые столь часто бывают обделены, сталкиваясь с миром финансов. Я также рад добавить, что Жорж не позабыл упомянуть в контракте и профессора Жульена. Вы можете цинично заметить, что то было, в конце концов, изобретение профессора и что Жоржу рано или поздно пришлось бы улаживать с ним отношения. Но мне хочется думать, что одним упоминанием в контракте дело не ограничилось.
Подробности плана использования аппарата мне, разумеется, неизвестны. Полагаю, что Жорж был чрезвычайно красноречив - хотя не требуется много красноречия, чтобы убедить любого, кто пережил ощущения, сохраненные в одной или обеих записях. Рынок тут будет огромным, неограниченным. Один только экспорт сможет поставить экономику Франции на ноги и в считаные дни ликвидировать ее долларовый дефицит - как только будут устранены некоторые препятствия. Все придется прокачивать по несколько нелегальным каналам, ибо представьте, какой шум поднимут лицемерные англосаксы, когда узнают, что за товар импортируется в их страны. "Союз матерей", "Дочери американской революции", "Лига домохозяек" и все религиозные организации поднимутся как один. Юристы уже очень тщательно изучают проблему, и, насколько мне известно, законы, до сих пор запрещающие продажу "Тропика рака" в англоязычных странах, будут в этом случае неприменимы - по той простой причине, что вводить такие запреты никому не приходило в голову. Однако новые законы начнут требовать столь громко, что парламенту и конгрессу придется что-то делать, поэтому до поры до времени не стоит привлекать к этому изобретению излишнее внимание.
Фактически, как заметил один из директоров, если эти записи запретят, тем лучше. Они смогут заработать больше, производя меньше, потому что цены резко подскочат, и даже сверхбдительные таможни не сумеют перекрыть все лазейки на границах.
Вряд ли вы удивитесь, узнав, что теперь Жорж несколько утратил интерес к гастрономическому разделу проекта. То была интересная, но явно второстепенная возможность изобретения. И действительно, это тактично признали сами директора, когда принимали устав ассоциации, потому что гастрономические удовольствия были включены в раздел "Дополнительные возможности".
Жорж вернулся домой с головой в облаках и чеком на внушительную сумму в кармане. Его озарила очаровательная идея. Он подумал о том, сколько трудов приложили компании звукозаписи, чтобы мир получил полные комплекты "Сорока восьми прелюдий и фуг" или девяти симфоний. Что ж, его новая компания выпустит полный комплект записей, исполненных экспертами самых эзотерических знаний Востока и Запада. Сколько всего "опусов" потребуется? Ответ на этот вопрос, само собой, был предметом жарких дебатов на протяжении тысячелетий. В индийских руководствах, как он слышал, называлась трехзначная цифра возможных вариантов. Да, это станет интереснейшим исследованием, беспрецедентно объединяющим прибыль с удовольствием… Он уже начал предварительные исследования, пользуясь трактатами, которые было нелегко достать даже в Париже.
Если вы придете к выводу, что, занимаясь этим, Жорж пренебрег своими обычными интересами, то, увы, окажетесь правы. Он работал буквально днем и ночью, потому что до сих пор не раскрыл свои планы профессору, и почти все приходилось делать, когда лаборатория закрывалась. И одним из интересов, которым ему пришлось пренебречь, стала Ивонна.
Ее, как и любую девушку при подобных обстоятельствах, обуяло любопытство. Но теперь она стала более чем заинтригована, ибо Жорж отдалился от нее и стал так холоден… Он ее больше не любил…
То был легко предсказуемый результат. Владельцам питейных заведений необходимо остерегаться и не дегустировать слишком часто свой товар - уверен, что к вам это не относится, Дрю, - а Жорж угодил в сей капкан. Он слишком много раз запускал для себя уникальную запись, и это привело к некоторому ослаблению его сил. Более того, бедняжка Ивонна не шла ни в какое сравнение с опытной и талантливой Сюзетт. Это старая история о профессионале против любителя.
Ивонна знала лишь, что Жорж влюблен в какую-то другую женщину, и это утверждение было вполне истинным. Она заподозрила, что он ей неверен. А это уже поднимает изощренную философскую проблему, которой сейчас лучше не касаться.
Поскольку дело происходило, если вы еще не забыли, во Франции, печальный исход был неизбежен. Бедняга Жорж! Он засиделся, как обычно, допоздна в лаборатории, где Ивонна и застрелила его из старинного дуэльного пистолета. Выпьем же в память о нем.
- У всех ваших историй одна беда, - заметил Джон Бейнон. - Сперва вы рассказываете о каком-нибудь замечательном изобретении, а под конец выясняется, что изобретатель убит, а изобретение безвозвратно утрачено. Поэтому, как полагаю, и этот аппарат был уничтожен?
- Вовсе нет, - возразил Парвис. - Если не считать судьбы бедного Жоржа, у этой истории счастливый конец. За Ивонну, разумеется, беспокоиться не стоит. Скорбящие спонсоры Жоржа быстро прибыли на место драмы и предотвратили нежелательную огласку. Будучи не только бизнесменами, но и людьми достаточно сентиментальными, они поняли, что Ивонна должна остаться на свободе. И поступили очень просто - продемонстрировали запись мэру и префекту, убедив их тем самым, что бедную девушку просто-напросто спровоцировали. Некая доля акций новой компании закрепила сделку, и стороны с искренней сердечностью расстались. Ивонне даже вернули пистолет.
- И где же тогда?.. - ехидно спросил кто-то.
- О, такие вещи быстро не делаются. Возникает вопрос о массовом производстве, сами понимаете. Вполне возможно, что распространение уже началось по частным - весьма частным - каналам. Не исключено, что в некоторых заведениях с сомнительной репутацией в районе Лейчестер-сквер клиентам скоро начнут предлагать новую услугу.
- Зато название компании вы, естественно, назвать не можете, - неуважительно предположил джентльмен из Новой Англии.
В такие моменты Парвисом нельзя не восхищаться. Он даже секунды не помедлил с ответом.
- "Le Société Anonyme d'Aphrodite", - сказал он. - И еще я только что вспомнил нечто такое, что поднимет настроение вам. Они надеются обойти ваши жесткие почтовые правила и закрепиться в Америке прежде, чем начнется неизбежное слушание в конгрессе. Компания открывает филиал в Неваде: очевидно, там до сих пор может сойти с рук что угодно.
Парвис поднял стакан.
- За Жоржа Дюпена, жертву науки, - провозгласил он. - Вспомните про него, когда начнется фейерверк. И еще…
- Что? - хором спросили мы.
- Советую начать копить деньги немедленно. И продайте свои телевизоры, пока их производители еще не разорились.
БЕГЛЕЦ
- И как мне его называть, черт возьми, когда он поднимется на борт? - спросил капитан Саундерс, дожидаясь, пока выдвинется посадочная рампа.
Наступила многозначительная тишина - навигатор и второй пилот размышляли над этой проблемой этикета. Затем Митчелл повернул ключ на панели управления, и многочисленные механизмы корабля, лишившись питания, отключились.
- Правильным обращением, - медленно произнес он, - будет "ваше королевское высочество".
- Ха! - фыркнул капитан. - Будь я проклят, если назову хоть кого-нибудь так!
- Полагаю, что в наши прогрессивные времена, - пришел ему на помощь Чамберс, - "сэра" будет вполне достаточно. Но если вы позабудете и про это, не волнуйтесь: в Тауэр уже очень давно никого не сажали. К тому же с этим Генри легче иметь дело, чем с тем Генрихом, у которого было много жен.
- По всеобщему мнению, - добавил Митчелл, - он очень приятный молодой человек. И весьма умен. Он часто задает людям вопросы из области техники, на которые те не могут ответить.
Капитан Саундерс проигнорировал подтекст этого замечания, решив для себя, что если принц Генри пожелает узнать принцип работы тягового генератора компенсационного поля, то объяснять придется Митчеллу. Саундерс с трудом встал - во время полета они поддерживали половинную силу тяжести, и теперь на Земле ему казалось, будто он превратился в тонну кирпичей, - и двинулся по коридору к нижнему шлюзу. Маслянисто заурчав, большая выпуклая дверь шлюза отодвинулась в сторону. Не забыв про полагающуюся улыбку, капитан вышел навстречу телекамерам и наследнику британской короны.
Человек, которому предстояло стать Генрихом IX Английским, был еще молод - чуть старше двадцати - и немного ниже среднего роста. Четкие и правильные черты его лица сразу оживляли в памяти все генеалогические клише. Капитан Саундерс, будучи родом из Далласа, не собирался склоняться перед любым принцем мира, но неожиданно для себя оказался тронут, увидев его большие и печальные глаза. То были глаза, повидавшие слишком много приемов и парадов; им приходилось наблюдать бесчисленные совершенно неинтересные события, а их владельцу не дозволялось далеко отклоняться от тщательно распланированных официальных планов и распорядков. Глядя на это гордое, но усталое лицо, капитан впервые догадался о бесконечном одиночестве персон королевской крови. Вся его неприязнь к этой институции внезапно стала тривиальной по сравнению с ее реальным дефектом: неправильность монархии в том, что нечестно возлагать столь тяжкую ношу на любое человеческое существо.
Коридоры "Кентавра" были слишком узки для обычной экскурсии, и вскоре стало ясно, что принц Генри очень даже доволен тем, что его свита осталась снаружи. Едва осмотр корабля начался, Саундерс утратил первоначальную напряженность и уже через несколько минут обращался с принцем как с любым иным посетителем. Капитан так и не догадался, что первый урок, который обязан усвоить любой член королевской семьи, есть умение снимать напряженность у собеседника.
- Знаете, капитан, - задумчиво сказал принц, - сегодня великий день. Я всегда надеялся, что когда-нибудь у Англии появится свой космодром. И все равно мне как-то странно, что после стольких лет моя мечта сбылась. Скажите… вам доводилось заниматься ракетами?
- Да, кое-какую тренировку я прошел, но ракеты доживали свой век, еще когда я учился. Мне повезло: людям постарше пришлось вернуться в школу и начать все сначала - или совсем расстаться с космосом, если они не могли переучиться и освоить новые корабли.
- Что, разница настолько велика?
- О да, когда ракеты ушли в прошлое, свершился перелом, сравнимый с переходом от паруса к пару. Кстати, эту аналогию вам часто придется слышать. В старых ракетах было величие, совсем как в старинных парусниках, а современные корабли им не обладают. Когда "Кентавр" стартует, он поднимается бесшумно, как воздушный шар, - а при необходимости и столь же медленно. При старте же ракеты все сотрясалось на километры вокруг, и стоило оказаться слишком близко к стартовой площадке, как можно было на несколько дней оглохнуть. Да вы и сами видели эти старты в старых выпусках новостей.
Принц улыбнулся.
- Да, - сказал он. - Я часто смотрел записи во дворце. Думаю, я видел материалы, относящиеся ко всем инцидентам, случившимся во время пионерских экспедиций. И мне жаль видеть конец ракет. Но мы никогда не смогли бы построить космопорт для ракет здесь, на равнине возле Сэлисбери, - от вибрации разрушился бы Стоунхендж!
- Стоунхендж? - переспросил Саундерс, распахивая люк и пропуская принца в третий трюм.
- Это древний монумент - один из самых знаменитых каменных кругов в мире. Он действительно впечатляет, и ему около трех тысяч лет. Взгляните на него, если получится - до него отсюда всего двадцать километров.
Саундерс с трудом подавил улыбку. Какая странная страна: где еще в мире можно обнаружить такие контрасты? У него возникло ощущение, что он еще совсем молод и зелен - ему вспомнилось, что у него на родине Билли Кида считали древней историей, а во всем Техасе вряд ли найдется строение старше пятисот лет. Он впервые начал понимать, что такое традиция: она придавала принцу Генри нечто, чем он мог и не обладать. Уверенность в себе… да, именно так. И гордость, каким-то образом лишенную высокомерия, потому что она настолько воспринималась как нечто само собой разумеющееся, что не нуждалась в доказательствах.
Просто поразительно, сколько вопросов принц Генри ухитрился задать во время получасовой экскурсии по грузовому кораблю. И то были не рутинные вопросы, которые задают из вежливости, совершенно не интересуясь ответом. Его королевское высочество принц Генри немало знал о космических кораблях, и капитан Саундерс даже ощутил усталость, когда передал своего высокого гостя комитету по встрече, с хорошо имитируемым терпением дожидавшемуся возле "Кентавра".
- Большое вам спасибо, капитан, - сказал принц, пожимая ему руку в шлюзе. - Уже не помню, когда я получал такое удовольствие. Надеюсь, ваше пребывание в Англии окажется приятным, а полет - успешным. - Тут свита торопливо увела принца, а портовые чиновники наконец-то поднялись на борт проверить корабельные бумаги.
- Итак, - поинтересовался Митчелл, когда с формальностями было покончено, - что вы думаете о нашем принце Уэльском?
- Он меня удивил, - откровенно ответил Саундерс. - Мне бы и в голову не пришло, что он принц. Мне всегда представлялось, что все они туповаты. И, черт побери, он знает принцип работы полевого двигателя! Он бывал когда-нибудь в космосе?
- Кажется, однажды. Просто совершил прыжок над атмосферой на военном корабле. Они даже не вышли на орбиту и сразу вернулись - но премьер-министра едва не хватил удар. Запрашивали палату лордов, в "Тайме" было несколько передовиц на эту тему. Все решили, что наследник престола - слишком ценная персона, чтобы подвергать его риску, доверившись новым и недостаточно проверенным изобретениям. Так что он, имея ранг коммодора Королевских космических сил, не бывал даже на Луне.
- Бедняга, - пробормотал капитан Саундерс.
Ему предстояло убить три дня, потому что в обязанности капитана не входило наблюдение за погрузкой или предполетным обслуживанием корабля. Саундерс знал шкиперов, которые повсюду совали свой нос и дышали в затылок инженерам, но он не принадлежал к их числу. Кроме того, ему хотелось посмотреть Лондон. Он побывал на Марсе, Венере и Луне, но в Англии оказался впервые. Митчелл и Чамберс снабдили его всей нужной информацией и усадили на монорельсовый поезд до Лондона, а сами торопливо отправились к своим семьям. Они вернутся в космопорт на день раньше капитана и проверят, все ли в порядке. Саундерсу очень повезло, что у него есть офицеры, на которых он может полностью положиться: лишенные чрезмерного воображения и осторожные, но дотошные почти до навязчивости. Зато, если они скажут, что на корабле все в порядке, Саундерс может взлетать со спокойной душой.
Узкий обтекаемый цилиндр мчался через тщательно прилизанный ландшафт. Вагон находился настолько низко над землей и перемещался столь быстро, что пассажиры успевали лишь бросить быстрый взгляд на мелькающие за окнами города и поля. Саундерс подумал, что в Англии все поразительно компактно и какого-то лилипутского масштаба. Тут не было открытых пространств и полей длиннее двух километров в любом направлении. Одного этого хватило бы, чтобы вызвать у техасца клаустрофобию - особенно у техасца, ставшего еще и космическим пилотом.
На горизонте показалась четко очерченная граница Лондона, напоминающая крепостную стену вокруг старинного города. Здания, за немногими исключениями, были довольно низкими - этажей в пятнадцать - двадцать. Вагон промчался сквозь узкий каньон, над очень привлекательным парком, пересек реку (вероятно, Темзу) и, мощно и уверенно затормозив, остановился. Голос в динамике негромко, точно опасаясь, что его подслушают, объявил:
- Это Паддингтон. Пассажиров, следующих на север, просят оставаться на своих местах.
Саундерс снял с полки багаж и вышел.
Направляясь к входу в метро, он прошел мимо киоска и взглянул на выставленные в витрине журналы. На обложках примерно половины из них красовались фото принца Генри или других членов королевской семьи, а это, решил Саундерс, уже явный перебор. Он также заметил, что во всех вечерних газетах есть фотографии принца, входящего в "Кентавр" или покидающего его, и купил парочку, намереваясь почитать их в метро… пардон, в подземке, как его называют лондонцы.