- Ни в коей мере. Экспериментальный выпуск андроидов был вполне успешен, особенно с технической стороны. Их внешность потрясающе повторяла человеческую, и при этом они обладали исключительной прочностью и многоплановостью. Для кожи использовалась углеродистая волокнистая синтетика, для сухожилий - силикон. В структурах андроидов практически отсутствовал металл- только мозг, естественно, оставался платиноиридиевым, но они были почти такие же прочные, как металлические, а в действительности и еще прочнее, потому что легче.
- И, несмотря на все эти преимущества, вы не стали ими торговать? - спросил Пол.
- Совершенно верно. Мы сделали что-то около дюжины экспериментальных моделей и провели пробную распродажу, после чего решили прекратить дальнейшие работы в этом направлении.
- Почему же?
- Прежде всего, - ответил Смайт-Робертсон, - выпуск андроидов должен был обойтись нам гораздо дороже, чем производство обычных металлических роботов: они так дорого стоили, что превратились бы в предметы роскоши, а спрос на них был бы так ограничен, что на покрытие расходов по созданию производственной линии понадобилось бы много лет. Но не это было главным в возникших затруднениях. Настоящая причина крылась в негативном отношении потребителей. Видите ли, андроиды слишком похожи на людей. Они пробудили древние страхи: а как бы человек не оказался устаревшим; двести лет назад из-за этого было много тревог. Так что не было никакого смысла для нас запускать новую серию роботов, которая изначально обещала нам одни убытки, и к тому же тем самым поднимать новую волну психоза и неразберихи.
- Но корпорация сохранила свои разработки по производству андроидов, верно? - спросил Эндрю.
Смайт-Робертсон пожал плечами:
- Пожалуй, если бы в этом был смысл, мы могли бы производить андроидов.
- Но вы предпочли не делать этого, - сказал Пол. - Вы владеете всей технологией производства, но отказались пользоваться ею. Тогда это не соответствует тому, что вы нам сказали перед этим - что создать андроидное тело для Эндрю невозможно.
- Да, технически это возможно. Но это абсолютно противоречит общественным настроениям.
- Почему? Насколько мне известно, нет закона, запрещающего производить андроидов.
- Но мы тем не менее не производим их и не собираемся этом заниматься. Вот почему мы не можем выполнить требование Эндрю Мартина снабдить его андроидным телом. И я полагаю, мы дошли до точки, когда беседу пора закруглять.
Поэтому, если не возражаете... - И он приподнялся на своем стуле.
- Еще минутку, будьте любезны, - сказал Пол непринужденным тоном, под мягкой поверхностью которого чувствовалась сталь. Он откашлялся. Смайт-Робертсон сдался с видом, еще более мрачным, чем вначале. Пол сказал: - Мистер Смайт-Робертсон, Эндрю - свободный робот, его права находятся под защитой закона. Вы, конечно, осведомлены об этом.
- Слишком хорошо осведомлен.
- Этот робот, будучи свободным роботом, свобод но же предпочел носить одежду. Это привело к тому, что легкомысленные особы порой унижали его, пренебрегая законом, который запрещает унижать роботов. Вы понимаете, что нелегко привлечь к суду за оскорбления, если те, кому следует решать, кто прав, а кто виноват, не относятся с осуждением к этим поступкам.
- Меня это нисколько не удивляет, - сказал Смайт-Робертсон. - В "Ю. С. Роботс" предвидели это с самого начала. Это юридическая фирма вашего отца не видела этого.
- Мой отец умер, - сказал Пол. - Но я вижу здесь прямое оскорбление с определенной целью, и мы готовы принять соответствующие меры.
- О чем это вы толкуете?
- Мой клиент, Эндрю Мартин, - он является клиентом нашей фирмы на протяжении многих лет, - по постановлению Всемирного суда свободный робот. Это означает, что сам Эндрю является его владельцем, и поэтому, как и любой человек, хозяин робота, он наделен всеми правами в отношении своего робота как части своего имущества. Замена робота - это одно из тех самых прав. Как вы упоминали в процессе нашей дискуссии, владелец робота имеет право требовать от "Ю. С. Роботс энд Мекэникл Мен Корпорейшн" замены устаревшего робота. Практически корпорация настаивает на проведении такой замены, а если робот арендован, она автоматически отзывает его для этого. Я правильно изложил вашу политику, как вы находите?
- Хм... Да.
- Хорошо. - Пол улыбался и вообще чувствовал себя свободно. Он продолжил: - Итак, позитронный мозг моего клиента выступает владельцем тела моего клиента, а тело это по всем признакам имеет возраст более двадцати пяти лет. Согласно вашим правилам, это тело отслужило свое и мой клиент имеет право на его замену.
- Ну... - покраснев, произнес Смайт-Робертсон. Его мрачное, изможденное лицо стало похоже на маску.
- Позитронный мозг, то есть в настоящее время мой клиент, требует заменить его тело и предлагает за замену любую приемлемую цену.
- Пусть подпишет соответствующий обычный документ, и мы займемся его усовершенствованием.
- Но ему нужно нечто большее, чем обычное усовершенствование. Он требует в замену лучшее из тел, которые в технических возможностях вашей компании, то есть тело андроида.
- У нас его нет.
- Отказывая ему в этом, - мягко продолжал Пол, - вы обрекаете его на дальнейшие унижения, которым его подвергнет любой, кто, распознав в нем робота, будет с презрением третировать его хотя бы за то, что он предпочитает носить одежду и во многих других отношениях ведет себя "по-человечески".
- Это нас не касается, - сказал Смайт-Робертсон.
- Это коснется вас, когда мы возбудим против вас дело за то, что вы отказались предоставить моему клиенту тело, которое помогло бы ему избежать большей части тех унижений, которым он подвержен сейчас.
- Идите и возбуждайте, если хотите. Уж не считаете ли вы, что кому-то захочется пальцем шевельнуть в пользу робота, который хочет выглядеть человеком? Такое может только взбесить людей. Его осудят как самонадеянного выскочку - каковым он и является.
- Не уверен, - возразил Пол. - Согласен, публика в своем большинстве не поддержит обращение робота в суд с таким обвинением. Но, с другой стороны, мистер Смайт-Робертсон, нужно ли напоминать вам, что "Ю. С. Роботс" не пользуется большой любовью у людей? Даже большинство из тех, кто использует роботов в своих интересах и для собственной выгоды, к вам относятся с подозрением. Возможно, это пережитки прошлого, тех времен, когда роботы вызывали паранойю, думаю даже, что так оно и есть. А может быть, это возмущение вашей неограниченной властью, богатством вашей компании, которой так ловко удалось отстоять свою монополию на производство роботов во всем мире в результате долгих и хитрых маневров с патентованием. Но какой бы ни была причина, эта неприязнь существует. И в этой тяжбе наиболее непопулярной стороной, даже в сравнении с роботом, который хочет быть похожим на человека, будет корпорация, которая первой наводнила мир роботами.
Смайт-Робертсон в ярости смотрел на них. Он так стиснул зубы, что все мускулы на его лице отчетливо обрисовались. Он молчал.
А Пол продолжал:
- Кроме того, представьте себе, что подумают о вас люди, когда узнают, что вы способны производить человекоподобных роботов? Судебный иск привлечет особое внимание именно к этой проблеме. В то время как если вы тихо и просто снабдите моего клиента тем, о чем он просит вас...
Казалось, Смайт-Робертсон сейчас взорвется.
- Это уже шантаж, мистер Чарни.
- Напротив. Мы просто пытаемся разъяснить вам, что для вас выгоднее. Быстрое и мирное решение вопроса - вот все, чего мы добиваемся. Но, конечно, если вы принудите нас искать справедливость в суде, тогда разговор пойдет другой. Вот тогда вы окажетесь в щекотливом и весьма неловком положении, особенно если принять во внимание, что мой клиент богат и проживет еще не одно столетие, и у него будут все основания продолжить борьбу хоть до скончания века.
- Но и у нас хватит ресурсов, мистер Чарни.
- Мне это известно. Но выдержите ли вы бесконечную осаду со стороны суда, которая раскроет самые сокровенные тайны вашей компании?.. Предупреждаю в последний раз, мистер Смайт-Робертсон: если вам угодно отклонить вполне разумный запрос моего клиента, воля ваша, тогда мы покидаем вас без дальнейших разговоров. Но мы подадим на вас в суд, мы имеем на это все основания, и сделаем это энергично и открыто, что доставит "Ю. С. Роботс" немало хлопот, так что вы в конце концов убедитесь, что проиграли. Вам по душе пойти на такой риск?
- Ну... - произнес Смайт-Робертсон и замолчал.
- Ладно. Я вижу, вы готовы согласиться, - сказал Пол - Возможно, вы еще колеблетесь, но в конечном итоге вы пойдете нам навстречу. Можно сказать, мудрое решение. Но есть еще один очень важный момент.
Ярость Смайт-Робертсона, увядая, казалось, перешла в отчаяние. Он даже не пытался высказываться.
А Пол продолжал:
- Позвольте уверить вас, что, если в процессе пересадки позитронного мозга моего клиента из ныне принадлежащего ему тела в органическое, которое вы, несомненно, сделаете для него, будет причинено пусть самое незначительное повреждение мозгу, я не успокоюсь до тех пор, пока не покончу с вашей корпорацией.
- Не можете же вы ожидать от нас гарантий...
- Могу и буду. У вас есть более чем столетний опыт по пересадке позитронного мозга из одного тела в другое. Поэтому
- 5 Позитронный человек
вы можете, ничем не рискуя, с тем же успехом перенести его мозг в тело андроида. И еще раз предупреждаю вас: если хоть одна из связей его платиноиридиевого мозга в результате операции окажется нарушенной, можете быть уверены, я приложу все силы, чтобы настроить общественное мнение против корпорации, в глазах всего мира я выставлю вас виновными в преступлении ради мести.
Жалко было смотреть на извивающегося на своем стуле Смайт-Робертсона, когда он произнес:
- Мы никак не можем дать вам полную гарантию. При любой пересадке присутствует доля риска.
- Однако маловероятная. Много ли вы попортили мозгов при пересадке из одного тела в другое? На такую долю риска мы согласны. Я предупреждаю вас о преднамеренных, злокозненных действиях против моего клиента.
- Мы не настолько глупы, - возразил Смайт-Робертсон. - Хочу сказать вам в заключение: мы доведем это дело до конца, и для этого мы привлечем все наши лучшие силы. Именно так мы действуем всегда и будем действовать так и впоследствии. Вы загнали меня в угол, Чарни, но поймите же, мы не можем дать стопроцентную гарантию успеха. Девяносто девять процентов - это можно, но не сто.
- Ладно, сойдет. Но помните: мы бросим против вас все доступные нам средства, если заподозрим хотя бы малейшее намеренное повреждение у нашего клиента. - Он обратился к Эндрю: - Что скажешь, Эндрю? Это приемлемо для тебя?
Эндрю почти целую минуту колебался, зажатый правилами Первого Закона. Пол заставлял его поддержать ложь, шантаж, унижающие достоинство человека.
Но, по крайней мере, это не влекло за собой никаких физических травм, убеждал он себя. Никаких физических травм.
И он с трудом, едва слышно выдавил из себя:
- Да
Глава 15
Он чувствовал себя так, как будто его заново сотворили.
Проходили дни, недели, месяцы, а Эндрю все никак не мог обрести себя, и даже простейшие действия выполнял неуверенно.
Раньше он никогда не ощущал своего тела. Стоило ему захотеть сделать что-то, и он мгновенно, мягко и машинально выполнял необходимые движения. А теперь... Теперь все время требовалось сознательное управление телом. Подними руку, должен был он сказать себе. Подними ее вверх. Теперь положи.
Не то же ли самое происходит с человеческим ребенком, когда он постигает тайны координации движений?
Да, наверное. Ему было больше ста лет, а он чувствовал себя совсем ребенком, овладевая своим новым, пугающим его самого телом.
А тело было изумительное. Они сделали его высоким, но не таким огромным, чтобы подавлять или устрашать окружающих. У него были широкие плечи, тонкая талия, его руки и ноги были упругими и мускулистыми. Он выбрал светло-каштановый цвет для своих волос, поскольку рыжий показался ему слишком вызывающим, белокурый - слишком ярким, черный - мрачным, а волос каких-нибудь других цветов он не видел у людей, разве что белые и серебристые в пожилом возрасте, а таких он не хотел. Его глаза - на самом-то деле фотооптические камеры - тоже были карие с золотыми крапинками. Для своей кожи Эндрю выбрал нейтральный цвет, вернее, смесь разных, наиболее типичных для людей оттенков: потемнее, чем бледно-розовый цвет кожи у членов семьи Чарни, но и не слишком темный. Он постарался, чтобы по цвету кожи его нельзя было отнести ни к какой расе, тем более что ни к какой расе он в действительности и не принадлежал. Он велел, чтобы дизайнеры "Ю. С. Роботс" потрудились и создали для него внешность человека между тридцатью пятью и пятьюдесятью годами: достаточно зрелого, но еще не старого.
Превосходное тело, ничего не скажешь. Он был уверен, что будет счастлив, когда освоится с ним.
Каждый новый день приносил новый успех. Он все лучше овладевал своей элегантной андроидной оболочкой. И все же - как медленно продвигался он вперед, как мучительно долго...
Пол неистовствовал:
- Они повредили тебя, Эндрю. Я подам на них в суд.
- Не стоит, Пол, - возражал Эндрю. - Каки-и-е у в-вас д... до... к-к-аз-зате-ельст... ства... м-м-м...
- Мести?
- Да, м-мести. Я станов-влюсь л-л-лучше, с-с-ильнее. Это просто тр-тр...
- Трясучка?
- Травма. Такое ведь оп-оп... впервые.
Эндрю говорил очень медленно. Речь оказалась удивительно сложной проблемой для него, одной из самых трудных функций, постоянной борьбой за правильное произношение слов. Это стало пыткой для Эндрю, а для слушателей пыткой было понимать его. Весь его голосовой аппарат заменили новым, совсем не таким, как прежде. Удобный электронный синтезатор, так хорошо имитировавший человеческий голос, уступил место устройству с резонаторами и приспособлениями типа голосовых связок, контролирующих резонаторы и делающих его голос совершенно неотличимым от человеческого. Но пока что Эндрю, как и сразу после операции, с трудом составлял каждый слог, с огромным трудом.
Но он не отчаивался. Да он практически и не способен был отчаиваться; и, кроме того, он понимал, что все это дело времени. Он мог исследовать свой мозг изнутри. Только он это мог, никто другой, и никто другой лучше его не мог знать, что его мозг в целости и сохранности, что пересадка не повредила ему. Мысли свободно текли по нервным каналам его нового тела, хотя оно еще недостаточно быстро реагировало на сигналы. Все параметры его организма были отлажены в совершенстве.
Оставались побочные проблемы. Он понимал, что в принципе у него все в порядке и со временем он полностью овладеет своим новым вместилищем. А сейчас он воспринимал себя как очень юное существо. Как ребенка, новорожденного ребенка.
Прошло несколько месяцев. Координация движений у него становилась все увереннее. Взаимодействие с позитронной системой быстро восстанавливалось.
Но не все было так, как ему хотелось. Он целые часы проводил перед зеркалом, стараясь оценить весь свой репертуар по части выражения лица и движений тела. И увиденное далеко не оправдывало его ожиданий.
Нет, все-таки не совсем человек! Лицо было слишком плотным, и он сомневался, что впоследствии оно станет другим. Он нажимал пальцем на щеку, и она пружинила, но не так, как у человека. Он мог улыбнуться, нахмуриться или насупиться, но и улыбка, и хмурость были какими-то искусственными, вымученными. Он мог послать сигнал "улыбнись" или "нахмурься" или любой другой, и мускулы его лица послушно изображали требуемое, соответственно собрав черты лица в нужную комбинацию по тщательно разработанной программе. Он всегда ощущал механизм, пусть теперь органический, который тяжеловесно погромыхивал под его кожей для придания лицу нужного выражения. Эндрю подозревал, что у людей это происходило совсем иначе.
Слишком запланированными были все его движения. Им недоставало непринужденности, столь свойственной человеку. Он еще надеялся, что со временем это пройдет: он уже далеко шагнул от тех злосчастных дней сразу после операции, когда он, словно примитивный, допозитронный автомат, неуклюже передвигался по своей комнате, но что-то говорило ему, что в своем новом, таком необыкновенном теле он никогда не сможет передвигаться так естественно, как это само собой получается у людей.
Но в конце-то концов все было не так уж плохо. Сотрудники "Ю. С. Роботс" честно выполнили условия сделки и провели пересадку мозга со всем своим великолепным техническим умением. И Эндрю получил то, чего он добивался. По-настоящему внимательного наблюдателя он не сумел бы обмануть, выдав себя за человека, но никогда не было ни одного робота, который бы так походил на человека, и он, по крайней мере, мог ходить в одежде и не выглядеть в ней смешным из-за несоответствия одежды с металлическим, невыразительным лицом над нею.
Но вот пришел день, когда Эндрю заявил:
- Я снова приступаю к работе.
Пол Чарни засмеялся и сказал:
- Значит, ты поправился. Что ты собираешься делать? Писать следующую книгу?
- Нет, - серьезно ответил Эндрю. - Слишком долго я живу, чтобы одно какое-то дело схватило меня за глотку и не отпускало. В свое время я был художником - я и сейчас иногда балуюсь этим. Потом я занимался историей, и если бы я видел необходимость этого, я написал бы еще одну-две книги. Но я должен двигаться дальше. И теперь, Пол, я хочу стать робобиологом.
- Робопсихологом, ты хочешь сказать?
- Нет. Это означало бы изучение позитронного мозга, а я в данное время не испытываю никакого интереса к этому. А робобиолог, по моим представлениям, имеет дело с деятельностью тела, приданного этому мозгу.
- Не роботехник ли это в таком случае?
- В былые времена-да, роботехник. Но роботехники занимались металлическими телами. А я буду изучать органическое, гуманоидное тело, каковым, насколько мне известно, обладаю только я. Как оно действует, как оно копирует человеческое тело - вот предмет моего исследования. Я хочу больше знать об искусственно созданном теле, чем знают об этом сами создатели андроидов.
- Ты сужаешь таким образом поле своей деятельности, - сказал Пол. - Как художник ты мог выразить все что угодно. Став историком, ты посвятил себя главным образом роботам. А в качестве робобиолога ты будешь занят только самим собой.
Эндрю кивнул:
- Вероятнее всего.
- Так ты собираешься полностью погрузиться в себя?