Здесь стало совершенно темно, и я вынужден был несколько раз включать электрический фонарик. В тот момент, когда я опускался вниз, стало слышно, как под тяжестью грузных шагов зашуршал песок за окнами. Тогда я закрыл за собой дверь и бесшумно повернул ключ.
Обратный путь по трубе показался мне гораздо короче.
7. РОБЕРТ ФЕРНАН
Однажды рано утром доктор Шварц привёл ко мне человека, которого я раньше никогда не видел. Это был уже немолодой высокий, широкоплечий мужчина с копной чёрных курчавых волос на голове.
- Знакомьтесь. Это господин Фернан, наш биохимик, - объявил Шварц.
Фернан глядел на меня сощуренными, будто близорукими глазами и слегка улыбался.
- Добрый день, - сказал я.
- Добрый день, - ответил он по-французски с едва уловимым иностранным акцентом.
- Доктор Фернан будет выполнять функции, которые раньше выполнял Морис Пуассон, - сказал Шварц. - Я надеюсь, что вы подружитесь.
Он кивнул мне и вышел. Фернап поставил на мой рабочий стол штатив с пробирками, наполненными знакомыми мне мутными жидкостями, и начал молча обходить лабораторию. Он остановился у приборов, низко наклоняя над ними лохматую голову. Я следил за его движениями, стараясь угадать, кто он и что из себя представляет. Мне почему-то казалось, что он не француз. Чтобы не выдать любопытства, я принялся сортировать пробирки, а он все расхаживал по комнате, заложив руки за спину и ни к чему не прикасаясь. Он только смотрел.
- Анализы нужны полные или только спектральный? - спросил я безразличным тоном.
- А как у вас положено?
- В зависимости от того, что требуется. Я не знаю, что вам нужно.
Он задумался, затем ответил:
- Сделайте для начала полный анализ.
Я кивнул и принялся за препарат номер один.
- Вы не возражаете, если я понаблюдаю, как вы работаете?
- Если вам нравится, пожалуйста, - ответил я без всякого энтузиазма.
Про себя я решил, что этого Фернана приставили ко мне соглядатаем. Я прошёл в препараторскую, отфильтровал раствор и положил листок бумаги с осадком сушиться на электрическую печку. Раствор я перелил в кварцевую кювету и вернулся к спектрографу. Фернан неотступно следовал за мной, низко наклоняя голову над моими руками. Это начало меня раздражать.
- Сейчас я буду экспонировать спектр, и вы можете отдохнуть, - сказал я по-немецки, стараясь произнести фразу как можно более едко.
- Спасибо, - ответил он мне на чистейшем немецком языке.
"Так оно и есть: немец", - решил я.
Загудел трансформатор водородной лампы, я установил кювету в держатель и сел рядом со спектрографом. Фернан уселся за столом. Несколько минут мы молчали.
- А вы не боитесь обжечь лицо ультрафиолетом? - спросил я.
Он покачал головой.
- Я уже привык. На моё лицо ультрафиолетовые лучи не действуют.
Я посмотрел на его лицо. Для немца оно было слишком смуглым. Это меня немного смутило.
- А вы здесь уже давно? - осведомился он.
- Да, давно, - ответил я и отвернулся.
- Вы из Франции?
- Да.
- Вам здесь правится?
Я поднял на него удивлённые глаза.
- А это имеет какое-нибудь отношение к делу?
- Извините, - засмеялся Фернан. - Это, конечно, праздное любопытство. Извините, - повторил он.
После этого он больше не ходил за мной по пятам. Он сидел, облокотившись о стол, с закрытыми глазами, погруженный в свои мысли. Когда я принялся за третью пробирку, он вдруг встал и, ни слова ни говоря, вышел из помещения. Через окно я видел, как он обогнул мой барак и, широко шагая по песку, отправился в южную лабораторию. На полпути его остановил часовой, и он предъявил ему пропуск. Часовой козырнул и отошёл в сторону.
"Важная птица. Разгуливает, где ему вздумается".
Вернулся он только к вечеру. Вид у него был немного встревоженный и одновременно усталый.
- У вас все готово? - спросил он,
- Давно. Вот здесь, на бланках, все написано.
Несколько секунд он молча рассматривал мои записи, а затем поднял на меня свои близорукие глаза.
- По-моему, бессмысленная работа, - сказал он как-то неопределённо.
- Не знаю. Доктору Граберу и доктору Шварцу виднее.
Фернан пожал плечами:
- Я совершенно не понимаю, для чего нужно вполне благопристойных кроликов превращать в каменных кроликов. Кому вместо хороших сочных помидоров и бананов нужны каменные помидоры и бананы?
Я насторожился и пристально взглянул на него. За все время моего пребывания здесь со мной никто так откровенно не говорил о делах, происходящих в институте Грабера. Может быть, это провокация? Может быть, немцы заподозрили, что я уже слишком много знаю, и просто хотят выяснить, как много мне известно? Я плотно сжал губы и ничего не ответил.
- Ну хорошо. Спокойной ночи, - сказал Фернан и ушёл.
В течение нескольких дней он не появлялся. За это время произошло событие, которому суждено было стать решающим во всей этой истории.
Как-то вечером после работы я позвонил фрау Айнциг, чтобы сверить часы. Она сняла трубку и, произнося знакомое мне "алло", вдруг перестала со мной говорить. Вместо её голоса я внезапно услышал несколько голосов. Разговор был не очень внятный, торопливый, но очень скоро смысл его дошёл до моего сознания. Кто-то сообщал фрау Айнциг, что получена радиограмма о прибытии в институт крупного начальства. В связи с этим что-то нужно было сделать, с чем-то поторопиться, за кем-то послать. Дата прибытия точно не установлена. Айнциг повесила трубку, и я больше ничего не услышал.
На следующее утро на территории института началась беготня. Я видел, как Шварц несколько раз торопливо прошёл из своей лаборатории в южную и обратно, как из южной лаборатории пробежали трусцой в здание Грабера несколько человек в белых халатах, как по дороге вдоль восточной ограды взад и вперёд метались рабочие.
В этот день обо мне забыли.
Однако вскоре после обеда в моем помещении появился Фернан. С первого же взгляда было ясно, что он очень взволнован, и я даже не удивился тому, что он не принёс никаких препаратов для анализа.
- Чем могу служить? - спросил я насмешливо, понимая, что немцы переполошились из-за приезда начальства.
Фернан виновато улыбнулся и как-то очень просто сказал:
- Ух, забегался! Решил у вас отдохнуть…
- Отдохнуть?
- Да. Вы не возражаете, если я у вас посижу несколько минут?
Я пожал плечами и показал на стул. Он сел и проговорил:
- Прошу вас, если придёт доктор Шварц, рассказывайте мне что-нибудь о своей работе. Это будет выглядеть так, будто я пришёл к вам по делу,
Я внимательно посмотрел ему в глаза. Все это начинало меня злить. Я спросил:
- Вы, наверно, думаете, что я безнадёжный идиот и не понимаю, что значит вся эта комедия?
- Комедия? - Он даже привстал. - По-моему, это не комедия. Может быть, для вас, но не для меня…
- Господин Фернан, давайте договоримся: если вам поручили за мной следить, то делайте это как-нибудь поумнее…
Он опустил голову, потёр рукой лоб и тихонько засмеялся:
- Черт возьми! А ведь верно, какое право я имею на ваше доверие? Никакого…
Мне показалось странным, что он так говорит. Вёл он себя очень непосредственно.
Подумав, он вдруг заговорил снова:
- Хорошо. Давайте будем откровенны. Другого выхода у меня нет. Только ответьте мне на один-единственный вопрос. Он может вам показаться странным, но для меня это важно. Согласны?
- Смотря какой вопрос, - насторожённо сказал я.
- Вы любите Францию?
Пока я думал, он смотрел на меня широко раскрытыми чёрными глазами, излучающими какой-то глубокий душевный жар… Я внезапно почувствовал, что передо мной не тот человек, за которого я его принимал.
- Если это так важно, я могу ответить: да.
- Я вам верю. Слушайте. - Он перешёл на шёпот: - Я не Фернан, и мне грозит опасность…
Мы долго молчали, разглядывая друг друга. Он смотрел мне прямо в глаза, и в них я не находил ничего, кроме искренности…
- Кто же вы тогда? - прошептал я.
- Вы это узнаете в своё время. Но я не немец. И не француз…
- Пойдёмте в рентгеновский кабинет. Там можно запереться и поговорить, чтобы нас никто не услышал, - прервал его я.
Мы прошли в рентгеновскую лабораторию, и я включил установку. В комнате стало шумно. Фернан наклонился ко мне и сказал:
- Я приехал сюда по документам некоего Роберта Фернана из Мюнхенского исследовательского центра. После войны этого Фернана приговорили к пожизненной каторге за медицинские и биологические опыты над военнопленными. Однако с помощью своих западных коллег он вскоре оказался на свободе и занял важное положение медицинского советника при нынешнем правительстве в Бонне…
- Да, ну, а вы…
- Я недаром спросил, любите ли вы свою родину. Дело в том, что моя родина - здесь…
- Здесь? В Африке?
- Да, здесь, на этой самой земле. Нас давно уже тревожит то, что тут окопались немцы. Им в этом помогли заокеанские друзья нашего нынешнего правительства. Но с этим пора кончать.
Последние слова Фернан произнёс решительно, как призыв, и выпрямился во весь рост. Мне вдруг стало стыдно за то, что я европеец.
- Постойте, одну секунду, Фернан… или как вас… Но ведь, насколько я знаю, Грабер ведёт лишь научные исследования.
- Научные? - Он резко наклонился к самому моему лицу. - Роберт Фернан проводил над людьми тоже так называемые научные исследования. Он замораживал их живыми, он вливал им в вены растворы солей свинца, чтобы получить уникальные рентгеновские снимки, он…
- Неужели и Грабер?.. - в ужасе воскликнул я.
- Н-не знаю, не знаю… Собственно, я здесь был для того, чтобы все узнать. В нашем народе ходят кое-какие слухи…
- Какие?
- Не буду их повторять. Нужно точно проверить.
- Чем я могу вам помочь? - спросил я, взяв его за руку. Мысль об античеловеческом характере работы института Грабера приходила мне в голову очень часто, но я гнал её от себя, не веря, что в наше время наука может заниматься чем-то мерзким и преступным. Теперь, когда эту мысль Фернан выразил чётко и ясно, я понял, что обязательно стану его помощником, если не хочу стать соучастником преступления.
- Чем я могу быть для вас полезен? - снова спросил я.
- Хорошо, слушайте, - прошептал он. - Скоро для инспектирования института Грабера приедет группа военных из Объединённого штаба. Кроме военных, там будут представители двух исследовательских фирм: американской "Уэстерн биокемикал сервис" и немецкой "Хемише Централь". Собственно, это одна и та же фирма. Свою деятельность у нас они начали с того, что стали ввозить мыло и леденцы. И то и другое появлялось в одной и той же упаковке, но с надписями то на английском, то на немецком языках. Так вот, представители этих двух фирм приедут осматривать и одновременно показывать генералам своё, так сказать, африканское хозяйство, знакомиться с успехами и достижениями доктора Грабера. Нужно попасть на испытания.
- Какие испытания?
- Грабер будет демонстрировать результаты своей работы.
- Где?
- Наверно, в парке, за стеной.
- Так что же нужно сделать?
- Нужно, чтобы на испытания попали вы.
- Я? Вы смеётесь! Они меня из этого барака выпускают три раза в день на прогулку: пятьдесят шагов вправо от двери и пятьдесят влево. Вы же знаете, что территория просматривается часовыми.
- Да, - он тяжело вздохнул, - я знаю. И тем не менее это нужно сделать.
Я вспомнил о своём путешествии под землёй в "оазис алых пальм", и у меня шевельнулась смутная надежда.
- Ну, допустим, я что-нибудь придумаю. Может быть, свершится чудо и мне удастся попасть на эти испытания, хотя я даже не знаю, где они будут. Ну, а вы? Ведь вам нужно скрыться. Вам нужно бежать. Если приедут представители фирмы и увидят, что вы не Фернан…
Он медленно покачал головой:
- Я не могу бежать. Я должен не попадаться им на глаза. Даже если меня и потребуют, хотя я надеюсь, что во мне никакой нужды не будет.
Мы долго молчали. Затем я спросил:
- Вы, кажется, довольно свободно перемещаетесь по территории?
- Да. Относительно.
- Куда вам разрешается ходить?
- Всюду, за исключением резиденции Грабера и этого странного парка за стеной.
- Вы имеете в виду "оазис алых пальм"?
- Алых? Почему алых? Эти пальмы грязно-песочного цвета.
Я засмеялся:
- Это я придумал название. В день моего приезда они были окрашены лучами заходящего солнца в ярко-красный цвет.
- За ограду я доступа не имею, хотя моя лаборатория примыкает к стене, за которой находится оазис.
Я удивился. Неужели Пуассон не имел прямого доступа в оранжерею, в которой я побывал? Впрочем…
- Слушайте, - сказал я, - есть план. Вы можете попасть в сад. Но учтите: постройка за стеной обитаема и я не знаю, кто там живёт. За время, оставшееся до приезда военных, вы должны хорошенько все разведать. Если вам удастся выяснить, где будут демонстрироваться достижения Грабера, я попытаюсь что-нибудь сделать.
- А как я смогу попасть в оазис?
Я выключил рентгеновский аппарат, и мы вышли в лабораторию.
- Кстати, как ваше настоящее имя? - спросил я.
- Называйте меня пока Фернаном, - ответил он улыбаясь.
Я устыдился своей наивности.
Мы подошли к висевшему на стене ящику, на крышке которого были изображены череп и две кости, перечёркнутые красной молнией.
- У вас в лаборатории это есть? - спросил я. Он кивнул головой.
Я подошёл к спектрографу, вытащил из-под рельсы ключ, открыл ящик. Фернан заглянул внутрь и легонько свистнул.
- Ясно? - спросил я. Он кивнул головой.
- Только учтите вот что.
Я запер дверь, подвёл его к стене и поднял край линолеума. Он увидел металлические контакты и быстро закивал.
- Это я знаю, - прошептал, он. - Это во всех помещениях, где работают иностранцы.
- Но ведь Пуассон…
- Когда Пуассон бежал, он где-то повредил сигнализацию. С моим приездом её решили не восстанавливать.
- Откуда вы все это знаете? - удивился я.
- У нас здесь есть ещё один друг…
- Кто?
- После. А сейчас давайте ключ.
Я передал ему ключ, и он крепко пожал мне руку.
- Итак, если вы хотите, чтобы я вам помог, узнайте обо всем как можно больше. Окончательный план действий мы разработаем накануне испытаний.
- До свиданья.
- До свиданья, господин Фернан.
Через день после моего разговора с Фернаном мне перестали приносить пищу, Ни утром, ни днём, ни вечером не появился араб с термосами, и я, совершенно изголодавшийся, позвонил фрау Айнциг. Ответа долго не было, а когда она взяла трубку, её голос был резким и раздражительным. Она опередила мой вопрос:
- Не умрёте, Мюрдаль! Мы все в таком положении. Мне есть хочется не меньше, чем вам, ждите.
Вместо ужина я вышел на свою "прогулку", раздумывая над тем, почему вдруг институт Грабера оказался без еды. Пройдя к бараку Шварца, я хотел было войти, чтобы поговорить с доктором о таком неожиданном повороте дел, как вдруг дверь открылась и на песок выскочил Джованни Сакко, итальянец-синтетик. Его чёрные глаза выражали ярость.
- Синьор, вы тоже голодаете? - спросил я. Сакко оглянулся по сторонам и сделал мне едва заметный знак подойти поближе.
- Голод - это ещё полбеды. Скоро нам придётся умирать от жажды…
- Почему? Разве перестали возить воду? Он криво улыбнулся.
- В том-то и дело, что нет. С водой все в порядке. Но только пить её…
- Что?
Джованни пожал плечами. Затем он заговорил быстро-быстро, путая французские и итальянские слова;
- Все дело в воде… Мне так кажется… Эти арабы давно её здесь не пьют… Иначе зачем бы они отсюда бежали… А теперь здесь нет ни одного туземца… Все проклинают воду… Все дело в ней…
Я в недоумении смотрел на итальянца. Вдруг его лицо перекосилось, и он, круто повернувшись, скрылся за дверью. Сзади послышалось шуршание песка. Ко мне быстрыми шагами подходил доктор Шварц.
- Разве вам не сообщили, что прогулки отменены? - бросил он мне.
- Нет. А почему?
- Не задавайте вопросов, и марш к себе! - скомандовал он.
Я возмутился:
- Послушайте, доктор! Я, кажется, не ваш соотечественник и не солдат, и вы не имеете права отдавать мне приказания. Я здесь по вольному найму. Не захочу быть у вас, и все тут!
Шварц презрительно улыбнулся;
- У меня, к сожалению, нет времени сейчас объяснять вам, каким правом вы пользуетесь. Делайте то. что вам приказано. Пока что мы здесь командуем.
На слове "мы" он сделал выразительное ударение.
- Надолго ли? - не выдержав, съязвил я,
- Об этом как-нибудь в другой раз. Марш в свой барак!
В лаборатории я много думал о том, что мне успел сказать Джованни. Часов в десять вечера открылась дверь, и в ней появился Фернан, улыбающийся, с большим пакетом в руках.
- Ещё живы? - спросил он весело и подмигнул мне.
- Еле-еле. Съел последнюю корку хлеба.
- Вот, насыщайтесь. Мне поручили принести вам сухой паёк. Горячая пища будет не скоро.
Он положил свёрток на стол, а сам зашагал по лаборатории, тихонько насвистывая популярную песенку.
Я с жадностью накинулся на сухие галеты и копчёную колбасу. Проглотив несколько кусков, я спросил:
- Чему вы так радуетесь?
- Как - чему? Тому, что началось!
- Что началось?
- То, что рано или поздно должно было начаться. Рабочие Грабера разбежались. Нет ни поваров, ни прислуги, ни носильщиков, ни истопников. Ушли шофёры, кроме немца-водовоза. Хозяйству профессора местные жители объявили бойкот. Началась забастовка!
- И с чего это вдруг?
Фернан подошёл ко мне и, сощурив глаза, сказал:
- Шварц уверял меня, что все дело в суеверии. Но я знаю, что это не так.
Я перестал жевать и уставился на нею. Он присел на краешек стула и закурил.
- Говорят, среди местных арабов разнёсся слух, что живущие за этой стеной европейцы ниспосланы на землю самим дьяволом! Жить и работать вместе с белыми людьми за стеной - все равно что поносить аллаха. Вот они и ушли.
- Это вам так рассказал Шварц?
Фернан кивнул головой.
- Врёт. Не верьте ни единому слову.
- А я и не верю.
- Между прочим, только что итальянец Сакко из барака доктора Шварца намекнул мне что-то насчёт воды. Знаете, был такой случай. Когда я ехал сюда через пустыню, я предложил шофёру стакан воды. Он отказался, да ещё с таким негодованием!
Фернан задумался.
- Вода или не вода, а здесь что-то неладное. Все выяснится тогда, когда вы побываете на испытаниях.
- Вы не отказались от этой идеи?
- Наоборот. Я пришёл к вам, чтобы уточнить наш план. Давайте думать, как вам пробраться на испытания.
Я улыбнулся. Этот человек говорил со мной так, как будто был в институте по крайней мере столько же, сколько и я. А ведь он жил здесь всего несколько дней!
- Я вас слушаю.
- Так вот, я вчера днём побывал в вашем "оазисе алых пальм". Вы знаете, что это такое?
Я кивнул головой.
- Вы там тоже были?
- Был.
- Прекрасно. Тогда вам легче будет объяснить. Вход в оазис лежит через кухню…