Как всегда, Хейр ответил Лиз свирепым взглядом и, тоже как всегда, не нашелся что сказать. Отведя глаза, Дадли Хейр улыбнулся Гарольду и Джейн Дьюитт. Тихая, незаметная пара, Дадли всегда было их немного жаль. Тихий, незаметный Лон-ни, их отпрыск девяти лет, вечно имел неприятности со сверстниками…
Повернувшись к бару, Дадли Хейр в очередной раз попытался решить, стоит ли "манхэттен" сейчас мучительной боли в желудке ночью, но тут появилась Дэйзи Монкриф, ведя за собой мистера Холлинана. Все глаза обратились к вновь прибывшему, все разговоры затихли, но лишь на мгновение; осознав всю неприличность создавшейся по их вине ситуации, гости немедленно ожили.
Переходя от одного к другому, Дэйзи демонстрировала свою добычу:
- Дадли, мистер Дэвис Холлинан. Мистер Холлинан, хочу представить вас Дадли Хейру, одному из самых талантливых людей Нью-Брюстера.
- Вот как? А чем вы занимаетесь, мистер Хейр?
- Рекламой. Только вы им не верьте: реклама не требует никакого таланта. Кроме, разве что, наглости. Честолюбивое желание надуть публику, и надуть как следует… Вы сами-то чем занимаетесь?
- Я всегда полагал рекламное дело полем для творчества, мистер Хейр, - сказал Дэвис Холлинан, игнорируя вопрос. - Правда, у меня не было собственного опыта…
- Зато у меня есть. Дело обстоит именно так, как говорят злые языки… - Хейр почувствовал, что краснеет. Не от стыда, а будто выпил пару коктейлей. С Холлинаном ему было хорошо до странности, язык развязывался. - Строго между нами, Холлинан: я бы отдал все деньги со своего банковского счета ради возможности сесть и писать. Просто писать. Роман! Только кишка у меня тонка, вот в чем проблема. Каждую пятницу меня ждет чек на триста пятьдесят долларов в конверте, и плюнуть на это не хватает храбрости. Так что роман остается здесь - и грызет изнутри.
Хейр остановился, понимая, что сказал слишком много. Глаза его подозрительно блестели.
- Всегда печально видеть талант, не находящий выхода. Желаю вам успеха. - Холлинан благожелательно улыбнулся.
Появившись рядом, Дэйзи Монкриф подхватила Холлинана под руку и увлекла дальше. Хейр задумчиво уперся глазами в ковер под ногами.
Интересно, с какой радости он столько ему рассказал? Хватило минуты, чтобы облегчить душу, и как! Никому в Нью-Брюстере Дадли Хейр до сих пор не доверил этого секрета. Включая собственную жену.
Можно подумать, Холлинан подобрал губкой запрятанную глубоко тоску и внутреннее смятение: Дадли Хейр чувствовал себя опустошенным, очистившимся и согретым.
"Очищение? Или кровопускание?"
Пожав плечами, Хейр отогнал странную мысль и, улыбаясь про себя, направился к бару - сделать себе "манхэттен".
Как обычно, Лиз и Лесли Эрвины устроились в противоположных концах гостиной. Найти Лиз оказалось проще, и миссис Монкриф представила Холлинана ей.
Лиз потребовалось мгновение, чтобы сфокусировать взгляд, после чего она попыталась сократить площадь своего декольте.
- Приятно с вами познакомиться, мистер Холлинан! Хочу представить вам мужа… Лесли! Подойди сюда, пожалуйста!
Лесли Эрвин подошел. Будучи на двадцать лет старше жены, он мог похвастаться самой роскошной парой рогов в Нью-Брюстере, ветвившихся вновь и вновь чуть не каждую неделю.
- Лес, это мистер Холлинан. Мистер Холлинан, познакомьтесь с моим мужем Лесли!
Мистер Холлинан любезно поклонился каждому из них по отдельности:
- Счастлив с вами познакомиться!
- Взаимно, - ответил Эрвин. - А теперь прошу меня простить…
- Засранец, - процедила Лиз Эрвин, дождавшись, когда муж вернется на свое место у бара. - Скорее удавится, чем проведет со мной пару минут на людях. Разве я заслуживаю такого отношения? - спросила она с горечью.
- У вас есть дети, миссис Эрвин? - участливо поинтересовался Холлинан.
- Да чтоб он ко мне… с моей-то репутацией! Простите… Я выпила лишнего.
- Понимаю, миссис Эрвин.
- Да… Вижу. Странно. Вы мне уже нравитесь, хотя сколько я вас знаю? Вы действительно понимаете. То есть на самом деле.
Лиз Эрвин робко тронула Холлинана за рукав:
- Сразу видно, вы не судите меня, как другие. Я ведь не такая стерва, правда? Просто мне все надоело, мистер Холлинан!
- Скука - тяжкое проклятие, я согласен.
- Точно! А от Лесли никакого толку: читает свои газеты и говорит по телефону с брокерами. Поверьте, я просто ничего не могу с собой поделать!.. Подождите, - сказала Лиз, оглядываясь. - Сейчас они начнут нас обсуждать, мистер Холлинан. Стоит мне с кем-то заговорить, они уже шепчутся. Но я хочу - пообещайте мне, пожалуйста…
- Если это в моих силах.
- Давайте как-нибудь встретимся. На днях. Я хочу поговорить… Господи! Как я хочу поговорить с кем-то, кто понимает, почему я такая. Обещаете?
- Разумеется, миссис Эрвин. Думаю, скоро.
Холлинан бережно взял руку, цеплявшуюся за его рукав, и подержал немного. Улыбка Лиз просияла надеждой. Холлинан ответил кивком.
- Мне пора поговорить с другими гостями. Рад был встретить вас, миссис Эрвин.
Глядя вслед неторопливо удаляющемуся Холлинану, Лиз вернула декольте на прежнее место.
По крайней мере, начиная с сегодняшнего дня в нашем городе есть один порядочный мужчина. Лиз перевела дыхание. Надо же, бывают такие. Добрый, правильный, все понимает. Именно в понимании она так отчаянно нуждается. Интересно, удастся ли ей нанести визит в Мелон-хилл завтра, после обеда? Не провоцируя скандала?
Обернувшись, Лиз поймала взгляд остролицего Айкена Мюра, смотревшего со значением. Сегодня Мюру не повезло: в ответ он получил лишь безмолвный холодный отказ.
Мистер Холлинан подходил к одному, к другому - и понемногу вечеринка приобрела особенное лицо, складываясь в деликатную мозаику. К тому времени как час коктейлей закончился и подошло время обеда, гостиную оплела сложная паутина мыслей, вопросов и ответов.
Не обращая внимания на коктейли, Холлинан переходил от одного гражданина Нью-Брюстера к другому, обмениваясь парой слов, узнавая нечто сокровенное о каждом, улыбаясь вежливо и благожелательно. Когда он откланивался, и не раньше, до гостя доходило, что мистер Холлинан, в сущности, сказал очень немного. Притом немногих этих слот хватало, чтобы на сердце потеплело и пришло чувство уверенной успокоенности.
Таким образом, пока мистер Холлинан узнавал от Марты Уэйд, как ее лишает жизненных сил интеллектуальное превосходство мужа и как она боится его презрения, Лиз Эрвин успела рассказать Дадли Хейру, насколько мистер Холлинан добр и как он все понимает. Хейр, который, по общему мнению, ни о ком никогда хорошо не отзывался, спорить не стал.
Немного позднее мистер Холлинан осторожно, как занозу, извлек из Лесли Эрвина часть боли, причиненной тому бесчисленными изменами жены; тогда же Марта Уэйд сказала Лиз Эрвин: "Он так участлив - да он почти святой".
Пока невысокий и незаметный Гарольд Дьюитг рассказывал, как боится за своего безответного девятилетнего сына Ленин ("Вдруг мальчик не совсем нормален?"), Лесли Эрвин с торжествующей улыбкой говорил Дэйзи Монкриф:
- Он, наверное, психоаналитик. Он так умеет говорить с людьми! За две минуты я рассказал про все мои беды. Мало того - мне сейчас гораздо лучше.
- Прекрасно вас понимаю, - кивнула миссис Монкриф. - Когда сегодня утром я зашла пригласить его на вечеринку, мы немного поговорили на веранде…
- Если он действительно психоаналитик, для него здесь непочатый край работы. Есть у нас хоть один человек, который не держал бы скелета в буфете? Вот Хейр: язва у него - от счастья? Или Марта Уэйд, жалкая дура, - вышла за профессора Колумбийского университета. А он не знает, о чем с ней говорить… У моей Лиз тоже беспорядок в душе…
- У нас у всех есть проблемы, - вздохнула миссис Монкриф. - Но знаете, мне после разговора с мистером Холлина-ном стало лучше. Гораздо лучше!
Мистер Холлинан разговаривал с Подом Джембеллом, архитектором. У Джембелла молодая красивая жена медленно умирала в спрингфилдовском госпитале от рака. Миссис Монкриф нетрудно было догадаться, о чем они разговаривают.
Вернее сказать, что говорит Джембелл. Мистер Холлинан, как уже знала хозяйка вечеринки, весьма немногословен. Зато как он умеет слушать!
По всему телу миссис Монкриф разливалось тепло, и виной тому были не только коктейли. Хорошо, что в Нью-Брюстере теперь есть мистер Холлинан. Сосед с таким чувством такта, достоинством и золотым сердцем наверняка пригодится.
На следующее утро Лиз Эрвин проснулась одна в постели, чего после вечеринок обыкновенно не случалось. Ей было лучше, чем обычно, но не так покойно, как вчера.
Надо поговорить с мистером Холлинаном.
Вчера ей сделали три нескромных предложения: два в виде намеков, одно в открытую. Лиз вернулась домой и даже не стала грубить мужу. Лесли, в свою очередь, был вежлив, что делало вечер из ряда вон выходящим.
- Этот Холлинан - парень, каких мало, - сказал Лесли.
- Ты тоже с ним говорил?
- Да. Знаешь, чего только я ему не рассказал. Но чувствую себя гораздо лучше.
- Очень странно. Мне тоже стало так легко… Но он странный, очень странный, правда? Ходит, ходит и у каждого собирает боль. Да за вчерашний вечер он принял на себя половину всех неврозов Ныо-Брюстера!
- Непохоже, чтобы это ему как-то вредило. Чем больше он ходил, тем бодрей и веселей становился. А про нас - что и говорить… Ты, Лиз, выглядишь спокойной, почти счастливой.
- Я и есть спокойная. Будто из меня всю гадость вычистили.
Проснувшись на следующее утро, Лиз все еще чувствовала себя неплохо. В спальне больше никого не было: Лесли давно уехал на работу. Нет, ей необходимо поговорить с Холлинаном еще раз: она так и не избавилась от всей тяжести. Остаток яда еще гнездился в душе: холодный тяжелый сгусток. Ничего, Дэвис Холлинан растопит его своим теплом.
Одевшись и торопливо сварив кофе, Лиз вышла на улицу. Коппербич-роуд, дом Монкрифов - там, наверное, сейчас вытряхивают пепельницы Дэйзи и ее чванливый муж Фред, - поворот на Мелон-хилл, и вот он, двухэтажный домик на вершине пологого холма.
Когда мистер Холлинан открыл дверь, на нем был синий халат в клеточку. Глаза припухли, на подбородке щетина - некоторые так с похмелья выглядят.
- Миссис Эрвин?
- Доброе утро, мистер Холлинан. Вот, пришла к вам… Надеюсь… То есть я не хотела беспокоить…
- Ничего страшного, миссис Эрвин. Совершенно не о чем беспокоиться. Боюсь только, я вчера сильно устал и толку от меня будет немного.
- Вы тогда… Вы хотели поговорить со мной сегодня. У меня столько всего накопилось!
По лицу Холлинана промелькнула какая-то тень. Укол боли? Страха?
- Нет, - сказал он торопливо. - Не сейчас. Сегодня мне надо отдохнуть. Давайте в среду, не возражаете?
- Нисколько, мистер Холлинан. Я и не думала вас беспокоить…
"Ему вчера наших бед досталось слишком много. Он ими пропитался, как губка, - сегодня время их переваривать?"
Смахнув непрошеную слезу, миссис Эрвин заторопилась домой. Что за глупые мысли?
Прохладный октябрьский ветерок покусывал лицо.
Таким образом, в Нью-Брюстере установился новый порядок жизни. Вплоть до своей кончины, случившейся через шесть недель, мистер Холлинан, всегда безупречно одетый, присутствовал на любом сколько-нибудь значительном собрании горожан, сверкая бодрой улыбкой. Каждый раз с необыкновенным искусством он извлекал на поверхность несбывшиеся надежды и темные ужасы, накопившиеся в душе ближнего.
Каждый раз на следующий день он отклонял любые приглашения - вежливо, но твердо. Чем он занимался в такие дни у себя дома на Мелон-хилл, было неведомо.
С течением времени многие осознали: в сущности, о мистере Холлинане никто ничего сказать не может. Мистер же Холлинан знает все. Ему известно об одной ночи супружеской неверности, память о которой до сих пор терзает Дэйзи Монкриф; он знает, из-за чего у Дадли болит желудок и почему сверкают завистью глаза Марты Уэйд; отчего так одинока Лиз Эрвин и как страдает от ее неверности муж; он знает это и многое-многое другое - о нем же не известно ничего, кроме имени.
Притом он действительно согревал их души и облегчал бремя. В конце концов, любой имеет право рассказывать о себе столько, сколько хочет, не так ли?
Каждый дань мистер Холлинан прогуливался по улицам, обсаженным лесными деревьями. Он охотно разговаривал с детьми, приветствуя их на ходу; те охотно улыбались и махали руками в ответ. Около опечаленного ребенка он обычно останавливался, говорил несколько слов и шея дальше - высокий, энергичный, прямой.
Нив одну из двух церквей Ныо-Брюстера мистер Холлинан ни разу не заходил. На скучной вечеринке в доме Уэйдов Лора Маркер, столп нью-брюстерской пресвитерианской церкви, однажды попыталась загнать его в угол. От настойчивых предложений посетить церковь мистер Холлинан отказался с улыбкой, вежливо, но непререкаемо:
- Некоторым из нас это необходимо. Другие не слышат зова.
На этом дискуссия и закончилась.
В конце ноября у мистера Холлинана внезапно появились критики. Возможно, постоянное участие тоже утомляет. Лидерами раскола оказались Дадли Хейр, Карл Уэйд и еще несколько человек - все мужчины.
- Не получается у меня ему верить, - заявил Хейр, выбивая остатки табака из трубки. - Вечно ходит, слушает, вечно вытаскивает на свет божий всякую грязь - какого черта? Что ему в этом?
- Может, он в святости упражняется, - предположил Карл Уэйд. - Самоотрицание, Буддийский путь о восьми шагах…
- Женщины им скоро клясться начнут, - добавил Лесли Эрвин. - С тех пор как он здесь появился, я не узнаю Лиз.
- Я тоже, - кисло согласился Айкен Мюир.
Все расхохотались, включая Эрвина.
- Скажу одно: мне надоел отец-исповедник, пугающийся под ногами, - сказал Дадли Хейр. - Думаю, что за его святостью что-то скрывается. Может, он книгу написать собирается, когда выжмет нас досуха. Такую, что мало не покажется.
- Ты всех подозреваешь в намерении написать книгу, - заметил Мюир. - "Ах, если враг мой книгу написал бы!.."
- Каковы бы ни были его мотивы, с меня достаточно. Мы устраиваем вечеринку в понедельник - я его не пригласил именно по этой причине. - Хейр сурово посмотрел на Фреда Мон-
крифа, будто ожидая возражений. - Я поговорил с женой, она согласна. Так что на этот раз душка Холлинан остается дома.
Понедельничная вечеринка вышла невеселой. Все налицо, кроме одного. Кое-кто не знал, что мистер Холлинан не приглашен; вышло совсем неудобно, когда те, кто пришел ради него, откланялись раньше времени, поняв, что не дождутся того, кого ожидали увидеть.
- Все-таки надо было пригласить, - сказала Рут Хейр, когда ушел последний гость.
- Нет. Я и сейчас рад, что его не было.
- Разве его не жалко? Сидит у себя на холме, отрезанный от людей… А что, если обидится? Если сам не захочет нас видеть?
- Вот и хорошо, - насупился Хейр.
Атмосфера недоверия постепенно накалялась. Приглашения не были посланы, в свою очередь, Мюирами и Харкера-ми. Мистер Холлинан по-прежнему прогуливался после обеда, но многие замечали на его лице стесненное выражение, хотя улыбался он сердечно, как и раньше, и от разговоров не уклонялся. Жалоб от него никто не услышал.
Третьего декабря, в среду, Рой Хейр, десяти лет, и Филип Монкриф, девяти, подступили к девятилетнему Лонни Дьюит-ту с намерением задать тому взбучку. Дело происходило прямо у здания средней школы Ныо-Брюстера незадолго до того, как на школьную улицу повернул мистер Холлинан.
Лонни был мальчик тихий и странный: вечная боль собственных родителей и законная добыча одноклассников. Держался он как можно дальше от других и почти все время молчал. Увидев его, прохожие на улице переглядывались со значением.
Рой Хейр и Филип Монкриф решили, что Лонни Дьюитту давно пора сказать что-нибудь. Иначе пусть пеняет на себя.
Вышло так, что Лонни пришлось пенять на себя. Его били и пинали какое-то время; завидев мистера Холлинана, мучители разбежались, оставив беззвучно плачущего Лонни на ступеньках школы. Мальчик молча смотрел, как подходит мистер Холлинан.
- Тебя побили? Я видел, как они убегают.
"Странный человек, я таких не видел. Добрый, хочет мне
помочь".
- Ты, наверное, Лонни Дьюитт. Все плачешь? Да ладно, тебе не так уж сильно досталось.
"Пожалуй. Я просто люблю плакать".
- Расскажи-ка мне все, Лонни, - попросил мистер Холлинан, улыбаясь. - Тебе ведь что-то постоянно мешает жить? Что-то большое и зловредное - там, внутри. Если ты расскажешь, оно может уйти.
Мистер Холлинан взял маленькие холодные руки мальчика в свои, пожал Легонько.
- Не хочу говорить.
- Я твой друг, Лонни, Я хочу помочь.
Присмотревшись, Лонни понял, что высокий человек говорит правду. Он действительно хочет помочь, более того: ему это необходимо. Высокий человек его умоляет!
- Что тебя мучает, Лонни?
- Хорошо. Я расскажу. - С этими словами Лонни открыл шлюзы. Девять лет молчания и мук выплеснулись ревущим потоком. - Я всегда один и они меня ненавидят потому что я умею делать вещи в голове им никогда не понять потому они думают что я ненормальный они ненавидят меня косо смотрят на меня думают странные вещи обо мне потому что я хочу говорить с ними без слов они только могут слышать слова ненавижу их ненавижу ненавижу ненавижу…
Лонни остановился. Облегчив душу, он почувствовал себя хорошо, как никогда. Нарыв, зревший годами, лопнул, и гной вытек.
Вот только с мистером Холлинаном творилось неладное. Побледнев, он шатался, как пьяный. Испугавшись, Лонни устремился разумом к высокому человеку - и получил ответ.
"Много. Слишком много. Надо было держаться от этого мальчика подальше. Но старшие не дали бы…
Какая ирония: облигатного реципиента перегрузил и сжег облигатный донор, которого слишком долго держали взаперти..
Все равно что схватиться за провод под напряжением…
Он донор, я - реципиент, только донор оказался чересчур сильный…
Я… всего только… пиявка…"
Последние четыре слова.
- Мистер Холлинан, пожалуйста! - заговорил наконец Лонни. - Не надо… болеть. Я хотел рассказать еще. Пожалуйста, мистер Холлинан!
Ничего.
На вкус тишина была окончательной и бесповоротной. Лонни понял, что ему случилось найти и потерять первого в жизни человека, подобного ему самому.
Глаза мистера Холлинана закрылись; он рухнул лицом на асфальт. Умом Лонни понимал, что все кончено. Ни ему, ни другим людям уже не говорить с мистером Холлинаном. На всякий случай Лонни протянул руку, чтобы взять высокого человека за запястье, - и туг же отдернул ее. Мертвая рука оказалась холодной как лед. Обжигающе холодной.
Лонни смотрел на тело неподвижным взглядом. Оцепенение продолжалось недолго, секунду или две.
- Господи, это же наш мистер Холлинан, - раздался за спиной женский голос. - Он что…
Под тяжестью вновь навалившегося одиночества Лонни негромко заплакал.