- Да, это именно моя машина, - сказал человечек. - Я специально сделал ее несколько лет назад, когда приходилось много бывать в разъездах. А прошлой зимой поставил ее на ремонт, так как нужно было отлучиться по делам за границу. Но и думать не думал, что они умудрятся продать ее без моего ведома. Вот уж действительно, мир катится в пропасть!
- Ваша… машина… - едва выдавил Нортон.
- Да, да, именно моя. Боюсь, придется ее забрать. Она не для вас - уж больно сложная. Лучше купите приличный обыкновенный автомобиль. Ну а теперь давайте отцепим ваш багаж и…
- Минуточку! - прервал его Нортон. - Я законно купил эту машину. У меня есть копия чека и письмо адвоката продавца, в котором говорится…
- Это ничуть не меняет дела. Один мошенник нанял другого мошенника, чтобы подтвердить свою правоту. Малоубедительно. Я знаю, сынок, что ты тут ни при чем, но факт остается фактом: машина - моя собственность. И надеюсь, мне не придется прибегать к особым методам убеждения, чтобы ты ее освободил.
- То есть вы хотите, чтобы я оставил ее и пошел пешком? Прямо посреди пустыни, на ночь глядя? Чтобы сам тащил этот проклятый прицеп?
- Я как-то об этом не подумал, - признался коротышка. - Это будет несправедливо.
- Да уж. - Нортон немного подумал. - А как же те двести баксов, что я за нее заплатил?
Человечек рассмеялся:
- Ерунда! Я заплатил больше, чтобы взять пегаса и догнать вас! А накладные расходы! Знаете, сколько сена это животное…
- Это ваши проблемы. У меня от другого голова болит: вы хотите бросить меня в пустыне и забрать машину, которую я честно купил за двести долларов. И даже если это волшебный автомобиль, я…
- Не кипятитесь, - успокоил его коротышка. - Все-то вы срываете мои планы, Сэм! Давайте разберемся. Вы едете в Лос-Анджелес, да?
- Д-да…
- Я тоже. Значит, можем поехать вместе. Я довезу вас и ваш прицеп, а потом забираю машину, и вы забываете все, что видели за последние дни.
- А мои двести дол…
- Ладно.
Маленький человечек направился к багажнику. Багажник открылся, и коротышка запустил туда руку. Извлек пачку новеньких двадцаток и протянул Нортону.
- Держите. Тут даже немного больше. Да не смотрите на них с таким подозрением! Настоящие добрые американские доллары. Даже с разными серийными номерами.
Он подмигнул Нортону, направился к пасущемуся пегасу и шлепнул коня по крупу:
- Давай, вперед! Лети домой. Ты мне уже дорого обошелся!
Конь поскакал по дороге, перешел в галоп и расправил великолепные крылья. Они неистово захлопали, и пегас взмыл в воздух. Он улетал все дальше и казался уже не больше ястреба - а потом исчез в темнеющем небе.
Человечек скользнул за руль, нежно погладил его и приглашающе мотнул головой. Нортон сел рядом, и они отправились дальше.
- Слышал, вы торгуете компьютерами, - начал коротышка, когда они проехали пару миль. - Очень интересная штука, эти компьютеры. Знаете, я тоже подумывал о компьютеризации нашего дела. У нас довольно большая контора, консультации по всему миру… Сейчас в основном занимаемся лозоискательством, иногда тауматургией, время от времени превращениями и тому подобным. И хотя используем традиционные методы, но не против и научного подхода. Давайте я расскажу немного о нашей работе, и, может быть, у вас, молодой человек, найдется что предложить. Так что, возможно, вы нашли хороший контракт…
Нортон понял в общих чертах, как работает вся система, еще до того, как они очутились в Аризоне. Из Финикса он позвонил Эллен и узнал, что она сняла квартиру рядом с Беверли-Хиллз и что это на первый взгляд ужасно дорогое соседство, но на самом деле это не так, по крайней мере, если сравнить с другими районами, которые она видела, и…
- Хорошо, - прервал ее Нортон. - Я сейчас заключаю довольно крупную сделку. Я… э-э… подобрал "стопщика", и оказалось, что он хочет приобрести компьютеры для одной солидной компании…
- Сэм, ты там не выпил?
- Ни капли.
- Подобрал "стопщика" и продал ему компьютер. Еще скажи, что видел летающую тарелку.
- Не городи ерунды. Летающих тарелок не бывает.
Через два дня, ближе к полудню, они приехали в Лос-Анджелес. К тому времени Нортон уже записал заказ и все было улажено. По его подсчетам, комиссионных хватало для покупки нового автомобиля. Возможно, того самого "волью", о котором говорила сестра Эллен.
Маленькому человечку не составило, казалось, никакого труда найти снятую Эллен квартиру. Он легко и уверенно прокатил по лабиринту улиц и остановился возле нужного дома.
- Было очень приятно с вами ехать, молодой человек. Сегодня же поговорю с моими банкирами о вашем чудо-компьютере. А пока мы расстаемся. Отцепляйте прицеп.
- Моя жена поинтересуется, где машина. Что ей сказать?
- А, да просто скажите, что с выгодой продали ее тому "стопщику". Думаю, она будет довольна.
Они вышли из машины. Пока Нортон отсоединял прицеп, человечек достал что-то из сразу же открывшегося багажника. Оказалось, что это прорезиненный брезент. Коротышка начал натягивать его на машину.
- Не поможете? - обратился он к Нортону. - Расправьте получше, чтобы накрыть крылья и все остальное.
Человечек забрался в машину, а озадаченный Нортон принялся тщательно натягивать брезент.
- И ветровое стекло тоже накрыть? - поинтересовался он,
- Да, всю машину, - подтвердил коротышка.
Нортон выполнил просьбу, и машина полностью скрылась под брезентом.
Раздалось шипение, как будто из шин спускали воздух. Брезент начал опадать, теряя очертания автомобиля. Когда он уже образовал плоскость, из-под него послышался веселый голос:
- Удачи, дружище!
Брезент отделяло от земли не более трех футов. Через мгновение он уже лежал возле тротуара. Машины как не бывало - то ли испарилась, то ли исчезла под землей.
Недоумевающий Нортон медленно сложил брезент, зажал под мышкой и направился к дому, чтобы сказать жене: он прибыл в Лос-Анджелес.
Крылья ночи
© Перевод Я. Забелиной
1
Как известно, город Рум построен на семи холмах. Когда-то, в один из ранних циклов, он даже был столицей человечества. Я, конечно, ничего этого не знал, поскольку моя гильдия занималась дозором, а не запоминанием, и тем не менее, увидев впервые Рум - вечерело, когда мы подошли к нему с юга, - интуитивно понял, что в прошлом этот город мог иметь большое значение. Да и сейчас о нем ходили весьма разнообразные слухи.
Сейчас, в сумерках уходящего дня, решетчатые башни отчетливо выделялись на темном небе, бесчисленные огни соблазнительно мерцали и манили к себе. Тьма уже успела овладеть правой частью неба, а левая сияла великолепными цветами - струящиеся полосы лазури, киновари и яхонта сливались в ночном танце.
Я безуспешно пытался разглядеть те самые семь холмов, но это не мешало мне сознавать, что это тот самый величественный Рум, в котором сходятся все дороги, поэтому я испытывал глубочайшее уважение к трудам наших ушедших отцов, почти священный трепет.
Мы остановились, чтобы передохнуть, на обочине длинной прямой дороги. Отсюда открывался превосходный вид.
- Это большой город. Мы найдем там работу, - произнес я, ни к кому не обращаясь.
Крылья замершей неподалеку Аулуэлы слегка трепетали.
- И пишу? - высоким, словно пение флейты, голосом спросила она, - И кров? И вино?
- Ну да, конечно.
- А сколько времени мы идем, дозорный? - Казалось, ее что-то встревожило.
- Два дня и три ночи.
- Я прилетела бы гораздо быстрее!
- Ты - конечно, - согласился я. - Ты могла оставить нас далеко позади и никогда больше не увидеть. Тебе этого хотелось?
Она шагнула ко мне и погладила грубую ткань моего рукава, затем прижалась, как ласкающаяся кошка. Ее крылья раскрылись в два широких, словно сплетенных из паутины полотнища, сквозь которые я видел и закатное солнце, и вечерние огни - размытые, искаженные и таинственные. До меня донесся запах ее волос цвета полуночи - и, не удержавшись, я обнял стройное молодое тело.
- Ты знаешь, чего я хочу: остаться с тобой навсегда. Навсегда!
- Хорошо, девочка.
- В Руме мы будем счастливы?
- Мы будем счастливы, - подтвердил я и выпустил ее из объятий.
- Давай пойдем туда прямо сейчас!
- Думаю, нам надо дождаться Гормона - он должен скоро вернуться.
Мне не хотелось говорить ей о своей усталости. Она была еще почти ребенком; семнадцатилетняя, что она могла знать об усталости или старости? А я был старым, не как Рум, конечно, но все равно достаточно старым.
- Пока мы ждем его, можно мне полетать? - спросила она.
- Ну конечно, полетай.
Я кивнул и, присев на корточки возле нашей тележки, принялся гpeть руки о горячий корпус генератора импульсов.
Аулуэла готовилась к полету. Сначала она сняла одежду - ее слабые крылья не справлялись с лишним грузом. Изящным движением она стянула с ног прозрачные пузыри, служившие ей обувью, сняла куртку и мягкие пушистые брюки. Свет уходящего дня заставлял сиять ее стройное тело. Как и у всех крылатых, в теле ее не было ничего лишнего: маленькие бугорки грудей, плоские ягодицы, узкие бедра. Весила ли Аулуэла хотя бы сотню фунтов? Сомневаюсь. Глядя на нее, я всегда ощущал себя огромным, неуклюжим существом, отвратительным куском расплывшейся плоти, хотя никогда не считал себя толстяком.
Она встала на колени у края дороги и, опираясь на костяшки пальцев, склонившись к самой земле, начала произносить заклинание. Бе нежные крылья затрепетали, ожили и поднялись над хрупким телом, как плащ, взметенный ветром. Я не мог постичь, каким образом подобные крылья могли поднять даже такое невесомое создание. Они не походили, например, на ястребиные, скорее это были крылья бабочки - прозрачные и с прожилками, украшенные узорами черного, бирюзового, лилового и пунцового цветов. Крылья соединялись крепкими нитями с двумя мускулистыми выступами под острыми лопатками, но ни массивных костей грудной клетки, ни мощных мышц плечевого пояса, необходимых для полета, у моей спутницы не было. Конечно, крылатые для мистического полета используют не только мышцы, но и еще некую таинственную силу. И тем не менее я, дозорный, с некоторым скептицизмом относился к более фантастическим гильдиям.
Аулуэла закончила читать заклинание. Она встала, поймала крыльями легкий ветерок и, поднявшись на несколько футов, зависла в воздухе - крылья ее судорожно трепетали. Ночь еще не наступила - а крылья Аулуэлы были ночными. Днем она не могла летать - мощный поток солнечных лучей просто швырнул бы ее на землю. Да и нынешний момент, промежуток между сумерками и тьмой, был не лучшим для полета. Я смотрел, как она рвалась к погруженному во мрак востоку, а последние отблески света еще играли на небе. Ее руки взмахивали, как и крылья, личико ее было серьезно и сосредоточенно, побледневшие губы шептали заклинания. Она подтянула колени к груди и, резко выпрямившись, словно оттолкнулась от воздуха, переходя в горизонтальное положение. Теперь взгляд ее был устремлен вниз, крылья отчаянно били по воздуху. Вверх, Аулуэла, вверх!
Она начала медленно подниматься, словно усилием воли преодолевая сопротивление догоравших солнечных лучей.
Я с удовольствием смотрел на ее нагое тело, четко обозначившееся на фоне темного неба: я видел ее очень отчетливо - у дозорных чрезвычайно острое зрение. Теперь она поднялась на высоту, раз в пять большую своего роста, раскинула крылья на всю ширину, так что временами они закрывали от меня башни Рума, и помахала мне рукой - в ответ я послал ей воздушный поцелуй. Да, дозорные не женятся и не воспитывают детей, но Аулуэла для меня была как дочь, и я гордился ее полетом. Мы путешествовали вместе всего год - после нашей встречи в Эгупте, - но порой мне казалось, что я знал ее в течение всей долгой жизни. Она придавала особый смысл моему существованию, дарила мне недостающие силы. Не знаю, что привлекало ее во мне: чувство защищенности, мои знания или сам факт моего существования в дни до ее рождения? Я мог только надеяться, что она меня любила так же, как любил ее я.
Теперь она далеко в небе. Она кружилась, парила, ныряла, делала пируэты, танцевала; огромные крылья словно взбивали воздух, сияя в наступившей ночи. Поднимаясь, Аулуэла, казалось, прославляла свое освобождение от уз тяготения и этим заставляла меня сильнее чувствовать свинцовую тяжесть усталых ног. Вдруг, словно стройная живая ракета, она ринулась в сторону Рума. Мелькнули узкие ступни ног, блеснули кончики крыльев - и девушка скрылась из виду.
Я тяжело вздохнул и сунул руки под мышки, пытаясь согреть их. Как получалось, что меня пробирал зимний холод, а юная крылатая с упоением летала в бескрайнем небе обнаженной?
Наступал двенадцатый час из двадцати, очередной час анализа обстановки, час наблюдения, час моего очередного дозора. Я подошел к тележке, открыл сундуки и принялся готовить приборы. Некоторые стекла шкал пожелтели и частично утратили прозрачность, у стрелок указателей осыпалось фосфорное покрытие, пятна от морской воды покрывали футляры - своеобразное напоминание о временах пиратского плена. Истертые и потрескавшиеся рычажки и ручки послушно подчинялись моим прикосновениям, когда я выполнял предварительные процедуры: сначала молитва о том, чтобы ум стал ясным и проницательным, затем достижение единения с приборами. Только после этого начинается собственно работа - поиск врагов человечества в звездных просторах. В этом состояло мое искусство и мое ремесло.
Вцепившись в рычажки и ручки, выкидывая из головы все постороннее, я готовился стать продолжением приборов. Я едва перешел порог слияния с приборами и вошел в первую фазу дозора, как за моей спиной послышался рокочущий звучный голос:
- Ну, как дела, дозорный?
Как подкошенный, я рухнул на тележку. Внезапно прерванная работа вызвала острую физическую боль. На мгновение я почувствовал, как невидимые когти впились прямо в сердце, лицо запылало, горло мгновенно пересохло, перед глазами все поплыло. Я как можно скорее постарался принять соответствующие защитные меры, чтобы ослабить вызванное внезапным вмешательством нарушение обмена веществ, и прервал контакт с приборами. Затем, стараясь изо всех сил скрыть дрожь, обернулся.
Это был Гормон, еще один член нашей маленькой компании. Он стоял в весьма развязной позе и тупо ухмылялся - его забавляло мое расстройство, - но я не имел права на него сердиться. Не следует изливать гнев на изгоя, не относящегося ни к одной из гильдий, что бы тот ни сделал.
Я наконец собрался с силами, чтобы поинтересоваться:
- Ну что, есть какая-нибудь польза от твоего похода?
- Очень большая! А куда делась Аулуэла?
Я показал глазами на небо, и Гормон понимающе кивнул.
- И что же ты нашел? - спросил я.
- Этот город точно Рум.
- В этом и так не было никакого сомнения.
- У меня было. Теперь я знаю точно.
- Вот как?
- Доказательства у меня в сумке. Смотри!
Он вынул из складок своей туники сумку, поставил ее перед собой на мостовую и раскрыл так, чтобы можно было влезть внутрь обеими руками. Крякнув от натуги, Гормон потянул из нее нечто увесистое, сделанное из белого камня, - и я увидел довольно большой кусок изъеденной временем мраморной колонны с продольными канавками.
- Она из храма имперского Рума! - гордо заявил Гормон.
- Тебе не следовало ее брать.
- Ха! Обожди! - вскрикнул он и снова погрузил руки в сумку. На этот раз Гормон выгреб горсть металлических кружков, и они зазвенели и запрыгали по камням мостовой.
- Это монеты! Деньга! Посмотри, дозорный! На них портреты цезарей!
- Чьи портреты?
- Древних правителей. Ты что, совсем не знаешь историю прежних циклов?
Я с любопытством уставился на него.
- Гормон, ты сообщил нам, что не относишься ни к одной гильдии. А может, ты все же историк?
- Посмотри на меня, на мое лицо, дозорный: могу я принадлежать к какой-нибудь гильдии? Кто решится принять мутанта в свои ряды?
- Тоже верно, - согласился я, разглядывая его золотистого цвета волосы, жирную, словно залитую воском кожу, багрово-красные зрачки, рот с неровными губами. Весь его облик был результатом тератогенного влияния каких-то биологически активных веществ. Он был чудовищем, в своем роде совершенным и даже привлекательным, но все же чудовищем, мутантом, стоящим вне законов и обычаев людей Третьего цикла цивилизации. Места для гильдии мутантов в нашем мире не было.
- Вот, еще!..
Сумка его имела неограниченную емкость - возможно, при необходимости в ее серую измятую пасть можно было запихнуть содержимое всего мира. Гормон извлек из ее таинственной глубины детали каких-то машин, свитки пергамента, непонятный угловатый предмет из коричневого металла - возможно, какое-то орудие труда, три квадратика сияющего стекла, пять листов бумаги - бумаги! - и кучу еще каких-то реликвий античных времен.
- Удачный поход, а, дозорный? Это ведь не случайный набор предметов! Все они переписаны, снабжены ярлыками, указан слой, примерный возраст предмета, место. Здесь тысячи лет Рума.
- Следовало ли тебе брать эти вещи?
- Почему бы и нет? Кто их хватится? Кто в этом цикле думает о прошлом?
- Историки!
- Для их работы материальные предметы просто не нужны.
- А тебе-то они зачем?
- Меня интересует прошлое, дозорный. Я - изгой, но стремлюсь достичь вершин учености. Что тут плохого? Уроду нельзя жаждать знаний?
- Нет, конечно. Ищи что хочешь и пополняй свой научный багаж как считаешь нужным. А это, несомненно, Рум. На заре мы окажемся у его стен… И, надеюсь, найдем чем заняться.
- У тебя могут быть проблемы.
- То есть?
- В Руме дозорных и так слишком много, не сомневайся. В твоей работе нужды там нет.
- Я буду искать милости принца Рума.
- Принц Рума - холодный и жестокий человек.
- Ты знаешь его?
Гормон пожал плечами.
- Я немного слышал о нем. - Он принялся складывать находки в свою бездонную сумку, - Но попробуй попьггать счастья и обратиться к нему. У тебя разве есть выбор?
- Никакого.
В ответ Гормон расхохотался, продолжая с увлечением перебирать похищенные артефакты, а мне было не до смеха. Этот мутант-монстр, человек с нечеловеческой внешностью, этот изгой излучал самоуверенность - и это в нашем непредсказуемом мире! Как он мог быть таким холодным, таким бесчувственно-небрежным? Он не знал, что такое тревога, и издевался над теми, кто испытывал опасения.
Гормон сопровождал нас уже девять дней: мы встретили его в древнем городе, у подножия вулкана на берегу моря. Я не предлагал ему присоединиться к нам, можно даже сказать, что он набился нам в компаньоны, но я не мог отказать Аулуэле и согласился на его присутствие. В это время года на дорогах темно и холодно, по окрестностям бродит много опасных хищников, и потому для старика и девушки не было и не могло быть лучшего спутника, чем сильный и здоровый мужчина, пусть и со специфической, как у Гормона, внешностью. Однако порой я жалел о своем решении, и сейчас как раз настал такой момент.