- Палек, - перебил его Дзинтон, - я понимаю, о чем ты думаешь. Ты боишься, что завтра я позвоню в полицию, и тебя вернут обратно в детдом. Обещаю - я так не поступлю. Как и любому взрослому, мне не нравится, когда дети остаются сами по себе, без присмотра - когда подрастешь, поймешь, почему. Но тебя я не выдам, честное слово. И еще… - Он поднялся и отошел к окну, вглядываясь в ночную темноту. - Эта девочка, Яна. Ей страшно и одиноко. Не оставляй ее сегодня ночью, хорошо? Ей нужен друг, хотя бы на время. Помоги ей, ладно?
- Хорошо, - кивнул Палек. - Но ты точно обещаешь, господин Дзинтон, что не вызовешь полицию? И твоя жена тоже?
- Во-первых, Цукка не моя жена, - улыбнулся ему парень. - И даже не подруга. Она сама по себе. Во-вторых, без формальностей. Зови меня просто Дзинтон. В-третьих, я точно обещаю, что не вызову полицию. И ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь. Так. Теперь немного похимичим…
Он разложил по столу лекарства и пузырьки и пораскрывал их. Включив чайник и вытащив из одного стола ступку, он быстрыми ловкими движениями начал размалывать таблетки, высыпая получившиеся порошки в ячейки пластиковой формочки для льда. Потом он налил в небольшой стакан согревшуюся воду, вскрыл пузырьки - по кухне разлился резкий лекарственный запах - и начал вливать в стакан жидкости и всыпать порошки. Иногда он переливал состав через тряпочку в другой стакан, сливая в раковину осадок. Палек как завороженный наблюдал за ним.
- А что ты делаешь, гос… Дзинтон? - наконец осведомился он, не выдержав. - Лекарство?
- Лекарство… - рассеянно согласился парень. - Особое лекарство, которое в аптеках не продают. Боюсь, нашей Карине без него не выжить. Еще чуть-чуть добавим…
Он плеснул в стакан с жидкостью, которая казалась сиреневой, микстуру из пузырька, и состав медленно сменил свой цвет сначала на прозрачно-голубой, а потом стал бесцветным.
- Почти готово. Осталось убрать лишнее, и все.
Он вылил часть жидкости в металлический ковшик и поставил его на горячую плиту. По кухне распространился новый запах - слегка сладковатый и приторный. Дзинтон удовлетворенно кивнул.
- Готово, - сообщил он. - О стерилизации беспокоиться не станем - микроб, способный выжить в таком зелье, достоин уважения не менее, чем льдинка в огне.
Он сгреб со стола остатки лекарств и бросил их в мусорное ведро, потом промыл использованную посуду и поставил ковшик с жидкостью на шкаф, прикрыв его стеклянной подставкой для горячего.
- Эй, мужчины! - в кухню вошла Цукка, за которой следовала Яна. На девочке красовалась длинная ночная рубашка, волочившаяся по полу, ее влажные волосы торчали во все стороны. - У вас тут химическая экспресс-лаборатория? Или серьезный разговор? Можно поучаствовать глупым женщинам?
- Глупым женщинам - нельзя, - подмигнул Дзинтон. - И глупым мужчинам тоже. Но вы у нас обе умницы и красавицы, верно? Значит, вам можно. Ты как, не проголодалась после пробежки по аптекам?
- Нет. Но наших гостей надо чем-то накормить. Ф-фу, как воняет. Чем вы тут занимались?
- У нас оставалась готовая еда, - Дзинтон переместился к холодильнику и заглянул в него. - Так… вчерашняя вареная картошка, сегодняшний бекон, полвилка капусты, но его на потом… сосиски, а тут яйца и майонез. А тут… - Он заглянул в хлебницу. - Полбатона. Сойдет. Эй, молодежь, устраивает меню? Так, сейчас мы все погреем и покрошим, и будет вам объедение.
- Я там еще молока купила и несколько йогуртов, - заметила Цукка. - Тоже бери.
Яна с Палеком набросились на еду так, что за ушами затрещало. Дзинтон наблюдал за ними почти с отеческой улыбкой. Цукка хихикнула про себя. Мужчин хлебом не корми, дай почувствовать себя защитником слабых детей и угнетенных женщин. Однако он, кажется, умеет обращаться с детьми, и те отвечают взаимностью…
Пару минут спустя в дверь заглянул доктор.
- Я закончил обследование, - сообщил он. - Господин Дзинтон, можно тебя на несколько слов?
Дзинтон взглядом позвал за собой Цукку и прошел за доктором в комнату Карины.
- Итак, молодые люди, - прежним сухим тоном сообщил он, - если бы у меня не имелось привычки держать язык за зубами в вопросах, меня не касающихся, я бы, несомненно, обратился бы в полицию и предъявил вам - или родителям девочки - обвинение в жестоком обращении с детьми. У ребенка по всему телу следы побоев и издевательств, причем большую часть из них я затрудняюсь интерпретировать. Полукруглые шрамы походят на ожоги от сигарет, а вот синяки и ссадины - на побои ремнем с большой пряжкой, наподобие армейского. Плюс к тому - натертости на запястьях и лодыжках, характерные для наручников или жестких пут…
- Меня не интересуют внешние следы, доктор, - жестко оборвал ее Дзинтон. - Их мы в состоянии рассмотреть самостоятельно. Что внутри?
- Ну, - доктор заложил руки за спину и прошелся по комнате, - я, безусловно, диагностировал острый гастрит, как ты и предполагал. Причина непонятна, но если учесть, что у девочки ярко развитая атония кишечника, я бы предположил, что она просто съела много грубой твердой пищи, которая и вызвала раздражение слизистой. Если бы речь шла о взрослом человеке, - добавил он, поколебавшись, - я бы предположил, что его долго держали без сознания, как практикуется в некоторых тюрьмах для особо опасных преступников и психиатрических лечебницах. В обездвиженном состоянии питание осуществляется жидкими смесями, вводимыми в желудок через носовые трубки, что крайне негативно сказывается на правильном функционировании кишечника. В пользу такой версии говорят и следы на руках и ногах, характерные для фиксирующих захватов, и потертости кожи в районе ноздрей, и раздражения, обычные при частом введении анального и уретрального катетеров, и характерные параметры мышц конечностей, как бы находившихся на постоянной электротренировке. Если человек, долгое время находившийся в состоянии такой фиксации, внезапно начнет есть твердую пищу, у него, несомненно, разовьется острый гастрит в форме, которую мы наблюдаем сейчас. Но, господин Дзинтон, подобные меры категорически запрещены к применению в отношении несовершеннолетних детей из-за катастрофического их влияния на развивающийся организм.
- Понятно, - медленно проговорил Дзинтон. - И каков прогноз?
- Я ввел лекарства, снимающие остроту воспаления. По большому счету, ее организм в порядке, если не считать общего болевого шока. С сердцем у нее, кстати, все нормально - острый гастрит иногда сопровождается симптомами, характерными для инфаркта, так что непрофессионал вроде тебя, - в его голосе проскользнули самодовольные нотки, - вполне может и запутаться. Покой, желательно в постели, тепло, минимум пять раз в день жидкое питание наподобие нежирных бульонов с хлебным мякишем и пресных протертых каш, постепенный переход на нормальную пищу, сначала мягкую, потом твердую, но не жирную и не острую. Лекарства давать в соответствии с расписанием, что я оставлю - и через период она вполне оправится. Имейте в виду - на первых порах у нее весьма вероятны запоры, так что слабительное обязательно. Купите его завтра же. В остальном, господин мой Дзинтон, я склонен одобрить твой набор лекарств. Разумеется, я бы выписал несколько иные препараты, аналогичные, более дорогие и качественные, но, в общем, сойдут и такие. Да, разумеется, через неделю следует снова показать ее врачу, чтобы удостовериться в нормальном ходе лечения.
- Могу я снова рассчитывать на тебя, доктор Тарсаки?
- Да. Но только, ради всех богов, не в такое время, как сейчас.
- Само собой, доктор, - Дзинтон достал из кармана брюк бумажник. - Ты, как всегда, предпочитаешь бумажные деньги?
- Само собой, - кивнул тот. - Не верю я новомодным электрическим монетам, которые даже и в руках-то не подержишь.
- Вот, - Дзинтон протянул ему бумажки. - Надеюсь, сумма вполне компенсирует причиненное беспокойство.
- Вполне, - согласился врач, убирая деньги. - Приятно иметь с тобой дело.
- Взаимно. Такси я уже вызвал, оно прибудет с минуты на минуту.
Цукка подозрительно взглянула на Дзинтона. Она как-то не заметила, чтобы тот воспользовался пелефоном хотя бы раз после прибытия доктора. Когда он успел? А сколько денег он заплатил! Четыре тысячи - ничего себе консультация терапевта!..
Когда за врачом закрылась дверь отеля, Дзинтон вернулся в комнату Карины, прихватив с собой ковшик. Он вытащил из аптечного пакета шприц и наполнил его жидкостью из ковшика.
- Двух кубиков должно хватить… - задумчиво проговорил он. - Зависит, конечно, от дозы, но вряд ли она получила слишком много.
Перетянув девочке плечо жгутом, он воткнул ей в вену иглу и, сняв жгут, аккуратно, медленно ввел лекарство.
- Что ты вколол? - поинтересовалась Цукка.
- Антидот, - дернул плечом Дзинтон. - Не спрашивай, от чего, тебе ответ точно не понравится.
Бросив на стол пустой шприц, он прикрыл спящую девочку вытащенным из шкафа одеялом.
- Ну вот, - задумчиво сказал он, усаживаясь на стул. - Похоже, у нас завелся еще один жилец. Точнее, два, а то и три - Яне с Палеком тоже некуда идти. То я один как перст, то сразу целая компания, чуть ли не настоящая семья. Надо завтра купить постельное белье. Да и одежду для девочек - тоже. У них даже нательного белья нет.
- И ты не хочешь вызвать полицию? - поинтересовалась Цукка, присаживаясь на край кровати и осторожно подтыкая на Карине одеяло. - Помнишь, что сказал врач? Какие-то изверги над ней измывались, по ним же тюрьма плачет!
- Ты слышала, что сказала Яна? Они бежали из Института человека.
- Из Института человека? - удивилась Цукка. - В первый раз слышу.
- Широко известная в узких кругах контора, - пояснил Дзинтон, нахмурившись. - Формально - неправительственная организация, занимающаяся философскими изысканиями, поддержкой литераторов определенного сорта, разработкой и финансированием социальных проектов и так далее. Есть даже департамент, разрабатывающий теоретические модели функционирования искинов. На деле же Институт - тайное детище блистательного господина Тоя Карация, слышала про такого?
- Который глава партии гуманистов?
- Именно. А поскольку его партия уже не первое десятилетие стабильно имеет в Ассамблее от сорока до пятидесяти процентов голосов, формируя с прогрессистами квалифицированное большинство, господин Той Караций имеет огромное влияние как в правительстве, так и в президентской администрации. Он негласно влияет на распределение серьезных финансовых потоков, часть которых перепадает Институту человека отнюдь не на философские эссе. В частности, Институт по заказу…
Дзинтон замолчал.
- Что? - переспросила Цукка, когда молчание затянулось.
- Тебе, пожалуй, лучше не знать, - качнул головой Дзинтон. - Меньше знаешь - крепче спишь. Но детей туда я вернуть не позволю. Особенно после того, как своими глазами увидел, что сделали с Кариной.
Девушка задумалась.
- Но ведь содержать троих детей дорого, - наконец сказала она. - Где мы возьмем деньги?
- Мы? - улыбнулся Дзинтон, и от его улыбки у Цукки по жилам словно прокатилась волна приятного тепла. - Спасибо, Цу, но тебя я в расходы втягивать не намерен. Тебе лишних денег действительно пока взять неоткуда. Ну, а я… придется играть на бирже не два часа в день, а три или четыре. Опять же, я придумал новую эвристику, так что есть шанс, что и того не понадобится. Поставлю на автомат, и пусть шуршит само. В общем, я выкручусь. Другое дело, что детьми надо заниматься, а у меня как-то нет опыта обращения с ними. Вот если поможешь приглядывать, скажу большое спасибо.
- Конечно, я помогу! - горячо сказала Цукка.
- Вот и здорово! - снова улыбнулся Дзинтон. Внезапно он бесшумно встал со стула, в три шага пересек комнату и резко распахнул дверь. Раздалось двойное громкое ойканье, и Яна с Палеком, неожиданно потеряв опору, ввалились в комнату.
- Подслушиваем, значит? - укоризненно спросил Дзинтон. - Ну, поросята!
Дети, потирая ушибленные ладони и локти, уселись на полу, виновато отводя взгляд.
- Ладно, на первый раз прощаю, - резюмировал парень. - Но еще раз поймаю - в уши наплюю, чтобы не чесались лишний раз. Ну что, мелочь пузатая, наелись? А посуду за собой помыли? Я так и думал. Нет уж, прислуга здесь отсутствует, так что за собой придется прибирать самостоятельно. Ну-ка, в кухню, вымыть посуду, а потом спать. Утро вечера мудренее, завтра разберемся, что к чему. Цу, - обратился он к девушке, - ты бы тоже ложилась. Тебе на работу вставать.
Он по очереди подхватил насупившихся детей под мышки, поставил их на ноги и вышел вместе с ними. Цукка, не удержавшись, снова хихикнула. Ну точно - не человек, ураган.
И однако же - откуда Дзинтон все знает? Про Институт человека, про Тоя Карация? Почему он разбирается в медицине не хуже настоящего доктора? И откуда он знает того странного врача? Они ведь явно встречаются не в первый раз!
А вдруг он шпион? Цукка хмыкнула. Ну да, шпион Четырех Княжеств, у которого дел других нет, кроме как за приблудными детьми ухаживать. Ох, что только не придет в сонную голову. Внезапно девушка осознала, что глаза буквально слипаются. Действительно, надо ложиться. Под душ - и спать. А думать она станет завтра утром. Прав Дзинтон - утро вечера мудренее…
* * *
Ночью Яна пробудилась словно от толчка. Рядом на принесенной из соседней комнаты кровати тихо посапывал Палек, в окно без занавесок лился звездный свет, пробивающийся сквозь качающиеся кроны деревьев. Под колючим одеялом было на удивление тепло и уютно. Девочка лежала в темноте, глядя в потолок, и чувствовала, что страх остался где-то там, за стенами отеля. А здесь есть Цукка, и Дзинтон, и Палек, и Карине больше ничего не угрожает. Наверное, Дзинтон - очень хороший человек, потому что он знает про Институт и не хочет возвращать их туда несмотря на полицию. И еще, подслушивая под дверью, она не чувствовала в нем лжи и нечестности - только спокойную уверенность, легкую улыбку, небольшую озабоченность и, где-то глубоко-глубоко внутри, скрытую искру такой же ярости, какую она чувствовала в Карине утром. И Цукка - в ней скрывалась тревога, как у мамы, тревога, и жалость, и озабоченность, и немного страха. Наверное, она тоже хороший человек.
Но Цукка сказала, что содержать троих детей - дорого. Невежливо заставлять чужих людей нести большие расходы. Но что можно сделать? Она еще маленькая, она даже не может пойти и устроиться на работу. Но зато она может во всем помогать по дому - мыть пол и посуду, убирать, мести двор, ходить в магазины. Мама с папой ее всему научили. А потом, когда она вырастет, она обязательно вернет Дзинтону все деньги, которые тот на нее потратит.
Но у нее есть дар. Должна ли она сказать про него Дзинтону и Цукке? Она не знает. Так нечестно - не сказать. Мама и папа умерли, но мама всегда говорила, что показывать свой дар чужим людям нельзя ни в коем случае. Иначе ее заберут в плохое место и начнут больно колоть иголками. Но Дзинтон и Цукка уже не совсем чужие - ведь они помогли Карине. А если она станет жить с ними, то они совсем не чужие.
Решено. Она подождет еще немного и расскажет им. И если они не испугаются и не отдадут ее обратно в Институт, все будет хорошо. Навсегда.
И с этой мыслью Яна уснула легким безмятежным сном.
* * *
Палек проснулся от того, что одеяло сползло на пол. Он поворочался, устраиваясь поудобнее и прислушиваясь к сопению спящей рядом Яны. Девчонки, покровительственно подумал он. Вечно всего боятся и вздрагивают на пустом месте. Эта вот вцепилась в него, словно репей, и даже засыпала, ухватив его за руку. Наверное, в первый раз сбежала из детдома. Интересно, что за название такое дурацкое - "институт"? Впрочем, для девчонки сбежать - подвиг, так что Яна все-таки молодец. Можно даже путешествовать вместе. Правда, рано или поздно они все равно попадутся в руки полиции, и их вернут обратно, но никто ведь не мешает им сбежать снова, верно? Не прикуют же их цепью…
Интересно, а Карина… ведь она совсем не могла двигаться. Как же они попали в заброшенный дом? Он уже задремал в своей комнате и проснулся только от скрипа половиц. Кто же знал, что в заброшенную развалину кто-то припрется? Да, жаль, он не видел, как они туда попали. Неужели мелкая и явно слабосильная Яна тащила Карину на себе? Ну она дает…
Наверное, пока стоит остаться здесь. Тем более что директорша наверняка опять поставила полицию на уши, и вокзал с автобусными станциями под усиленным наблюдением. Дзинтон, кажется, неплохой дядька - и разговаривает нормально, и полицию звать не стал. Даже то, что посуду заставил помыть - тут все честно, сами насвинячили, сами убираем. Только, кажется, видит прямо насквозь. Как он догадался про детдом и что они подслушивают? Ну, неважно. Главное, здесь можно пока пожить, прежде чем отправиться путешествовать дальше. А обузой он точно не окажется, ха! Яну с Кариной, может, и надо содержать, а он, Палек, прекрасно прокормит себя самостоятельно. И не только себя. Завтра утром можно осторожненько совершить вылазку в город и осмотреться. А там… наверное, толстый Морж все еще не прикрыл свою лавочку…
Не додумав мысль, мальчик снова уснул легким безмятежным сном.
12.05.843, деньдень
Утреннее солнце било в окна так, словно хотело проплавить их насквозь. Яна с Палеком, жмурясь, жевали яичницу с колбасой, когда Дзинтон стремительно вошел в кухню.
- Так, все. Цукка ушла на работу, а дом остался на нас с вами. Ну что, мелочь пузатая, давайте, дожевывайте. Надо за жизнь поговорить.
Он взял со стола кувшинчик с водой и в три глотка почти опорожнил его.
- Ф-фу! - довольно сказал он. - Что-то жарко сегодня с утра. Или я просто забегался? - Он оседлал табурет, уперевшись локтями в стол, и, подперев подбородок, стал наблюдать, как дети торопливо дожевывают яичницу.
- Итак, - сказал он, когда последние крошки поджаренного хлеба оказались доедены. - Начнем с того, что у нас нежданно-негаданно образовалась коммуна. А в коммуне надо соблюдать некоторые правила. И правило номер один: в доме вести себя тихо, - он загнул большой палец. - Не бегать, не кричать, особенно когда Карина спит. А она в ближайшие дни спать станет все время. Правило номер два: когда я работаю у себя в комнате, постарайтесь меня не отвлекать, - Дзинтон загнул второй палец. - Поскольку я не просто работаю, а зарабатываю деньги, причем с сегодняшнего дня и на вас, оболтусов, лишние вопросы в неверное время могут оставить вас без мороженого. И наконец - иждивенцев здесь нет и не будет. Прокормить я вас смогу, но сильно огорчусь, если вы сядете мне на шею и ножки свесите. Раз живете здесь, то отвечаете за определенные дела.
Он внимательно посмотрел на детей. Те согласно кивнули.