- Да, - Сумкин в задумчивости потеребил бородку, - все, что мы про него знаем, мы знаем только с чужих слов, милая девушка. Со слов историков, которые всегда находились под прессом официальной идеологии и пропаганды. Признаться, я тоже ожидал чего-то другого. Нет, не то чтобы я готовился к встрече с Лю Баном, для меня это полная неожиданность, но все же… Мне казалось, он должен быть выше ростом, - неожиданно изрек Федор.
- Сейчас важно, что Лю Бан согласен помочь нам добраться до столицы, - сказал Чижиков. - Как я понял, путь к возвращению в наше время… абсурд какой-то!.. лежит через императорскую сокровищницу. Только потом девушка из будущего согласна нас направить к точке перехода, верно?
- Верно, - кивнула Ника. - И это не я согласна вас туда направить, а так должно произойти. Понимаете, хронолиния - это когда одни обстоятельства становятся причинами возникновения других. А другие порождают третьи. Если какие-то исключить, то нельзя гарантировать, что в итоге получится именно то, чего мы ожидаем. Понимаете? Я здесь бессильна. Даже если бы и хотела…
- Вот именно, обстоятельства! - оживился Сумкин. - Мне только до сих пор неясно, с какой радости здесь я? Нет, я не жалуюсь: увидеть Лю Бана куда как клево, и я еще мешок сувениров наберу… Но ведь кто-то меня сюда отправил? И - прошу занести в протокол! - явно против моего желания.
- Наверное, рано или поздно мы это тоже узнаем, - Котя закурил очередную сигарету. - Федор Михайлович, ты табачок-то береги. Нету здесь "Мальборо".
- Я курю "Кент", - возразил Сумкин. - Или "Кэмел". Но ты прав, ничего такого тут еще нет. Просто беда…
Некоторое время все молчали, и Чижикову показалось, что Ника заснула. И он подумал: странно, если у нее тоже есть таинственный предмет, то отчего глаза Ники - одинаковые, голубые? Правда, Алексей Борн говорил, что цвет глаз можно скрыть контактными линзами! Есть о чем подумать на досуге.
- Слушай, Федор, - придвинулся Котя к Сумкину поближе, - я не очень понял, за кого нас этот Лю Бан принимает. Почему помогает?
- Понимаешь, старик, - Сумкин от души затянулся, - в империи сейчас плохо, неспокойно, это раз. Знамения всякие. Помнишь, Лю Бан нам про дракона сегодняшнего рассказывал, который в озеро сиганул, рыгая огнем и дымом? Он ведь лично туда примчался, распорядился алтарь ставить, чтобы как следует помолиться дракону.
- Так это же был наш самолет!
- Ты только Лю Бану про самолет не говори ничего, ладно? Воздержись для ясности. Дракон это был, старик. Дракон! Вот ты как думаешь, часто драконы среди бела дня шастают? Правильно, очень редко. И для местных это - знамение головокружительной важности, свидетельство, что устои известного мира со страшной силой сотрясаются, вон, уже и драконы разлетались. Так что люди с мозгами начали задумываться о будущем, и Лю Бан, кажется, из них. Теперь дальше…
Тут Федор вдруг скривился и осторожно дотронулся до щеки.
- Что случилось?
- Да в зуб вступило, понимаешь. Че-е-е-ерт… - Сумкин замер. - Надо же, отпустило. Вот гадство! Только же лечил, перед самым отлетом. Так о чем бишь я? А! Так вот. Мы пришли в компании крайне благовещего зверя мао, который сейчас нажрался и дрыхнет без задних ног. Это два. То есть мы - или приятели зверя, а значит, существа необычайные и выдающиеся, или этот зверь - сам наш приятель и спутник, и тогда мы ну очень крутые. Типа бессмертных небожителей, посетивших бренный мир в его минуты роковые. К ним все тянутся, с ними все хотят дружить. Еще бы! И потом, сколько я помню, у Лю Бана к этому времени уже возникли определенные трения с властями. Он каких-то преступников то ли упустил, этапируя к Великой стене, то ли отпустил. Это три. И вот, мой дорогой друг, в дом к Лю Бану заваливаются трое, с виду странные, при них - благовещий зверь, которого они за ушком запросто чешут. Ты бы вот что подумал?
- Ну-у-у, я даже не знаю, - протянул Чижиков. - Наверное, что мы посланцы Неба?
- Вот и я не знаю. И очень хочется верить, что мы все-таки выглядим посланцами, а таковым надо помогать. Хотя не исключено, что сейчас дверь распахнется, и сюда ворвутся ароматные амбалы из местного околотка. Повяжут нас к такой-то матери, включая драгоценного кота.
И тут в дверь постучали.
- Начинается, - тихо простонал Сумкин, поспешно гася сигарету и кидаясь за амулетом-переводчиком. - Ника! Ника! Хватай своего попугая скорей!
Девушка едва успела: в дверь уже просунулся Лю Бан. Лицо его выражало крайнюю степень волнения.
- Досточтимые господа! Благовещий зверь мао! Прибыли императорские гвардейцы, - быстро говорил смотритель. - Мне, ничтожному, неведомы те могучие силы, которыми вы обладаете и какие можете призвать себе на помощь, но, быть может, вы сочтете возможным спешно покинуть пределы города, не чиня никому лишнего вреда?
- Мы и не собирались чинить кому-либо вред, - заверил Лю Бана Сумкин, пальцем поправляя очки. - Все наши помыслы направлены на благо народа.
- Достойные, достойные слова, господин Сыпокэ! Ваш слуга и в мыслях не допускал иного, но гвардейцы…
- Мы понимаем, - пришел ему на помощь великий китаевед. - Гвардейцы, послушные долгу службы, могут впасть в заблуждение и…
- Верно, верно! - закивал Лю Бан. - Не угодно ли вам будет принять от меня эти скромные мечи, немного провизии, а также моего верного слугу Суня Девятого, каковой и выведет вас скрытно за пределы города? Вы найдете приют в заброшенном горном храме, а я, ничтожный, присоединюсь к вам завтра, как только смогу. Сейчас же мне нужно встретить десятника гвардейцев подобающим образом.
Лю Бан исчез, а место смотрителя в дверном проеме занял уже знакомый путникам мальчик-слуга. В руках он держал плетеную корзину и продолговатый тяжелый сверток.
В свертке обнаружились два прямых меча в изукрашенных бронзовыми чеканными бляшками ножнах. Сумкин даже языком прищелкнул, явно прикидывая, как бы упереть эдакую редкость с собой - в качестве сувенира. Чижиков же принял меч со смешанными чувствами: с одной стороны, он полтора года своей жизни посвятил фехтованию на бамбуковых палках, и ему это даже нравилось; с другой - что такое меч, когда уже придуман автомат Калашникова?
- Сюда, - сказал мальчишка и, перехватив корзину поудобнее, первым шагнул в темноту.
- Благовещий зверь! - позвал Котя.
Шпунтик покорно затрусил следом.
Свидание с кошачьим раем, похоже, откладывалось.
Они вышли во мрак переулка, и Сумкин чуть слышно чертыхнулся, ступив ногою в невидимое дерьмо. Остро запахло. Вокруг стояла полная тишина, лишь сзади, от центра города, неслись неразборчивые выкрики команд.
- Положите руку мне на плечо, - попросил мальчик Чижикова.
Так, подобно слепым держась друг за друга, они и шли - медленно, практически бесшумно, петляли по улочкам, и вскоре оказались у городской стены, неподалеку от ворот. На привратных башнях горели факелы - там несли службу стражники. Впрочем, вероятно, не столько несли, сколько спали: никого видно не было. Сунь Девятый сделал пару шагов в сторону и пропал.
"И как он только что-то видит в такой темноте!" - в очередной раз поразился Чижиков, а мальчишка уже снова стоял рядом, безмолвно, жестами показывая: туда, туда проходите!
В стене оказалась низкая дверь, ведущая в узкий проход, и, протиснувшись в него, Чижиков, Сумкин, Ника и Шпунтик оказались в зарослях местного лопуха уже по ту сторону стены.
Над путниками нависло бездонное черное небо, полное громадных, ясно сияющих звезд.
Впереди лежала ночь.
И полная неизвестность.
Эпизод 9
Старый храм
Поднебесная, уезд Пэйсянь, III век до н э.
До упомянутого Лю Баном заброшенного храма путники добрались без приключений. Дорога, которую по одному ему известным признакам выбирал их маленький проводник, действительно шла вверх, но как-то не очень убедительно - плавно, неспешно. Чижиков никогда не назвал бы ее горной: горы в его сознании ассоциировались с крутым подъемом, отвесными скальными стенами, обрывами, огромными валунами, готовыми сорваться в пропасть. Возможно, они и прошли мимо пары таких пропастей, да только в темноте все равно ничего не увидели.
Наконец вышли на ровное место - на вершину самого высокого в здешних местах холма, по неясной причине щедро названного горою, и мальчишка уверенно двинулся вниз. Спустившись шагов на пятьдесят, Сунь Девятый присел и вскоре застучал камнем о камень, пока не брызнули ослепительные искры, после чего зажег небольшой факел. Факел давал немного света, но его вполне хватало, чтобы не свернуть себе шею, запнувшись о корень или камень и загремев после этого вниз по склону. Котя оценил стратегию мальчишки: теперь, когда от города путников отделяло значительное расстояние и к тому же они пребывали с другой стороны холма, свет было решительно невозможно заметить.
- Прошу за мной, - коротко велел Сунь и, взвалив корзину на плечо, двинулся дальше.
Шли молча: никто не разговаривал. В основном потому, что не решались - из-за неясной, но явной опасности, которую хотел отвести от них смотритель. Шуметь следовало поменьше. Сумкин, впрочем, пару раз порывался что-то сказать, но ограничивался глубоким, еле слышным вздохом.
Углубились в очередную рощу - довольно густую, и движение невольно замедлилось. Шумно захлопала крыльями невидимая птица, раздраженно заорала и взмыла в небо. Ника прижалась к Чижикову.
Из обступившей путников темноты то и дело неслись шорохи, треск, шуршание: роща жила полноценной ночной жизнью. Более шустрый и опытный Сунь постоянно уходил вперед и там поджидал, когда его догонят медлительные спутники, которым тусклый свет факела служил путеводным маяком.
Когда идти надоело всем, и даже Чижикову, Сунь Девятый осветил полуразвалившуюся глинобитную стену.
- Пришли, - коротко сообщил не отличавшийся многословием мальчик. - Здесь.
"Здесь" оказалось не просто заброшенным храмом, но развалинами бывшего храма, небольшого, скорее - кумирни: всего одно строение и стена вокруг дворика перед ним. Нынче от стены остались лишь куски, кое-где еще торчавшие стертыми зубами-пеньками, а от строения уцелел лишь остов, да и тот весь в дырах; крыша же давно обвалилась.
- Шикарное место, - тихо пробормотал Сумкин, бросая на траву меч, на конец которого прицепил узел с вещами.
Сунь Девятый поставил корзину к стене и быстро натаскал в центр двора палок, веток и сучьев, сложил горкой, но вот беда - как раз погас его верный факел. Мальчик не пал духом и стал трудолюбиво высекать искру. Что-то у него не ладилось.
- А сотворим-ка чудо! - подмигнул Сумкин Чижикову, присел у будущего костра и щелкнул зажигалкой - раз, второй, третий, и вот уже по куску сухой коры побежал первый робкий огонь. Сунь бросил свое занятие и стоял, глядя на Федора во все глаза, а потом, когда пламя основательно занялось, низко поклонился Сумкину три раза.
Котя подспудно ожидал, что мальчик перекрестится. Но нет, не перекрестился.
- Что, здесь и заночуем? - спросил Чижиков у мальчика.
Тот, не отрывая взгляда от великого китаеведа, лишь молча кивнул. Сумкин кулем плюхнулся у костра и протянул руки к огню. Было довольно прохладно.
- Надо бы еще веток запасти, - подошел к нему Котя. - Ночь впереди длинная.
- Да? - блеснув очками, Сумкин посмотрел на него снизу вверх. - Ну, давай, сейчас ты запасаешь, а потом - я.
Чижиков лишь покачал головой и отправился в темноту на поиски топлива. Сумкин, человек жизнерадостный и по большей части энергичный, славился резкими перепадами настроения. В нем словно внезапно выключался скрытый моторчик, требовавший подзарядки, и тогда Федор становился мрачен, желчен и сварлив. Котя, хорошо знакомый с этой особенностью приятеля, даже и не пытался вдохновить его на дальнейшие подвиги: посидит, насосется энергии из окружающего мира и станет как новенький.
Есть никому не хотелось.
Добавив в костер надлежащих веток и даже завалив в него приличных размеров бревно, чтобы горело долго и неторопливо, а потом медленно тлело, отдавая тепло, утомленные путники улеглись вокруг, стараясь поплотнее закутаться в свои новые одеяния.
Благовещее животное разумно пристроилось под боком у хозяина.
Мальчик вызвался караулить.
Постепенно Чижиков задремал.
Первый сон Константина Чижикова
Котя стоял на высоком утесе и вокруг - насколько хватало глаз - простиралась долина, прекрасная, цветущая, полная жизни. К горизонту убегали холмы, покрытые лесами, шумели листвой зеленые рощи, змеилась, блестя на солнце, голубая лента реки.
Котя всмотрелся - и увидел на берегу, у кромки леса, олениху и трех смешных длинноногих оленят. Олениха чутко водила ушами, следя за деревьями и кустами, но Коте было ясно: делает она это, следуя вековечному инстинкту, а вовсе не потому, что ей или ее детям угрожает опасность, поскольку никакой опасности в здешнем мире не было и в помине. Оленята, как и положено детям, вовсю резвились среди высокой сочной травы и смешно вскидывали голенастые ноги, не умея еще с ними ловко управляться.
Котя посмотрел дальше - и увидел парочку птиц, размером с сойку, с толстыми клювами и смешными хвостами. Высоко, в излучине толстой ветви сосны, притулилось гнездо, похожее на разворошенный ком сухих прутьев, и птицы сновали по воздуху взад и вперед безо всякой устали, с жучками, паучками и червячками в клюве, а из гнезда им навстречу высовывались жадно разинутые рты птенцов.
По склону дальнего холма шел крестьянин - жилистый мужчина с вязанкой хвороста на спине. Шел неторопливо, уверенно, и, проследив его путь, Котя увидел в месте, где у речной отмели сушились на солнце сети, простой дом, крытый соломой. Прямо во дворе женщина готовила в котле над очагом какое-то варево, подносила ко рту черпак, пробовала.
На нос Коте вдруг села бабочка - ослепительно красивая в ярких лучах солнца, села на мгновение и тут же взмыла вверх, разрезая воздух пестрыми крыльями.
Легкий ласковый ветерок обвевал Котю, и весь мир перед ним дышал покоем и негой. Котя стоял, смотрел и всем сердцем чувствовал простое счастье, гармонию и умиротворение, царившее вокруг. Мир был прекрасен, шелковистая трава нежно гладила босые Котины ноги, хотелось петь от невиданной радости, хотелось легко оттолкнуться ногами от теплой земли, раскинуть руки и взлететь в пронзительно чистое небо - туда, где высоко-высоко плыли кудрявые облака.
Но вдруг вокруг что-то неуловимо изменилось, и почти взлетевший было Котя упал в траву. Земля болезненно содрогнулась, потом еще и еще - сильнее и сильнее. Ветер перестал быть ласковым, олениха испуганно закрутила головой, оленята прижались к ее ногам. Птицы носились вокруг гнезда, встревоженно крича. Крестьянин отбросил прочь вязанку и, поглядывая с ужасом на темнеющее небо, стремглав помчался к дому, а там уже металась женщина, не зная, за что хвататься первым. Котел опрокинулся прямо в очаг, и к небу, на глазах наливающемуся чернотой, устремился тонкий ручеек пара.
Котя оглядывался в смятении, но гул, что родился под землей, уже вышел наружу. Гул ширился, крепчал, обращался чудовищным грохотом. Небо, еще мгновение назад такое лазурное и сияющее, вдруг в одночасье исполнилось зловещего мрака, поглотившего солнце без остатка.
Котя не понимал, что происходит, его разум метался в поисках ответа, а в мирной прекрасной долине меж тем разверзлась земля, плюясь во все стороны дымящимися камнями, и наружу, пожирая все на своем пути, поползла тягучая раскаленная магма. Вспенившаяся речка стала мутным бурным потоком, который, встретившись с магмой, обратился грязным паром.
Холмы двигались как живые, и целые рощи исчезали в зияющих в земле рваных ранах. Казалось, с земли грубо и неумело сдирают кожу, и она истекает алой кровью. Казалось, что внутри земли с треском и грохотом ломаются крепкие некогда кости, а их обломки прорывают кожу и тянутся к небу, грозя пронзить и его. Казалось, у планеты разорвались легкие, и теперь кончился воздух, лопнули и взорвались сердце, печень и почки.
Котя ощутил на лице пепел, и слезы проложили на его щеках первые робкие дорожки. Конец мира надвигался неотвратимо, и Котя ясно знал, что бежать некуда, нигде нет спасения, и если он и проживет чуть дольше, чем другие люди или же звери в долине, то лишь на миг, необходимый разбушевавшимся стихиям, чтобы достичь утеса, где он стоит, пока еще не мертвый.
Котя поднял глаза вверх и черная пелена, застилавшая небо, расступилась перед его взглядом: он увидел бездонные глубины космоса и Луну, безжизненный спутник Земли. И вдруг на глазах изумленного Коти Луна, холодно и величаво плывшая по своей вековечной орбите, плавно изменила траекторию.
Котя понял: в мироздании что-то нарушилось, глобальная драма Земли вызвала к жизни силы, которые изменили движение Луны, и теперь Луна неумолимо приближается. Пройдет время - незначительное по меркам необъятного космоса - и она упадет на Землю, и тогда.
С неба сыпались обгоревшие птицы, пеплом разлетались бабочки, горизонт пылал. Котя беззвучно плакал и тут, среди грохота апокалипсиса, он услышал голос - бесплотный и тихий, будто кто-то, пролетая мимо, шепнул ему прямо в ушную раковину: "Не допусти этого… Не допусти… Не допусти!.."
Чижиков разом проснулся, приподнялся на локтях, провел рукой по щеке и ощутил влагу. Слезы? Сердце билось как бешеное, дыхание хрипло вырывалось из груди. Он закоченел во сне.
Кругом все спали - и Сумкин, свернувшись калачиком и смешно подложив кулак под щеку, и Ника, что лежала носом вниз, уткнувшись лбом в скрещенные руки, спал даже мальчик Сунь Девятый, сидя у потухшего костра и обняв длинную жердину.
Стояла чуткая предрассветная тишина - небо едва-едва посветлело. И что-то в этой тишине было не так.
Котя осторожно огляделся и буквально в пяти шагах от себя увидел неясный силуэт. Силуэт был почти прозрачный, сотканный из дрожащего, текучего воздуха: сквозь него смутно белел ближайший обломок стены. Чижиков замер, вгляделся - ну конечно, точь-в-точь вышедший из кухонного угла в квартире на Моховой прозрачный человек, которого с помощью красной пирамидки прогнала Ника, девочка из будущего!
Котя почувствовал, как от страха у него на голове шевелятся волосы: ну все, теперь точно конец! Он хотел было позвать на помощь, но горло перехватило. Прозрачный силуэт стоял недвижно, и не отрывавший от него взгляда, словно кролик от удава, Чижиков вдруг понял - даже не понял, а неким седьмым чувством ощутил: пришелец смотрит на него. Со слов Алексея Борна Котя знал, что таких существ отчего-то тянет к предметам - например, к его дракону; но сейчас дракончика с Чижиковым не было, фигурка исчезла невесть куда, пропала из кармана джинсов, растворилась в водовороте времени. Значит, что? Чего он хочет, если не предмета?
Мысли заметались. Предмет есть у Ники - попугай, так почему прозрачный смотрит на меня, а не на нее? И почему просто смотрит? Почему ничего не делает? Например, не бросается, не откручивает голову? Как он вообще тут очутился, в этом чертовом третьем веке до нашей эры? Или такие вот прозрачные были на Земле уже во времена Цинь Ши-хуана? Или даже раньше?!