Загадочная надпись, найденная на скале, заставляет трех эксцентричных ученых отправиться в далекую Сибирь на поиски следов "царя царей" и, возможно, древнейшей цивилизации Земли.
Данный выпуск серии "Polaris" представляет читателю фантастическую повесть одаренного прозаика и журналиста, путешественника и коллекционера С. Р. Минцлова (1870–1933).
Сергей МИНЦЛОВ
ЦАРЬ ЦАРЕЙ…
От издательства
В 2012 г. нашим издательством, впервые за многие десятилетия, был переиздан (с обширными комментариями и биографическим очерком) ценнейший исторический документ - книга "Петербург в 1903–1910 годах", состоящая из дневниковых записей Сергея Рудольфовича Минцлова (1870–1933).
Фантастическая повесть "Царь царей…" продолжает публикации, связанные с наследием С. Р. Минцлова - выдающегося библиофила и библиографа, занимательного рассказчика и одаренного прозаика, журналиста и путешественника, археолога и коллекционера.
Это примечательное произведение С. Р. Минцлова можно отнести сразу к нескольким ответвлениям научной фантастики - например, к фантастике "палеонтологической" или к поджанру "затерянных миров". Одновременно, повесть является очевидной предшественницей распространившейся позднее в Советском Союзе "географической" фантастики.
При жизни автора повесть, впервые изданная в 1905 г., выдержала четыре издания. Последнее из них, под названием "Огненный путь", вышло в свет в 1929 г. в Риге, где Минцлов провел последние годы жизни.
Текст повести дан по 3-му изданию (СПб.,1912) с исправлением ряда устаревших особенностей орфографии и пунктуации.
В дальнейшем издательство Salamandra P. V. V. планирует опубликовать сборник фантастических и приключенческих рассказов С. Минцлова и продолжение его мемуарно-дневниковых записей.
I
- Михаил Степанович, погодите!
Торопливо шагавший по лужам тротуара молодой человек в драповом осеннем пальто с поднятым воротником отклонил вправо зонтик и оглянулся. Опушенное русой бородкой добродушное, но озабоченное, как у большинства петербуржцев, лицо его вдруг просияло.
- Павел Андреевич! - горячо воскликнул он, крепко пожимая руку догнавшего его высокого полного господина в огромной шубе и меховой шапке над скуластой, калмыцкого типа, физиономией. - Вы какими судьбами здесь? Давно ли в Питере?
- Три дня, как уж имею это несчастие… - несколько тягучим голосом ответил господин в шубе, распахнул ее, достал из кармана платок и вытер вспотевшее лицо свое.
- Это не город, а хлябь небесная: декабрь месяц, а дождь льет как в июне.
- Как ваши разведки на Урале?
- Вы куда шли? - вместо ответа спросил Павел Андреевич.
- Я к Ивану Яковлевичу, а что?
- Так пойдемте вместе, побеседуемте под иной кровлей… - он указал глазами на зонтик, по которому выбивали дробь и брызгали внутрь мелкою пылью дождевые капли. - И я загляну к старику.
Знакомцы зашагали дальше.
- Зачем вы к Ивану Яковлевичу? - продолжал приезжий. - Кирпич, что ли, какой-нибудь нашли с клинописью? - в голосе его прозвучала легкая насмешка.
- Кирпич? Целые скалы исписанные открыл в Сибири: я все лето провел вокруг Байкала.
- Вот как… - протянул Павел Андреевич. - И что же гласят ваши надписи?
- Понятия не имею; я ведь этнолог и только. Но ничего похожего нет в них на известные уже письмена. Так заинтересовали они меня, что срисовал и отвез к Ивану Яковлевичу для разбора. Теперь иду за ответом. А у вас как шли дела?
- Плохо… Пермские отложения исследовал. Это своего рода пустыня; почти никаких остатков в них нет!
Разговаривавшие достигли навеса подъезда, выступавшего на тротуар, и молодой человек остановился и дернул за ярко вычищенную медную головку звонка.
Минуты через две дверь приотворилась, и показался высокий, тощий старик в долгополом коричневом сюртуке старомодного покроя. Бритое и угрюмое лицо его, подпертое снизу жестким белым воротником, при виде гостей сделалось еще строже. Тем не менее он отворил шире дверь и отступил назад.
- Здравствуй, старина! - весело сказал Михаил Степанович. - Дома барин?
- Дома-с… - отвечал лакей глухим голосом и не то слегка поклонился, не то отвел в сторону длинное лицо свое с черными, упорно внимательными глазами навыкате; в густых коротких волосах его серебрилась сильная седина.
Мрачный тон ответа заставил москвича остановиться среди лестницы и повернуться.
- Здоров Иван Яковлевич? - спросил он, заподозрив что-то недоброе.
- Здоров-с… - еще зловещее выговорил старик.
Михаил Степанович, шедший уже по второму колену лестницы, перевесился через перила и засмеялся.
- Каркает это он! С чего? что еще случилось?
- Пожалуйте-с… там увидите… - сухо ответил лакей и, заперев дверь, последовал за обоими гостями наверх.
В передней гости сбросили шубы; Михаил Степанович первым быстро вошел в длинный и низкий зал, казавшийся пустынным благодаря сурово-скудной обстановке времен Александра I. Против окон, у стены, стоял темный, жесткий как камень диван из красного дерева и такие же стулья. Из-за них строго взирали оправленные в когда-то золоченые рамы двое неведомых вельмож с кружевами и орденами на груди. Только небольшая зеленая горка из камелий и нескольких туй слегка скрашивала неуютный вид зала.
В левом конце его за огромным письменным столом, заваленным грудами книг и рукописей, сидел, низко склонясь над бумагами, белокурый господин с розовым пухлым лицом.
Услыхав шаги, он поднял голову, блеснули стекла очков и из-за них уставились на входивших два казавшихся непомерно огромными серых глаза.
- Здравствуйте, дорогой Иван Яковлевич! - на ходу произнес Михаил Степанович, и при первых звуках его свежего, веселого голоса недоумевавшее лицо сидевшего расцвело еще более и озарилось улыбкой.
- Михаил Степанович! - воскликнул он, подымаясь и частыми мелкими шажками спеша навстречу гостю. - Как я рад!
- Я не один, с Павлом Андреевичем! - добавил Михаил Степанович, отвечая на горячие пожатия хозяина, завладевшего обеими руками его.
- И мы к вашим пенатам попали! - пыхтя, заявил вошедший москвич.
- Милые мои! Да как же я рад! - хозяин не знал, на кого смотреть и к кому обращаться.
- Откуда, какими судьбами? Да что же мы стоим? Садитесь! Продрогли, должно быть, в такую погоду! Антон, чаю скорей, завтракать нам, вина!..
Старик-лакей стоял у двери и, заложив одну руку за борт сюртука, а другую за спину, смотрел, поджав губы, на своего суетившегося барина, казавшегося издали, благодаря живости, маленькому росту и начисто выбритому лицу, мальчиком лет двенадцати.
- Прежде всего, посмотреть на вас хочу! - продолжал хозяин, побежал к письменному столу и принялся шарить на нем. - Столько времени не видел вас, Павел Андреевич! Антон, да где же пенсне мое, наконец?! - воскликнул он, не находя требовавшегося предмета. - Где оно?
- Да при вас-с… - иронически ответил лакей. - Из кармашка справа торчит.
Ученый ухватился рукой за карман и, вытащив оттуда пенсне, быстро надел его на нос, украшенный уже очками.
- Так чайку нам сюда скорей, чайку теперь!.. Ну-с, дорогой мой, показывайтесь, выкладывайте, что делали! Эка года-то летят! А все молодец, право, молодец! - говорил он, забегая то с правой, то с левой стороны гостя и заглядывая в лицо ему. - Лысину только вот зачем завели, Павел Андреевич?
- Это у меня от кресла… - заявил тот.
- А, что? Как от кресла? - не поняв, переспросил хозяин.
- Очень просто: спинка у него высокая, а я головой опираюсь, когда читаю, - вот и вытер затылок.
Иван Яковлевич ударил себя по коленям и разразился смехом.
- Я-то серьезно его слушаю! - воскликнул он. - Ах, шутник! Все тот же!
И вдруг он оборвал смех и разом, как от толчка пружины, повернулся к улыбавшемуся, глядя на них, молодому человеку. Лицо его сделалось серьезным.
- Батенька! Знаете, что вы мне привезли?
- Нет!
- Клад. Да, клад-с! - азартно повторил ученый, стукнув по столу ладонью.
- Неужели разобрали, прочли, Иван Яковлевич?! - Михаил Степанович почувствовал, что и он загорается весь внутренним огнем.
- Прочел-с…
- Это не простые знаки? Что же написано?
Иван Яковлевич, семеня, побежал к письменному столу. Торопливо перелистав несколько рукописей, он вытащил какой-то листок, поднес его к самым глазам, чтоб убедиться, тот ли это, и поднял его над головой.
- Вот! - особенно выразительно проговорил он.
Михаил Степанович очутился около старика и почти выхватил драгоценный листок.
- "Я, царь царей, в вечной славе живущий… победивший… разоривший…" - прочел он взволнованным голосом и опустил руку.
Несколько секунд длилось молчание; на щеках молодого человека проступали то бледные, то яркие пятна; он молча переводил глаза с листка на лицо старика и обратно.
- Да-с, да-с! - торжествующе повторял тот, кивая в ответ на взгляд Михаила Степановича головой и потирая бока себе.
Павел Андреевич, с удобством устроивший в кресле свою грузную фигуру, с любопытством наблюдал эту сцену и в виде развлечения медленно вращал один вокруг другого большие пальцы рук, сложенных на внушительном брюшке.
- На каком же языке написано? - проговорил наконец Михаил Степанович.
Иван Яковлевич поднял вверх руки.
- Не знаю, ответил он, - не знаю! Несомненно, что на одном из арийских, ближайших к санскритскому, но… - он приостановился.
- Что "но"?
- Но еще значительно, много древнейшем санскрита, докончил он. - Санскритский язык - брат литовского, славянского и всех европейских языков, а этот, - ученый энергично ткнул несколько раз пальцем в листок, - это предок их. Несомненный-с! Мы знали только детей его до сих пор. Понимаете, что это такое?! Значит, Дельбрюк не прав, утверждая, что нет и не было никогда единого, арийского языка! Эра новая перед нами, горизонт-с иной, эпоха, мир новый!!
- Удивительно! - процедил Павел Андреевич, вытягивая вперед ноги и кладя их одну на другую. - Что эти господа лингвисты воображают о себе! Отыщут какой-нибудь там язычишко и сейчас: "эпоха", "мир новый"! Ноль это, а не эпоха.
Иван Яковлевич при первых словах москвича стремительно повернулся к нему и слушал, теребя с боку на бок пенсне и очки на носу своем.
- Что такое, что-с? - прерывисто вопросил он, подступая к невозмутимо сидевшему Павлу Андреевичу и становясь перед ним в позицию бойца, готового кинуться в бокс. - Новый язык, это - ноль?!
- Ноль, - подтвердил Павел Андреевич. - Что вы докажете отысканием его? Что раньше говорили не по-санскритски, а на каком-нибудь там подсанскритском, еще менее культурном языке, и так далее, до мычания включительно? Это мы знаем и так, и это не прольет света на древность. Без нас вы ни шагу!
- Нет-с! - весь превратившись в кипяток, прервал Иван Яковлевич. - Это мы, именно мы, - он ударил себя в грудь кулаком, - мы несем свет во тьму веков. Только языкознание может точно установить происхождение, степень культурности и время жизни народа. Вы кости одни от него берете, а мы душу, понимаете - душу находим живую! Мы устанавливаем степень знаний его, родство с другими народами, происхождение, время жизни, наконец! А кем этот народ был окружен, какими там вашими ихтио-, пле-зио- или квазизаврами - вот это не важно-с, да!
- Па-а-азвольте! - возразил несколько задетый за живое Павел Андреевич, убирая ноги от наскакивавшего на них Ивана Яковлевича.
- Во-первых, квазизавров нет совсем, а во-вторых, мы, палеонтологи и геологи, шире глядим на задачи науки, чем вы. Всякая неведомая еще кость квазизавра, как вы выражаетесь, важнее ваших языков! Она помогает восстановить непрерывный ряд живых существ. Вы возитесь только с людьми и определяете их "души", - как будто важно, солнцу ли они поклонялись или стоеросу! а нас интересует, откуда они произошли, наконец, сама планета, древность ея, жизнь на ней, словом, вся совокупность мира, все… - Павел Андреевич размахнул руками, вероятно, желая наглядно показать, как широки взгляды палеонтологов, и огромный кулак его с маху хватил прямо по подносу, который Антон только что хотел в ту минуту поставить на стол из-за его спины.
Стаканы с чаем, графинчик с коньяком, корзинка с печеньями, блюдечки, ложки - все со звоном и грохотом полетело на пол.
- Господа, помилосердуйте! - вскричал Михаил Степанович, - вспомните Гоголя: палеонтология великая вещь, да стаканы-то зачем бить?!
- Это называется свинством! - уже с обычным хладнокровием проговорил Павел Андреевич, скосив глаза на винегрет на полу и отодвигаясь от него вместе с креслом.
Антон, ворча и кряхтя, принялся собирать осколки и складывать их на поднос.
- Голубчик, а не обварились, не больно? - забыв о споре, заботливо осведомился хозяин, забежав с другой стороны и осматривая облитый бок гостя. - Антон, дай скорей тряпку, салфетку, вытри их…
- Ничего, пустяки… - возразил Павел Андреевич. - Итак, мы остановились…
- … на том, что разбили три стакана, - перебил Михаил Степанович, опасаясь продолжения бесконечного спора, не раз подымавшегося между учеными, - и этим удовольствуемся и перейдем к другому вопросу, не правда ли? Что же мы теперь предпримем, Иван Яковлевич?
- Вы что предпримете - не знаю, а у меня решено-с! - ответил Иван Яковлевич, откидывая голову назад и закладывая руки за спину.
Антон, собравшийся уже уходить, остановился с подносом в руках, на котором возвышалась груда битого стекла, кусков лимона и ложек, и стал слушать, не сводя глаз со своего барина.
Иван Яковлевич взглянул на Антона и продолжал, отчетливо выговаривая каждое слово:
- Весной я отправлюсь в Сибирь-с!
Старый лакей обвел глазами своих гостей, как бы надеясь встретить в них сочувствие к состоянию здоровья его барина, и затем опять пристально уставился на него.
Михаил Степанович быстро подошел к ученому и протянул ему руки.
- Я с вами, Иван Яковлевич! - воскликнул он. - Я и мечтать не смел о таком счастье! Всюду вас свезу и покажу все!
Антон круто повернулся и пошел, потряхивая головой, к выходу.
- Я так и рассчитывал, - ответил Иван Яковлевич. - Старик мой сердится, - вполголоса добавил он, когда фигура лакея скрылась в дверях. - Я заявил ему, что в апреле поеду в Сибирь, а он на дыбы! "Что мы, жулики, говорит, что ли какие? (Это "мы" его бесподобно)! Так и тех силком тащат. А нам зачем туда?"
Раскатистый смех Павла Андреевича огласил комнату; он весь так и заколыхался в кресле, как студень на блюде.
- Да ведь, понимаете, извел меня! Уставит свои буркалы, вздыхает и все головой покачивает. Ну, да я ж его проучу! - с негодованием заключил Иван Яковлевич, дернув пенсй на носу своем - Волю ужасную забрал! Наказание, я вам скажу, иметь при себе человека из бывших крепостных своих… - уже другим тоном, как бы жалуясь, заговорил ученый. - Воображает, что он все еще дядька мне и что я под его опекой!
- А ведь дня не прожили бы без него, сознайтесь, - заметил Павел Андреевич.
- Ну, уж и дня?.. - Иван Яковлевич проговорил это не то с вопросительным, не то с недоверчивым видом.
Позвякивание стаканов и ложек в соседней комнате возвестило о приближении Антона. Иван Яковлевич круто повернулся спиной к двери и, повысив голос, обратился к Михаилу Степановичу.
- Итак, решено: в апреле мы едем. Я вас попрошу, дорогой мой, взять с собой человека, так как Антона я не беру…
Антон, о котором шла речь, вдруг остановился с подносом в руках среди зала; ложки зазвенели на блюдечках еще явственнее.
- Хорошо… - сдерживая улыбку, ответил молодой человек. - Мой Василий - молодец, он и один управится.
- То есть это как же-с? - взволнованно заговорил Антон, подходя и сунув поднос на стол; негодующие глаза его уставились на господ. - Я-то, стало быть, вам больше не нужен стал?
- Нет, отчего же… - отворачиваясь и стараясь принять равнодушный тон, возразил Иван Яковлевич, - ты нужен… дома останешься…
- Дома-с?! - негодование прорывалось в голосе старика все более и более. - Что ж я, мебель или кошка, что ли, чтобы дома-то оставаться?!
- Да ведь ты же сам не хотел ехать? - возразил ученый.
- Кто в Сибирь сам ехать захочет! А коль вы дошли до того, нешто пущу я вас одного? Оберут вас там всего; платок вот или пинсне свое - и тех без меня не знаете, где взять! А уж чтоб вам какой-то там Василий услужал - этого не будет-с! - решительно заключил он, тряхнув головой и бросив сердитый взгляд на Михаила Степановича, которого считал - и весьма справедливо - виновником всей кутерьмы. - Я поеду-с!
- Ну вот и прекрасно! - расцветя торжествующей улыбкой, заговорил Иван Яковлевич, - и чудесно, и говорить, стало быть, не о чем, очень рад! Приготовляйся теперь понемножку, обдумай, что взять надо. Впрочем, тебе Михаил Степанович все скажет. И никаких бед не случится с нами, - все будет отлично, не хуже, чем здесь!
Густые брови Антона поднялись на лоб и пошевелились, как усы у сомневающегося таракана.
- Да уж все едино-с… - голосом чревовещателя произнес он. - Я человек старый, недолго осталось на свете жить, а вот вы-то о себе подумали бы…
- Ну, ну, ну!.. - Иван Яковлевич замахал на него руками. - Не мели, пожалуйста!
- А знаете что, дражайший Иван Яковлевич? - проговорил Павел Андреевич, молча созерцавший все время лужу на полу.
- Что?
- И я с вами увяжусь. Возьмете?
- Голубчик! Да еще бы, очень рады будем!
- Чем больше народа, тем лучше, - заметил Михаил Степанович. - Вам, Павел Андреевич, богатая пожива будет: кости ископаемых там в изобилии!
- Потому-то и тянет меня с вами!
- А я еще спутника приглашу: он нас дичью всю дорогу снабжать станет, - сказал Михаил Степанович.