- Нет! Если докажете, что часть надписи на скале уничтожена не временем, а рудистами - двустворчатыми раковинами мелового периода: тогда будет ясно, что гора эта погружалась в море в следующий период, и раковины осаждались на ней. Рудисты жили там, где было сильное волнение и прибой волн: об этом говорят их чрезвычайной толщины раковины. Черепахообразная скала, очевидно, выдавалась вершиной над водой, так как на верхней части ее нет никаких следов рудистов. Затем море отступило, и раковины стали осыпаться и выветриваться. Северная сторона наиболее подвержена ветрам, и надпись на ней, так необычайно долго сохранявшаяся благодаря осадкам, могла очищаться мало-помалу и теперь яснее, чем на разбитой волнами западной.
- Значит, если на надписи мы найдем следы рудистов, то она может принадлежать юрскому периоду? - спросил Иван Яковлевич.
- Это сумасшествие, но я отвечу да! - сказал палеонтолог.
- Так за работу! - заявил Иван Яковлевич, пожимая руку палеонтолога.
Путешественники с большим трудом принялись опять вскарабкиваться наверх по скалам.
Достигнув заветной площадки, ученые бросились к черепахообразному камню и принялись ощупывать и осматривать каждый вершок его.
Свирид Онуфриевич уселся отдыхать на один из обломков и, дымя трубкой, стал созерцать действия товарищей.
- А ведь, ей Богу, полоумные! - громко проговорил наконец он. - Павел Андреевич, да вы языком-то полижите: коли тут море было, просолился может камень-то этот!
Задирания охотника остались без ответа; исследователи слишком были погружены в свое дело.
- Нет! - проговорил наконец палеонтолог, выпрямляясь и потирая утомленные долгим разглядываньем глаза свои. - Следов рудистов на камне нет, безусловно!
- А вот же остатки их, - воскликнул Михаил Степанович, подымая с земли куски сломанных раковин. - Здесь их миллионы! Камень осыпан кругом ими.
- Верно-с, - согласился Павел Андреевич, - но эти раковины, как и нос ихтиозавра, целые тысячелетия могли находиться тут и до появления надписи на этой скале. Дайте мне хоть один обломок раковины, прилипший к письменам, и я уверую, что она древнее их!
- Так что же вы полагаете? - спросил старый ученый.
- Только то, что ваш неизвестный жил не в юрский период, но когда именно - ответит будущее!
X
Антон застыл в безмолвном ужасе, увидав ободранные донельзя фигуры господ, поздно вечером возвратившихся к месту стоянки плота.
- Господи Иисусе Христе, - проговорил он, крестясь, - да где вы так отделались? С разбойниками, что ли, дрались?
- Не разговаривай, старина, а неси скорей есть! - весело ответил палеонтолог, хлопнув по плечу его.
За спиной ученого, в виде ружья, торчала привязанная голова ихтиозавра.
Все общество двинулось прямо к столу и принялось уничтожать ужин.
- Теперь возникает новый вопрос, господа! - заявил Иван Яковлевич, окончив еду и откладывая в сторону салфетку.
Василий быстро убрал все со стола, и на нем появились две зажженные свечи и большая карта Сибири.
Целый рой разных бабочек забился вокруг стеклянных шаров на свечах. Звездный свод раскидывался над учеными, отражаясь в темной воде вокруг. Енисей, казалось, дышал и, напоминая бессонным о сне, слегка баюкал плот.
- В надписи есть важнейшее указание, именно фраза: "путь на солнце", - продолжал ученый. - Значит ли она, что наш неизвестный сам держал оттуда путь на восток, или же она относилась к чему-то другому, смытому волнами или временем?
- Я полагаю, первое вернее, - ответил палеонтолог.
- Мне кажется тоже, - согласился Михаил Степанович.
- Тогда не следует ли и нам оставить первоначальный план поездки и взять курс на восток и идти по пятам за нашей загадкой? Кто знает, какие открытия сделаем мы по пути? Енисей течет на север.
- Н-да-а… - произнес Павел Андреевич.
Мысль расстаться с шалашом и удобствами плавания на плоту ему не улыбалась.
- Что же, - быстро сказал Михаил Степанович, - за чем дело? Купим в окрестных деревнях лошадей, повозки, и айда дальше!
- Великолепно! - заявил Свирид Онуфриевич. - Признаться, это путешествие на плоту осточертело мне. Точно в клетке сидишь!
- Да, но вы изволили упустить из вида, что здесь не Швейцария с ее благоустроенными дорогами! - несколько ядовито заявил палеонтолог, - а дичайшая глушь. Весьма вероятно, что мы не встретим даже намека на дорогу!
Иван Яковлевич вооружился компасом и погрузился в исследование предположенного пути.
- Да, дорог как будто нет, - проговорил он таким равнодушным тоном, словно дело касалось вопросов вроде отсутствия журавлей на небе. - Но это неважно! На Енисее и Тунгуске мы, очевидно, уже ничего более открыть не можем, тогда как здесь есть данные за новые находки. Словом, я стою за продолжение путешествия сухим путем.
- Несмотря ни на какие препятствия? - спросил Павел Андреевич.
- Несмотря ни на какие препятствия! - повторил старый ученый.
- Мне кажется, раз мы поехали не для своего удовольствия, а ради дела - вопрос об удобствах не должен смущать нас, - мягко заметил Михаил Степанович.
- Повторяю, лично я рад сухопутному путешествию, - заговорил Свирид Онуфриевич, - поохочусь всласть, по крайней мере! Тем не менее, пускаться наугад в тайгу не советовал бы. Разве проводника отыщем…
- Карта и компас - лучшие проводники, - возразил Иван Яковлевич.
Палеонтолог поглядел на старого ученого и, убедившись, что упрямец скорей отправится один в тайгу, чем откажется от своей затеи, вздохнул как кузнечный мех.
- Пейте мою кровь! - проворчал он полушутливо, по-лусердито, - везите куда хотите!
- Вот это я понимаю! - весело воскликнул Михаил Степанович. - "Все для науки!" - девиз наш. Итак, прощай, Енисей!
- И да здравствует трущоба! Много людей перебывало, я думаю, здесь за сотню тысяч лет, но самые невероятные несомненно мы, господа!
- То есть как это за сотню тысяч лет? - вмешался охотник. - Это что же по-вашему - древность земли, что ли, такая?
Павел Андреевич скосил на него глаза, не поворачивая головы.
- Сто тысяч лет, милостивый государь, в истории земли - только нуль, ни больше, ни меньше!
- Да вы шутите, или смеетесь?
- Нисколько-с. Говорю безусловную истину: над нашей планетой прошло много, много миллионов лет.
- Фу ты, Боже мой! - Свирид Онуфриевич вытаращил в изумлении на палеонтолога глаза. - Неужто миллионы?!
- Я вам назвал наименьшую цифру, - ответил тот.
- Ловко! - недоверчиво заметил охотник. - Сказали бы вы это в мое время у нас в школе - вот бы как бы вам шкуру за эти миллионы всписали, мое почтение!
- Стало быть, решено, господа? - спросил, вставая, Иван Яковлевич. - Мы оставляем плот и едем далее сухим путем?
- Решено, решено! - ответили все.
- Антон! - позвал не терпевший откладываний и проволочек старый ученый. - Укладывайся! - приказал он появившемуся, словно привидение из темноты, слуге. - Завтра мы выезжаем отсюда уже на лошадях.
- На лошадях? - переспросил Антон. - Откуда же это они возьмутся?
- Будут! - прервал его Иван Яковлевич. - Об этом позаботится проводник, а твое дело приготовить все остальное.
- Проводник? - протянул Антон. - Проводник говорит такое, что волосы дыбом станут: хуже мест нет, чем здесь! Горы, леса да волки в них с медведями, а больше ничего и нет. Рекой-то спокойнее бы уж плыть… Вправду, что ль, бросить хотите плот? - угрюмо обратился он к остальным, увидав, что Иван Яковлевич, не слушая его, вошел в шалаш.
- Да, старина, так приходится! - ответил Михаил Степанович.
Антон молча удалился в задний шалаш и, сняв с себя неизменный сюртук, улегся на постель; но уединенный покой его скоро был нарушен Василием.
- Антон Антипыч! - заявил он, вбегая в шалаш. - Господа требуют.
- Это зачем? - не шевелясь, сурово спросил старик.
- Да черепа там искали, нет их нигде! Вы, сказывают, убирали вчера?
Антон, не отвечая ни слова, поднялся, медленно надел сюртук и отправился к господам.
- Я здесь-с… - заявил он, подойдя неслышной поступью и постояв несколько секунд за спиной Михаила Степановича.
Тот вздрогнул от неожиданности и оглянулся.
- Фу ты, вот напугал! - произнес он. - Павел Андреевич черепа не может найти: где они?
Губы старика шевельнулись, но он молчал.
- Принеси-ка их сюда, Антон! - добавил палеонтолог, усердно копаясь в груде древних предметов первой находки.
Антон не двигался.
- Что же ты? - спросил Михаил Степанович. - Что ты сказать хочешь?
- Принести их нельзя-с… - выговорил старик.
- Почему?
- Так что их нет!
Павел Андреевич повернулся так, что хряснула скамья под ним, и в свою очередь уставился на Антона.
- Как нет? где же они? - продолжал допрос удивленный Михаил Степанович.
- Я в ответе-с… - глухо ответил старик. - Только больше терпеть из-за них сил не было. Земле я их предал-с!
- Что? Что он говорит? - переспросил палеонтолог, не веря ушам своим.
- Похоронил я их! - повторил старик.
Михаил Степанович развел руками.
- Что он - дурак от рождения или сейчас с ума сошел? с возрастающим гневом спросил Павел Андреевич, подымаясь со скамьи.
Свирид Онуфриевич покатился со смеха, и смех его далеко проник в темноту ночи.
- Нет-с, я с ума не сходил! - возразил задетый за живое Антон. - Вам неизвестно, конечно, как вы неверующий, а нам видения были! Буря опять! Потопли бы все до единого с ними, вот что! Я старый человек, мне пора помирать, а здесь барин мой-с! Они еще человек молодой, о них бы подумали! Как вам угодно-с, а уж такого дела на своих глазах допустить не могу-с! А что не спросимшись сделал, это виноват, точно-с, казните меня…
Палеонтолог слушал горячую речь старика с раскрытым ртом и разведенными руками, готовый разразиться громом и молнией, но вдруг улыбнулся.
- Боже мой, как он глуп! - проговорил он, обращаясь к припавшему на стол от смеха Михаилу Степановичу. - Как он сверхъестественно глуп! На него даже сердиться нельзя!
Антон выслушивал все с покорным видом.
- Простите уж его, Павел Андреевич! - несколько овладев собой, примиряюще заговорил Михаил Степанович.
- К счастью, и черепа-то не особенно важные, не древние…
- Но позвольте, ведь эдак он у нас все хоронить начнет, что мы ни добудем, - тогда что?
- Нет, уж он этого больше не сделает! Да, старина? Ну, иди себе с Богом!
- Стой, расскажи, расскажи, как ты погребал-то их! - крикнул весь багровый от смеха Свирид Онуфриевич.
Антон покосился на него, повернулся и скрылся в темноте, проворчав что-то.
- Лучше всего, что он Ивана Яковлевича молодым человеком считает, - сказал по уходе его, видимо, все еще не придя в себя, Павел Андреевич. - Ведь эдакая несуразная старая калоша!
С этими словами палеонтолог бережно собрал свои драгоценности со стола и унес их спрятать как можно дальше в шалаш. За ним, все еще хохоча и шутя, последовали Сви-рид Онуфриевич и Михаил Степанович.
Огни на плоту потухли; все погрузилось в глубокий сон.
XI
Было уже под вечер, когда на другой день вернулись верхами, ведя лошадей, проводник и Василий. Повозок с ними не было.
Нетерпеливо ожидавшие возвращения посланных, путешественники окружили их, и рассказы усталого Василия несколько обескуражили всех, кроме сохранившего невозмутимо решительное состояние духа Ивана Яковлевича. Оказалось, что, как и говорил татарин, на много верст кругом деревень не было и, если б не случайно повстречавшийся табун, им пришлось бы вернуться даже без лошадей.
Низкорослые косматые коньки с длинными хвостами и гривами косили глазами и казались совсем дикими.
- Однако! - произнес Павел Андреевич, пощипывая бородку и поглядывая на животных. - Это звери какие-то, а не лошади! Да они объезжены ли?
- У! - возразил татарин, улыбаясь во весь рот, - я на всех ехал! Хороший конь, такой хороший: шагом не идут, все время скачут, - только держи!!
Павел Андреевич выразительно крякнул и посмотрел на старого ученого.
- Как, Иван Яковлевич? - спросил он, - ездили вы когда-нибудь верхом?
- Я? нет! - откровенно сознался тот.
- Я тоже…
- Как-нибудь поедем! - спокойно заявил Иван Яковлевич. - Выучимся!
Павел Андреевич скосил в сторону губы и ничего не ответил.
Лошадей приведено было десять, причем седел, вернее голых седельных остовов, было всего пять.
Татарин с Василием спутали лошадей и, пустив их пастись, перекусили кое-чего и тотчас же принялись мастерить седла, прикрепляя к остовам подушки и покрывая их кусками разрезанного ковра. Вместо стремян привязывали веревки.
Отъезд за поздним временем был отложен до следующего дня, и все в последний раз уснули на плоту под баюкающие всплески волн великой реки.
Взошедшее солнце отыскало путешественников уже верстах в пяти от берега, в узкой и глубокой лощине, поросшей лесом. Ночь еще как будто висела в ней. Высокая трава казалась сизой от сильной росы. Невыспавшиеся путешественники, с измятыми от сна лицами, поеживались от холода и с удовольствием почувствовали наконец на спинах своих живительное тепло.
Растянувшаяся гусем кавалькада представляла собой далеко не обыденное зрелище. Впереди, сдерживая опытной рукой бойкого конька, ехал без седла проводник-татарин; за ним следовали Михаил Степанович и Свирид Онуфриевич, над плечом которого торчало дуло ружья. Сейчас же за ними, вытянув впереди ноги и руки и крепко держа повода, ехал Иван Яковлевич; брови его были нахмурены, губы сжаты; на румяном лице лежало какое-то детски-наивное, как бы извиняющееся выражение. Несколько далее в виде колосса Родосского возвышался на коренастом коньке Павел Андреевич. Ноги его доставали почти до земли; он весь колыхался в такт ходу лошади и, придерживаясь одной рукой за холку, опасливо поглядывал на уши конька, служащие хорошим показателем настроения у этих животных. Позади него ехали Василий и Филипп, ведя в поводу двух коней с вьюками по бокам. Караван замыкал Антон, нагруженный подушками и всякого рода барским добром.
Узкая тропка, по которой ехали путешественники, становилась все незаметнее, глохла и наконец исчезла окончательно. Перед остановившимися всадниками встала темной стеной густая тайга; слева и справа подымались кручи гор. Из-за высоких мохнатых елей, пихт и лиственниц выставляли свои густые вершины цари сибирских лесов - красностволые кедры; чуть слышный звон, словно далекая, далекая молвь, сливался с тишиной тайги.
- Куда ехать? - проговорил татарин, заставляя сделать поворот конька своего. - Мой говорил - дорога нет никакой; сама теперь видишь - нет! тайга, гора кругом!
- Надо, брат, без дороги ехать, ничего не поделаешь! - ответил Михаил Степанович и, вынув из кармана компас и карту, на которой красной чертой обозначена была на совещании Иваном Яковлевичем дорога, определил направление. - Вот куда, - заявил он, рубнув ребром ладони воздух по направлению к тайге.
Татарин, с явным недоумением на лице, тронул каблуками востроносых сапог бока лошади.
Отряд вступил в вековой бор; торжественная тишина и сырость охватили со всех сторон. Никто не проронил ни слова; все, кроме Михаила Степановича и татарина, в первый раз еще углублялись в неведомый, извечный лес; мощь и величие его действовали подавляюще.
Ехать с каждым шагом вперед становилось все затруднительнее; гигантские, не в обхват и пяти человекам, стволы деревьев поминутно преграждали дорогу и приходилось делать зигзаги и объезжать их; лошади одна за другой проваливались по брюхо в ямы, покрытые сверху буреломом; густые, колючие шатры елей не щадили боков и лиц всадников. Больше всех доставалось Павлу Андреевичу, не решавшемуся отпустить гриву лошади и хоть раз защитить лицо руками. Предвидя особенно хлесткий удар какой-нибудь злокозненной ветки, он крепко зажмуривал глаза и только покряхтывал, получив его. Порядочно доставалось и остальным.
Перед полуднем отряд выбрался на небольшую поляну с ручьем, и решено было сделать привал.
Павел Андреевич с трудом слез с зашатавшейся лошади и, передав повод татарину, направился, широко расставляя ноги, к Михаилу Степановичу. Тот хлопотал над устройством завтрака.
Свирид Онуфриевич, дымя трубкой и посмеиваясь, глядел на приближавшаяся палеонтолога.
- Что это вы, батенька, ножками-то как циркулем движете? - заметил он.
Павел Андреевич уселся на траву возле разостланной на ней салфетки, и вытащив из своей сумки ножик и вилку, приготовился к уничтожению предстоявшего завтрака.
- Оттого, маменька, ответил он, - что земля наша велика и обильна, а благоустройства в ней нет, - устал!
На тарелках появились жаренные тетерьки - плод охоты Свирида Онуфриевича, хлеб и две коробки с консервами, которыми запасся в Москве предусмотрительный Михаил Степанович.
Путешественники разместились, кто поджав под себя ноги, кто на коленях, и приступили к закуске.
Слуги расположились поодаль.
Только что охотник успел отправить в рот изрядный кусок хлеба с маринованной рыбой, как Кузька, не сводивший с него глаз, вдруг понюхал воздух и, слабо визгнув, так прижался к хозяину, что чуть не опрокинул его.
- Тубо! - грозно крикнул Свирид Онуфриевич. - С ума ты сошел?… Что бы это могло быть? - прибавил он, заслышав тревогу среди привязанных лошадей и оборачиваясь.
Кони, натянув повода, сбились в тесную кучу и, храпя, с силой брыкали воздух; между тем. ничего видно не было.
Татарин бросился к ним, вскочил и побежал и Василий.
- Что за притча? - проговорил, подымаясь и хватая ружье, охотник.
- Медведь гулял! - как бы отвечая ему, долетел из зарослей подавленный возглас татарина. - Ходи скорей сюда!
Свирид Онуфриевич кинулся на зов, на бегу перезаряжая двустволку патронами с пулями; Михаил Степанович выхватил из кармана револьвер и пустился догонять его. Антон и Филипп поспешили к бившимся лошадям.
На поляне остались только Иван Яковлевич и Павел Андреевич.
- Не пойти ли и нам помочь? - сказал встревоженный ученый.
Павел Андреевич дожевывал кусок рыбы, остававшейся с минуту неподвижно во рту у него.
- Как? - спросил он, проглотив рыбу. - Вы умеете стрелять?
- Нет, но…
- Лучше дозавтракаем, - спокойно закончил палеонтолог, - медведя и без нас убьют, - не важная особа, не тигр! Мы только помешаем им.
- Вы думаете, убьют?
- Непременно, - если только он не уйдет, конечно! Сви-рид Онуфриевич великий мастак в стрельбе. Попробуйте-ка маринад, - прелесть, я вам доложу!
- В первый раз слышу от вас похвалу нашему охотнику, - заметил старый ученый, успокаиваясь и принимаясь за вилку с ножом.
- Милые бранятся, только тешатся, - ответил палеонтолог. - Что с вами, Иван Яковлевич?! - с испугом добавил он, увидав, что лицо старого ученого вдруг вытянулось и побледнело как алебастр; руки Ивана Яковлевича опустились.
- Вам дурно…