* * *
- Это мне купили, а не тебе!
- И вовсе не тебе, а я поменял у Саньки на жевачку!
- А у меня уже все пингвины есть, только на одной лапе нет!
- Малявка! Пингвинов вообще давно никто не собирает.
- И ничего не малявка!
- Не собирают!
- Собирают-собирают, просто вам завидно!
- Ничего мне не завидно, дурочка!
- Малявка, малявка!
- Мама, а Мишка с Коськой обзыва-а-аются-а-а-а!!!
Муж-два страдальчески зажал ладонями уши, он и своих-то двоих переносил с трудом, а когда все стадо собиралось вместе, вообще расползался и высыхал на глазах, словно выкинутая на берег медуза. Только из жалости к нему Юлька и поднялась. По-хорошему, разобрались бы сами со своими яблочными наклейками или что они там не поделили.
Когда она вошла в детскую, Марьяна уже ревела в три ручья над разорванным напополам бумажным пингвинчиком, Мишка и Костик катались по полу клубком - мелькала то светлая, то темная макушка, а где чьи руки-ноги, и не различишь, - а Славик восторженно бросился навстречу:
- Они первые начали! Я им говорил, а они…
- Ябеда-корябеда, - бросила Юлька. - Марьянчик, иди сюда, не плачь, пушистик, это же мальчишки, мы с тобой возьмем и не будем с ними дружить…
- Она сама, - мрачно сказал Мишка, поднимаясь с пола. - Хвастается и не хочет делиться. Думает, раз малявка, то все можно.
- Я не малявка!
- Она девочка, - назидательно сказала Юлька. - Ладно, показывайте. Что у кого есть. Разберемся.
Коллекции наклеек с антарктических фруктов последнее время стали всеобщей и безумной детской напастью, бороться с которой Юлька уже пару месяцев как перестала - раньше пыталась, а толку? Попадись ей президент корпорации "Плоды высоких широт", жирный коротышка, сам похожий на пингвина, удавила бы собственными руками. Надо будет озадачить Вероничку выдернуть его в "Мост". Предварительно подсчитав, сколько дополнительного бабла огребает эта сволочь на детских амбициях и мечтах. Нереально, конечно, не наш уровень. Он, скорее всего, вообще не подозревает о существовании на глобусе нашей страны.
Тем временем Славка и Костик, белобрысые и похожие почти как близнецы, хотя и три года разницы, выложили на ковре каждый по бесконечной колбасе из мерцающих голографических наклеек. Тут же выяснилось, что младший владеет каким-то особенным пингвинчиком на торпеде, которого старший тут же начал выманивать с напором и ловкостью бывалого менеджера. Юлька пресекла:
- Руки!!! Выложили и смотрим. Миша, Марьяна, а у вас?
- Я пингвинов не собираю, - с достоинством уронил Мишка, восьмилетний вкрадчивый брюнет, карманный вариант мужа-два. - Только китов и косаток. И чаек начал.
- Мама, я хочу себе чайку, а он жадина, - захныкала Марьяна.
Она единственная была похожа на Юльку в детстве, и потому первый муж регулярно заявлял на нее претензии, даже заказывал как-то экспертизу ДНК, а потом сам же и оспаривал результаты. Впрочем, разруливать мужей и детей было не в пример легче, чем детей и наклейки, по причине куда меньшего разброса вариантов. Юлька давно привыкла и проделывала и то и другое, особенно не напрягаясь, на автомате.
- А тот кашалот мой! - заорал Костик, тыча пальцем в Мишкину коллекцию. - Он мне вчера на груше попался! А совсем не ему, пускай отдаст!!!
- Кашалот классный. Возьму себе, - сказала Юлька. - Спасибо, Мишка, ты солнышко, я тебя люблю. Кто еще что-нибудь маме подарит? Кто не жадина?
- Я-а-а-а-а!!!
Заглянул муж-два:
- Потише можно?
Хотел, кажется, что-то добавить, но передумал, промолчал, только послал Юльке в дверную щель эротично-умоляющий взгляд. Ответила вздохом, большими глазами и пожатием плеч, одновременно рассовывая по карманам щедрые детские инвестиции. Теперь надо с высокой точностью отмерить каждому его порцию нежных эквивалентов материнской любви, которую дети делили с не меньшим азартом, чем антарктические наклейки.
И чем мужья, если уж на то пошло.
Оно, конечно, вышло сегодня не супер. Муж-два появился в студии довольно поздно, после окончания программы и даже разбора полетов, где Юльке, понятное дело, влетело не по-детски, - а тут еще и это сокровище во всей красе. Потный и злой, с поломанным кондишеном и с таким же точно злым, капризничающим Мишкой на буксире. Как выяснилось, дорогая мамочка, которой муж-два доверял безгранично, будучи в нее эдипически влюблен, в очередной раз его наколола и сидеть с внуками отказалась, сославшись на свои загадочные "планы". Юлька пообещала пристроить детей первому мужу, муж-два сексуально воспрял, и они отправились домой, заехав по дороге в садик за дочкой.
Первый муж всегда казался Юльке предсказуемым, и она упорствовала в данном убеждении, хотя не однажды на нем горела. Названивая в дверь на левом торце лестничной площадки (муж-два тем временем открывал замок двери в правом торце), она рассчитывала бросить коротко "привет, присмотри за детьми" и втолкнуть Мишку с Марьяной в квартиру без длительных объяснений и разборок, милых сердцу первого мужа. Но получилось немножко не так.
- Хорошо, что ты пришла, - сказал первый муж, появляясь в проеме, официально одетый, с корпоративным кондишеном на майке и сыновьями, повисшими на обеих руках. - Присмотри за детьми. Уроки они сделали. Я скоро буду.
- Куда ты? - крикнула Юлька уже в лестничный пролет. Получилось гулко и жалко. Муж-два уничижительно и гордо смотрел с противоположного края лестничной площадки. Свои безусловные права на Юльку он утвердил, забрав все стадо в свою, правую, квартиру. От чего теперь и страдал, сексуально неудовлетворенный и прибитый децибелловой детской атакой.
Разрулив ситуацию с наклейками, Юлька поделила между детьми гроздь бананов, уведенных на шару с рынка на сегодняшней съемке (обрадовалась одна Марьянка, сыновья взяли по штуке без энтузиазма, Мишка вообще заявил, что терпеть ненавидит эту гадость), а сама метнулась на кухню. Мужа-два ей было искренне жалко. Надо его хотя бы накормить, что ли.
- Юлька! - он перехватил ее в коридоре неожиданно и бесшумно, как кот, и горячо прижался сзади. - Ну где ты застряла? Я не могу больше…
- Пусти, я тебе сейчас борща разогрею.
- Думаешь, я борща хочу?
- Пусти, тебе говорят… Дети же!
- Ты ж их вроде нейтрализовала.
- Нейтрализуешь их… Ну слушай, я серьезно, кому говорю!..
Говорить что-либо мужу-два, тем более серьезно, было бесполезно, Юлька давно знала, а кроме того, в подобной диспозиции у нее очень быстро пропадало всякое желание как-то возражать или сопротивляться. Муж-два уволок ее в спальню, предусмотрительно закрывшись на двойной щелк от возможного набега детей, и точным движением расстегнул молнию на ее шортах. Юлька стянула через голову топик, зацепившись волосами за кондишен. И как раз выпутывалась, когда из шорт где-то на уровне щиколоток зазвонила мобилка.
- Нафиг, - шепнул горячим дыханием в шею муж-два.
- Да подожди ты, а вдруг с работы…
- Нафиг твою работу.
Юлька извернулась и присела на корточки:
- Алло. Кешка, ты? Ну?!
- На мази, - сказал Иннокентий, слышно его было еле-еле в грозном гудении допотопного кондишена. - Нет, правда, тьфу-тьфу чтоб не сглазить. Просят назавтра концепцию. Сбросишь?
- Какую концепцию? - соображалось туго, потому что муж-два, естественно, ничего не желал понимать. - Да отстань ты на две минуты! Это я не тебе. Какая концепция, Кеш?
- Чопик! - возмутился Иннокентий. - Она у тебя разве до сих пор не готова? Я же еще когда говорил!
- Ты говорил, не горит… - вспомнила наконец Юлька. - Ладно. Завтра сброшу.
- С утра.
- С утра, договорились. Пока, Кеша.
Мужа-два почему-то рядом уже не было: нетипично для него, Юлька даже заволновалась. Из-за дверной створки, раскрытой настежь, доносились боевые детские вопли. Натянув шорты и топик, вышла в коридор и умилилась нарисовавшейся картине.
В проеме наружной двери высились, как две скалы у входа в пролив, первый муж и муж-два, такие непохожие, замечательные, красивые, смешные и любимые. На каждом попеременно висло по двое детей, причем ротация происходила столь молниеносно, что уследить за ней Юлька не успевала - словно за бурлением волн и пены вокруг скал. Все дети что-то одновременно орали, и оба мужа одинаково страдальчески сводили на переносицах черные и соломенные брови.
- Иннокентий звонил! - радостно провозгласила Юлька.
Дети на секунду замолкли, а мужья синхронно повернули физиономии, на которых не отразилось ничего, кроме враждебного недоумения. Ни черта они не смыслили в Юлькиных проектах, проблемах и творческих планах, просто не утруждали себя тем, чтобы въезжать и помнить, - а ведь она рассказывала, и в подробностях, и сколько раз! - и одному, и другому. И вроде бы даже слушали. А ну их.
- Короче, сегодня я работаю, - сообщила она, пользуясь паузой относительной тишины. - Полночи уж точно. Борщ в холодильнике, разогреешь. А ты пельменей свари, что ли.
Первый муж состроил козью морду. Юлька вздохнула. Готовить одновременно обоим ну никак не получалось, хоть ты тресни.
Разве что иногда по выходным.
РОСТ ЦЕН НА ФРУКТЫ: текст Чопик, камера Василенко, хр. 1 мин. 32 сек.
Подводка: Сегодня на закрытом заседании профильной комиссии были озвучены некоторые цифры по прогнозам урожая банановых и других основных сельскохозяйственных культур на текущий год. Как сообщает агентство "Информ-пресс", уже в июле с посевных площадей центральных черноземных областей нашей страны будет собрано в среднем 11,32 тонн бананов с гектара. Хотелось бы верить, что эта цифра в какой-то степени отражает реальность. Наши корреспонденты провели небольшое расследование на одном из рынков столицы нашей страны.
Стенд-ап: Вот эта гроздь бананов, сейчас мы ее взвесим, обойдется покупателю - сколько там?., ну ни фига себе, - в достаточно круглую сумму: двадцать восемь семьдесят пять. Хотя еще на прошлой неделе получилось бы уложиться в двадцатку.
Текст: Как известно, в нашей стране имеется ровно четыре причины для подорожания чего-либо: зима, весна, лето и осень. Говоря об очередном росте цен на отечественные бананы, продавцы апеллируют к зиме.
Синхрон (продавщица): Так ведь заморозки-то были под Новый год, у нас же все-таки не Африка. Вот они и того… подмерзли, бананчики-то, неурожай. А вы яблочек возьмите. Вон какие красивые яблочки из Антарктиды. И дешевле, и полезнее.
Текст: Самыми доступными фруктами на наших рынках традиционно остаются привозные антарктические яблоки и груши. Правда, вслед за бананами выросли цены и на них, нельзя сбрасывать со счетов нормальный уровень инфляции, составляющий на сегодня семь-восемь процентов в месяц. Однако специалисты-диетологи советуют не экономить на здоровье и отдавать предпочтение продуктам, выращенным в наших широтах. В особенности это касается детского питания.
Синхрон (врач): Ну как можно давать маленькому ребенку это яблоко, его же привезли неизвестно откуда, его обрабатывали неизвестно чем для длительного хранения… У вас дети есть?
(Корреспондент за кадром): Да, четверо.
(Врач): Так вот, мамочка, я как доктор настоятельно вам рекомендую кормить детей местными фруктами.
Текст: Несмотря на оптимистические прогнозы сельскохозяйственной комиссии, есть основания опасаться, что цены на бананы и прочие фрукты наших широт будут продолжать ползти вверх - как минимум, до следующего урожая. Впрочем, тридцать первого декабря у нас каждый год случаются неожиданные заморозки. Радует одно: возможно, рано или поздно ближайшие соседи перестанут именовать нашу страну Банановой республикой.
Юлия Чопик Сергей Василенко, "Новые вести", Пятый канал
2. Эта Страна
- Все дело в том, что в этой стране никогда не будет счастья, - сказал Ливанов. - Стабильность, ресурсы, экономический рост, развитие интеллектуальных и культурных сил, прекрасный, чтоб его, климат, даже вменяемая власть - все это у нас уже есть или теоретически может быть. А счастья не будет.
- Я счастлива, - пискнула из-под мощной ливановской подмышки Катенька.
Никто, конечно, не обратил внимания. Катенька задумывалась как чисто декоративный элемент вечера; будь у нее хоть капля вкуса и мозгов, она вообще не подавала бы голоса.
- Красиво, Дима, - кивнул Герштейн. - Как всегда у тебя. И, как всегда, неправда. Счастье у нас все-таки субъективная категория, допускающая разгул релятивизма и разброс толкований. С таким же успехом я могу заявить, будто в мире абсолютно все в той или иной степени несчастны, и что ты мне возразишь? Почему именно эта страна?
- Потому что у вас нету других тем для обсуждения, - съязвил командировочный Массен. - Весь вечер только и слышу: эта страна, эта страна, эта страна…
Впрочем, восприняли его реплику не в большей степени, чем Катенькину. Массен давно порывался уйти: полноценно участвовать в разговоре у него не получалось из-за невключенности в контекст, женщин в обещанных Герштейном количествах не наблюдалось, а пить он уже не мог, и без того чуть не превысил свою четко отмеренную норму. Но больно хорошо сидели. Ни разу в жизни Массену не приходилось сидеть настолько хорошо, культурно и основательно, как здесь, на ливановской кухне. Видимо, так умеют только в этой стране. Предвкушение того, как он будет рассказывать о нынешнем вечере дома - шутка ли, в гостях у самого Дмитрия Ливанова! - придавало происходящему особенное уютное очарование.
- Потому что в этой стране, казалось бы, - "казалось бы" Ливанов выделил голосом-курсивом, как он виртуозно умел, - имеются все составляющие для… ну хорошо, пусть не твоего тонко-интеллигентского, Герштейн, но по крайней мере для одноклеточного обывательского счастья. Но его все равно нет. И не будет никогда, вот в чем дело.
- Обожаю, когда ты рассуждаешь о жизни и ценностях одноклеточных обывателей, - расхохоталась Извицкая. - Сидя на твоей, извини, кухоньке. В твоем, извини, особнячке.
- Дорогая, ты, как всегда, очень точно все подметила. В этой стране человек моего уровня и авторитета не может не жить достойно. Эта страна ценит таких людей, как я, поскольку кровно заинтересована в них. Но счастливы-то они все равно не будут, вот в чем парадокс. Хотя казалось бы.
Это "казалось бы" он выделять уже не стал, ограничившись жирной логической точкой усиливающего повтора. Покрепче ухватил Катеньку, запрокинул ее, как в танго, затылком параллельно полу, навис над ней сверху и жадно впился марафонским поцелуем, рассчитанным на покорение всех свадебных и гиннессовых рекордов. Те из гостей, кому было с кем, дружно последовали его примеру. Извицкая хмыкнула и отвернулась.
За это время юный Виталик Мальцев успел продумать как следует свои основные тезисы по поводу муссируемой темы. И на сей раз рассчитывал быть услышанным.
- Дмитрий Ильич, - заговорил он как только, так сразу, пока безусловно счастливая Катенька переводила дыхание, а Ливанову наливали еще коньяку, - а вам не кажется, что глобальное потепление в какой-то степени исправило вековую несправедливость в отношении этой страны? Может быть, теперь все у нас будет по-другому. Просто прошло еще не так много времени, и…
- Просто ты живешь еще не так много времени, - не то прервал, не то подхватил Ливанов. - Лет через десять, надеюсь, ты поймешь, что в этой стране никогда ничего не менялось и не изменится. Глобальное потепление заставило перестроиться и начать жить иначе весь мир, но только не эту страну.
- Так ведь я и говорю! - у Виталика голова шла кругом от собственной смелости: спорить с самим Ливановым, даже перебивать его! - Если для всего мира оно стало катастрофой, то эта страна, возможно, получила наконец-то свой исторический шанс. При относительно небольших потерях…
- Ничего себе, - пробормотал Герштейн. - Обвал экономики, полный абзац в сфере топлива-энергетики плюс пара-тройка миллионов затопленных гектаров не в счет.
- Да пошел ты со своими гектарами, - бросил Ливанов, и Виталик просиял от уха до уха: Дмитрий Ильич с ним согласен, они выступают одним фронтом, видали?! - От этой страны, сколько ни затопи, не убудет. Мальчик правильно говорит, потери небольшие. Рано или поздно нас и так послали бы с нашими нефтью-газом, и правильно бы послали, только и это ничего не изменило бы.
- Зато теперь все рвутся к нам отдыхать на Белое море, - бросила Извицкая. - Поедешь летом на Соловки, Ливанов?
- На Соловки - хоть с тобой, - отозвался он. - Прости, любимая, хотел сказать, с тобой - хоть на Соловки.
Извицкая хотела ответить чем-то хлестким и остроумным, но протормозила лишнюю секунду, упустила момент, после которого удар уже не считается парированным. Записала себе в личный счет на будущее. За годы более-менее близкого знакомства у нее накопилось к Ливанову немало непроплаченных личных счетов.
Виталик насупился: вмешательство этой богемной дамочки с зелеными глазами, то ли актрисы, то ли поэтессы, разрушило их с Ливановым ситуативный союз, да и вообще отодвинуло его, Мальцева, куда-то на периферию общего разговора. Солировал теперь Герштейн. Он всегда начинал солировать, как только Ливанов отвлекался.
- Дима, я сейчас скажу одну страшную вещь, а ты потом делай со мной, что хочешь, отказывай от дома - хотя, признаюсь, было бы жаль. Так вот. Этой стране, как ни крути, по большому счету всегда везло со властью.
По сорокаметровой ливановской кухне прошел ропот, чем Герштейн очень вдохновился, пускай Ливанов лично в ропоте и не участвовал. Но слушал заинтересованно, это да. Неудобно зажатая у него под мышкой Катенька не смела пискнуть.
- В какую бы задницу нас ни загоняли обстоятельства, - вдохновенно развивал Герштейн, - наша власть всегда умудрялась выкрутить ситуацию пусть самой противоестественной буквой "зю", но себе во благо. А по касательной зацепляло и всю эту страну, с которой она, власть, всю жизнь себя ассоциировала.
- В отличие от народа, - бросил хмурый бородач, которого никто не знал по имени-фамилии, только в лицо. Но в лицо знали абсолютно все. И все обычно замолкали, когда он изволил чего-нибудь хмуро бросить, обычно малопонятного либо допускающего несколько равноправных толкований. Ливанов его терпеть не мог, но почему-то все-таки терпел, каждый раз болезненно морщась, будто жевал целый лимон со шкуркой.
- Возьмем то же глобальное потепление, - заспешил Герштейн, заполняя гнетущую паузу. - Допустим, теперь у нас чудесный климат. Но мало ли известно в истории нищих стран, где он был еще более чудесным до потепления? Однако это им не помогло, потому что на климат там плевали с высокого дерева, занимаясь делами поважнее - делили власть. А в этой стране власть неделима по определению, с чем народ смирился еще в незапамятные времена. Правда, есть еще гнилая интеллигенция, которой в этой стране положено власть ненавидеть. А почему, спрашивается? Меня лично она устраивает.