Король эльфов оглядел поле битвы. У стен эльфийской твердыни громоздились горы трупов. Холодный предрассветный ветерок трепал седые волосы короля и гриву его коня. Усталый, мрачный, окровавленный, к королю подъехал Скафлок.
- Мы одержали славную победу, - проговорил старец, - но тролли покорили чуть ли не весь Альвхейм.
- Недолго им осталось торжествовать, - ответил юноша. - Под твои знамена соберутся все те, кто прячется нынче в холмах и лесах. Мой меч поможет нам. К тому же, - прибавил он, - вот этот штандарт вряд ли вдохновит троллей на битву.
Король увидел копье, на наконечник которого насажена была голова Иллреде. Губы мертвеца кривились в усмешке.
- Ты переменился, Скафлок, - сказал негромко владыка эльфов. - Сердце твое ожесточилось. Но да будет так, как ты желаешь.
Глава 24
На рассвете зимнего дня Фреда добрела до подворья Торкеля Эрлендссона.
Сам хозяин только-только проснулся и выглянул наружу - узнать, какая погода. Он не поверил собственным глазам, узрев плетущуюся по двору девушку в ярких доспехах и одежде чужеземного покроя.
Он потянулся было за копьем, что стояло у двери, но, присмотревшись, различил знакомые черты. Это же Фреда Ормсдотгер!
Торкель провел девушку в дом и поручил ее заботам своей жены Аасы.
- Как ты исхудала, бедняжка, - проговорила та. - Хорошо, что вернулась.
Фреда раскрыла было рот, но не смогла выдавить из себя ни слова.
- Бедняжка, - повторила Ааса, - совсем измучилась. Пойдем, я отведу тебя в постель.
Тут появился Аудун, второй по старшинству сын Торкеля после погибшего Эрленда.
- Ну и холодина! - воскликнул он и застыл, глядя на Фреду. - Кто это?
- Фреда Ормсдотгер, - ответил Торкель.
Аудун подошел к девушке.
- Я рад, что ты возвратилась, - сказал он, обнял ее за плечи и хотел поцеловать, но вдруг ощутил сердцем терзавшую ее тоску и отступил на шаг. - Что случилось?
- Ничего, - отозвалась Ааса. - Не приставай к ней! И вообще, ступайте отсюда, не мешайте мне.
Фреда послушно улеглась в постель, но сон к ней не шел. Ааса заставила девушку поесть, потом села рядом и принялась утешать ее, как мать утешает младенца. Фреда заплакала, горько и тихо. Ааса дала ей выплакаться. Вскоре девушка заснула.
Когда позднее Торкель предложил ей остаться и пожить какое-то время у них, она согласилась. Хотя оправилась она быстро, прежнего веселья в ней уже не было.
Торкель спросил ее как-то, что с ней стряслось. Она побелела лицом, и он торопливо прибавил:
- Если не хочешь говорить, не надо. Я тебя не принуждаю.
- Мне нечего скрывать, - прошептала она еле слышно. - Вальгард собирался подарить нас с Асгерд языческому королю на востоке, к которому он думал поступить на службу. Но только он высадился, на него напал… другой викинг… Асгерд убили, Вальгард бежал, а меня викинг забрал себе. Однако он отправился… туда, куда мне дороги нет… меня высадили на побережье, у кургана моего отца.
- У тебя диковинные доспехи.
- Их дат мне викинг. Он добыл их в одном из своих походов. Я часто сражалась рядом с ним. Для язычника он был хорошим человеком, - Фреда поглядела на горевший в очаге огонь. - Да, он был лучшим из мужчин, самым храбрым и самым добрым.
Губы ее скривились.
- А почему нет? Он происходил из славного рода.
Она поднялась со скамьи и вышла из горницы. Торкель задумчиво подергал себя за бороду.
- Не все она поведала, не все, - пробормотал он, - но остальное мы вряд ли услышим.
Даже священнику на исповеди Фреда рассказала ту же историю.
Выйдя из церкви, она взобралась на высокий холм.
День выдался ясным и не слишком холодным. Весна приближалась, но снежное покрывало еще укутывало землю. В голубом небе не было ни единого облачка.
- Я совершила смертный грех, утаив, с кем возлежала, - промолвила Фреда. - Я приняла этот крест и буду нести его до могилы. Отец Всемогущий, Ты знаешь все. Я прошу Тебя о милосердии. Покарай меня, но пощади его, - она покраснела. - Я ношу под сердцем то, что всегда угодно было Пресвятой Деве. Да не коснется его Божья кара! Отец, Матерь, Сын, накажите меня, но пощадите невинное дитя!
После разговора с Небесами ей стало легче. На щеках девушки заалел морозный румянец, волосы ее отливали золотым в солнечном свете, серые глаза ярко блестели. Она улыбалась, когда ей навстречу попался Аудун Торкельссон.
Высокий и крепкий, годами он был лишь немногим старше Фреды, пахал землю и умел обращаться с оружием. Светлые кудри обрамляли его пригожее лицо.
Он подбежал к девушке.
- Я… я искал тебя, Фреда…
- Зачем? Я кому-то нужна?
- Нет, просто… ну, я хотел поговорить с тобой…
Она молча ждала продолжения. Искоса поглядев на нее, Аудун спросил с запинкой:
- Что ты намерена делать?
Радость исчезла без следа. Фреда посмотрела на небо, потом огляделась по сторонам. Моря отсюда видно не было, но ветер доносил с берега зычный голос прибоя.
- Не знаю, - ответила она. - У меня никого нет…
- Есть! - пылко возразил он, но тут же смутился и до самого дома уже не размыкал уст.
Миновала зима, наступила весна, а Фреда по-прежнему жила у Торкеля. Никто не попрекал ее тем, что она вынашивает незаконного ребенка; и то сказать, разве удивительно, что она забеременела, после всего, что с ней случилось? Слабости по утрам одэ почти не испытывала, благодаря то ли природной крепости, то ли пребыванию среди эльфов, а потому трудилась наравне со всеми. Покончив с работой, она уходила гулять, и Аудун частенько бывал ее спутником в этих прогулках. Ааса была довольна: ей было теперь с кем поболтать. Впрочем, Фреда предпочитала отмалчиваться и сама никаких разговоров не заводила.
Поначалу она сильно страдала - не столько из-за совершенного греха или из-за гибели родных, сколько из-за Скафлока.
Ни знака, ни слова с тех пор, как они расстались у кургана Орма! Он покинул ее, отправился едва ли не в преисподнюю за тем, что погубит его. Где он сейчас? Жив ли он еще или воронье выклевало глаза, в которые она так любила глядеть? Рвется ли он к смерти, как рвался когда-то к Фреде? Или позабыл то, что должен был помнить, и нашел утешение в объятиях Лии? Нет, этого не может быть, никогда!
Жив ли он? Где он? Каково ему?
Порой он приходил к ней во сне, и тогда сердце ее отчаянно колотилось; он смеялся, шептал ей на ухо висы, клал руки на плечи. Она просыпалась и долго потом лежала с открытыми глазами.
Фреда изменилась. Жизнь людей казалась ей скучной после того, как она побывала при пышном дворе Имрика, после тех безумно счастливых дней, что они со Скафлоком провели в пещере у моря. Священника она видела редко, ибо Торкель вовсе не был ревностным христианином и крестился, лишь чтобы соседи не отвернулись от него. Господа она почитала, но церковь ей вскоре опостылела. Фреде было тесно в четырех стенах. Она стремилась на волю.
Иногда девушка не выдерживала, вставала среди ночи, брала из конюшни лошадь и мчалась на север. Колдовское зрение помогало ей различить то спешащего куда-то гнома, то сову, что на деле была отнюдь не совой, то проплывавшую у берега черную ладью. Но те, кого она осмеливалась окликать, бежали от нее, а потому ей никак не удавалось узнать, устоял ли Альвхейм или пал под натиском троллей.
Этот таинственный, призрачный мир был миром Скафлока, а когда-то, в незапамятном прошлом, - Скафлока и ее.
Она запрещала себе чересчур много размышлять. Ее молодое и крепкое тело тяжелело с каждым днем. Она испытывала чувства, схожие с теми, какие заставляют птиц возвращаться по весне в родные края. Увидев свое отражение в озерце, она поняла, что превратилась в женщину - стройную, полногрудую, крутобедрую. Она потихоньку становилась матерью.
Если бы только он… Нет, нет, нельзя… Но я люблю его, я так его люблю!
На землю пролились первые дожди, зазеленели луга и деревья, вернулись птицы. Однажды Фреда заметила двух аистов, что кружили над тем местом, где стояло подворье Орма. Она заплакала; слезы ее были тихими и светлыми, как дождик в конце весны.
Она ощущала, как растет в ее чреве дитя, и радовалась тому, что она снова может на что-то надеяться.
Зацвели яблони. Фреда вышла как-то под вечер из дома. В облаках и в ночных тенях, в рассвете и в закате - всюду ей виделся Скафлок. Ветер говорил его голосом, море смеялось его смехом. Рассеянно ловя лепестки яблоневого цвета, она думала о том, что, сколько бы ни ярилась зима, под сердцем у нее - вечное лето, которое всегда будет напоминать ей о Скафлоке.
Торкель готовился к походу на восток. Он собирался поторговать, а если подвернется случай, то и пограбить. Аудун, однако, день ото дня делался все печальнее, и наконец сказал отцу:
- Я не могу плыть с тобой.
- Что? - изумился Торкель. - Ты отказываешься? Или я ослышался?
- Я… Кому-то нужно остаться.
- А работники на что?
- У Орма работников тоже хватало, - пробормотал Аудун.
- Наше хозяйство Ормову и в подметки не годится. И потом, мы же договорились с соседями весь год выставлять дозорных. - Торкель пристально поглядел на сына: - Что гнетет тебя, паренек? Или ты боишься?
- Знаешь ведь, что нет! - вспыхнул Аудун. - Пускай мне не доводилось еще проливать крови, я убью того, кто назовет меня трусом! Я просто не хочу.
Торкель кивнул:
- Значит, из-за Фреды. Что ж, оно к тому шло. Но у нее нет родни.
- Ну и что? Ей принадлежат земли ее отца. А денег я добуду, следующим летом.
- Ты не забыл про ребенка, которого она вынашивает, от того бродяги, по ком она до сих пор вздыхает?
Аудун сердито уставился себе под ноги.
- Ну и что? - повторил он. - Она ни в чем не виновата. А ребенка я с радостью буду качать на колене. Ей надо помочь, иначе она изведется от тоски по тому, кто походя соблазнил ее. Только попадись он мне, ты увидишь, боюсь ли я обнажить меч!
- Ну, - Торкель пожал плечами. - Не буду тебя неволить. Оставайся, коли решил.
Помолчав, он прибавил:
- Ты прав, негоже бросаться такими землями. Из нее получится жена, она родит тебе много сыновей.
Он улыбнулся, хотя взгляд его выражал беспокойство:
- Ступай, добивайся ее руки. Надеюсь, тебе повезет больше, чем Эрленду.
Засеяв поля зерном, Торкель отправился в поход. Он взял с собой остальных своих сыновей и других молодцов. Они рассчитывали вернуться поздней осенью или даже в начале зимы, ибо хотели достичь дальнего берега Северного моря. Аудун с завистью проводил глазами корабли, но когда заметил, что рядом с ним стоит Фреда, то почувствовал себя вполне вознагражденным.
- Ты вправду остался, чтобы присмотреть за сбором урожая? - спросила девушка.
Он покраснел до ушей, но ответил:
- Сдается мне, ты знаешь почему.
Она отвернулась.
На смену весне пришло лето. Теплые ветры, грозы, песни птиц, серебристые рыбы в реках, цветы, светлые ночи… Все чаще шевелился во чреве Фреды ребенок, и все реже покидал девушку Аудун. Порой она прогоняла его, он подчинялся, но лицо его было таким грустным, что она всякий раз раскаивалась в своем поступке.
К словам его она едва прислушивалась, зато с наслаждением вдыхала аромат цветов, которые он собирал для нее, а он улыбался, робкий, словно щенок. Если они поженятся, он всегда будет глядеть ей в рот. Он не Скафлок, он только Аудун. Где же ты, любимый?!
Однако постепенно память о Скафлоке стаза похожей на воспоминания о минувшем лете. Она согревала Фреде сердце, она разгоняла тоску, будто ветер тучи. Но горевать без конца означало бы проявить слабость.
Аудун ей нравился. Он сумеет защитить дитя Скафлока.
Как-то вечером они вышли на берег моря. Вода неумолчно рокотала у их ног, а за спиной разливался в небе ало-золотистый закат. Взяв девушку за руки, Аудун проговорил с твердостью в голосе, которой недавно научился:
- Ты знаешь, Фреда, что я люблю тебя, любил еще тогда, когда ты жила под своим кровом. За последние дни я пытался добиться от тебя ответа, но ты отмалчивалась. Я прошу твоей руки, Фреда, прошу в последний раз и, если ты мне откажешь, перестану донимать тебя. Ты согласна?
Она взглянула ему в глаза. Голос ее был тих и ровен:
- Да.
Глава 25
К концу лета в северных землях разбушевалась непогода. Дул сильный ветер, почти непрерывно лил дождь, серую пелену тумана вспарывали голубые острия молний. Тролли большей частью отсиживались в Эльфхьюке: отряды их бездомных врагов сделались слишком многочисленными, чтобы с ними можно было легко справиться. Воины бесцельно бродили по замку, пили, играли, ссорились и снова пили. Самое невинное замечание нередко приводило к поединку. К тому же наложницы-эльфиянки бесстыдно изменяли своим хозяевам, а потому не проходило дня, чтобы тролли не вцеплялись из-за них друг другу в глотки.
Замок полнился слухами. Их передавали шепотом из уст в уста. Иллреде погиб, его голову держат в бочонке с рассолом, чтобы она не сгнила до решающей битвы. Новый король Гуро терпит поражение за поражением, и войско его разбегается. Эльфов ведет в бой демон на огромном коне, вооруженный клинком из преисподней.
Вендланд пал, уверял один тролль, эльфы не пощадили ни раненых, ни увечных, и поле битвы завалено было трупами троллей, так что можно было перейти его из конца в конец, не ступив на землю.
Эльфы овладели крепостями в Норвегии, Швеции, Гаутланде, Дании, нашептывал другой. Эти древние эльфийские твердыни сдались на милость победителей, а ничего не подозревавших троллей, которые несли там службу, предали мечу. Враги захватили флот, что стоял в ютландской бухте, и совершили на кораблях троллей набег на Тролльхейм.
Союзникам и наемникам уже нельзя было доверять. Шены в Гардарике перебили всех своих командиров. Восставшие гоблины сожгли в Тролльхейме три - нет, пять - нет, дюжину поселений.
Эльфы продвигаются по Валланду, а тролли пятятся перед ними… Потом пришло известие о резне на побережье, у кромлехов и менгиров[44] Древнего Народа. И во всех рассказах упоминался грозный всадник на черном жеребце и его колдовской клинок, который рассекал доспехи как холстину.
Вальгард, похудевший и помрачневший, попытался поднять боевой дух.
- Вы что, не знаете, как переменчива удача? Она вот-вот отвернется от эльфов.
Но тролли его не слушали. Все меньше и меньше ладей приплывало с другого берега пролива и из восточных морей, а вести, какие они привозили, становились раз от раза все хуже. Вальгард в конце концов запретил своим воинам общаться с моряками. Уцелевшие английские эльфы, которыми предводительствовали Флам и Огненное Копье, осмелели настолько, что нападали даже на крупные отряды. Ирландские сиды, по слухам, вовсю готовились к войне. Троллям было страшно; чтобы заглушить страх, они пили, а напившись, ссорились, подзуживаемые вероломными эльфиянками.
Вальгард рыскал по замку, то поднимаясь на башни, где гнездились соколы и клушицы, то спускаясь в подземелье, где шныряли пауки и лягушки, бранился, вздорил с воинами, убивал их в приступах гнева. Он чувствовал себя в ловушке, он проклинал призрачно-голубые стены Эльфхьюка, Альвхейм вместе с его королем, он клял тот час, когда появился на свет.
Выступать из замка не имело смысла. Эльфы предпочитали действовать исподтишка. Тролли гибли по-разному: кого сражало брошенное невидимой рукой копье, у кого затягивалась на горле удавка, кто проваливался вместе с конем в кишащую змеями яму. Да что там говорить! И за пиршественным столом могло случиться всякое - сколько уже троллей отравилось насмерть!
Эльфы были хитры и терпеливы, они долго выжидали, а потом разили наверняка. Тролли бессильны были понять их и мало-помалу начали трепетать перед теми, кого считали побежденными.
Кто же и кого победил, подумалось Вальгарду. Похоже, Альвхейм оказался крепким орешком.
Берсерк просиживал дни напролет на троне Имрика, осушая кубок за кубком эльфийского хмельного вина. Лия постоянно подливала ему. Он молча напивался и засыпал на мозаичном полу.
Зачастую, впрочем, он, пошатываясь, пробирался к выходу из залы меж распростертых в лужах вина и блевотины тел, снимал со стены факел и сходил по каменной лестнице в подземелье, а там отпирал дрожащей рукой дверь одной из темниц.
Рдяные уголья освещали белое, все в рубцах и кровоподтеках тело Имрика. Приставленный к князю эльфов бес не давал углям остыть. Пленник висел, подвешенный за большие пальцы рук, томимый голодом и жаждой. Живот его ввалился, язык почернел, но он был эльфом, а значит, так просто умереть не мог.
Его раскосые, подернутые дымкой голубые глаза словно пронзали Вальгарда, и по спине подменыша бежал неприятный холодок.
В этот раз, чтобы показать, что ему не страшно, берсерк усмехнулся.
- Догадайся, зачем я пришел, - проговорил он, покачиваясь.
Имрик безмолвствовал. Вальгард ударил князя по лицу. Бес испуганно шарахнулся в сторону, оскалив сверкающие клыки.
- Ты знаешь, знаешь, - ухмыльнулся Вальгард. - Я приходил раньше и приду опять.
Сорвав с вбитого в стену крюка кнут, берсерк облизал губы.
- Я ненавижу тебя, - выдохнул он, глядя в глаза Имрику. - Я ненавижу тебя за то, что ты породил меня, за то, что ты лишил меня принадлежащего мне по праву, за то, что мне никогда не стать таким, как ты, проклятый эльф! Я ненавижу тебя за твои злодейства, за то, что твоего пасынка нет поблизости. Получай же за него!
Он поднял кнут. Бес забился в угол. Имрик не издал ни звука и не пошевелился.
Когда рука Вальгарда устала, он переложил кнут в другую. Когда же заболела и та, он сплюнул и ушел.
Хмель выветрился, оставив после себя головную боль. Проходя мимо окна, Вальгард услышал шум дождя.
Ненавистное лето, которого он так ждал, думая вдоволь нагуляться по зеленым долинам и по берегам говорливых речек, и которое прошло в стычках с эльфами и в отсиживании за крепостными стенами, близилось к концу. Судя по всему, наступал конец и Тролльхейму. Из Валланда не было никаких вестей.
Прекратится когда-нибудь этот дождь? Вальгард зябко поежился. Ослепительно сверкнула молния, раскатисто громыхнул гром.
Спотыкаясь, берсерк поднялся по лестнице в свои покои. У дверей спал мертвецким сном стражник. Пьяницы, буяны, головорезы! Кому, ну кому из них можно излить, что накопилось на сердце?!
Вальгард вошел в спальню. Лия, лежавшая перед его приходом на кушетке, села. Хоть ей я могу доверять, подумал он тупо, она не ублажает всех подряд и знает, как успокоить меня.
Снова полыхнула молния, басовито прогремел гром. Ветер с воем швырнул в окно дождевые капли. Шпалеры на стенах заколыхались, огоньки свечей мигнули.
Вальгард тяжело опустился на край ложа. Лия обвила руками его шею. Взгляд ее был холодным, как лунный свет, улыбка очаровывала, но не согревала.
- Где ты был, господин? - спросила она своим сладкозвучным голосом.
- Где обычно, - отозвался он. - Почему ты никогда не пыталась отговорить меня?
- Сильные вольны поступать со слабыми, как им вздумается, - она просунула ладонь ему под одежду и обольстительно улыбнулась, но он словно не заметил.
- Да, - пробормотал он сквозь зубы, - это правило годится для сильного. Но тролли бегут, Скафлок - он, он и никто другой - гонит их к морю своим смертоносным клинком. Выходит, он сильный?
Вальгард угрюмо уставился на эльфиянку.