- Согласен, - сказал я ему. - Но у нас нет одной важной вещи. Корабля. И еще "крыши".
Вкладывать деньги в космические корабли, отправляющиеся на охоту за древностями, было в те дни популярным бизнесом. Ты бы удивилась, узнав, какая масса народу старалась приобщиться к этому. Какое-то время каждая страна чувствовала себя обязанной послать хотя бы один корабль ради национального престижа. Был период, когда в наличии имелось больше кораблей на ходу, чем людей, способных ими управлять. У меня же было ноу-хау и правильное отношение к делу. Я хочу сказать, что я не был борцом за чистую науку. Мне нравилось получать прибыль.
- Возможно, я бы смог найти кое-что, - сказал Гомес. - Я знаю кое-каких людишек, делал для них оценку в прошлом году. Они остались довольны результатами. Я слышал, как они говорили об экспедиции в открытый космос.
- Звучит заманчиво, - сказал я. - Пятьдесят на пятьдесят, по рукам? Где нам найти этих ребят?
- Сейчас позвоню, - сказал Гомес.
Он вышел и вернулся через несколько минут.
- Я говорил с мистером Рахманом из Хьюстона. Он заинтересовался. Послезавтра встреча.
- Рахман? Что это за имя? Араб?
- Индонезиец.
Рахман снимал люкс в отеле "Звезда Техаса". В городе он был по своим нефтяным делам - вел переговоры кое с кем из техасских воротил. Он был довольно тощим, слегка подкопченным, на оттенок темнее Гомеса. Маленькие усики. Одежда явно не индонезийского покроя. Итальянский шелковый костюм стоил не меньше тысячи. Хоть и был мусульманином, не разводил никаких церемоний по поводу отказа от алкоголя: налил нам по стаканчику "Джим Бим Резерв" и плеснул себе.
Некоторое время мы болтали о всяких пустяках, и у меня сложилось определенное впечатление, что у этого Рахмана и его людей была куча денег, которую они не знали куда деть. Что-то шепнуло мне на ушко, что это могли быть деньги от продажи наркотиков. Не то чтобы я принял Рахмана за дилера. Но среди индонезийских инвесторов он казался серьезной фигурой, а его возможности выглядели несколько тяжеловато для чисто нефтяного бизнеса. Но что я мог знать? Просто впечатление, а также тот факт, что он проявил готовность иметь дело со мной и Гомесом, не очень-то знакомой ему парой.
Первым делом он поинтересовался моим послужным списком. Он выглядел весьма внушительно, поскольку я сам себя представлял. Пару лет я водил корабли для НАСА, но потом потерял работу, поспорив с начальством. После этого я получил место в частной компании, для которой гонял корабли, курсировавшие между Землей и колонией L-5. Все шло хорошо, пока L-5 не развалилась, и я вновь не оказался без работы. Для подтверждения у меня при себе были документы и газетные вырезки.
- Ваши рекомендации выглядят солидно, мистер Далтон, - сказал Рахман. - Мистера Гомеса я уже видел в работе. Мы хотели бы заключить с вами контракт. Зарплата плюс десять процентов от дохода со всего, что вы найдете, - это вам на двоих с мистером Гомесом. Что вы на это скажете?
- Мне бы понравилось больше, если бы вы предложили по десять процентов каждому из нас. Это ни в коем случае не ультиматум, но это было бы чудесно.
Рахман задумался. По-моему, он размышлял о том, что с его стороны эта сделка была всего лишь способом отмыть некоторое количество нечистых денег. Вопрос о прибыли был вторичен. Группа Рахмана зарабатывала здесь, на Земле.
- Полагаю, мы сможем договориться, - сказал Рахман. - Едем со мной в Джакарту, и вы осмотрите наш корабль. Если он вам понравится, мы подпишем бумаги. Когда вы сможете выехать?
- Хоть сейчас, - сказал я, глядя на Гомеса. Он кивнул.
"Город Джакарта" был отличным кораблем. Произведен в Германии, принадлежал индонезийцу. "Крауц" делал в те дни превосходные корабли. Мы подписали контракт, загрузили припасы, я сделал несколько телефонных звонков, собрал кое-какую информацию, и через месяц мы отправились в путь.
Первой планетой, которую мы посетили, был Алкемар IV в созвездии Волопаса. Планета вращалась вокруг звезды типа "О" в скоплении Бородина - районе, плотно забитом звездами, две трети из которых имели планеты. Я дорого заплатил за эту информацию. Она мне досталась от техника, приписанного к британской картографической экспедиции. Он был не прочь слегка подзаработать на стороне. Нужно знать каналы, где можно получить информацию такого рода. Я хорошо разбираюсь в космических кораблях, но еще лучше - в налаживании связей и заключении сделок. Эти сведения влетели мне в копеечку, но были похожи на правду. Мой информатор сообщил, что, по его мнению, на Алкемаре есть руины, хотя его группа подобралась к планете недостаточно близко. Когда мы туда прибыли, то сразу поняли, что попали в яблочко. Теперь можно было расслабиться и предоставить инициативу Гомесу.
Проверив показания приборов, я обнаружил, что на Алкемаре IV было достаточно кислорода, а гравитация составляла девять десятых земной. Мы спустились по трапу, надеясь на хороший куш, как Лефковиц, когда он наткнулся на фризы Элджина XII и продал их за кучу денег Музею современного искусства в Нью-Йорке. Вообще-то я знал, что нам должно повезти, иначе я оказался бы в беде. Я израсходовал массу топлива. Маневрировать на субсветовой скорости в зоне планеты стоит немалых бабок.
Планета была желтовато-коричневой с вкраплениями зеленых пятен. Они показывали, где находилась вода и растительность. Мы произвели орбитальную разведку самых больших пятен и отыскали сектор, который выглядел вполне приемлемым для посадки. Вне всяких сомнений, экономичнее оставить корабль на орбите и курсировать туда - обратно на шаттле, но для этого требуется дополнительное оборудование, не говоря уже о самом шаттле. У нас его не было. И если бы мы нашли что-то стоящее, корабль нам понадобился бы на месте.
Руины там были, с этим порядок. Они были рассеяны на площади в несколько сотен акров, концентрические руины в джунглях. Их окружало то, что некогда было стеной. Пробы атмосферы оказались положительными, никаких вредных веществ, поэтому мы распаковали свои вездеходы и принялись за осмотр местности. Первые два дня ушли на то, чтобы освоиться.
Почти неделя ушла у нас на то, чтобы отыскать сектор, который выглядел стоящим пристального изучения. Он был расположен в самой чаще и напоминал развалины округлого здания. Возможно, храма. Во всяком случае так мы стали называть его в отчетах. Мы начали осторожно обходить его, снимая все на камеру, потому что фильм об экспедиции тоже кое-чего стоит. Мы искали каких-нибудь вещей. Всегда хорошо обнаружить домашнюю утварь. Мебель, поделки, чашки, миски, доспехи, оружие - все, что будет хорошо выглядеть в музейной витрине или на стене у какого-нибудь богатого сноба. Беда в том, что такого рода вещички почти невозможно отыскать. Исчезнувшие инопланетяне оставили нам совсем немного. Это загадка. Дьявол, вообще все это загадка.
Мы подобрались к полуразрушенной лестнице, ведущей в глубь земли. Хороший знак. В большинстве руин ничего такого не обнаружишь. Я подмигнул Гомесу.
- Эта лесенка сделает нас богатыми, партнер.
Гомес пожал плечами.
- Не очень-то надейся. Исследователям уже приходилось разочаровываться.
- У меня есть предчувствие на счет этой дырочки, - сказал я ему.
Ступеньки, уходившие глубоко под землю, привели нас в большой зал. Это было мрачноватое место: низкий сводчатый потолок, выступающие из стен камни отбрасывали причудливые тени. На земле были разбросаны какие-то металлические предметы. Я поднял парочку и показал Гомесу. Он покачал головой. "Эти штуки не выглядят достаточно инопланетными".
В этом-то вся проблема нашей работы. У людей сложились достаточно четкие представления о том, как, по их мнению, должно выглядеть все инопланетное. Инопланетное должно выглядеть как нечто такое, чего на Земле не сыскать. Такое, что никому и в голову не придет сделать. Такое, что отдает тайной. В то же время это должно быть что-то вроде горшка или стула. Почти все, найденное на других планетах, было инопланетным только по определению. Дело в том, что многие горшки и чашки, привезенные оттуда, вполне могли быть найдены на Земле. И даже документ, с указанием того, где и когда предмет был обнаружен, не придавал ему ценности. Вещи, за которые люди платили наличностью, должны были выглядеть по-инопланетному, а не просто быть инопланетными. Они должны были соответствовать людскому представлению об инопланетных вещах. И в этом была вся загвоздка.
За первой подземной камерой была еще одна. Мы вошли в нее, обшаривая помещение белыми лучами своих фонарей. Там-то мы его и увидели. Предмет, который позже стали называть Эриксом.
Только не надо слишком восхищаться нашим красивым, но безрассудным поступком. На Земле каждый слышал об Эриксе. Ты тоже должна была слышать о нем. Возможно, в твоем кругу его называли инопланетной штукенцией. Но какое это имеет значение?
Он покоился на куске блестящей ткани, покрытой какими-то значками. Все это было водружено на невысокую каменную колонну с рифлеными гранями. Сам предмет казался сделанным из сверкающего металла, хотя никто никогда не исследовал этот материал. Размером он был с детскую голову и был вырезан, или отлит, или выкован в формах, которые ни мне, ни Гомесу видеть не приходилось. Сначала эти формы выглядели хаотическими, но, если присесть и присмотреться повнимательнее, в них можно было увидеть свою логику.
Эта штука светилась. Мерцала. Ее поверхности были изогнуты, но невозможно было определить, выпуклые они или вогнутые. Иногда она напоминала что-то одно, через минуту - другое. Грани не были идентичны. Оптический эффект, триумф глаза. Смотреть на нее было все равно, что смотреть на кубистскую свечу, поверхности и грани которой непривычны, но притягательны, которая с каждой минутой все сильнее приковывает к себе взгляд.
- Слушай, парень, мы нашли его, - сказал Гомес. - И пребольшой. Это станет находкой века. Но черт меня побери, если я могу определить, как это возникло - сделали его, или вырастили, или это природная форма.
Мы разговаривали недолго. Но мысли нас обуревали одни и те же. По крайней мере мне так кажется. А думал я так: вот она, здоровенная штуковина, горшок, из которого растет радуга. Мама всех инопланетных объектов. Не похожа ни на что, виденное раньше, и вместе с тем достаточно компактная, чтобы украсить каминную полку богатейшего человека в мире. Самый желанный предмет во Вселенной. Хорошая работа, парни, лучше не бывает.
Поглазев на нее немного, мы отправились на корабль и принесли в пещеру оборудование, предназначенное для переноски ценных предметов. Мы не касались находки руками. Нейтрально-поверхностный манипулятор поднял ее и поместил в мягкий контейнер. Мы не знали, хрупкая она или нет. Мы знали одно: надо довести наше золотое яичко до рынка целеньким. Гомес даже пошутил по этому поводу.
- Мы кладем все наши яйца в одну корзину, - сказал он, когда мы размещали контейнер в грузовом отсеке. После этого Гомесу долго не хотелось шутить.
Мы решили не терять больше время на Алкемаре. Одна эта находка могла обеспечить наше будущее, и мы решили доставить ее в лучшем виде. Я стал приводить в действие двигатели, и тут-то нам был дан знак того, что все идет не так просто, как мы рассчитывали.
Двигатели молчали.
Джули, поверь мне, если двигатели твоего космического корабля молчат, тут мало сменить свечи или подбавить газу. Эти двигатели не рассчитаны на то, чтобы люди вроде нас с Гомесом фамильярничали с ними. Чтобы привести их в порядок, нужна целая команда техников и заводское оборудование. Все, что мы могли предпринять, это сделать диагностику. Но приборы показали нам только то, что двигатели не работают. Это мы и сами отлично знали. Чего мы не знали, так это почему они не работают и что с этим делать.
Однако мы не собирались сдаваться так легко. Я проделал все мыслимые процедуры. Повторил диагностику. Проделал диагностику диагностики. Попытался послать сигнал в наш офис на Землю. Все было бесполезно. Современные космические путешествия ставят вас в забавное положение: вы добираетесь до места раньше, чем его достигает луч света, и намного раньше, чем любая форма передачи сигналов. Похоже было, что мы застряли. И самым гнусным было то, что ни одна живая душа не могла прийти нам на помощь. Мы были подобны пионерам, прокладывающим путь в Калифорнию через Скалистые горы. Или Кортесу с его конквистадорами, пробирающемуся через неведомые земли в поисках ацтекских сокровищ. Если у конквистадора лошадь ломала ногу, испанцы не посылали за ним спасательную экспедицию. Они просто списывали его. То же самое случится и с нами. Никто не просил нас прилетать сюда. Нашему индонезийскому спонсору наплевать, вернемся мы или нет. Особенно после того, как он получит страховку.
Мы не паниковали. Мы с Гомесом всегда знали, что идем на рискованное дело. Мы сидели и надеялись, что двигатели оживут сами по себе. Такое иногда случалось. Мы играли в шахматы, читали книги, подъедали припасы и, наконец, решили вытащить Эрикс из грузового отсека и еще раз взглянуть на него. Если нам суждено умереть, то по крайней мере умрем, по выражению Гомеса, как эстеты.
Кажется, я не сказал тебе, почему мы назвали его Эриксом. Это все из-за того куска ткани, на которой была водружена наша находка. Ткань была покрыта какими-то значками и каракулями. Мы думали, это просто узор. Но оказалось, что это первый найденный образец инопланетной письменности. Другие удалось обнаружить только год спустя. Во время экспедиции на Офиукус II Клэйтон Росс наткнулся на испещренную письменами скалу, которую назвали Розеттским камнем космической эры. Одна часть была написана на древней разновидности санскрита, остальные - на трех инопланетных диалектах, один из которых соответствовал письменам на куске ткани, покоившемся под Эриксом. Таким образом, мы с Гомесом привезли первую надпись на инопланетном языке.
Но в то время мы этого не ведали. Ученые долго бились, чтобы установить: то, что мы приняли за узор, оказалось письменностью. Отсюда же и имя для нашей штуковины - следи внимательно за моим рассказом, Джули. В верхней части куска, вернее там, где, как мы считали, был верх, красовались четыре значка, крупнее, чем другие. Конечно, мы не могли их прочитать. Но эти четыре большие значка выглядели как английские буквы E-R-Y-X. Поэтому мы и назвали находку Эрикс. Имя прижилось. С самого начала все так и начали его называть.
Как ты уже могла сообразить, будучи умной маленькой леди, мы не подохли на Алкемаре. Мы выбрались оттуда. А случилось именно то, видишь ли, что мы вытащили Эрикс из хранилища и принесли его в рубку. Так мы могли сидеть и любоваться тем, за что, предположительно, отдаем свои жизни. Таким образом он очутился в непосредственной близости не только от нас, но и от двигателей. Когда мы в очередной попытались завести их, что-то случилось. Мы так и не поняли, что именно и почему. Но внезапно на всех приборах загорелись зеленые лампочки, и двигатели заработали.
Совпадение? Мы так и думали. Но мы еще не настолько прониклись духом научного экспериментаторства, чтобы отнести Эрикс обратно в грузовой отсек и посмотреть, будут ли после этого двигатели работать. Это означало бы, что дух экспериментаторства завел нас слишком далеко. Но нам слишком хотелось выбраться с Алкемара, пока была такая возможность. Вернуться на Землю.
Рахман встретил нас в отеле "Диснейленд" в Джакарте. Эрикс ему понравился. Однако по выражению его лица можно было понять, что впечатлен он не слишком. Возможно, виной тому были какие-то проблемы. Позже я узнал, что ЦРУ и местный отдел по борьбе с наркотиками всерьез заинтересовались Рахманом и его партнерами. Думаю, Рахман чувствовал надвигающуюся беду. Вот что он сообщил: "Я уверен, мы могли бы продать это с большой выгодой. Но у меня есть идея получше. Я проконсультировался с моими партнерами. Мы собираемся передать этот предмет крупной американской исследовательской компании, которая выставит его для всеобщего обозрения и сможет изучать его на благо всего человечества".
- Очень благородно с вашей стороны, - сказал я. - Но зачем это вам?
- Мы бы хотели наладить хорошие отношения с американцами, - сказал Рахман. - Это может оказаться полезным в дальнейшем.
- Но таким образом вы не сможете выручить никаких денег.
- Иногда добрая воля важнее денег.
- Только не для нас!
Рахман улыбнулся и что-то пробормотал на своем языке. Несомненно, местный эквивалент выражения "дерьмо собачье".
Я не был расположен сдаться так легко.
- Мы договорились продать любой артефакт, который найдем, и поделить прибыль!
- Это не совсем верно, - довольно холодно сказал Рахман. - Если вы прочитаете свой контракт, то увидите, что вы участвуете в продаже артефакта только в том случае, если мы решим его продать. И решение целиком зависит от нас.
Насчет условий контракта он был прав. Кто бы мог подумать, что они не захотят его продавать?
Я осознал мудрость рахмановского решения - конечно, с его точки зрения - примерно год спустя, после того, как ЦРУ, работавшее в тесном сотрудничестве с индонезийскими властями, предъявило ему обвинение в международной транспортировке наркотиков. Его крепко прижали, но он отделался только штрафом.
Следуя указаниям работодателей, мы с Гомесом доставили Эрикс в штаб-квартиру Microsoft-IBM в Сиэтле, крупнейшей частной компании, занимавшейся изучением инопланетных артефактов. Мы рассказали им о двигателях, сказали, что если наши догадки верны, то эта штука повлияла на их работу.
Ну так вот, ребята из Microsoft-IBM протестировали эту штуковину по миллиметру, и, чем больше они изучали ее, тем больше возбуждались; а потом вообще созвали больших шишек из разных университетов всего мира. Microsoft-IBM рад был платить им, потому что это сделало фирме такую рекламу, о которой она и мечтать не могла. К тому же вскоре правительство выделило на исследования немалую сумму.
А мы с Гомесом оказались не у дел. После того, как мы сделали заявление, в нас больше не нуждались. Индонезийская группа вышла из космического бизнеса; для них настало время спасать свою задницу. Но надо признать, они выписали нам вполне приличную премию. Я начал уже было поиски новых покровителей и нового корабля, наших совместных денег вполне на это хватало.
А затем случилось так, что Гомес погиб в дорожной аварии в Гэллапе, Нью-Мексико, его семья унаследовала его долю, и мне пришлось судиться с ними. Суд так и не поверил, что Гомес на словах доверил мне свою часть премии, да еще и содержание адвокатов влетело в копеечку. Самое обидное, что все затраты были напрасны, и половина нашего общего фонда ушла к какому-то дяде из мексиканского городка Оакса, которого Гомес даже ни разу не видел.
Так я остался один-одинешенек и, как говорится, в стесненных обстоятельствах. Мне удалось заключить сделку с какими-то южноафриканскими алмазными дельцами и получить новый корабль "Уитуотерсрэнд". Я полетел обратно на Алкемар поискать еще какое-нибудь барахлишко, но тут как назло Стеббинс, человек, которого приставили ко мне южноафриканцы, погиб от обвала в пещере. Во всем обвинили меня. Какая черная несправедливость. Я торчал на корабле, играя в солитер, когда он отправился к руинам, не поставив меня в известность, ясное дело, хотел поискать кое-что для себя. Однако в Йоханнесбурге против меня выдвинули обвинение в преступной небрежности, и я потерял лицензию.