Тропинина ввели в комнату коменданта лагеря. За столом, рядом с комендантом, сидел пожилой майор Советской Армии. Как только Тропинин переступил порог, майор, чуть улыбаясь, принялся рассматривать его. Борис Антонович еле сдерживал радость. Майор поднялся, шагнул навстречу.
- Здравствуйте, здравствуйте, Борис Антонович, - протянул руку майор.
- Товарищ... товарищ майор! - Тропинин беспокойно оглянулся на коменданта. Тот внимательно наблюдал за ним. - Наконец-то я вижу своих! - вырвалось у Бориса Антоновича.
- Садитесь, садитесь, Борис Антонович, - пригласил майор, пододвигая стул. - Рассказывайте.
- Идемте, отсюда, товарищ майор! Все потом... потом!
Майор улыбнулся, усадил Тропинина.
- Борис Антонович, я понимаю вас. Вам не терпится, вас ждет семья... такая разлука. Но, понимаете, - майор сокрушенно развел руками, - необходимо соблюсти некоторые формальности. Есть кое-что неясное у них, - он кивнул головой в сторону настороженно слушающего коменданта. - У них некоторые данные не сходятся с нашими...
- Потом все уточните, - заволновался Тропинин.
- Нет, дорогой мой, их надо здесь выяснить. Рассказывайте, кто вы, откуда родом?
Тропинину вдруг показалось что-то знакомое в этом голосе. До сих пор он видел только советскую форму на майоре. Мысли мелькали так быстро, что Тропинин даже растерялся. "Почему для этой встречи меня вызвали ночью? Почему в этой комнате полутемно, а обычно было яркое освещение? Где он видел эти тонкие, жесткие губы, такие, как у майора? Откуда ему знакома эта ласковая улыбка и настороженно ожидающие чего-то глаза?.." Сделав вид, что он собирается с мыслями, Тропинин смежил веки и пристально вгляделся в лицо майора. "Где я встречался с ним?"
Выждав несколько минут, майор заговорил:
- Понимаете, Борис Антонович, - он пожевал губами и, подбирая слова, повел из стороны в сторону подбородком, будто ворочал во рту какие-то тяжелые глыбы, - вы назвались каменщиком, и это нас смущает.
Борис Антонович опустил голову. Представил, что у майора маленькие ниточки усов, холеная бородка клинушком, и взглянул на него. Перехватив этот взгляд, майор невольно отодвинулся в тень. Это не ускользнуло от внимания Тропинина. Страшным усилием воли он сдержал себя: перед ним сидел... Горчаков! Обожженные стальными раскаленными кольцами руки Бориса Антоновича вздрогнули. Тотчас овладев собой, он поднял голову и, глядя на Горчакова, спокойно сказал:
- Да, я каменщик. Но... разве это меняет положение? Я же советский человек, - Тропинин снова заговорил взволнованно. - Я стремлюсь на родину. Разве нашей стране не нужны каменщики? Я ничего не понимаю. Объясните мне, пожалуйста.
- Видите... Вы не так меня поняли, - майор забарабанил пальцами по столу, и Тропинин представил себе эти пальцы, когда они вот так же барабанили по столу, а у него дымились и горели руки. - Мы, конечно, представляем возможность каждому... каждому советскому гражданину вернуться на родину, домой, к семье. Но, я повторяю, у нас есть сведения, что Тропинин - геолог, а вы Тропинин - каменщик. Формальности нашего соглашения с ними, - майор снова головой кивнул в сторону коменданта, - таковы, что они передают нам людей, данные о которых сходятся с нашими данными. Теперь придется запросить о проверке вашего адреса, и только тогда они вас освободят. Понимаете, как оно получается, - Горчаков-майор встал, будто задумавшись, незаметно отошел в тень.
"Сейчас он облокотится на подоконник, - подумал Тропинин. - Подлец! Я снова в руках той же шайки!" И, когда Горчаков облокотился, Борис Антонович взглянул на коменданта. Тот, полуприкрыв глаза, наблюдал за происходившим.
Горчаков выпрямился, спросил:
- Борис Антонович, может, вы хотите что-нибудь сообщить Советскому Командованию? Можете... в письменном виде. Я передам.
Тропинин согласился. Быстро написав все, что он обычно отвечал на опросах в лагере, подал листок Горчакову. Тот, не читая, сложил его четвертушкой, сунул в карман. - Сколько времени займет проверка? - спросил Тропинин.
- Не беспокойтесь. Мы не забудем о вас. Проверка займет три-четыре дня, - Горчаков, козырнув коменданту, протянул руку Тропинину. - До свиданья!
Тропинин подал руку (Горчаков не должен знать,что он узнал его).
Когда Горчаков вышел, комендант сочувственно улыбнулся.
- Господин Тропинин, вам неоднократно говорили, что русские в первую очередь требуют геологов, металлургов, шахтеров. Почему вы не назвались кем-нибудь из них?
- Мне кажется, господин комендант, что вас неправильно информировали. Как вы думаете?
- У меня есть приказы, зачем мне думать! Тем более, что приказы написаны на основании соглашений с русскими. Да-а, потеряли вы возможность скоро увидеть семью. Скажите, у вас большая семья?
- Большая, - подтвердил Тропинин. Теперь он ясно понял, что всем, кто его допрашивал последние дни, почему-то нужны точные сведения о нем, о его семье, о товарищах. "Теперь, если Горчаков служит им, они кое-что знают о синем луче", - подумал он, слушая, как сокрушается о его судьбе комендант.
- Сын, наверное, вырос. Большой теперь, а? А дочка тоже, поди, есть? Вас угнали в Германию в 1941 году, сейчас весна сорок шестого, лет по пятнадцати им есть? Выросли без отца, ай-ай-ай! Что значит - война. Небось, вымахал ростом с вас, господин Тропинин?
- Сына у меня нет. Дочка не знаю, жива ли?
- Дом свой имели?
Тропинин промолчал.
- Я слышал, что очень красивая река Донец. Правда? Вы, кажется, тамошний житель?
Тропинин снова промолчал. Не дождавшись ответа, комендант встал, раздраженно промолвил:
- Вы совсем разучились разговаривать с людьми.
- Так пришлось, - посочувствовал Тропинин. Потом, увидя входящих полицейских, указал на них. - С ними не разговоришься.
- Уведите! - приказал комендант.
Оставшись один, он передал Крузе о только что состоявшемся свидании с Тропининым. Тот, внимательно выслушав, недовольно бросил:
- Такая работа мне не нравится. Усильте охрану! Узнаем без вас! - И положил трубку.
Комендант вспомнил искалеченные руки русского и, глядя на телефон, недоверчиво покачал головой.
В ту ночь Тропинин не попал в свой барак. Его вывели из комендатуры, толкнули в закрытую машину и привезли к Крузе.
- Подойди! Ближе! - громко приказал он. Когда Тропинин остановился около массивного стола, на котором не было ни одной вещи, Крузе рывком выдвинул ящик. Выхватив из него зеленую записную книжку, протянул ее Тропинину: - Твоя? Отвечай! Быстро!
- Что вы показываете? - спокойно спросил Тропинин, хотя, при виде своей записной книжки почувствовал, как сердце у него заколотилось. - Разрешите посмотреть?
- Хватит валять дурака! - стукнул кулаком Крузе. - Нам все известно!
- Что-то я вас не понимаю.
- Молчать! Мы сгноим вас в подземелье!
- Я уже не раз это слышал, но тех нет, а я... вот, еще жив, - пожал плечами Борис Антонович.
- Это ваша записная книжка?
- Нет.
- Скажите, что за металл "санит"?
- Я не понимаю, о чем вы спрашиваете.
- Мы озолотим вас!
- О чем вы говорите?
- Мы предоставим вам любые лаборатории величайшей металлургической компании Америки! У вас будут доллары. Почет! Слава, черт возьми! Вами сейчас интересуются лучшие люди нашей компании!
- Я могу только показать, как укладывать в стену жилого дома кирпичи. Если это вас очень интересует - пожалуйста.
- Вы круглый идиот! Вам предлагают золото! Золото! А вы цепляетесь за какое-то пустое понятие - родина! Что это за люди? Я вас спрашиваю - на что вы способны?
- Строить дома и... воевать умеем, если приходится.
Крузе с бешеной ненавистью посмотрел на Тропинина, надавил на кнопку сбоку стола. В комнате тотчас появились два служителя.
- В карцер! - приказал Крузе. - В карцер! - закричал он еще раз, когда за русским закрылась тяжелая дверь.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
После недельного дождя наступил сумрачный июньский рассвет. Узкие берлинские улицы с далеко выступающими на тротуары карнизами домов, портиками подъездов, колоннадами ворот, выступающими, словно только для того, чтобы навязчиво бросаться в глаза пешеходам, блестели от воды.
Курт Винер, кинув взгляд на одну из многочисленных в Германии колонн в честь победы над Францией в 1870 году, где были прикреплены часы, заторопился. Вот уже почти год работал он переводчиком в бюро по найму рабочей силы на улице Бисмарка. Поздней осенью прошлого года, когда в лагере никого не осталось, он тревожно забеспокоился о своей дальнейшей судьбе. Но волнения его оказались напрасными. Кроме сохранения работы, ему предоставили и хорошую квартиру. Все было бы хорошо, если бы не жена. Последнее время Анна часто находила причины, чтобы поссориться с Куртом. Ему казалось, что в этом виновата сестра жены, живущая в Восточной зоне Берлина. Сестра Анны, Лотта, работала в фабзавкоме и очень нелестно отзывалась о Курте, и все из-за того, что он служил у Шварца, о котором восточные газеты писали как о фашисте. А что делать? Другой работы не было. И Курт продолжал служить.
Крузе, войдя в кабинет, отдернул штору и поморщился. Наступал серый день. Как ему хотелось поехать в Америку, и снова все полетело вверх тормашками. Нужно же было ему сообщать об этом проклятом синем луче! Конечно, он рассчитывал на то, что русский все расскажет, а теперь... Все зависело от выполнения последнего задания компании, а оно было кратким: "Узнать "санит"!" Предписано под личную ответственность Крузе. Вот тебе и поехал в Америку!
И Крузе решил действовать, промедление грозило его дальнейшей карьере. Только-что начали поговаривать о повышении, и вдруг этот "санит". Дернуло же его сообщить преждевременно. Думал, что никто не устоит перед ним, слишком много одержал он побед в оккупированной Германии. Почти все тайны немецкой металлургии были в его руках...
В углу за ширмой зазвонил телефон. Крузе подошел.
- Да! - недовольно сказал он и сердито оборвал: - Я жду!
Когда вошел Горчаков, Крузе сидел за столом, дымя сигарой. Он подождал, пока Горчаков усядется, резко заговорил.
- Я не доложил, что вы скрыли от нас поиски немецкой разведкой "санита"... хотя обязан был сделать это!
Горчаков в знак согласия наклонил голову.
- Вы нечестно служили нам.
- Позвольте!.. - перебил Горчаков.
- Знаю! Вы передали нам много секретных данных немецких металлургических компаний. Вы указали немецких агентов, которые работают на наших заводах. Но факт остается фактом, разыскивая "санит", вы надеялись продать этот секрет тем, кто победит! Немцам - при их победе, нам - при нашей?
- Это ваше предположение, - спокойно возразил Горчаков. - При том, уточняю - ничем необоснованное.
- Почему вы так долго скрывались от нас?
- Я боялся, что меня опознают. Через Германию ехали все лагерники, многим из них я хорошо знаком. Мне моя шкура дорога пока.
- Предположим, я верю вам. Верю и молчу. Согласны?
- Что за это я должен сделать?
- Найти "санит".
- Тогда я обойдусь без вас.
- Я сегодня же перестаю молчать.
- Да, понимаю... Мне некуда деваться? Но поймите другое, я искал "санит" в течение пяти лет и, как видите, - Горчаков усмехнулся, - все впустую, если не считать того, что вы передадите меня американскому командованию как немецкого шпиона.
- Хорошо, будем откровенны, - Крузе встал, прошелся по кабинету. - От "санита" зависит ваша... и моя судьба. Его надо найти.
- О нем знает Тропинин.
- А, черт возьми! Хватит играться! Вы знаете, что из него ничего не вытянешь!
- Попробуйте сильные средства.
- Молчит.
- Ваши все живы?
- Трех покалечил. Знает, что мы не можем пока его ни удавить, ни расстрелять. Если бы я имел хоть грамм "санита", я сам... - Крузе задохнулся от нахлынувшей на него злобы. - Я сам задушил бы его! - Он вытянул руки, крикнул: - Сам!
- По-моему, я на это имею не меньше прав, - насмешливо произнес Горчаков, наблюдая за Крузе.
Тот сжал кулаки, помолчал. Потом вздохнул, подошел к Горчакову.
- Георгий Игнатьевич, поймите меня правильно. - Он положил руку на стол. - Это задание можем выполнить только мы. Вы или я. Больше я никому не доверю, вы понимаете меня? Я не могу поехать в Россию. Даже если попрошусь, меня не отпустят. Понимаете?
- Остаюсь... я? Да? - Горчаков встал, достал из коробки на столе сигару.
- Да, - Крузе посмотрел в глаза Горчакову. - Ваши условия при любом денежном вознаграждении?
- Над этим стоит подумать. - Горчаков отошел к окну, облокотился на подоконник. Вертя в руках незажженную сигару, долго молчал. Потом несколько раз повторил: - Подумать... Подумать...
Крузе напряженно ожидал. Он действительно верил в этого Горчакова. Провести шесть лет в центре немецкой разведки, передавать такие сведения, от которых кружилась голова у многих, и остаться в живых - это даже удачнику Крузе казалось сверхъестественным. Тем более, что Крузе знал: у них в агентуре были двойники, которые, работая в Америке, выясняли агентов компании в Германии.
Горчаков выпрямился, закурил, решительно сказал:
- При одном условии.
- Говорите.
- Тропинин должен быть мертвым.
- Что?!
- Тогда нет! Поезжайте сами.
Крузе задумался. А если Горчаков не добудет "санита", кто скажет о синем луче? Сколько надо будет времени, чтобы разузнать? И где будет он, Крузе? Пожалуй, ему не миновать участи кое-кого из неудачников. Компания с ними не церемонилась...
- Согласен, - тихо сказал он.
Горчаков подошел и, глядя в упор, сказал:
- В смерти Тропинина я должен убедиться сам.
- Не верите?
- Знаю по себе.
- Хорошо! План?
- Никакого, кроме того, что его записная книжка должна быть у меня, - Горчаков усмехнулся. - Формулу можете оставить у себя. Она не нужна русским!
- Согласен.
...Через два дня Горчакову показали труп Тропинина. Вскоре Горчаков был переброшен в Советский Союз. В день его отъезда Крузе вызвал к себе Курта Винера.
- Господин Винер, я могу надеяться на ваше расположение ко мне? - спросил Крузе.
- Да, господин Крузе. Я очень признателен вам.
- Так я и предполагал. Угощайтесь, - он пододвинул пачку сигар, подождал, пока Курт закурит.
Винер, отрезая кончик сигары, заметно волновался. На его лице то появлялась, то исчезала виноватая улыбка. Пальцы чуть вздрагивали.
- Скажите, господин Винер, как отнесутся в вашей семье к тому, если вы... ну, предположим, выедете из Берлина на месяц, а может... и два?
Курт растерянно улыбнулся. Ему вспомнился сегодняшний разговор с женой. Она утверждала, что его отправят из Берлина, ведь на улицу Бисмарка не ходят русские искать работу, зачем же Шварцу переводчик?
- Наверное, жена будет возражать, - помог Крузе.
- Понимаете, она коренная жительница Берлина...
- Она останется здесь, - перебил Крузе. - Выехать придется вам одному. За время вашего отсутствия мы будем платить вам... ну хотя бы в три раза больше, чем сейчас. Согласны?
- Разрешите узнать... - Курт замялся. - Да... Что я должен буду делать?
- Об этом мы поговорим, если вы изъявите согласие. Решайте. Я могу подождать день, ну, два... Да, между прочим, я чуть было не забыл, мы с сегодняшнего дня прибавили вам зарплату. У нас ценят хороших работников.
- Благодарю... Я... согласен, - ответил Курт.
Крузе подал чистый лист бумаги.
- Придется дать подписку, господин Винер, что вы о дальнейшем нашем разговоре никому не расскажете, - Крузе пристально посмотрел на переводчика, - ни слова. Но от вас многое зависит, мы вас просим.
Курт Винер подал подписанный лист обязательства. Крузе помолчав, продолжал:
- Американское командование задержало одного русского, - Крузе прикрыл глаза, оперся локтями на стол, немного подался вперед. - Оно предполагает, что это крупный военный преступник. Понимаете, господин Винер, речь идет о русском, который истязал людей сперва в Освенцимском лагере смерти, потом - в Майданеке. Его должны судить, но не хватает кое-каких данных. Короче говоря, командование обратилось к нам с просьбой помочь выяснить эти данные.
- Что я должен узнать? Говорите, - решительно поднимая голову, сказал Винер. - Всех, кто служил в Майданеке, я... я ненавижу!
- О, господин Винер! - Крузе настороженно посмотрел на переводчика. Он не предполагал, что этот тихий, исполнительный немец имеет такие твердые убеждения, и притом совсем противоположные его взглядам. - Вы не вздумайте его сами придушить, - засмеялся Крузе.
- Что необходимо узнать? - твердо повторил Курт.
- Первое - его точный адрес, где он жил до войны. Желательно знать, кем работал и сколько времени. Неплохо было бы узнать, почему он служил фашистам... Но это не так важно, это между прочим. Главное, господин Винер, - Крузе помолчал, поднялся, - главное я вам скажу, когда вы сообщите жене о своем отъезде.
- Я напишу записку. Извещу ее об отъезде.
- Пишите.
Курт быстро написал несколько слов на листе, отодвинул его от себя, быстро сказал:
- Слушаю вас, господин Крузе!
- Запомните это хорошенько. Будучи в Майданеке, русский уничтожал людей каким-то лучом. Понимаете? Раз - и нет человека. Это варварство! Это бесчеловечно!.. Из чего он добывал луч - неизвестно. Из какого-то металла. Нужно узнать, какой металл? Где добывали его? Надо вырвать этот секрет у варвара!
- Его... этот луч, надо запретить! - резко сказал Курт. - Разве мало и без того изобретено для убийства людей?!
- Да, да! Вы абсолютно правы. Его надо запретить, но пока он существует - необходимо немедленно искать от него защиту. Вот для чего нужен этот луч. Учтите, что задание очень сложное. Будьте осторожны, - Крузе наклонился к Винеру, тихо заговорил: - Придется прибегнуть к некоторой маскировке, - и он стал рассказывать, что необходимо сделать.
- Согласен.
Крузе вызвал людей. Кивнул им на Курта.
- Приготовить господина Винера для камеры № 5! - Он указал на дверь и обратился к Курту: - Прошу. Надеюсь на вас. Зарплату за будущий месяц я отошлю сейчас вместе с запиской.
Курт, поблагодарив, вышел.
Крузе остался один. Он довольно улыбнулся. Нет, он не так глуп, чтобы отдать себя полностью в руки Горчакова. Если он провалится, жди тогда встречи с ним на том свете. Сгинет Горчаков в России, а ему, Крузе, за ним поспешать? Нет, он показал Горчакову труп не Тропинина, нашел со шрамами на руках с кандальными метками - немцы не скупились на кандалы, такого даже долго не пришлось искать. А вот теперь Крузе попробует вытянуть у русского его секрет и... сумеет! Ход его с Куртом был беспроигрышным.
...Дверь в камеру, где находился Тропинин, с визгом распахнулась. Охранники с остервенением швырнули человека. И снова лязг двери. В коридоре стихли шаги. Человек пошевельнулся на полу, застонал.
Тропинин кинул взгляд на волчок надзирателя в двери и, быстро подойдя к стонущему, присел около него. Перевернул его вверх лицом, вгляделся, вдруг резко выпрямился и отошел к своей койке: в камере лежал немец-переводчик из лагеря перемещенных лиц.