- Можете не отвечать, Кравченко, - продолжал Сошин. - Можете думать ночь и день до субботнего вертолета. В субботу нам привезут бензин, и, если хотите, я отправлю вас к Сысоеву. Подумайте, вы на распутье. Какую жизнь выбираете: легкую и скучную, или интересную и трудную?
- Трудную, - вздохнула Елена.
- Тогда учитесь трудиться, ломайте свой характер. Девушка вы способная, даже талантливая, но со временем трудолюбивые обгонят вас, оставят далеко позади.
Последовало долгое молчание.
- Юрий Сергеевич, я докажу. Испытайте меня, дайте трудное задание, самое-самое трудное, какое и Гале не дадите.
Сошин усмехнулся.
- Хотите легко отделаться, Кравченко. Думаете - раз поднатужиться и гордиться собой все лето. Я вам дам трудное, почти непосильное задание: два месяца выполнять все мои распоряжения и ни разу не возразить, не пожаловаться, не заворчать. Пойдет? Сможете?
7
Жара.
На пустом, блестящем, утомительно синем небе висит беспощадное солнце.
Раскаленная почва обжигает ступни. Термометр, засунутый в песок, показывает плюс семьдесят.
Заяц, выскочивший из тени, обжигает лапы. Ящерица, привязанная на солнцепеке, умирает от теплового удара. Прячутся ящерицы, прячутся змеи, тушканчики и пауки. Только верблюды мерят песок огнеупорными пятаками, да шагают за верблюдами неуемные люди.
Они идут по пустыне песчаной, где ветер громоздит сыпучие волны, украшенные кружевной рябью, идут с гребня в низину, из низины на гребень. Лезут, увязая в песке по колено, чтобы увидеть еще один гребень, сотни гребней, застывший песчаный океан.
Идут по пустыне глинистой, гладкой-гладкой, как стол, с мелкими трещинами от жары. Издалека она похожа на паркет, вблизи - на губы, потрескавшиеся от жажды. Эта пустыня - самая безжизненная, потому что глина не умеет пить - впитывать воду, позволяет ей стекать. Но зато здесь устраивают колодцы, собирающие воду редких дождей.
Идут по пустыне каменистой, мимо уступов и утесов, похожих на крепости, на бастионы, на клыки, на гребенки; шагают по скрипучему щебню, по плоским обломкам, по скалам, раздробленным солнцем, превращенным в каменный мусор.
Идут пустыней соленой, окаймленной ярко-красной травой. Издалека солончаки похожи на озера, манят обманчивым блеском. Когда-то здесь и были озера, - а теперь осталась только соль, белой пудрой вздымающаяся из-под ног.
Идут по пустыне лесистой есть и такая - между корявых стволов саксаула. Идут равнодушные верблюды, шагают упрямые люди, тарахтит, оставляя рубчатые следы, маленькая танкетка.
Наконец привал. Кожаными ведрами Виктор таскает воду ревущим верблюдам. Трещит саксаул, огонь так бледен при солнечном свете. На костре закипает вода для чая, каждый обещает выпить полведра.
- А ну-ка, где мы сейчас? - спрашивает Сошин и включает аппарат. Тишина прогоняется басистым ревом, сиреной и свистом. Ползут по экрану тени, "Все еще вулканы", - говорит Елена.
Путь идет равниной и горами - путешествие двойное. Маршрут отмечается на двух картах: на одной барханы, на другой - вулканы. Экспедиция идет по земле и под землей, в настоящем и в прошлом. Двести миллионов лет назад в этих краях были страшные извержения: лопались скалы, красная лава лилась с гор, пепел взлетал в стратосферу, растекался облаком, грибообразным, на тонкой ножке, таким же, как атомное. Сейчас следы катастроф похоронены под трехкилометровой толщей, под осадками миллионолетних морей и тысячелетних рек. Но для просвечивающих лучей "цветка" толща прозрачна, как стекло.
Если танкетка идет своим ходом, не на верблюжьих вьюках - она ведет съемку автоматически. Даже можно послать ее в сторону километров на десять, дать задание: дойди до того холма, сними вертикаль и наклон сорок пять градусов на частоте железа и меди. Тогда к концу перехода накапливается несколько десятков снимков, надо их прочесть, чтобы наметить маршрут на следующий день.
Час расшифровки - лучший в сутках. Это час вознаграждения, час оплаты за зной, жажду и усталость.
Лунная ночь. На костре булькает котелок с чаем. Сопя и отдуваясь, путники пьют, кто залпом, кто смакуя, кто шестой, кто восьмой стакан - по способностям. Виктор в палатке, барахтается с красным фонариком под одеялом. Он знаком с фотографией, ответственное дело проявления поручено ему. Барахтается долго… наконец выносит в жестяной ванночке, словно на противне, свои непросохшие изделия.
Тугие колечки пленки напоминают свернутые бумажки со счастливыми номерами, которые на лотереях вытаскивают из крутящегося барабана. Удалось ли сегодня вытянуть счастливый номер или только пустышки - пустые породы?
Сначала Сошин раздает помощникам чистые, в типографии отпечатанные бланки, где на самом верху проведена волнистая линия с деревцами - условное изображение поверхности. Под ней белизна - неведомые недра. Эту белизну и предстоит заполнить.
- Прошу внимательнее, - говорит Сошин, раздавая колечки. - Галя, вы - север, Бобров - юг, Виктор - восток, Елена - запад, я сам - центр. Станция номер сто сорок девять у колодца Хада-Булак. Луч проник, - он прикладывает линейку к пленке, - на две тысячи девятьсот метров.
Все проводят на бланках наклонную линию - путь луча. Только у Сошина эта линия отвесна.
- Диктую породы, - продолжает Сошин. - Сначала общий обзор: песок, глина, известняк, песчаник, кварцит, сланцы, гранит. Необязательные: железняк магнитный, слюда, уголь, мрамор. Редкие: никель, марганец, сера…
Шуршит бумага. Четыре помощника рисуют условные знаки на полях бланка.
- Займемся магнитным железняком. У меня он на глубине две тысячи двести метров.
- Нет совсем, - говорит Виктор.
- И у меня нет, - отзывается Елена.
- А у меня черным-черно! - говорит Галя. Сдвинув белесые брови, даже высунув кончик языка от старания, она водит стеклышком по логарифмической линейке и объявляет наконец:
- Две тысячи метров ровно. Даже две тысячи пятьдесят, пожалуй.
- Тысяча девятьсот! - басит механик Бобров.
- Итак, на востоке и западе железняка нет, - заключает Сошин. - Железняк лежит по маршруту узкой полосой. Как вы понимаете геологию? На что это похоже, Шатров?
Он начинает опрос со студентов, самых слабых в науке. Потом выскажется Галя. Сам он подведет итоги.
Виктору очень хочется ответить правильно, заслужить похвалу. Он мобилизует все знания, пытается вспомнить все прочитанное. Но прежде всего приходит в голову:
- На Курскую аномалию похоже. Там древние пласты падают круто, почти ребром стоят. Тоже получается узкая полоса.
- А ваше мнение, Елена? Что вы скажете?
- Я скажу, Юрий Сергеевич, только вы не перебивайте меня, я скажу все до конца. Виктор не прав, это не похоже на Курскую аномалию. Там пласты железистого кварцита родом из древних морских осадков, только преобразованные и наклоненные круто. А тут первопричина - извержение. Почему, я думаю так? Мы же идем над подземным хребтом, кругом изверженные породы. При извержениях были давления и высокая температура. Рядом мрамор - это известняк, преобразованный температурой. Другую породу температура могла превратить в железную руду. На Урале есть такие месторождения, целые железные горы - Магнитная и Благодать. Это похоже на Магнитогорск. Правда, Юрий Сергеевич?
Пожалуй, - соглашается Сошин, несколько удивленный толковым ответом своей нерадивой помощницы. - Действительно, здешние структуры очень напоминают Урал. Может быть, мы имеем дело с подземным продолжением Урала, опустившимся южным краем. Вы согласны с Кравченко, Галя? Согласны? Говорите ваше предложение: куда мы двигаемся дальше?
- Я предлагаю никуда не идти, остаться здесь на день. Магнитная гора заслуживает подробной съемки.
Открытия ежедневно. Под колодцем Хада-Булак - железная руда, под саксауловой рощей гранит, под песками и глиной - базальт, древняя застывшая лава, а дальше к западу - лава ультраосновная, самая глубинная по происхождению, с хромом и никелем, с вольфрамитом, с драгоценными камнями в жилах.
И, склонившись над двумя картами, Сошин намечает двойной завтрашний маршрут: по саксаулу, барханам, солончакам и одновременно - по склонам магнитной горы.
8
Быть может, где-нибудь в Африке или в Австралии еще имеются пустые, абсолютно пустынные пустыни. Пустыня Черных песков, несмотря на свое мрачное название, не принадлежит к их числу. В синеве над ней парят орлы, в песке шуршат змеи; прыгают тушканчики, словно воробушки, словно камешки, отскакивающие рикошетом от воды; ядовитые пауки прячутся в норках. Говорят, что тут водится пустынный крокодил - страшная ящерица земзем, будто бы нападающая на девушек. Растет на склонах неприхотливая травка селин. И хотя между травинками можно пройти свободно, не задев ни одной, сухим, как пыль, селином питаются целые отары (по норме пять гектаров на овечью душу), за отарами от колодца к колодцу кочуют чабаны, перевозят юрты, юрты-читальни в частности, с книгами, газетами, с радиоприемником и нередко с передатчиком. И через совхоз, через район сложным путем Сошин связывается с Кошабадом - сообщает о своих успехах, узнает новости, получает распоряжения…
Такая юрта оказалась и у колодца Хада-Булак. Сошин получил возможность сообщить Рахимову о том, что под пустыней нашелся засыпанный песком хребет, а в нем рудные жилы и погребенная магнитная гора.
Пока Сошин устанавливал с Кошабадом многоступенчатую связь, Хаким приобрел у чабанов барашка и принес его в лагерь на плече. Барашек был пестрый, курчавый с нарядными рожками и губами бантиком. Мордочка его с закрытыми глазами выглядела так грустно, что экспансивная Елена поцеловала ее и объявила, что нипочем не станет есть противный шашлык. Впрочем, когда мясо зажарилось над раскаленным камнем, распространяя аппетитный запах - тот самый, который витает у дверей московских шашлычных, - Елена изменила решение, первая прибежала снимать пробу.
К концу обеда пришел и Сошин, без интереса взял палочку с нанизанными кусками баранины, деловито начал жевать.
- Обругайте меня! - сказал он неожиданно. - Выругайте меня как следует. Кажется, я недоволен успехом товарища. Кажется, я завидую.
Спутники его застыли с недожеванной бараниной в зубах. Такого они никогда не слыхали от своего учителя и начальника.
- У Сысоева ощутимый успех, - пояснил Сошин. - Сысоев решил проблему Гюльнаринки. Не слыхали про такую проблему? Гюльнара - пригородный курорт, райский оазис, островок зелени в голых горах. Узкое ущелье, в нем речонка, искусственное орошение, персики, абрикосы, сливы, виноград, тень. (Проведя два месяца на солнцепеке, спутники Сошина могли оценить, какое это счастье - тень.) Но райский уголок мал - в Гюльнаринке воды в обрез. Раньше она была многоводнее, но после землетрясения что-то сдвинулось под землей, какие-то грунтовые воды изменили путь, река стала еще маловоднее. Так вот Сысоев нашел, куда ушла вода…
- Подумаешь, речка! Мы целый хребет открыли! - воскликнула Елена.
И Галя добавила:
- Это просто случайность. Сысоеву повезло. - Гале очень хотелось утешить любимого начальника.
Однако Сошин нахмурился еще больше;
- Есть хорошее правило - сначала слушай противника, потом друга. Друзья хвалят за вчерашние заслуги, противники придираются к слабостям, заставляют идти вперед. Что значит "повезло"? Когда мне удалось найти алмазы на дне океана, тот же Сысоев твердил: "Сошину повезло". На самом деле никакого везения не было, победил метод. Сысоев тогда ничего не искал, только записывал, а я думал, что именно можно найти… и нашел. Но теперь успех у Сысоева, его методика одержала верх…
- Какая же методика? Записывать все подряд - это методика? Вы нас не тому учили, - возмущалась Галя. Она была обижена больше Сошина, в первый раз за все лето вышла из равновесия, даже лицо у лее покрылось пятнами.
- На этот раз Сысоев не только записывал. Он искал и нашел.
- Он искал самое легкое, - настаивала Галя.
- Но он нашел, - спор шел странно. Сошин нападал на самого себя, а помощники отстаивали его. - Сысоев нашел воду.
- А мы нашли целый подземный хребет, магнитный железняк, цветные металлы…
- Он нашел воду, которую можно пить, а наши металлы взять нельзя. Металлургическому комбинату нужна целая река, а тут и пить нечего.
- И выходит: у нас журавль в небе, а у Сысоева синица в руках. Пожалуй, мы уяснили его методику: он за синицу в руках.
- Но это стрельба из пушек по воробьям… по синицам! - крикнула Елена запальчиво. - Даже обидно так использовать новую технику. Все равно что купить телескоп, чтобы глядеть из окна на прохожих. Что такое - один родник? Подземным рентгеном можно целые моря найти.
И тут Сошин встал. Швырнул недоеденный шашлык в огонь и пошел прочь. Только крикнул поднявшейся Гале:
- За мной не ходите!
Он не вернулся в тот вечер до темноты. Ночью Галя каждый час выходила из палатки, взбиралась на ближайший бархан, надрываясь кричала тоненьким голоском: "Юрий Сергеевич! Юрий Сергеевич!" И утром, чуть посветлел горизонт, она разбудила студентов:
- Ребята, Юрий Сергеевич пропал. Что-то случилось. Надо искать срочно.
Но не успели они одеться, Сошин появился на ближайшем гребне. Лицо его посерело, то в голосе не было ни намека на усталость.
- Я вспомнил еще одно правило, Галя, - сказал он, как будто вчерашний разговор и не прерывался. - Правило такое: открытия делают не только в новых местах, но и в старых, у себя под носом, если задача новая. Есть возможность поставить новую задачу. Давайте попробуем сделать открытие на фотопленке. Сколько у нас снимков - тысяч пять набралось? Делите поровну, сейчас начнем искать все вместе.
9
Жара.
Термометр, засунутый в песок, показывает плюс семьдесят градусов.
Если ящерицу привязать на солнцепеке, она умрет от солнечного удара.
Хочется пить, пить, пить. Тепловатая жижа из фляжки только дразнит, не утоляет жажду.
В полдень привал. Предполагается, что это дневной сон. Залезаешь в душную палатку, лежишь там, отдуваясь и обливаясь потом. Устал, но не спится. Хочется выпить ведро воды, хочется влезть в холодную ванну. И даже если забудешься, задремлешь ненадолго, тебя преследуют однообразные сны о воде.
Виктор пьет в каждом сне, пьет чай, холодное молоко из погреба, пьет квас и воду - кипяченую, речную, колодезную, родниковую, такую холодную, что губы обжигает.
Ему снится Москва. Вот учитель привел класс на водную станцию, сдавать нормы на значок "Будь готов…" По глади озера бегут косые волны, а когда проходит теплоход, деревянные мостки качаются и шлепают по воде. Пять человек - лучшие пловцы, и Виктор в их числе - встают на тумбочки. Нужно присесть, упираясь пальцами ног в самый край, отвести руки назад, резко выпрямиться. Вот стартер взмахнул красным флажком, голова таранит воду… такую прохладную, плотную, чистую! Виктор не удержался, глотнул раз, другой, третий… "Плыви же!" - кричит инструктор, а Виктор глотает, захлебывается, спешит напиться. Другие мальчики давно переплыли бассейн, коснулись стенки, вылезают по лесенке, а он все еще на старте… пьет, пьет и пьёт.
Даже удивительно, сколько в мозгу водяных фантазий, водяных воспоминаний! Уже под вечер, разморенные и неотдохнувшие, вылезают геологи из палаток. Пьют горячий солоноватый чай (потому что в колодце вода солоноватая), и Бобров вздыхает:
- Разве это питье? Пойло для язвенников, Ессентуки номер двести двадцать!
Галя вспоминает:
- У нас в деревне погреб. Молоко всегда холоднющее и простокваша - густая, плотная, прохладная, ломтями режется…
- А в Москве на каждом углу автоматы, - смакует Елена. - Красные такие, рядами стоят. Вода вкусная, с газом… Я не пила, боялась горло застудить. А теперь приеду, буду пить и пить, на каждом углу, во всех автоматах - крем-соду, мандариновый, грушевый, кахетинский…
- Вода вкуснее всего колодезная, - авторитетно говорит Виктор. - Но только не из насосного колодца: там она с песком и маслом, а из настоящего, деревенского, со срубом. И чтобы колодец, был глубокий и темный, так что крутишь-крутишь ворот, минуты три ждешь, пока заблестит вода в ведре.
Разговор неисчерпаемый. Хаким вспоминает, вино из бурдюков, Бобров - горные родники.
Сошин сердится:
- Довольно крохоборствовать, пересчитывать стаканы. Сколько воды будет у нас? Семьдесят кубических километров в год? Так получилось, Галя?
Галя разворачивает пленку:
- Точно, Юрий Сергеевич, семьдесят кубов. Больше, чем в Аму-Дарье. Как вы считаете, почему так много? Не прибавляется ли солоноватая вода из моря?
О чем они говорят? И при чем тут солоноватая вода? Мечты, наверное?
Нет, разговор ведется всерьез. Но чтобы понять его, нужно вернуться к ночной прогулке Сошина, к его раздумью наедине с собой.
Такая у Сошина была манера: споры вслух, выводы в одиночку. Узнав об успехе соперника, Сошин не стал таить разочарование, лелеять и вынашивать обиду. Вынес неудачу на обсуждение, выслушал мнения и ушел в пустыню, чтобы подвести итоги.
На горькие сетования он не потратил ни одной минуты. Признал победу Сысоева сразу. Победила сысоевская методика, очень простая: не искать журавля в небе, браться за самую легкую задачу, быстро добывать пользу, хотя бы самую маленькую, хотя бы непомерно могучими средствами, "из телескопа смотреть в окна", как сказала Елена.
А он, Сошин, всю жизнь искал журавля в небе, хотя люди осторожные и расчетливые, вроде Сысоева, твердили ему: "Не увлекайтесь, не зарывайтесь! Синица в руках лучше…"
Так было на Курильских островах, когда тот же Сысоев уговаривал: "Сбавьте шаг, не спешите. Не надо алмазов! Пусть будет рекорд глубины и описание, достаточно хорошего, описания".