– Вы были правы, Рудольф, – негромко сказал Геннадий Комов. – Они не пошли через орбиты планет – они атакуют почти перпендикулярно плоскости эклиптики.
Сикорски промолчал. Зачем лишний раз повторять очевидное? Он вспомнил, сколько было споров по поводу "направления главного удара" космического врага, и какое кислое выражение было на лицах комконовцев, выслушивавших "милитаристские" речи Рудольфа и его немногочисленных сторонников, пересыпанные терминами "фланговый охват", "прорыв фронта", "оперативный резерв". Коротка память человеческая, и очень быстро избавляется она от всего того, что не находит уже применения в повседневной жизни. А ведь любому мальчишке, играющему в военные игры (хотя мальчишек таких сегодня почти не осталось – Учителя не слишком поощряют подобные забавы), ясно, что ломиться "с торца" Солнечной системы, минуя одну за другой орбиты планет (наверняка укреплённых), означает нести ненужные и неоправданные потери. И зачем так сложно? Космос трехмёрен (в привычном пространстве), и нанести удар по "враждебной планете" (ещё один термин, вызвавший неприятие оппонентов Сикорски со товарищи) легко и просто можно хоть "сверху", хоть "снизу", пусть даже понятия эти в открытом космосе весьма условны. А то, что противник атакует Марс, а не Землю – это всего лишь разумная предосторожность. У врагов наверняка есть разведка, и эта разведка почти наверняка засекла "эскадру перехвата", висящую на окололунных орбитах. В момент возвращения в обычное пространство любой корабль очень уязвим – зачем подставляться? Лучше выиграть драгоценные минуты, обрести форму (в прямом смысле слова), а заодно и проредить силы обороняющихся, сконцентрированные в районе Марса, и опустошить красную планету. Разгром по частям – классика древних войн…
А Комов… Это мальчишка, которому чуть за тридцать, безмерно горд тем, что он уже сотрудник КОМКОНа, что он исполняет на "Центурионе" роль наблюдающего и поэтому имеет право сидеть одесную от руководителя операции, подавать голос, когда все прочие почтительно молчат, и даже советы (в которых Сикорски нисколько не нуждается). Для него, Комова, вся эта операция не более чем игра (что-то вроде многомерных шахмат), и вообще он мыслями уже в звёздной системе ЕН 9173 – решение о назначении его куратором этой экспедиции уже принято. А здесь, на "Центурионе", Геннадий Комов всего лишь выполняет нудные и неинтересные обязанности: выполняет только потому, что таково распоряжение руководства.
Ну и пусть его, с внезапным ожесточением подумал Сикорски. Комова я могу быстро поставить на место, а будь на его месте Горбовский, мне пришлось бы туго: "живая легенда" давила бы авторитетом одним только фактом своего присутствия. К тому же я так и не понял истинного отношения Леонида Андреевича к реальности "угрозы извне" – мало кто может понять, что на уме у легендарного старца с его излюбленной фразой "А можно я лягу?". И тем не менее, фраза эта и почтенный возраст ничуть не мешают Горбовскому мотаться по всей известной землянам части Галактики и работать так, что у молодых людей, годящихся ему в праправнуки, от изумления глаза на лоб лезут.
Отставить посторонние размышления, скомандовал он сам себе. Вторжение началось, и теперь я должен сделать всё от меня зависящее, чтобы встретить его во всеоружии. А со скептиками любого ранга и статуса мы поговорим потом: цыплят по осени щипают…
* * *
…Гиперсвязь работала безотказно – тяжёлые противозвездолётные батареи Фобоса и Деймоса в считанные секунды получили приказ открыть огонь, и тут же его выполнили.
Зрелище было фееричным. Оно завораживало своей первобытной мощью, как будто вернувшейся из первых дней творения, когда в ядерных вихрях из ничего рождались планеты и звёзды. Голубые трассы, высвеченные "оком Шивы", вздувались и лопались, выбрасывая в чёрное звёздное небо над Марсом крупные горошины, тускло поблескивающие округлыми боками. Эти зловещие горошины можно было обнаружить без особых ухищрений, обычным инструментарием, от радиолокаторов до телескопов, и даже простым глазом, если глаз этот внимателен и смотрит в нужную точку небесной сферы – размеры кораблей, вспоровших ткань пространства и появившихся в оптическом диапазоне, оказались немалыми.
– Четыре… семь… девять целей в секторе Марса. Массогабаритные и энергетические параметры схожи с параметрами наших сигма-Д-звездолётов среднего крейсерского класса. Одна цель – предположительно десантный корабль, по спектру свечения – готов к отделению посадочных модулей.
Голос оператора был спокоен. Хорошо держится, отметил Сикорски, молодец. Комов завозился в своём кресле, с видимым интересом глядя на прозрачный купол, превратившийся в грандиозный стереоэкран. Фобос и Деймос, отчётливо различимые на этом экране, щедро сыпали в пространство ярко-красные искры – галактический титан высекал кресалом огонь, намереваясь разжечь вселенский пожар.
Корабли противника вышли из подпространства на расстоянии от трёхсот до пятисот тысяч километров от поверхности красной планеты, и энерголучи дезинтеграторных батарей настигали цели за одну-две секунды. Целеуказание точное, подумал Рудольф, пока всё идёт не так плохо – лучше, чем я ожидал. Впрочем, выводы делать рано…
Первая вспышка, нестерпимый блеск которой был съеден расстоянием, родилась через три секунды после открытия огня. Красные искры дезинтеграторных разрядов срезали "змеиную голову", увенчавшую один из гаснущих – переход завершён – голубых векторов. В чёрной тьме открытого космоса расцвёл добела раскалённый венчик взрыва.
– Одна цель уничтожена, – торжественно возвестил оператор. – Процент поражения – ноль семь.
Ноль семь. Неплохо. Ноль семь – это значит, что из десяти выстрелов, сделанных батареями Деймоса, семь поразили захваченную цель. Остальные – остальные либо прошли мимо ("за молоком", как говорили когда-то), либо были отражены или погашены силовой защитой вражеского крейсера. По расчётам, для полного деструктурирования корабля класса "крейсер" достаточно двух-трёх "эффективных" попаданий из "крупнокалиберного орудия", так что семь – это уже overkill.(Overkill – сверхуничтожение (военный сленг)} Но – кашу маслом не испортишь, как гласит одна старинная пословица. Хотя вообще-то это масло стоит приберечь – горшочков с кашей на праздничном столе ещё немало, целых восемь штук, а из горячей печки подпространства могут появиться и другие.
На экране-куполе распустился ещё один белый цветок, и Сикорски всем существом ощутил ликование, охватившее всех операторов в центральном посту "Центуриона". Кто может противиться мощи планеты Земля? Всё так легко и просто: бах, трах – и вот он, яркий и весёлый фейерверк! Но уже в следующие секунды картина боя изменилась.
Звездолёты противника завершили материализацию и задействовали энергосистемы защиты. "Горошины" сомкнулись, образовав что-то вроде конуса, направленного остриём на Марс, и второй каскад красных искр, выброшенный батареями Фобоса, бессильно разбился-расплескался о сомкнутую силовую броню эскадры. А затем горошины вражеских кораблей окрасились зеленоватыми огнями ответных выстрелов.
– Они стреляют! – изумлённо пробормотал Комов.
– А вы как думали? – командир "Центуриона" и руководитель операции метнул на Геннадия яростный взгляд. – Это война, а на войне обычно стреляли обе стороны, была у них такая странная манера.
– Но ведь… – начал наблюдающий КОМКОНа и осёкся.
Жёлто-зелёные злые молнии полоснули по каменному эллипсоиду меньшего из двух марсианских спутников. "Размеры Деймоса, – услужливо подсказала память, – пятнадцать на двенадцать на десять километров". "А это значит, – отметило умное сознание, – что одного прямого попадания из тяжёлого дезинтегратора – такого, например, какими вооружены наши крейсера эскадры перехвата, – достаточно для превращения Деймоса в метеоритную пыль".
К счастью, прямых попаданий не было. Ленты зеленого огня хлестнули шар спутника вскользь, и он завертелся вокруг своей оси как подстёгнутый кнутом. Сикорски старался не думать о том, что испытывают сейчас люди, находящиеся на Деймосе – это война, повторял он сам себе, война, война, война… А из подпространства вывалились новые "горошины" – число вражеских кораблей, нацелившихся на Марс, удвоилось.
Изображение на спектролитовом экране-куполе поплыло и сделалось неясным. Комов молчал, но в центральном посту "Центуриона" нарастало напряжение, готовое сорваться на крик "Надо что-то делать! Ведь их сейчас там сожгут – всех!".
– Оператор гиперсвязи! – гаркнул Рудольф, разрывая тугую тишину рубки. – Почему картина плывёт? Наведите порядок, и не ловите мух – их здесь нет!
– Сейчас, – скомкано отозвался тот. – Я сейчас, вот уже, сейчас…
– Может, нам пора к Марсу? – тихо спросил Комов. – Учитывая время разгона…
– Здесь командую я, – сквозь зубы прошипел Сикорски, – я за всё отвечаю, и мне решать, пора или не пора. Я должен быть уверен, что у противника нет больше резервов, и что никто не ударит нам в спину, когда мы будем проявляться на орбите Марса. Оператор слежения, что там у нас в подпространстве?
– Всё чисто. Треков – выявленных треков – не наблюдается.
– Оператор огневых систем?
– Полная готовность всех установок.
– ДТТ-привод?
– Полная готовность к прыжку.
Так, подумал Рудольф, с растерянностью мы, похоже, справились. Но почему молчит эскадра перехвата? Они там что, впали в анабиоз – спят и видят сны?
…Сикорски не знал, что крейсера эскадры перехвата без промедления начали разгон для ухода в ДТТ-прыжок к Марсу и уже завершали последние предпрыжковые эволюции – крейсера охраны Земли были укомплектованы отличными пилотами, отменно знавшими своё дело, – когда прямо на оси их разгонной траектории материализовался одиночный вражеский корабль. Классический принцип отвлечения сил противника, чтобы помешать им оказаться в нужном месте в нужное время, – судя по всему, командующий флотом вторжения знал азы стратегии и тактики.
Корабль чужих обладал невероятной маневренностью. Он ускользал от смыкавшихся на нём прицельных линий с небрежной ловкостью мухи, меняя направление полёта чуть ли не под прямым углом. Командиры крейсеров эскадры перехвата не понимали, как его экипаж выносит чудовищные перегрузки, сопровождающие подобные пируэты, – вероятно, решили они, этому способствуют какие-то физиологические особенности организмов чужих либо их гравикомпенсаторы на несколько порядков эффективнее земных. После нескольких тщетных попыток поймать выстрелом непостижимо вёрткий корабль противника, начальник эскадры перехвата (его в шутку называли "адмиралом", хотя золочёных адмиральских эполет на его плечах, разумеется, не было), чувствуя, как неумолимо утекают в чёрную пустоту космоса драгоценные секунды, приказал взять шустрого врага в сферу – аналог кольца в трёхмерном бою.
Девять крейсеров выполнили приказ с похвальным умением, и теперь уже никакие отчаянные метания из стороны в сторону не могли спасти окружённый корабль противника. И не спасли: красные пальцы дезинтеграторных разрядов вцепились в него мёртвой хваткой. Неприятельский корабль распался на атомы, но последний выстрел оказался лишним. Поток испепеляющей энергии прошёл сквозь раскалённое пылегазовое облако, оставшееся на месте сожжённого корабля, не встретил там структурированной материи, достойной аннигиляции, и всей своей нерастраченной мощью ударил в борт одного из крейсеров на противоположной стороне сферы окружения.
Оцепеневшим пилотам, видевшим всё происходящее на стереоэкранах боевых рубок, показалось, что зубастая пасть огромных размеров одним махом вырвала у злосчастного крейсера добрую треть корпуса – оплавленные края громадной пробоины светились багрово-красным, превращая её в жуткое подобие кровавой раны. Было ясно, что разрушения таких масштабов не могли обойтись без жертв, но ясно было и то, что в неразгерметизированных отсеках изуродованного крейсера должны были остаться выжившие. К аварийному кораблю немедленно стартовали спасательные боты, и никому – ни "адмиралу", ни его капитанам, – и в голову не пришло, что спасение спасением, но боевую задачу никто не отменял…
Командир "Центуриона" и руководитель всей операции ничего этого ещё не знал, но то, что произошло на пустынной поверхности Марса, он увидел собственными глазами.
Потрепанный Деймос зашёл за горизонт, скрывшись за диском планеты, и теперь на пути кораблей флота вторжения, стремительно пожиравших тысячи километров пустоты, остался один только Фобос и поспешно разворачивавшиеся комплексы планетарной обороны на самом Марсе. Батареи Фобоса успели сделать несколько залпов и повредили головной корабль противника, притупив остриё атакующего конуса. Но это уже не имело значения: войдя в верхние слои разреженной атмосферы планеты, вражеские корабли разделились и выбросили десантные модули. Чужие не стали распылять спутник на атомы, обрушивая на него потоки огня. Они то ли экономили энергию, ожидая боя с кораблями землян, – "берегли патроны", – то ли хотели захватить неповреждённые образцы земной техники. Как бы то ни было, чужие не пустили в ход дезинтеграторы, сминающие силовую защитную скорлупу и разрушающие материю: вместо этого Фобос был поражён мощнейшим электромагнитным импульсом – почти в упор. Батареи спутника захлебнулись – вся их биоэлектроника вышла из строя. А тем временем посадочные капсулы с десантом уже приближались к поверхности Марса.
На красноватом фоне марсианской пустыни то и дело вспыхивали множественные яркие искры – наземные комплексы встречали десант беглым огнём. И стреляли они неплохо – сбитые модули падали один за другим, рассыпаясь в небе тлеющими обломками.
Хм, подумал Сикорски, не отрывая глаз от экрана, откуда такая интенсивность огня? По всем прикидкам, выстрелов должно быть куда меньше. Неужели…
В следующую секунду экраны слежения "Центуриона" полыхнули слепящим светом. Над ровной как стол пустыней красной планеты вырос громадный клубящийся гриб, словно там взорвалась старинная водородная бомба – из тех, что двести лет назад заботливо прятали в арсеналах, готовясь к Третьей Мировой войне…
В мёртвой тишине, упавшей на центральный пост управления, прозвучал усиленный электроникой голос руководителя операции:
– Всем службам – отбой! Навигаторам – уходим в прыжок к Марсу.
Одновременно с произносимыми словами Сикорски нажал красную – очень заметную – кнопку на пульте. В черную пустоту, изрешеченную искрами звёзд, ушёл модулированный гиперсигнал, извещавший всех задействованных людей на разбросанных по всей Солнечной системе кораблях, спутниках и орбитальных станциях, что активная фаза учений "Зеркало" – учений по отражению агрессии внеземной цивилизации – прекращена.
…Красные и зелёные сполохи дезинтеграторных разрядов погасли, и грозные корабли флота вторжения один за другим начали мирно опускаться на поверхность Марса, затянутую бурой пеленой дыма и пыли…
* * *
– Эксперимент был жёстким, – задумчиво проговорил Горбовский. – Жёстким, да…
– А вы как думали? – Рудольф ощетинился. – Это война. Война – уж вы-то, Леонид Андреевич, должны понимать, что это такое! Вы родились ещё в те времена, и родители вам наверняка рассказывали о том, что творилось на Окраинах в начале двадцать первого века.
– Да, я понимаю, – тем же тоном произнёс космопроходец номер один и как-то вяло кивнул. – Тяжело в учении – легко в бою…
Члены Мирового Совета молчали, и молчание это Сикорски очень не нравилось.
– Учения под кодовым названием "Зеркало", – нарушил молчание Август Бадер, – потребовали огромных материальных затрат. Мы усадили на голодный паёк всю Солнечную систему, мы свернули целый ряд интереснейших программ по исследованию иных планет…
– Временно свернули, – невозмутимо вставил Сикорски. – Временно.
– Хорошо, временно, – нехотя согласился Бадер. – Далее, для исполнения роли "злых космических врагов" были задействованы семнадцать – целых семнадцать! – Д-звездолётов, отозванных из Дальних Секторов плюс крейсера охраны Земли. И что в итоге? Три корабля полностью уничтожены, ещё два – серьёзно повреждены. И есть человеческие жертвы – на "Пытливом" погибли капитан и пять членов экипажа, шестеро получили серьёзные ранения. Не кажется ли вам, товарищи, что эти учения обошлись нам слишком дорого? И это я ещё не упоминаю о сотнях людей, погибших на Марсе!
– В ходе любых военных учений прошлого имели место несчастные случаи. Солдаты попадали под гусеницы танков, у десантников не раскрывались парашюты, и снаряды порой падали не туда, куда надо. То, что случилось с "Пытливым", – Рудольф упрямо наклонил лобастую голову, – это типичные friendly fire casualties, потери от дружественного огня.
– А на Марсе? – всплеснула руками Елена Завадская. – Число погибших, раненых и получивших сильные дозы радиации четырёхзначное! Это что, тоже "нормальные потери"?
Сикорски с большим трудом удержался от резких слов. На Марсе… Лихие ребята на Марсе просто вошли в раж, и когда мощности термоядерного реактора, питавшего энергией дезинтеграторы, перестало хватать для запредельно интенсивной стрельбы по снижавшимся десантным капсулам, они, не мудрствуя лукаво, отключили защиту и перегрузили реактор, полагая, что это ненадолго, и что всё обойдётся. Не обошлось… Кому именно пришла в голову эта гениальная идея, уже не установить: в марсианской пустыне осталось гигантская лепёшка спёкшегося радиоактивного песка, а от без малого шести сотен человек не осталось ничего, даже теней на оплавленных скалах…
– Мне кажется, – сказал Комов, – нами была совершена серьёзная методологическая ошибка. Очень многие участник учений "Зеркало" не знали – и даже не догадывались, – что это не всамделишное вторжение агрессивных буказоидов из иных миров, а всего лишь умело разыгранная инсценировка.
Инсценировка, да, подумал Сикорски. Кораблями "врагов" управляли киберавтоматы, в программы которых были введены жёсткие ограничения "допустимой боевой активности". Именно поэтому не был разрушен Деймос, и не был сожжен Фобос – реальный противник не стал бы с ними церемониться. Правда, автоматика, позволившая "отвлекающему кораблю" выполнять головокружительные маневры, в конечном счёте сослужила плохую службу – его никак не удавалось сбить, и командующий "эскадры перехвата" отдал приказ об окружении, приведший в итоге к шальному попаданию в "Пытливый". Да, тут я, пожалуй, допустил ошибку, но не ошибается только тот, кто ничего не делает…