* * *
"А ты, парень, неплох, – подумал Вадим, поймав своё изображение в зеркале заднего вида, – волевое лицо, строгие и умные серые глаза, тёмные волосы с благородной проседью. Состоявшийся мужчина в возрасте около сорока – лакомый объект для женщин, особенно если учесть, какой толщины кошелёк у этого объекта. Диана так чуть ли не с полумысли мои желания угадывает…".
Да, генеральный директор крепко стоящей на ногах фирмы "Грёзы Музы" Вадим Петрович Костомаров имел все основания быть довольным, хотя в последнее время ощущал смутное беспокойство. И причины этого беспокойства были ему ясны: Вадим понимал, что бум с чудо-таблетками, позволивший компаньонам очень неплохо заработать, – это явление временное. И дело не в обилии пройдошистых конкурентов, суетящихся вокруг легковерных старушек, – болезных-то на всех хватит, – дело в другом. Можно неопределённо долго обманывать одного человека или нескольких, можно какое-то время дурить голову многим, но год за годом водить за нос множество людей – такой номер не пройдёт. Завлекательные названия примелькаются, и редкие случаи чудесных исцелений затеряются, утонут в волне массового раздражения обманутых. И Костомаров напряжённо размышлял, на что же теперь ему переориентировать свою "многоцелевую" фирму.
Иногда он вообще чувствовал глухое раздражение оттого, что он, хозяин (вроде бы) своей судьбы, словно плывёт в бурлящем потоке, и все попытки выбраться на берег тщетны. Стоит остановиться, чуть ослабить туго натянутые вожжи, не смазать вовремя машину по производству разноцветных бумажек – и всё. Сомнут, растопчут и побегут дальше, даже не оглянувшись на упавшего неудачника – сколько их таких уже валяется по обочинам торной дороги к успеху.
А остановиться ему порой хотелось, очень хотелось – хотя бы для того, чтобы просто посмотреть вокруг, оглянуться назад и подумать: а зачем это всё – всё, что он, Вадим, делает? Стал ли он счастливее оттого, что у него солидный счёт в банке; что они с Серёгой стали заметными фигурами на тусовках в ночных клубах; что в его престижном "мерседесе" с водителем сидит ещё и дюжий охранник, готовый по одному движению костомаровской брови вцепится в горло кому угодно; что Диана (да и другие женщины) преданно ловят любое слово Вадима Петровича и даже жест; и что впереди у него ещё много лет такой вот "насыщенной", с позволения сказать, жизни? И что дальше? Больший вес в определённых кругах, больше денег, больше красивых вещей, больше женщин, больше власти над людьми? Так ведь всех женщин всё равно не перелюбишь, как не выпьешь всех элитных напитков, а власть – штука обоюдоострая.
И он вспомнил, как на пляже Гран-Канариа ему вдруг остро захотелось вернуться в те далёкие годы, когда они сидели на берегу реки у костра, и огонь отражался в глазах ребят и девчонок, заворожено слушавших его, Вадима (тогда ещё не Петровича), песни…
Костомаров встряхнулся, прогоняя ненужные и расслабляющие мысли, и тут увидел через тонированное стекло человека, понуро стоявшего на тротуаре, – машина поворачивала направо, и Вадим смог хорошо его разглядеть.
Человек был одет в старую кожаную куртку и выцветшие джинсы; на его спутанных волосах блестели капельки дождя. Бомж не бомж, но что-то близкое к этой нижней ступени социальной лестницы. Человек равнодушно скользнул пустым взглядом по роскошной тачке, и в это время Костомаров его узнал.
– Останови-ка, – бросил он водителю и выбрался из машины, как только "мерседес" послушно ткнулся в поребрик.
Охранник последовал за ним – молча. Если хозяин зачем-то вышел – это его дело, а дело секьюрити – оберегать хозяина от любых возможных неприятностей, именно за это ему и платят деньги.
– Ну, здравствуй, Андрей.
Отрешённый взгляд человека в кожаной куртке сделался чуть более осмысленным, и одновременно в его глазах мелькнуло недоверие.
– В-вадим?
– Я, как видишь.
Бывшие друзья несколько секунд молчали, почти физически ощущая невидимую, но очень прочную стенку, выросшую между ними за эти годы. Обниматься респектабельному бизнесмену и полупьяному полубродяге – Костомаров уловил исходящий от Северцева запах перегара – было как-то не с руки, и они просто смотрели друг на друга, не зная, что сказать. К счастью, рядышком оказалось какое-то кафе, и Вадим Петрович потянул Андрея туда – стоять под моросящим дождём было бы совсем глупо. Охранник молчаливой тенью пошёл за ними, держась в трёх шагах за спиной босса.
В уютном кафе Северцеву было явно неуютно – очевидно, даже такого невысокого уровня заведения он не посещал. Миловидная официантка в коротенькой юбочке одарила Вадима многообещающим взглядом, иронично-пренебрежительным – Андрея и упорхнула, приняв заказ. Охранник присел за соседним столиком.
– Как ты, старина? – спросил Костомаров, разрушая тягостное молчание.
– Да как-как, – отозвался Андрей и добавил с застарелой горечью: – Разве по мне не видно? Да никак… А ты как? Хотя по тебе тоже видно…
Потом он долго отмалчивался, слушая Вадима, и оживился лишь после второй рюмки дорогого коньяка.
– Да, высоко ты летаешь, друг ситный, – сказал Северцев без всякой зависти, словно ставя диагноз. – И девка эта так на тебя посмотрела, как будто готова была тут же трусы с себя стянуть и задрать перед тобой юбку. Ну что ж, молодец, Вадька. А у меня вот как-то не срослось… Наш клуб авторской песни развалился, НИИ тоже – перебиваюсь с хлеба на квас случайными заработками. Всякого попробовал, да только всё не по душе. А что по душе – так то нынче никому не нужно. Шоу-бизнес, мать его в чресла горячей кочергой… Прав был тот парень – помнишь, с которым мы в "Бочонке" познакомились?
– Так мы же вместе с ним и на Дальний Восток ездили, и дела теперь вместе крутим – я ж тебе только что рассказывал!
– Ну да, ну да, – стушевался Андрей. – Прости, из головы выскочило.
Он быстро опьянел, что свидетельствовало о его давней и прочной привязанности к алкоголю. Вадим удивлялся самому себе – и чего это он тратит своё драгоценное время на беседу с этой тенью прошлого? Какой с этого прок? Каждый человек сам кузнец своего счастья – пусть неудачник плачет, или, как говорили древние римляне, горе побеждённым. И всё-таки он сидел с Андреем Северцевым, и пил с ним коньяк, и слушал его становившуюся всё более бессвязной речь.
– Время поэтов прошло, – глухо бормотал Андрей, подперев кулаком щёку, заросшую щетиной. – Не время нынче для душевных песен… Вот, скажем, Розенбаум – талантливый ведь парень, а… Не то, не то… "Я не дарю вам песни, я отрабатываю деньги, которые вы заплатили за билет!" – его слова! Нельзя так, нельзя… Когда говорят пушки, музы молчат, а когда звенят монеты, музы тихо умирают… И даже Высоцкий – не выжил бы Володя в наше время, другое оно, злое и безликое… как… как… – он замолчал, подбирая сравнение. – Нет, не выжил бы, – повторил Северцев и остановился остекленевшим взглядом на графинчике с коньяком.
– Ты пей кофе, а то, боюсь, скоро двух слов связать не сможешь, и беседа наша прервётся по не зависящим от меня обстоятельствам, – посоветовал ему Вадим, подумав про себя: "Да, укатали сивку крутые горки. И в борьбе с зелёным змием побеждает змий…".
Андрей сморщился и затряс головой, что по идее должно было означать "да ты что, я ещё ни в одном глазу!", но в это время в кармане у Костомарова заиграл мобильник.
– Сергей? Я немного задержусь. Встретил тут случайно одного, – Вадим скосил глаза на Северцева, сосредоточенно глотающего кофе, – приятеля очень старого… Ага. Так что ты сам командуй пока парадом, ладно? Если что – звони. Всё. До связи. Так что там Высоцкий, Андрюха?
– Высоцкий? – Северцев немного протрезвел, но чувствовалось, что нить разговора он уже потерял. – А, Владимир Семёныч… Тут вот какая штука – не простой он был человек, а может, и не человек вовсе. Миссия у него была, и к слою он был подключен.
– К какому ещё слою?
– К энергофи…, тьфу, к энергоинформационному, – с видимым усилием выговорил Андрей. – Вот ты думаешь что – поэты свои творения сами сочиняют? Хрена! То есть кое-кто, конечно, пытается, но настоящее – оно оттуда берётся, – и он дёрнул шеей, силясь показать глазами на потолок, обшитый аккуратным декором. – Всё уже было во Вселенной, и всё там хранится… Надо только суметь достать.
"Приплыли, – подумал Вадим. – Корешок-то мой стародавний, похоже, с головой не в ладах…"
– А ты не смейся, – неожиданно трезвым голосом сказал Северцев, – так оно и есть. Что Семёныч пил зверски – про то всякий знает. А он ведь ещё и наркоту принимал, причём в таких дозах, что целую дружину наркоманов в передоз вогнать можно. И каждый день! А почему? Заострение сознания это называется – контакт со слоем. И не один он был такой – ты вспомни историю.
Андрей набулькал себе рюмку, выпил и продолжил, лихорадочно блестя глазами:
– Не мог он иначе, понимаешь? В том-то всё и дело… Ты сам посмотри – вроде и песни немудрёные, и гитара никакая – стук-стук да бряк-бряк, – а как пробирало, а? Вот то-то и оно. Будил Высоцкий души наши спящие, себя сжигая. А как сделал своё дело – тут ему и конец пришёл. Ты знаешь, что его в больницу собрались класть за день до его смерти – чистить и от наркотической зависимости спасать? И помешала какая-то мелочь пустяковая. Решили отложить, а на следующий день он и…
Костомаров хотел было возразить, но тут его словно обожгло – он припомнил вдруг ту свою похмельную ночь перед судьбоносной встречей в пивном баре и неведомый Голос во тьме, диктующий ему чеканные строки. "А ведь в этом что-то есть, – смятенно подумал Вадим, – есть, чёрт меня подери!".
Он попытался разговорить Андрея, расспросить его поподробнее, но Северцев уже дозрел – последняя рюмка была явно лишней. Единственное, что удалось выпытать у жертвы алкогольного нокаута – и то с превеликим трудом – это адрес обиталища поэта-бедолаги. Вадим Петрович положил Андрею во внутренний карман куртки пачку денег, рассчитался с официанткой, тщетно строившей ему глазки, и кивком головы подозвал охранника.
– Доставишь его вот по этому адресу, – распорядился Костомаров, протягивая парню салфетку с адресом, – тут недалеко. До койки. В целости и полной сохранности, без проблем с милицией и всякими прочими шведами. Да, купи ему бутылку водки и оставь – а то его ещё кондратий с отходняка хватит.
Телохранитель молча кивнул, легко извлёк бесчувственного Северцева из-за столика и повёл его к выходу, придерживая за руку. А генеральный директор "Грёз" пробормотал, усаживаясь на заднем сидении своего "мерседеса":
– Энергоинформационный слой, говоришь? Наркотики, говоришь? Ну-ну…
– Вы что-то сказали, Вадим Петрович? – обернулся к нему водитель.
– Так, ничего. Поехали в офис.
* * *
"Ты смотри-ка, – с немалым удивлением думал Костомаров, переворачивая листы распечатки, – вот тебе и девочка-припевочка, попрыгунья-стрекоза… Не сексом единым жива наша богиня-охотница…".
Диана выполнила неожиданное задание шефа превосходно и в кратчайший срок – всего за неделю она подготовила Интернет-выборку, скрупулезно систематизировав чуть ли не все данные по так называемому энергоинформационному слою и по галлюциногенным наркотикам, имевшиеся в мировой паутине. Мало того, девушка выжала всю воду, удалив из всех скопированных статей пространные и маловразумительные рассуждения мистического толка, оставив самую суть, позволявшую получить достаточно ясную картину.
И Вадим, прочитав подготовленную Дианой распечатку, окончательно утвердился во мнении: да, в этом что-то есть, и этому "чему-то" можно найти практическое применение.
Алексеев воспринял новую идею компаньона с некоторой осторожностью. Он не то чтобы сомневался в наличии в ней рационального зерна – его беспокоило совсем другое.
– Зелье-то мы сварим, – задумчиво сказал он, выслушав соображения Костомарова, – этим я ещё в студенческие годы баловался, дело знакомое. И глюки – это да, чёрт знает что может пригрезиться. Психоделика в полный рост – сюрреалисты молча отдыхают. Но дело это опасное – тут мы с тобой в чужой огород забираемся, а там такие волки бродят… Зубки у них большими деньгами отточены, мигом соорудят нам с тобой гроб глазетовый с кистями. Ты знаешь, почему я тогда с тобой на край земли подался камешки кидать с крутого бережка далёкого пролива Лаперуза? Вот из-за этого самого. А тогдашняя наркомафия нынешней и в прокладки не годится, возможности у неё были не те, да и сферы влияния только-только делить начинали. Торговля наркотой – самый прибыльный, но и самый кровавый бизнес в мире, знаешь об этом?
– Ты меня не понял. Мы не будем торговать наркотиками, мы будем зарабатывать на эффекте их применения. Спортсменам дают допинг, а потом делают деньги на неожиданных победах и рекордах – такая вот аналогия. А торговать – да упаси Бог, надо чтить уголовный кодекс!
Руководитель "фармацевтического филиала" кивнул в знак согласия. Он не слишком любил читать, однако "Золотого телёнка" уважал, искренне сожалел о горькой судьбинушке "великого комбинатора", не нашедшего применения свои деньгам в условиях победившего социализма, и тоже иногда вворачивал в своей речи цитаты из Ильфа и Петрова.
– На первом этапе задача проста – нам нужен высокоэффективный галлюциноген или психотроп. Ну, это уже твоя епархия, тут тебе и карты в руки, не мне тебе советы давать. А дальше – дальше мы будем кормить твоим витамином наших подопытных кроликов, стричь с них шёрстку и продавать её по спекулятивным ценам. Это уже моя задача. Я доступно излагаю?
Сергей снова кивнул, уяснив творческий замысел компаньона.
– Какого окраса и фактуры будет эта шёрстка, – продолжал Вадим, – тут надо ещё подумать. Главное – из энергоинформационного слоя можно извлекать гениальные творения, уже когда-то где-то кем-то созданные и хранящиеся в этом слое миллионы лет.
– Кем созданные? Динозаврами?
– А неважно кем. Людьми созданные. Или не-людьми, какая разница? Носителями Разума с неведомой планеты в Крабовидной Туманности или из параллельного мира. Слой – он ведь един для всей нашей Вселенной, если верить гипотезам.
– Фантастика ненаучная, – пробормотал Алексеев. – Сказки для детей и подростков…
– Знаешь, Серёга, – веско уронил Костомаров, глядя в синие глаза соратника, – я бы тоже не поверил в эти сказки, если… Если бы не испытал на своей шкуре нечто похожее.
– Это когда это ты успел? – оторопело спросил Сергей.
– Давно, – Вадим усмехнулся, – ещё до нашего с тобой знакомства. Однако помню я этот случай, вот ведь какое дело.
– Ну-ну… – неопределённо протянул Алексеев, однако скептицизма в нём заметно поубавилось.
– Значит, так, – подытожил директор "Грёз". – Нужен допинг и нужны исполнители. И не просто прохожие с улицы, а люди с творческой жилкой, с искоркой божьей. Обычный человек ведь не установит олимпийский рекорд, какими снадобьями его не накачивай, – тут требуется тренированный спортсмен с определёнными задатками. Найдём, я так думаю, – гениев непризнанных на Руси всегда было в избытке, в отличие от всего прочего… Так что – действуй-злодействуй, вари свой колдовской декокт. А кроликов – подберём, будут у нас эти зверюшки для вивисекции.
Оставшись один, Вадим продолжал размышлять. Он не сомневался в способностях Сергея, в его знаниях в области "сугубо прикладной" химии и в технических возможностях неплохо оснащённой лаборатории "фармацевтического филиала". За комплектацию отряда "кроликов" он тоже особо не беспокоился, так как помнил ещё со времён своего увлечения бардовской песней: почти любой сочинитель, кое-как слепивший пару корявых строф, уже считает себя Поэтом с большой буквы. Загвоздка была в завоевании достойного места на рынке.
По своему издательскому опыту Костомаров знал, что сборники стихов отнюдь не сметаются подчистую со стеллажей книжных магазинов ценителями прекрасного. Громких имён в поэзии России на стыке веков не было, как не было и особого спроса на поэтические творения. Поэты (или считавшие себя таковыми) тусовались в узком кругу или в виртуале, издавая свои вирши микроскопическими тиражами за свой счёт. А на эстраде и вовсе не требовались настоящие стихи или тексты песен, начинённые хоть каким-то смыслом. И авторская песня, некогда любимая и ценимая, застенчиво ютилась в тени, отбрасываемой исполинской машиной шоу-бизнеса. А Вадиму Петровичу Костомарову, уже привыкшему за последние годы измерять успех в денежных единицах, нужен был коммерческий успех.
"Нужно что-то новое, – думал он, – пусть даже это новое на поверку окажется хорошо забытым старым. Как развивалась поэзия? Устное творчество, былины и сонеты; баллады, распеваемые менестрелями под нехитрый аккомпанемент. Стихи в списках, читаемые "под пламень пунша золотой". Салонные стихи, вписываемые в альбомы с виньетками, и стихи поэтов "серебряного века"; стихи "шестидесятников", звучавшие со сцен переполненных концертных залов во времена хрущёвской "оттепели". И – новый виток: авторская песня, термин, придуманный Владимиром Высоцким, который метеором ворвался в мир поэзии и поставил его на дыбы. А ведь задолго до Высоцкого акыны, гусляры и поэты античности сопровождали свои сказания звуком струн… Новое – это хорошо забытое старое?"
Вадим выдернул из лежавшей перед ним на столе пачки "беломорину" – он так и не изменял своей старой привычке – и жадно закурил.
"Так-так-так… Восприятие и воздействие одного и того же стиха, прочтённого глазами с листа и услышанного в исполнении профессионального чтеца – оно ведь разное! А когда сюда же ещё накладывается ритмический звуковой фон… Высоцкий стал известен и знаменит благодаря технике двадцатого века – магнитофону, шагнув с намагниченных лент в каждый дом. А если…".
Костомаров вспомнил, какое впечатление произвёл на него шекспировский сонет, спетый Аллой Пугачёвой на фоне старинных каменных стен в фильме "Женщина, которая поёт". Вспомнил он и то, как по-особому звучали песни Высоцкого в кинофильмах, и даже вспомнил давным-давно забытое – зримую песню.
"Ещё один канал восприятия – зрительный! Вот оно! Создатели видеоклипов делают кое-что в этом направлении, но их клипы бессмысленны – это просто набор картинок, не имеющих никакого отношения к тексту песни. А если создать смысловой видеоряд, этакий мини-фильм на сюжет песни? Видеопесня! Ведь зацепит это зрителя-слушателя, наверняка зацепит! Правда, нужен тот самый смысл, который сегодня напрочь изгнан из эстрадных шедевров… А вот тут-то мы и задействуем наших кроликов, таскающих сладкую морковку с вселенской грядки. И ещё: этим ведь никто и нигде всерьёз пока не занимается, да и не всерьёз тоже. Есть шанс оказаться первым, а это, батенька, очень много значит…".
Он встал и заходил по кабинету, роняя пепел на ковролин, устилавший пол, и не замечая этого. Вадим чувствовал, что наконец-то нащупал нечто очень важное, способное принести ему желанный успех.
Из возбуждённо-приподнятого состояния его вывел звук отворяющейся двери.
– Вадим Петрович, – смиренно доложила появившаяся на пороге Диана, – восемь часов. Все уже ушли, Вадим… Петрович.
– Спасибо, малышка, – весело отозвался Костомаров. – Собирайся, сейчас поедем.