Сам Александр Николаевич не раз и не два проигрывал в уме возможный разговор на эту тему с Юлей, но снова и снова его откладывал. И не только потому, что он не был уверен в том, что сумеет убедить жену, – ему было страшно самому. Алхимик испытывал к своей маленькой дочери почти звериную нежность, зная, что это его последний ребёнок – Аня уехала к матери в Германию перед самым Обвалом, и с тех пор от неё не было ни слуху, ни духу. Юля выносила и родила Дашеньку в самое трудное время, когда по улицам города шагали холод, голод и тьма, когда по ночам стреляли, и когда никто не знал, что принесёт следующее утро. Роды были трудными, и врачи сказали Юле, что вряд ли она сможет ещё рожать. Девочка росла слабенькой, часто болела, пугая родителей, и Александр испытывал леденящий ужас при мысли испытать на этой крохотуле таинственное зелье, пусть даже ради её же будущего. "Интересно устроен человек, – размышлял Алхимик, словно глядя на себя со стороны. – Он легко рассуждает о всеобщем счастье, готов не задумываясь дарить это счастье другим, не очень ближним, но как только дело касается его самого… "А почему мой сын, а не сыновья других женщин?" – так рассуждают матери, когда мужчинам нужно брать в руки оружие и идти навстречу врагу. И только когда враг уже ломает двери их дома, они спохватываются, а до этого матери наперекор всему, даже здравому смыслу, надеются, что всё ещё обойдётся. Вот и я: умом понимаю, а сердцем… А что тогда говорить о Юле?".
Алхимик вздохнул и ещё раз дотронулся до белого шарика, лежавшего на его ладони.
– Александр Николаевич! – услышал он. – Время! Пойдёмте, на автобус опоздаем.
– Спасибо, сейчас иду, – отозвался Свиридов.
Он бросил взгляд на дисплей, на котором медленно вращалась "драконья голова", и вдруг, подчиняясь внезапному внутреннему импульсу, быстрым движением бросил в рот белый шарик и торопливо запил его остатками чая из стакана, стоявшего у него на столе.
* * *
…Сон – чёрная пустота, припорошенная звёздной пылью и наполненная дыханием спокойной мудрости всей Вселенной – незаметно сменился явью. Александр Николаевич не сразу понял, что лежит в своей постели – для этого ему потребовалось некоторое время. Он приподнялся и посмотрел на спящую Юлю, потом осторожно выбрался из-под одеяла и нащупал ногой шлёпанцы. Бесшумно ступая, он вышел из комнаты и аккуратно прикрыл за собой дверь. Заглянул в комнату дочери – Даша безмятежно посапывала во сне. Не зажигая свет, Алхимик прошёл на кухню и уткнулся лбом в холодное оконное стекло.
Сознание было звеняще-ясным, но каким-то раздвоенным. Он стоял у окна и смотрел вниз, в темноту зимнего ночного города, и одновременно из безмерного далека наблюдал за крошечным голубым шариком планеты по имени Земля, каплей живого света летящим в космической тьме. А потом он услышал голос – вернее, не услышал даже, а почувствовал.
"Энергия… Время… Материя… Пространство… Они едины… Едины… Едины…".
А затем было нечто вроде вспышки – яркой, высветившей все уголки его мозга, – и когда звёздный огонь погас, Алхимик уже знал разгадку тайны мёртвого дракона.
Он просидел на кухне до утра, обдумывая услышанное. За завтраком он был рассеян, но в меру – Юля ничего не заметила, – зато по дороге на работу не мог усидеть на месте: ему казалось, что институтский автобус не едет, а ползёт со скоростью садовой улитки. "Скорее, скорее, скорее…" – шептал Свиридов, не замечая удивлённых взглядов коллег, и путь от ворот института до лаборатории показался ему бесконечным. А день, наоборот, пролетел незаметно – Александру едва хватило времени, чтобы превратить своё внезапное озарение в текст, пересыпанный цифрами и формулами.
"Энергию нельзя получать непрерывно – процесс должен быть дискретным. Часть высосанной энергии пространства-времени нужно периодически возвращать обратно – она сыграет роль масла, вылитого на волны потревоженного вмешательством и забурлившего вселенского энергетического океана. Снизится КПД? Конечно, но даже при этом условии мы ничего не потеряем: ведь источник, из которого мы черпаем, поистине бездонный! Зато моя "драконья голова" станет "вечным генератором", простым и надёжным, не требующим никакого технического обслуживания. Один раз пустил в работу – и всё, дальше "зелёная, сама пойдёт", нужно только чётко соблюдать баланс между изъятием энергии континуума и её рекуперацией".
Такого подъёма Александр Николаевич не испытывал давно. Он знал не только что делать – он знал, как это сделать.
"В схему установки добавится дополнительное звено: демпфер-аккумулятор. С него-то мы и будем снимать энергию, избегая опасного прямого контакта с космическим огнём.
И это ещё не всё. Формула "е равно эм-цэ-квадрат" имеет чёткий физический смысл: материя может быть превращена в энергию, и наоборот. А это значит, что овеществлённую энергию можно будет подержать в руке – в самом что ни на есть прямом смысле этого слова. Правда, весить эта "звёздная материя" будет немало".
Вспоминая свои ощущения, Алхимик понял, что обрушившимся на него знанием он обязан концентрату "КК". Он принимал белые горошины две недели, прислушивался к себе, но не замечал ничего особенного вплоть до сегодняшнего утра, когда на него хлынул поток понимания. "Моя "драконья голова" и препарат Вадима перевернут мир, – думал Свиридов, – но сможет ли перевёрнутый мир устоять? Как показывает опыт, люди не готовы взять свою судьбу в свои руки – им нужны вожаки-поводыри. А в поводыри выбиваются не самые лучшие, а всего лишь самые энергичные и самые беспринципные. Это общий закон, который не обойти – по крайней мере, до тех пор, пока на Земле не появятся новые люди. Значит, нужно ждать, пока не подрастут дети нового мира, которые смогут сами решить свою судьбу, не уповая на доброго батюшку-барина или на прогрессоров-гуманоидов из соседней галактики. А мне пора поговорить с Юлей".
Он потянулся всём телом, ощущая себя молодым и сильным, и насмешливо произнёс, обращаясь к "драконьей голове" на мониторе компьютера:
– Жди, дракоша, скоро я сделаю для тебя ошейник.
За окнами лаборатории светило солнце. Зима шла на убыль.
* * *
– Как твой сын, Вадим? – спросил Алхимик.
Они сидели на скамейке неподалёку от детской площадки, ожидая прибытия машины с продуктами. В обязанности командиров дружин входил и контроль за распределением всех добавок к гарантированному социальному минимуму, и Костомаров добросовестно исполнял свои обязанности.
– Всё нормально, Саша. Дети гораздо быстрее взрослых реагируют на "КК", теперь я это знаю точно. Иван меняется, и сильно. Лида хочет сделать ему анализ ДНК в стационаре, где она работает, но проблема в том, – Вадим затянулся сигаретой, – как сделать этот джин-скрин без ненужной огласки.
– Ты думаешь…
– Не думаю – знаю. Новые люди – это же мечта властителей всех времён и народов. Не самостоятельные новые люди, конечно, а такие, которых можно использовать в нужных целях. Франкенштейн, клоны, киборги, зомбированные куклы – много было всяких идей, и наверняка были попытки реализовать эти идеи. С точки зрения людей, привыкших править, мой сынишка – всего лишь генетический мутант, превосходящий по своим физическим и умственным способностям обычного человека. "КК", как и любое научное открытие, – это палка о двух конца. Ребёнок – это ещё полуфабрикат, заготовка, из которой можно выточить всё что угодно. Иммунитет к негативу приходит не сразу… Викинги приносили своим детям птенцов, чтобы детишки вырывали им лапки и ломали крылья – они растили будущих убийц. Как ты думаешь, почему я не обратился со своей идеей к властям или к военным – у меня ведь есть среди них хорошие знакомые? Вот то-то и оно… Когда Ваня станет взрослым, его уже не согнёшь, а сейчас он ещё пластичен и податлив. Этика – это ведь не только результат врождённых наклонностей, даже впечатанных в генетический код, но и продукт воспитания, особенно воспитания в детском возрасте.
"Он прав, – думал Александр, слушая Вадима, – абсолютно. Не потому ли и я сам не спешил осчастливить своим открытием власть имущих? Не очень-то я верю в искренность севших в высокие кресла радетелей за благо народное, особенно если посмотреть, что они и их предшественники сделали со страной. И поэтому…".
– И поэтому, Саша, – Костомаров словно услышал мысли Свиридова, – нам с тобой следует соблюдать крайнюю осторожность. Есть у меня подозрение, что волшебным нашим снадобьем могут заинтересоваться не только князья-бояре отечественного производства, но и короли одного заморского царства-государства. Наследили мы немножко во времена оны…
Несмотря на нарочитую шутливость тона, Вадим был предельно серьёзен – это было видно по выражению его глаз. Александр понял, о чём идёт речь, – он знал, чем занималась фирма с красивым названием "Грёзы Музы", как создавалась её уникальная продукция, и кто был её партнёром. И ему почудилось, что в тёплом весеннем воздухе потянуло мертвящим зимним холодом…
Глава шестая. Идущие по следу
Хьюго Саммерсу было неуютно в небольшой уютной комнате, наполненной мягким полусветом и вкрадчивым антуражем конфиденциальной беседы.
Он, привыкший всегда сидеть комфортно и при этом – не с презрением, упаси Бог, а всего лишь чуть пренебрежительно смотреть на собеседника (так, чтобы собеседник этого не заметил), сейчас вынужден был держать спину неестественно прямо, не решаясь откинуться на кожаную спинку кресла. Но даже эта поза напряжённого внимания давалась ему с трудом – Саммерсу хотелось встать и слушать, стоя по стойке "смирно": он очень хорошо знал, что за люди с ним беседуют.
Напротив него за низеньким столиком наподобие тех, что стоят в кафе-барах, сидел одутловатый круглолицый человек неопределённых лет. Этот человек мог бы сыграть роль доброго Санта-Клауса, если бы не выкаченные глаза и клешнеподобные руки, делавшие его похожим на краба-трупоеда. "Краб" говорил негромко, цепко ощупывая Саммерса взглядом стеклянно-водянистых глаз, однако при звуке его голоса по спине Хьюго то и дело пробегал неприятный холодок.
Третий участник беседы – помощник "краба", сидевший рядом со своим боссом, – угловатой хищной статью и резкостью движений напоминал богомола. Саммерс не питал никаких иллюзий относительно профиля этого "специалиста", однако "краб" внушал ему куда больший страх: тот, кто отдаёт приказы, всегда опаснее того, кто их только исполняет.
– Итак, вы сотрудничали с некоей русской фирмой, – подытожил "краб".
– Да, сэр, – с готовностью подтвердил Саммерс. – Она называлась "Грёзы Музы" и находилась в Санкт-Петербурге. Они поставляли нам… э-э-э… литературное сырьё.
– Нас интересует это сырьё, – голос "краба" звучал обманчиво мягко, – вернее, не само сырьё, а способ его добычи. Вы меня понимаете?
– Не совсем…
"Богомол" ухмыльнулся, но промолчал, а не лице "краба" промелькнуло подобие снисходительной улыбки.
– Нам известно, что в технологическом процессе приготовления этого литературного сырья применялся сильный психотроп. Нас интересует это ноу-хау. Кто из ваших бывших русских партнёров располагает исчерпывающей информацией по данному аспекту?
– Господин Алексеев Сергей Леонидович – он создатель препарата. Информация также имеется у Дианы, помощницы и любовницы Алексеева, но не детальная. И есть ещё Вадим Петрович Костомаров, деловой партнёр Алексеева и бывший генеральный директор "Грёз". Степень его осведомлённости мне неизвестна, однако можно предположить, что ему известно многое. К сожалению, после того, как в России заварилась первобытно-феодальная каша, – Саммерс выдавил из себя бледную тень улыбки, – все наши контакты прервались. Там сейчас очень трудно работать…
– Если понадобится, – хитиновым голосом скрежетнул "богомол", – вы отправитесь туда лично и восстановите эти ваши контакты.
– Ну, зачем же так радикально, – тоном доброго дядюшки произнёс "краб", – у нас есть люди, которые смогут найти общий язык даже с русскими аутсайдерами. Хотя, конечно, работать под дипломатическим или под бизнес-прикрытием было комфортнее. Но – времена меняются. От вас, мистер Саммерс, требуется немногое: вы предоставите нам всё, что вы знаете об упомянутых вами людях. Адреса. Телефоны. Словесные портреты. Фото, если они у вас есть. И, – добавил он вкрадчиво, – забудьте о нашем разговоре.
– Конечно, конечно, – торопливо проговорил Хьюго, снова ощутив, как вдоль его хребта скользнула ледяная струйка. – Я понимаю, сэр.
* * *
– Саша, я боюсь! – Юлины глаза были полны слёз. – Почему ты уверен, что это зелье безопасно? Ты проверил его на себе, но ты взрослый, а Дашенька, она ведь такая маленькая! И слабенькая!
– Она вырастёт, и станет большой, – Алхимик погладил по голове прижавшуюся к нему жену. – И сильной, Юленька. Неужели ты думаешь, что я не люблю нашу дочь и не желаю ей счастья? Но когда я думаю о том, в каком мире ей придётся жить… Вспомни Время Тьмы – оно ведь не прошло бесследно. А до него, до этого времени? В мире выросло не одно поколение забывших запах звёзд и обменявших истинные человеческие ценности на раскрашенные суррогаты, продающиеся с большой скидкой. В этом мире трудно не только жить, но и выживать, этот мир болен, и спасти его…
– Да пропади он пропадом, этот мир! – с неожиданной злостью почти выкрикнула Юля. – Какое мне дело до всех до вас, а вам до меня? Почему я должна думать о судьбах мира? Я всего лишь хочу, чтобы наша дочь выросла, встретила свою любовь, и прожила бы жизнь в тепле и уюте, и не надо мне никаких светлых горизонтов и счастья для всех, даром!
Она попыталась высвободиться из объятий мужа, но Свиридов её удержал.
– Юля, – сказал негромко, – земной шар только кажется большим, а на самом деле он маленький, очень маленький. Этот мир болен, опасно болен, и никому не удастся отсидеться в сторонке, в уютной хате с краю, если начнётся агония – ядерная война или экологическая катастрофа, неважно. Выживут или все, или никто, пойми это! Наш мир надо лечить, и если это не сумели сделать мы, то надо дать такую возможность нашим детям, чтобы наши внуки не прокляли тот час, когда родились.
– Сколько тебе лет, Алхимик? – Юля шмыгнула носом. – Неужели ты всё ещё веришь в романтические сказки?
– Верю, – твёрдо ответил Свиридов. – И не только верю, но и знаю, как эти сказки можно сделать былью. И Вадим верит и знает, и его Лидия тоже.
– Лида? Неужели она…
– Да. Они давно уже дают своему Ване препарат. Посмотри на этого мальчишку: он здоров, весел, и в глазах у него светится огонёк – огонёк разума, настоящего разума! И Даша может стать такой же – она будет первой женщиной новой расы, расы настоящих людей. Неужели ты не хочешь для неё такой судьбы? В конце концов, она будет просто незаурядной личностью по сравнению со всеми другими людьми, а это само по себе немало!
– И серая толпа побьёт её камнями или сожжёт на костре…
– Юленька, – Александр Николаевич взял её ладонь и поднёс к своим губам, – ты мне веришь?
– Я люблю тебя, Саша, – прошептала она. – Как же я могу тебе не верить? Только ты не торопи меня, хорошо? Мне надо подумать – это слишком серьёзно…
* * *
– Ни хрена он не знает… – угрюмо пробормотал звероподобный мужик, до глаз заросший густым чёрным волосом, отбрасывая дымящуюся головню. – Может, попробовать с него шкуру содрать, а? Это мы мигом! – Он хохотнул, втайне надеясь получить согласие заказчика, молчаливого мужчины спортивного вида, бесстрастно наблюдавшего за пыткой. Второй аутсайдер, сухощавый и жилистый, тоже посмотрел на молчаливого – мол, как тебе идея?
"Спортсмен" молчал, разглядывая изуродованного человека, привязанного ремнями к трубам. В полутьме подвала, подсвеченной багровыми бликами разведённого на бетонном полу костра, очертания труб скрадывались, и казалось, что жертва висит в воздухе. Одежда пытаемого превратилась в лохмотья, лицо было сплошь залито кровью – никто не узнал бы в этом человеке бывшего врача Творческого Центра, сменившего там Лидию Терешеву.
"Похоже, он действительно ничего не знает, – размышлял молчаливый. – Эти дикари свято веруют в эффективность калёного железа, но если этот парень не сказал ничего даже под "сывороткой правды", значит… Значит, нет смысла вызывать глиссер и доставлять его на борт субмарины, ждущей в Финском заливе. Да и что может знать врач, всего лишь распределявший препарат и наблюдавший за пациентами? Нам нужна рецептура – нам нужен создатель психотропа. Нет смысла тратить время, силы и деньги на второстепенные объекты".
– Он мне больше не нужен, – бесстрастно бросил "спортсмен", – можете его сожрать (при этих словах звероподобный радостно осклабился). Ваш гонорар, – заказчик протянул жилистому пачку голубоватых купюр. – Здесь две тысячи амеро. Встретимся завтра – работа ещё не закончена. Бай, – он повернулся и пошёл к выходу из подвала.
– Две штуки… – пробормотал звероподобный, провожая глазами крепкую фигуру заказчика. – Слушай, атаман, а если его, – глаза волосатого алчно блеснули, – того, а? На шашлык? Он же набит бабками под завязку! Настоящими бабками, а не тухлой зеленью!
– Остынь, Шкворень, – злобно прошипел сухощавый. – Как ты думаешь, почему я атаман, а ты – свежеватель?
– Ну… – Шкворень с хрустом поскрёб чёрную бороду. – Ты, эта, каратэ потому что знаешь.
– Нет, браток, – атаман улыбнулся змеиной улыбкой. – Тут фишка в том, что я умею думать. Этого Дэйва голыми руками не возьмёшь – зверь. А во-вторых, за ним стоят такие люди… Властители мира – все наши князья со своими дружинниками перед ними шелупонь. Понял, нет? Ладно, готовь ужин – скоро вернуться наши. Может, бабу приведут.
Шкворень утробно хмыкнул и вытащил широкий мясницкий нож. Привязанный к трубам человек судорожно задёргался, с ужасом глядя на медленно приближавшееся к нему чёрное обезьяноподобное существо.