- Выразительные средства языка зависят не от частоты звуковых колебаний, а от их организации во времени - от чередования звуковых волн разной длины. Вы и в самом деле добились успеха: мозг Донована воспроизвел электромагнитные колебания идентичной формы. Но значит ли это, что он думал о том же, о чем думали вы? Обратите внимание - фиксация этих кривых на бумаге заняла гораздо больше времени, чем потребовалось вам, чтобы мысленно представить образ дерева. Откуда вам известно, о чем он думал в оставшиеся секунды? Нет, я полагаю, нам придется отказаться от гипотезы качественного сходства энцефалограммы и телеграфной азбуки.
Он был прав. Но какую альтернативу мог я предложить взамен своей ошибочной теории?
- Скорее уж нам удастся установить с ним телепатическую связь, - задумчиво произнес Шратт.
Я ошеломленно уставился на него. Использовать неизученное средство для познания неизвестной субстанции? Такой неортодоксальный метод просто не укладывался у меня в голове.
Должно быть, Шратт почувствовал мою настороженность, посмотрев на меня, он добавил:
- А почему бы и нет? Как известно, большие мозговые полушария испускают электромагнитные колебания в микроволновом диапазоне - одинаковом для всех людей. Следовательно, теоретически один мозг может передавать мысли на расстоянии, а другой - принимать их.
- Другой - это чей? - спросил я.
- Ваш, - ответил Шратт.
Он хмыкнул, а затем несколько раз кивнул - как бы соглашаясь с самим собой.
- Ваша теория телепатии слишком примитивна, чтобы найти практическое применение, - сухо сказал я.
- Усложнение проблемы тоже не всегда приводит к успеху, - беззлобно съязвил он.
Я хотел вспылить, но вовремя взял себя в руки. Каким бы безумным ни казалось предложение Шратта, другого выхода у меня не было.
Я задумался.
Ну, хорошо. Допустим, один мозг - передатчик, другой - приемник. Между ними - слабое электромагнитное поле.
В принципе это возможно. Регистрирует же энцефалограф испускаемые мозгом микроволны. Вопрос в другом - как быть со вторым мозгом? Сможет ли он адекватно трансформировать сигналы, передаваемые первым?
С другой стороны, мой медицинский опыт подсказывал, что явление телепатии - не выдумка. Изучая различные состояния человеческого мозга, я не раз подумывал о том, что в некоторых условиях он может действовать подобно приемно-передающему устройству.
- Предположим, теория верна. Но как мы сможем осуществить ее на практике? - спросил я.
- Нужно поставить эксперимент, - вставая с постели, сказал Шратт. - Попробуйте анализировать каждую мысль, которая приходит вам в голову, - особенно если она хоть немного не свойственна вам. Может быть, мозг Донована уже сейчас пытается вступить в контакт с вами.
- Иногда меня посещают мысли, не связанные с моей работой, - те, что называются мимолетными. Нет, мне нужно более веское доказательство.
- Обратитесь к практике медиумов, - предложил он.
- По-моему, мы становимся на зыбкую почву средневековой схоластики, - заметил я, разочарованный легкомыслием Шратта. - Мы с вами находимся в медицинской лаборатории, а не на спиритическом сеансе.
Шратт подошел к окну и задумчиво посмотрел на улицу.
- Дайте мне немного времени, - сказал он. - Доказательство будет. В этом я не сомневаюсь.
Он повернулся и быстрым шагом вышел из лаборатории, как всегда, не попрощавшись.
За окном уже брезжил рассвет.
От усталости я никак не мог собраться с мыслями. Мне не хотелось думать о предложении Шратта.
Я придвинул кресло к сосуду с мозгом. Судя по горящей лампочке, он не спал. Его серая масса неподвижно лежала за стеклом, опутанном электрическими проводами и резиновыми трубками. О чем он сейчас думал?
6 октября
Потратив несколько дней на безрезультатные эксперименты, я отказался от телепатии.
Мозг Донована для нее не подходит. Центральная нервная система, как известно, состоит из головного мозга, мозжечка и спинного мозга. Последний у моего объекта отсутствует - а без него он не способен воздействовать на мою нервную систему.
Боюсь, исследование зашло в тупик. Необходим какой-то новый подход, но я его не вижу - куда ни глянь, всюду глухая стена.
Со Шраттом я на эту тему больше не разговаривал. Один метод он предложил, а других у него нет. Мне тоже нечего сказать ему - вот мы и избегаем друг друга.
Шратт жалеет о провалившемся замысле, а меня злит его скептическое отношение к моей работе.
Прошлой ночью Дженис упала в обморок. За ней ухаживал Шратт. Думаю, на самочувствии Дженис сказалась жара. Ей нужно уехать отсюда, покуда самой же не пришлось расплачиваться за свое упрямство. Я ее предупреждал и вины за собой не чувствую.
Франклин по-прежнему покупает газеты и журналы с новыми статьями о Доноване.
Одна из них была украшена фотографией похорон Уоррена Донована. За умопомрачительно дорогим гробом шествовал Говард, за ним - Хлоя.
Донована кремировали. Следовательно, улик больше нет.
Миллионер не думал, что умрет так скоро. Он не оставил завещания.
Как известно, от власти просто так не отказываются. Для этого необходимо либо желание насладиться жизнью, либо предчувствие близкой кончины. Тем более, если речь идет о Доноване. Не такой он был человек, чтобы пренебречь многомиллионной корпорацией ради игры в гольф или чтения книг. Работа значила для него все на свете - и все-таки он ее бросил. Почему? За всем этим необъяснимым поступком крылась какая-то тайна.
Газеты наперебой толковали о якобы припрятанных миллионах Донована. Оказалось, что в течение последних лет жизни он изымал из оборота крупные суммы наличных - они не были обнаружены ни на одном из его банковских счетов.
Статья в журнале "Сандей" называлась "Особняк во Флориде, хранилище утерянных миллионов". Фотография изображала виллу, где, как предполагалось, были спрятаны деньги. К снимку прилагался рисунок: набычившийся Говард и сгорающая от нетерпения Хлоя стояли с топором и лопатой, готовые броситься на поиски сокровищ.
В одной газете была помещена моя фотография. Репортер запечатлел меня в тот момент, когда я входил в госпиталь Финикса. Рядом был снимок Дженис, сидевшей в моей машине. Мне припомнился человек с фотоаппаратом, встретивший меня на ступенях госпиталя.
"Доктор Патрик Кори, загадочный хирург, оперировавший покойного У. Г. Донована", - гласила подпись.
С моим снимком соседствовал рисунок, изображавший меня в доме Уайта: я стоял в позе драматического актера, в руке был зажат скальпель, занесенный над телом умирающего. Внизу тоже стояла подпись: "Успел ли миллионер поведать свою тайну врачу?"
Уайт был сфотографирован рядом с земляным холмиком, под которым лежали ноги Донована. Нижнюю часть той же полосы занимала зарисовка с места катастрофы, маленькими черными фигурками были указаны тела - там, где их нашла спасательная группа. В конце концов я перестал читать газеты. Жизнь Донована мне была безразлична - меня интересовало будущее его мозга.
Вчера позвонили из Финикса: прибыла следственная комиссия авиационной компании, и я был должен составить письменный отчет о случившемся. Желая поскорее отделаться от всех формальностей, я немедленно отослал им свидетельские показания.
Я хочу, чтобы они забыли о Доноване.
7 октября
Прошлой ночью мне вдруг захотелось пойти в гостиную и включить радиоприемник. Понятия не имею, откуда у меня взялось такое желание: обычно я слушаю только метеосводки, да и то если собираюсь выехать из дома. Все остальные радиопередачи меня раздражают (когда-то, во время работы в клинике, они слишком часто мешали мне сосредоточиться), однако подсознательные порывы далеко не всегда удается сразу проанализировать. Поэтому я предпочитаю не сопротивляться им.
Дженис еще не спала - чинила рубашку Шратта. Меня вновь поразил ее анемичный вид, особенно бросились в глаза худоба и бледность лица. Когда я вошел, она отложила работу - думала, что у нас будет разговор, - но я лишь включил радио.
На коротких волнах шла какая-то передача на испанском языке. Покрутив ручку настройки, я нашел французскую: приглушенную помехами классическую музыку. Я переключил диапазон, и из динамика грянул латиноамериканский джаз. Внезапно я понял, что мне требовалось, - и со всех ног бросился к Шратту.
Шратт сидел в кресле. Увидев меня, он переменился в лице.
- Что-нибудь с Дженис? - тревожно спросил он.
- С ней все в порядке, - ответил я.
Шратт с облегчением вздохнул - но все еще не успокоился.
- В последние дни ей нездоровится, - сказал он.
У меня не было никакого желания обсуждать самочувствие Дженис.
- Я велел ей вернуться в Новую Англию. Скоро она уедет отсюда.
Мне не понравился взгляд, которым он смерил меня. Какое ему дело до наших семейных проблем?
- Кажется, я на верном пути, - стараясь не выдать волнения, добавил я.
Шратт не ответил. По-моему, его покоробило мое безразличное отношение к Дженис.
- Я пробовал практически осуществить ваше предложение. Мозгу Донована не хватает силы для телепатической связи со мной, - сказал я. - Через электронику мысли не пропустишь. И все-таки мы можем их усилить.
В его глазах мелькнуло заинтересованное выражение - я снова почувствовал, что стою на верном пути.
- Вот простой пример, - продолжил я. - Допустим, вы слушаете радио. Если сигнал слабый - скажем, приходит откуда-то издалека, - то увеличение мощности приемника на качество звука не повлияет. Чтобы улучшить прием, нужно увеличить мощность передатчика.
Он с недоумением посмотрел на меня - видимо, еще не взял в толк, куда я клоню. Я добавил:
- Мы будем стимулировать способности Донована до тех пор, пока кто-нибудь из нас не сможет принимать его мысли.
Шратт понял мою мысль. Однако ему по-прежнему был неясен метод, которым я собирался воспользоваться.
- Если суммарный заряд биополя мозговых клеток удастся довести до нескольких тысяч микровольт, мощность телепатического сигнала увеличится в десятки раз. Может быть, тогда его силы хватит, чтобы воздействовать на любого человека.
Шратт кивнул, но в его взгляде появилась настороженность.
- Вероятно, вы правы, Патрик, - медленно проговорил он. Вот только…
Он заколебался. В эту минуту я его ненавидел - за нерешительность и недоверие к моей работе. Мне требовалась помощь, а не попытки разубедить меня в ее целесообразности.
- Оставьте ваши нотации, Шратт - вспылил я. - Я должен продолжать исследования, вы это знаете. У меня нет времени обсуждать наши этические разногласия.
- Вы имеете дело с силами, которыми не умеете управлять, - с дрожью в голосе произнес он. - Возможности человеческого мозга безграничны, и неизвестно, чем все это…
- По-вашему, я должен прекратить эксперименты, потому что они представляют какую-то опасность для нас - устав от его малодушия, резко спросил я. - Уверяю вас, остановить их я успею в любой момент.
- Каким образом?
- Отключу компрессор, вот и все. Как только прекратиться подача крови, мозг Донована умрет.
- Мне нужно подумать, - сказал Шратт.
Хлопнув дверью, я вышел из комнаты.
10 октября
Установлена дополнительная ультрафиолетовая лампа, в артериях циркулирует свежая кровяная сыворотка, позволяющая быстрее выводить углекислоту. Приготовлена плазма нового состава, обогащенная кислотами, протеинами, солями, жирами и аминокислотами - чтобы поддерживать необходимую концентрацию водорода.
Я хочу добиться эффекта пресыщения. Избыток калорийных питательных веществ скажется на метаболизме, затем последуют изменения всех химических и биологических процессов.
12 октября
Амплитуда энцефалограмм заметно увеличилась, альфа-колебания полностью исчезли. Мозг практически не отдыхает: чаще засыпает, но даже во сне продолжает какую-то неведомую мне деятельность. Вчера лампочка горела шесть часов тридцать восемь минут, сегодня - уже шесть часов двадцать пять минут. Видимо, обильное питание приводит к повышенной сонливости. Вместе с тем пробуждаются скрытые силы мозга, увеличивается его жизненная активность.
14 октября
Электрический потенциал биополя возрос до пятисот десяти микровольт.
В сером веществе увеличилось число новых клеток. Структура человеческого мозга всегда подчинена какой-то цели, поэтому я гадаю, какие функции они могут выполнять.
16 октября
Приходил Шратт. Я показал ему разросшийся мозг, продемонстрировал его сенсорные реакции. Напряжение биополя увеличилось до тысячи с лишним микровольт. Скоро я смогу измерять его обычным тестером.
Шратт придумал, как упростить приготовление питательного раствора. Он привез из морга человеческий мозг, накануне извлеченный из черепа какого-то безвестного забулдыги. В нем содержатся все элементы, из которых состоит живой орган. Теперь вместо комбинирования десятков компонентов достаточно добавить в кровяную сыворотку несколько граммов этих останков - и питание готово.
Подобная мысль мне и самому уже приходила в голову.
Я поблагодарил Шратта, а он воспользовался моей признательностью, чтобы заговорить о Дженис. Она уезжает в Лос-Анджелес: Шратт попросил меня повидаться с ней.
Судя по его серьезному виду, он решил заниматься моими проблемами в обмен на какие-то уступки с моей стороны.
Я пообещал встретиться с Дженис.
17 октября
Моя преступная халатность чуть не обернулась трагедией. Меняя фильтры компрессора, я уронил в раствор два провода, в результате чего произошло короткое замыкание.
Из стеклянного сосуда посыпались искры, компрессор отключился. Самописец вычертил прямую линию и тоже остановился.
Я спешно заменил сгоревший предохранитель, починил аппаратуру, однако мозг не подавал признаков жизни.
Меня ужаснула мысль о бесславном конце моего эксперимента.
Я добавил в сыворотку половину кубического сантиметра тысячного раствора адреналина.
Через несколько минут загорелась лампочка, энцефалограф зарегистрировал отчетливые дельта-колебания.
Я еще долго не мог оправиться от потрясения.
Нужно купить более надежное оборудование и на всякий случай установить запасной компрессор. Второго такого испытания я не переживу.
18 октября
Сегодня, заглянув в рабочий журнал, я увидел какие-то каракули, начерканные на последней странице. Кто побывал в моей комнате, пока я спал?
Дверь в лабораторию всю ночь оставалась закрытой на задвижку. Пальцы моей левой руки были перепачканы чернилами.
Создавалось впечатление, будто я сам встал с постели, взял авторучку и набросал эти бессмысленные загогулины. Но ведь прежде я не замечал за собой склонности к сомнамбулизму! И никогда не писал левой рукой!
Я присмотрелся к этим корявым значкам, но не смог ничего разобрать. Затем стал поворачивать журнал по часовой стрелке и наконец сумел различить буквы Д, В, А, и Н. Между ними при некотором воображении можно было распознать еще одну Н и две О. Сложив их, я получил слово ДОНОВАН.
Донован?!
Вне всяких сомнений, в моем журнале было написано его имя. Неужели я сам так небрежно измарал страницу - во сне, левой рукой?
Я подошел к самописцу. Судя по его показаниям, мозг ночью спал, но на некоторых отрезках энцефалограммы размашистая амплитуда колебаний свидетельствовала о состоянии крайнего возбуждения, время от времени овладевавшего им.
Мне вдруг стало не по себе.
Я вспомнил, что Донован был левшой. Так писали в одной газете.
Должно быть, переутомившись в предыдущий день, я во сне подошел к столу, открыл журнал и бессознательно воспроизвел подпись Донована. Это феноменальное явление, вероятно, оказалось следствием моего нетерпеливого желания вступить в контакт с мозгом. Учитывая напряженность эксперимента, в случившемся не было ничего удивительного.
А если предположить, что я действовал, выполняя приказ Донована? Что тогда? Как известно, во сне наши волевые регуляторы подавлены и частично отключены. В это время легче всего повлиять на подсознательную область человеческой психики - заставить совершать безотчетные поступки вроде тех, что многократно описаны в специальной литературе. Например, ходить с закрытыми глазами или писать левой рукой.
Нет! Не могу в это поверить!
Но вот вопрос: могло ли короткое замыкание пробудить в мозге какие-то новые силы - подобно тому, как электрошок вызывает к жизни скрытые резервы человеческого организма?
19 октября
Я не спал всю ночь - вероятно, слишком устал.
На столе лежали специально приготовленные карандаш и бумага, но телепатический сигнал так и не поступил. Время от времени, испытывая какое-то смутное желание подняться и подойти к письменному столу, я сознательно подавлял в себе это побуждение - боялся, что оно окажется результатом нервного расстройства, а не воздействия со стороны Донована.
Мне нужно быть уверенным в его влиянии на меня!
Чем больше я думаю о каракулях в рабочем журнале, тем больше убеждаюсь, что они стали следствием обычного сомнамбулизма.
Мысль о полном провале моего эксперимента приводит меня в отчаяние.
20 октября
Сегодня Дженис уехала в Лос-Анджелес.
На станцию ее отвез Шратт. Перед их отъездом мы о чем-то разговаривали - не помню, о чем именно.
Мои мысли заняты проблемой, которую передо мной поставил мозг Донована. Мне не терпится заснуть и дать ему возможность вступить в контакт со мной.
Вечером приму снотворное. Может быть, оно подавит мою волю.
21 октября
Как необдуманно я поступил, приняв веронал! Он парализовал не только волю, но и все уровни сознания - не оставил никаких шансов для внешнего воздействия.
От нервного перевозбуждения у меня начались слуховые галлюцинации. Я должен взять себя в руки. Неврастеник не имеет права быть медиком, тем более - ученым.
Сейчас лучше не торопить события. Пусть все идет своим чередом.
25 октября
За эти дни ничего особенного не произошло. Электрический потенциал биополя возрос до полутора тысяч микровольт и все еще увеличивается.
Я похудел. Пищу мне готовит Франклин. Только теперь я понял, что Дженис, знавшая о моем плохом аппетите, во все блюда добавляла витаминные концентраты. Лишившись этой принудительной диеты, я начал терять силы. Думаю, моя повышенная утомляемость объясняется нехваткой витамина В-прим в рационе.
Я очень устал.
27 октября
Еще одно послание. Я написал его сам, но моей рукой явно управлял мозг, неподвижно лежащий в стеклянном сосуде с конической крышкой.
Снова - имя, написанное корявым, неровным почерком. Как будто расписался очень больной старый человек. Или это потому, что я писал левой рукой, подобно Доновану? Буквы в точности воспроизводят его подпись - в газетах мне встречалось факсимиле. Те же самые каракули. Вокруг - характерный вензель. Буква У больше похожа на печатную, чем на прописную. За последней Н тянется длинный хвостик. Это не мой почерк.