Рассказы - Роберт Хайнлайн 26 стр.


Эврика! Вот он, трехфутовый щуп, свисающий с инструментальной полки.

- Джонни, я предупреждаю вас! Впустите меня, или я взорву дверь!

Проволоку! Ему нужна проволока, достаточно длинная и крепкая. Он сорвал со своего комбинезона антенну.

- Вы этого не сделаете, полковник. Это разрушит бомбы.

- Вакуум не повредит бомбам. Бросьте морочить голову.

- Лучше посоветуйтесь с майором Морганом. Вакуум не повредит им, но снижение давления в результате взрыва разрушит все цепи.

Полковник не был специалистом по бомбам; он затих на несколько минут. Джонни продолжал работать, Наконец Тауэрс заговорил:

- Далквист, это была наглая ложь. Я проверил у майора Моргана. Даю вам шестьдесят секунд, чтобы вы надели комбинезон, если он снят. Я намерен взорвать дверь.

- Нет, вы этого не сделаете! - крикнул Джонни. - Вы когда-нибудь слышали о выключателе "мертвой руки"?

Теперь надо быстро найти противовес и ремень!

- Что вы имеете в виду?

- Я приспособил номер семнадцатый, чтобы взорвать ее вручную. Но я устроил так, что бомба не взорвется, пока я держусь за ремень, который у меня в руке. Если же со мной что-нибудь случится, все летит в воздух! Вы находитесь примерно в пятидесяти футах от центра взрыва. Подумайте об этом!

На миг наступила тишина.

- Я вам не верю!

- Нет? Спросите Моргана. Он поверит. Он может проверить это на телевизионном экране.

Джонни привязал пояс от своего комбинезона к концу щупа.

- Вы сказали, что ваш экран испорчен.

- Я соврал. Теперь я докажу вам это. Пусть меня вызовет Морган.

Вскоре на экране появилось лицо майора Моргана.

- Лейтенант Далквист?

- Эй, Стинки! Подождите секунду!

С большой осторожностью Далквист сделал последнее соединение, продолжая держать в руке конец щупа. Все так же осторожно он скользнул рукой по ремню и зажал в руке его конец, сел на пол, вытянул руку и включил телевизионный экран.

- Вы видите меня, Стинки?

- Я вас вижу, - ответил Морган сухо. - Что это за вздор?

- Маленький сюрприз, который я вам приготовил.

Джонни начал объяснять все: какие цепи он выключил, какие укоротил, как он временно приспособил механическое сцепление. Морган кивнул.

- Но вы нас запугиваете, Далквист. Я уверен, что вы не разъединили цепь К. У вас не хватит духу взорвать себя.

Джонни коротко рассмеялся.

- Разумеется, нет. Но в этом вся прелесть. Я не могу взлететь, пока я жив. Если ваш грязный босс, экс-полковник Тауэрс, взорвет дверь, тогда я мертв, но и бомба взорвется. Мне будет все равно, но ему нет. Скажите ему об этом.

- Он выключил передатчик.

Вскоре Тауэрс снова заговорил через громкоговоритель:

- Далквист?

- Я вас слушаю.

- Вам нет никакой надобности губить свою жизнь. Выходите, и вы получите отставку с сохранением полного жалованья. Вы сможете вернуться к вашей семье. Обещаю вам.

Джонни был взбешен.

- Оставьте мою семью в покое?

- Подумайте о них, Далквист.

- Замолчите. Идите назад в вашу дыру. Я чувствую потребность почесаться, и тогда вся эта лавочка обрушится вам на голову.

II

Джонни вздрогнул и выпрямился. Хоть он и задремал, но его рука не отпустила ремня: у него мурашки пробежали по спине, когда он подумал об этом. Может быть, ему следует обезвредить бомбу и положиться на то, что они не посмеют его вытащить? Но шея изменника Тауэрса уже была в петле, Тауэрс способен рискнуть. Если бы он это сделал и бомба была бы обезврежена, Джонни был бы мертв, и Тауэрс завладел бы всеми бомбами. Нет, он уже зашел слишком далеко и ради нескольких минут сна не допустит, чтобы его девочка выросла при милитаристской диктатуре. Он услышал щелканье гейгеровского счетчика и вспомнил, что пользовался вторичной цепью. Радиоактивность в помещении, наверное, все увеличивается, может быть, еще оттого, что разбиты "мозговые" цепи - ведь приборы, несомненно, радиоактивны; они достаточно долго пробыли в близости к плутонию. Он вынул из кармана контрольную пленку. Темная зона распространилась в сторону красной черты. Джонни сунул пленку обратно. "Лучше найти выход из тупика, приятель, - сказал он себе, - или будешь светиться, как циферблат часов на ночном столике!" Это была чистая риторика - зараженная живая ткань не горит, она просто медленно умирает. Телевизионный экран снова засветился: появилось лицо Тауэрса.

- Далквист? Я хочу поговорить с вами.

- Проваливайте!

- Вы должны согласиться, что не убедили нас.

- Не убедил? Черт, я заставил вас остановиться.

- На время. Я принимаю меры, чтобы достать другие бомбы.

- Вы лжец!

- Но вы меня задерживаете. Я хочу сделать вам предложение.

- Оно меня не интересует.

- Погодите. Когда все это кончится, я буду главой Всемирного правительства. Если вы будете сотрудничать со мной, даже теперь, после всего, что вы натворили, я сделаю вас начальником администрации.

Джонни грубо посоветовал Тауэрсу, что ему следует сделать со своим предложением.

- Не будьте идиотом, - прошипел Тауэрс, - что вы выиграете, если умрете?

- Какой же вы негодяй, Тауэрс! Вы говорили о моей семье. Я лучше хотел бы, чтобы они умерли, чем жили под властью такого копеечного Наполеона, как вы. Ну, теперь уходите - мне надо кое о чем подумать.

Тауэрс выключил телепередатчик. Джонни снова достал свою пленку. Затемненная часть как будто не увеличилась, но настойчиво напоминала, что пора уходить. Он испытывал голод и жажду, и не мог же он вечно оставаться без сна! Четыре дня потребуется, чтобы прислать корабль с Земли; раньше этого ему нечего ожидать спасения. А он не проживет четырех дней: лишь только затемнение распространится за красную черту, наступит смерть. Его единственным шансом было разрушить бомбы настолько, чтобы их нельзя было восстановить, и выбраться отсюда до того, как пленка затемнится еще сильнее. Он подумал обо всех возможных способах, затем взялся за работу. Повесил груз на ремень, привязал к нему шнур. Если Тауэрс взорвет дверь, он дернет ремень, прежде чем умереть. Существовал простой, хотя и трудный способ разрушить бомбы настолько, чтобы Лунная База не могла их восстановить. Сердцевину бомбы составляли два полушария из плутония, их плоская поверхность была гладко отполирована, чтобы сделать полное соприкосновение; только в таком случае может быть вызвана цепная реакция, от которой зависит атомный взрыв. Джонни начал разбивать одну бомбу на части. Ему пришлось отбить четыре массивных выступа, затем расколоть стеклянную оболочку вокруг внутренней аппаратуры. После этого бомба легко распалась. Наконец перед ним лежат два светящихся, гладких, как зеркало, полушария. Удар молотком - и одно из них перестало быть столь совершенным… Еще удар - и второе полушарие треснуло, как отекло. Несколько часов спустя Джонни, смертельно усталый, вернулся к снаряженной бомбе. Заставляя себя оставаться спокойным, он с чрезвычайной осторожностью обезвредил ее. Вскоре два ее серебристых полушария тоже были приведены в негодность. Теперь в погребе больше не осталось ни одной исправной бомбы. А вокруг на полу были разбросаны огромные богатства в виде самого ценного и самого смертоносного металла во всей вселенной. Джонни посмотрел на эти разрушения.

- Скорее в комбинезон, и прочь отсюда, сынок! - проговорил он вслух. Интересно, что скажет Тауэрс? Он направился к полке, чтобы повесить молоток. Когда он проходил мимо гейгеровского счетчика, тот бешено защелкал. Гейгеровский счетчик вряд ли реагирует на плутоний, но вызванная плутонием радиоактивность на него действует. Джонни посмотрел на молоток, затем поднес его к гейгеровскому счетчику. Счетчик взревел. Джонни отбросил молоток и поспешил обратно к своему комбинезону. Когда он поравнялся со счетчиком, тот снова сильно защелкал. Джонни остановился. Вытянув руку, Джонни приблизил ее. к счетчику. Его щелканье превратилось в рев. Не двигаясь с места, Джонни сунул руку в карман и вытянул свою пленку. Она была вся черна, из конца в конец.

III

Губительные частицы, проникая в тело человека, быстро достигают костного мозга. Тут уж ничто не поможет - жертва обречена. Нейтроны, излучаемые плутонием, устремляются сквозь тело, ионизируя ткань, превращая атомы в радиоактивные изотопы, разрушают и умертвляют ее. Роковая доза ничтожно мала - массы в десятую часть крупинки столовой соли более чем достаточно, она может проникнуть через ничтожную царапину. Во времена исторического "Манхэттенского проекта" немедленная ампутация рассматривалась как единственно возможный способ оказания первой помощи. Джонни все это знал, но это уже не тревожило его. Он сидел на полу, курил сигарету и думал. В голове Джонни проносились события его долгой вахты. Он выпустил струю дыма на счетчик и невесело усмехнулся, услышав, как счетчик ответил усиленным щелканьем. Теперь даже дыхание его было "горячим" - углерод, наверное, превратился в радиоактивный изотоп, карбон-14, и выделяется из его крови, как двуокись углерода. Впрочем, теперь это уже не имеет значения. Сдаваться больше не было никакого смысла, да ему и не хотелось доставлять Тауэрсу такое удовольствие - он закончит свою вахту именно здесь. Кроме того, пусть они думают, будто одна бомба готова к взрыву, это помешает им захватить сырье, из которого изготовляются бомбы. Это может в конце концов сыграть большую роль. Без удивления он принял тот факт, что не чувствует себя несчастным. Ему было приятно, что он не испытывает более никакой тревоги. Он не ощущал боли и даже не испытывал голода. Физически он чувствовал себя все еще хорошо. В душе его был покой. Он был мертв - он знал, что он уже мертв, но еще некоторое время был в состоянии ходить и дышать, видеть и чувствовать. Джонни не испытывал тоски. Он не был одинок, его окружали вызванные воображением друзья: полковник Боун, слишком больной, чтобы двигаться, но требующий, чтобы его перевезли через линию фронта; умирающий капитан "Чезапика" все с тем же бессмертным вызовом на устах; Роджер Юнг, всматривающийся во мрак. Они собрались вокруг него в темном бомбовом погребе. И разумеется, тут была Эдит. Она была единственная, чье присутствие он ощущал всегда. Джонни хотелось бы более ясно видеть ее лицо. Она сердится? Или она гордится им и довольна? Она гордится, хотя и несчастна, - теперь он видит ее лучше и даже чувствует прикосновение ее руки. Он сидел очень тихо. Сигарета догорела, обжигая кончики его пальцев. Он сделал последнюю затяжку, снова выпустив дым прямо на счетчик, и смял окурок. Это была его последняя сигарета. Он собрал несколько окурков, скрутил еще одну из бумажки, найденной в кармане, осторожно закурил ее и уселся поудобнее, ожидая, когда снова покажется Эдит. Он был счастлив. Он все еще сидел, прижимаясь к корпусу бомбы; последняя его сигарета лежала, погасшая, возле него, когда вновь ожил громкоговоритель.

- Джонни? Эй, Джонни! Вы меня слышите? Это Келли. Все кончено. Прибыл "Лафайетт", и Тауэрс пустил себе пулю в лоб. Джонни! Ответьте мне!

…Когда они отворили наружную дверь, первый из вошедших держал впереди себя на длинном шесте гейгеровский счетчик. Он остановился на пороге и быстро попятился назад.

- Эй, начальник, - позвал он. - Лучше достаньте носилки, а заодно уж и свинцовый гроб…

"…Четыре дня понадобилось маленькому кораблю и его эскорту, чтобы достигнуть Земли. Четыре дня, в продолжение которых все люди на Земле ожидали его прибытия. В течение девяноста шести часов были отменены все обычные телевизионные программы: вместо них передавалась бесконечная панихида: похоронный марш, песня "Возвращаемся на родину", песни Лунного Дозора. Девять кораблей приземлились в ракетном порту Чикаго. Гроб с маленького корабля был перенесен на самолет; после этого корабль взорвали, выбросив его в космос, чтобы он никогда не мог послужить менее возвышенной цели. Панихида продолжалась, пока самолет направлялся в городок в штате Иллинойс, где родился лейтенант Далквист. Там гроб был поставлен на пьедестал, окруженный барьером, переступать который было небезопасно. В карауле стояла космическая гвардия, винтовки к ноге, с опущенными головами; толпа людей стояла вокруг. А панихида все продолжалась. Бесчисленные цветы увяли, и прошло много-много времени до того, пока свинцовый гроб заделали в белый мрамор. Такой вы и видите эту могилу сегодня".

Дом, который построил Тил

Американцев во всем мире считают сумасшедшими. Они обычно признают, что такое утверждение в основном справедливо, и как на источник заразы указывают на Калифорнию. Калцфорнийцы упорно заявляют, что их плохая репутация ведет начало исключительно от поведения обитателей округа Лос-Анджелес. А те, если на них наседают, соглашаются с обвинением, но спешат пояснить: все дело в Голливуде. Мы тут ни при чем. Мы его не строили. Голливуд просто вырос на чистом месте.

Голливудцы не обижаются. Напротив, такая слава им по душе. Если вам интересно, они повезут вас в Лорел-каньон, где расселились все их буйнопомешанные.

Каньонисты - мужчины в трусах и коричневоногие женщины, все время занятые постройкой и перестройкой своих сногсшибательных, но неоконченных особняков, - не без презрения смотрят на туповатых граждан, сидящих в обыкновенных квартирах, и лелеют в душе тайную мысль, что они - и только они! - знают, как надо жить.

Улица Лукаут Маунтейн - название ущелья, которое ответвляется от Лорел-каньона.

На Лукаут Маунтейн жил дипломированный архитектор Квинтус Тил. Архитектура Южной Калифорнии разнообразна. Горячие сосиски продают в сооружении, изображающем фигуру щенка, и под таким же названием. Для продажи мороженого в конических стаканчиках построен гигантский, оштукатуренный под цвет мороженого стакан, а неоновая реклама павильонов, похожих на консервные банки, взывает с крыш:

"Покупайте консервированный перец". Бензин, масло и бесплатные карты дорог вы можете получить под крыльями трехмоторных пассажирских самолетов. В самих же крыльях находятся описанные в проспектах комнаты отдыха. Чтобы вас развлечь, туда каждый час врываются посторонние лица и проверяют, все ли там в порядке.

Эти выдумки могут поразить или позабавить туриста, но местные жители, разгуливающие с непокрытой головой под знаменитым полуденным солнцем Калифорнии, принимают подобные странности как нечто вполне естественное. Квинтус Тил находил усилия своих коллег в области архитектуры робкими, неумелыми и худосочными.

- Что такое дом? - спросил Тил своего друга Гомера Бейли.

- Гм!.. В широком смысле, - осторожно начал Бейли, - я всегда смотрел на дом как на устройство, защищающее от дождя.

- Вздор! Ты, я вижу, не умнее других.

- Я не говорил, что мое определение исчерпывающее.

- Исчерпывающее! Оно даже не дает правильного направления. Если принять эту точку зрения, мы с таким же успехом могли бы сидеть на корточках в пещере. Но я тебя не виню, - великодушно продолжал Тил.

- Ты не хуже фанфаронов, подвизающихся у нас в архитектуре. Даже модернисты что они сделали? Сменили стиль свадебного торта на стиль бензозаправочной станции, убрали позолоту и наляпали хрома, а в душе остались такими же консерваторами, как, скажем, наши судьи. Нейтра, Шиндлер? Чего эти болваны добились? А Фрэнк Ллойд Райт? Достиг он чего-то такого, что было бы недоступно мне?

- Заказов, - лаконично ответил друг.

- А? Что ты сказал? - Тил на минуту потерял нить своей мысли, но быстро оправился.

- Заказов! Верно. А почему? Потому, что я не смотрю на дом как на усовершенствованную пещеру. Я вижу в нем машину для житья, нечто находящееся в постоянном движении, живое и динамичное, меняющееся в зависимости от настроения жильцов, а не статичный гигантский гроб. Почему мы должны быть скованы застывшими представлениями предков? Любой дурак, понюхавший начертательной геометрии, может спроектировать обыкновенный дом. Разве статистическая геометрия Евклида - единственная геометрия? Разве можем мы полностью игнорировать теорию Пикаро-Вессио? А как насчет модульных систем? Я не говорю уж о плодотворных идеях стереохимии. Есть или нет в архитектуре место для трансформации, для гомоморфологии, для действенных конструкций?

- Провалиться мне, если я знаю, - ответил Бейли. - Я в этом понимаю не больше, чем в четвертом измерении.

- Что ж? Разве мы должны ограничивать свое творчество… Послушай! - Он осекся и уставился в пространство.

- Гомер, мне кажется, ты высказал здравую мысль. В конце концов почему не попробовать? Подумай о бесконечных возможностях сочленений и взаимосвязи в четырех измерениях. Какой дом, какой дом!.. Он стоял не шевелясь, и его бесцветные глаза навыкате задумчиво моргали. Бейли протянул руку и потряс его за локоть.

- Проснись! Что ты там плетешь про четвертое измерение? Четвертое измерение - это время. И в него нельзя забивать гвозди. Тил стряхнул с себя руку Бейли.

- Верно, верно! Четвертое измерение - время. Но я думаю о четвертом пространственном измерении, таком же, как длина, ширина и высота! Для экономии материалов и удобства расположения комнат нельзя придумать ничего лучше. Не говоря уже об экономии площади участка. Ты можешь поставить восьмикомнатный дом на участке, теперь занимаемом домом в одну комнату. Как тессеракт…

- Что это еще за тессеракт?

- Ты что, не учился в школе? Тессеракт - это гиперкуб, прямоугольное тело, имеющее четыре измерения, подобно тому как куб имеет три, а квадрат два. Сейчас я тебе покажу. Они сидели в квартире Тила. Он бросился на кухню, возвратился с коробкой зубочисток и высыпал их на стол, небрежно отодвинув в сторону рюмки и почти пустую бутылку джина.

- Мне нужен пластилин. У меня было тут немного на прошлой неделе. -

Назад Дальше