Между тем дождь все не успокаивался, и вдобавок к сумраку от низких облаков подкрадывалась ночь. Над нами пока не капало, нас защищали верхние площадки лестницы, но мы пожалели, что нельзя развести костер согреться - очень далеко будет виден огонь. И тут нас осенило: можно же подождать до темноты. Станут заметны издалека поселки, где люди включили свет, и действующие трассы, где машины включили фары. Сейчас ведь тоже все уже сидят при свете, просто в сумерках огоньки видны не так далеко, как ночью. И мы увидим границы зоны, и сможем прикинуть наиболее короткий путь, чтобы из нее вылезти. А вылезать попробуем уже утром, отдохнув и по светлому. Ночевать же удобнее всего здесь, как раз крыша есть, и ветер сдувает опротивевших лосиных мух. Кроме всего прочего, такой план не требовал от нас немедленно куда-то идти, а идти нам, честно говоря, не очень-то и хотелось. Мы сидели, прислонившись спиной к решетчатым перилам, и медленно разговаривали о металле. Именно стальные конструкции уже второй раз выручали нас в смысле ночлега. Предоставленные самим себе деревянные стропила и стены стали крошкой. Бетон и кирпич летом набирали влагу в щели и швы, зимой вода замерзала и рвала изнутри самые крепкие камни. Коровник из железобетонных панелей под нашей башней был разморожен кое-где настолько сильно, что мы не хотели заходить внутрь. Один лишь металл сохранился настолько хорошо, что не только не вызывал в нас опасений, но вот уже второй раз позволял ночевать под крышей там, где нормальных крыш вообще не было. Как раз в институте у нас начался курс металлоконструкций, и я рассказывал Степану, насколько разным может быть простое железо. Степан в ответ рассказал, как однажды увидел лунные рельсы - лунный свет отражался в их отполированной колесами поверхности до самого горизонта, и казалось, что от переезда до горизонта тянутся два сияющих белых шнура. Словно там и металла нет - лишь лунное сияние.
Так за беседой мы скоротали время часов до девяти. И действительно увидели огоньки, которых ждали - весь северный край небосвода был ими утыкан. На юге даже отсюда было заметно зарево - освещение гомельских улиц отражалось в низких тучах. На востоке не заметили ничего - или там продолжалась зона, или начинался лес. На западе тоже ничего не увидели. Мелькало что-то, возможно, бакены на Соже, но как-то слишком невнятно, чтобы твердо на эти огоньки надеяться. Мы так и предполагали, что с запада зона будет ограничиваться рекой.
И тут мы увидели, как с юга приближается пока еще неясное светлое пятно. Очень быстро приближается, значит, машина по дороге. Скорее всего, по той самой дороге, по которой мы прошли. А кто может ездить по зоне с включенным светом и не бояться патруля?
Патруль!
Мы хватанули рюкзаки - у нас хватило ума их не распаковывать - и рванули вниз по лестнице так быстро, как только сумели. Прыгали в траву, повиснув на последней ступеньке во весь рост - чтобы от подошв до земли было как можно ближе. Не хватало еще в такой момент ногу подвернуть.
Степан успел сказать еще когда спрыгивали, что побежим вдоль осушительного канала вниз по течению к ближайшему лесу, который на юго-запад от башни. Во-первых, если бежать вдоль самого уреза воды в канале, то сверху практически тебя не заметно. Во-вторых, если пустят собак, то на воде они следа не возьмут. Разве что ветер нанесет на них наш запах, но тут уже ничего не поделаешь, придется рискнуть. В-третьих, бежать по каналу проще - не надо выбирать, куда поставить ногу, вода хоть немного выравнивает дно.
И мы побежали вдоль воды так быстро, как только может бежать уставший человек с небольшим - килограммов десять - грузом на спине. Сверху мы высмотрели, что до леса всего с километр расстояния, значит, бежать семь-восемь минут. Когда небо над головой окончательно заслонили деревья, а шум ветра стал густым и ровным, мы перешли на шаг, потом на легкую трусцу - если нас все-таки заметят, бежать придется долго, и за раз выдыхаться не резон.
Некоторое время спустя мы рискнули подползти к краю канала и поглядеть на поле. Машина подкатила к поселку, но внутрь не полезла: свернула где-то раньше на не замеченную нами объездную дорогу, и ее свет петлял за домами. Неизвестно, патруль ли это на самом деле, но мы решили не уточнять. Во всех случаях, от людей в зоне лучше держаться подальше. Поэтому мы пошли внутрь леса. Теперь мы продвигались в юго-западный угол, к слиянию Сожа и Беседи, куда совсем не хотели. Наш второй план так же рассыпался, как и первый."
5.
- Не понимаю, что на меня нашло, - жаловался Данику Максим, сидя в любимой ямке за корпусом. Они развели маленький костерок и пекли в углях картошку, а тонкая струйка дыма, скрываясь в ольховых верхушках, никому не мозолила глаза. Максим вытащил из жирного пакета очередной пирожок с яблоками:
- Хочешь?
Даник покрутил головой.
- Зациклились на этих привидениях.
- Это на тебя Катька плохо действует.
Максим подавился пирожком, с трудом проглотил:
- Вполне м-возможно.
Катька свалилась, как снег на голову (если не вспоминать, что так она сваливалась всегда), схватила прутик, порылась в костерке и вытащила себе самую большую картофелину.
- Как дела, мальчики?
- У Максима новая версия.
- Ум-гу, - поглощая очередной пирожок, кивнул тот.
- Ты будешь есть или рассказывать?
- Катька, пожалей человека! Он подавится.
- Не-а, - Максим, как Юлий Цезарь, умел делать два дела сразу. По крайней мере, есть и говорить. - Настоящий сыщик должен рассматривать разнообразные версии, а не только бросающуюся в глаза.
- А проще нельзя? - Катька покатала картофелину с ладони на ладонь и вгрызлась в горячий бок.
- Со шкуркой?! Ты что?!
- Так вкуснее. Давай, излагай.
- Излагаю. Это могло быть не привидение, - Максим замахал руками, чтобы девчонка его не перебивала, - это мог быть кто-то, кому выгодно отпугнуть с того места народ.
- Но мы же видели!..
- Что мы видели? Туман. А необъективные чувства в расчет не идут.
- Чего ж улепетывал тогда?
Мальчишки дружно покраснели. А Катька задумалась до того, что стала вылавливать очередную картошину, не дожевав первой. И так и грызла их с обеих рук.
- Дважды замуж выйдешь, - вздохнул Даник. Она помотал головой:
- Что ты! И раза не выдержу.
Сощурилась, как всегда, когда злилась или намеревалась до чего-то докопаться:
- Отпугивал, значит? Так там и вправду клад зарыт?
Даник посмотрел на нее с отвращением. Максим поскреб темечко:
- Меня больше занимает техническая сторона вопроса. Пугать он, скажем, мог инфразвуковым свистком. Тут всякий разбежится.
- И он сам? - от плеча съехидила Катька.
- Звук узконаправленный. А туман… Вот с туманом, - Максим развел руками, - ничего не понимаю.
Он поскреб голову еще сильнее, очень напоминая думающего Винни-Пуха. Даник озабоченно посмотрел на приятеля.
- Если свисток, то зачем туман? - не сдавалась Катька. - И я тоже такой свисток хочу! Да объясни ты толком!
Максим отмахнулся, как некогда от осы, в сердцах сжевал последний пирожок и кинул пакет в костер. Поднялся удушливый дым. Даник бросился костер затаптывать.
- … а если предположить… - Максим задумчиво вырвал и откинул пучок травы. Если дальше пойдет такими темпами, подумала Катька, лагерь превратится в пустыню. - … если предположить, что преступник и туман не связаны… что есть туман?
- Ты нас спрашиваешь?!
- Туман есть конденсация водяного пара, вызванная снижением температуры. О! Катерина! - сказал Максим строго, - когда твои дети копали, там не было камня, валуна, на глубине, ну, скажем, в тридцать сантиметров от поверхности?
- А должен был быть?
- Кать, ну ответь нормально, - застонал Даник, - видишь, не в себе человек.
Максим гордо улыбнулся:
- В себе!
- Не было камня. Мы же сами потом зарывали, видели. Разве в стороне.
- Может, его ветром нагнало.
- Камень?
Даник глянул на них, как на сумасшедших:
- Туман!
- А дети камень отбросить не могли?
Катька подорвалась на ноги и унеслась. Вернулась она через пять примерно минут, уже издали крича, что дети там песок едва не сквозь сито просеяли, ведь клад боялись пропустить. И никакого камня…
- Отец мне говорил, - наведенный на мысль ситом, начал Даник, - что в Зоне окопались золотоискатели. Моют потихоньку, налога не платят… А тут лагерь вернули. Могли они что-то тут забыть.
- Золото, брильянты? Хи-хи, - сказала Катька.
- Нет, часы "слава" I степени.
- Почему первой? - опешила Катька.
- Потому что геройский дедушка, с золотой гравировкой.
Катька потрясла головой и подозрительно уставилась на Даника, а тот с энтузиазмом поведал ей историю геройского дедушки, с боями проходящего лагерь и забывшего на полочке в заброшенном бараке свои наградные часы.
- А, так гравировка не на дедушке, - утешилась Катька.
Даник помотал головой и, видя, что Максим погрузился в размышления, продолжал кормить Катьку историей про письмо дедушки умирающему внуку, то есть, наоборот. В общем, дедушка на одре велел извлечь семейную реликвию, и внук ради этого пошел в "Чайку" воспитателем или даже шефом-поваром, а тут крутятся все кому не лень, а часы так и лежат… Катька слушала с открытым ртом, почти поверив и во внука, и в дедушку, и в часы "слава" I степени.
- Не, кимберлитовых трубок в Беларуси нет, - совсем не к месту сообщил Максим. - Зато в остальном такая геология намешана, золото есть точно. Мать у меня геолог, она знает.
- Мафии нам не хватало! - забывая про дедушку, разнервничалась Катька. - Золото хотят забрать, запугивают, тюль на соснах развешали и дымовые шашки.
Максим только головой повертел. И стал убеждать, что дым и туман не перепутаешь. А у ткани резкие края, даже если ее фонариком подсветить - на туман не похоже. Скорее мафиози закопали в лесочке холодильник с аккумулятором. В рабочем состоянии. Или подключили к столбу. Хранили там продукты…
- Лопаты… - с серьезной физиономией продолжил Даник, - лотки для промывки, джинсы, чтоб не испортились.
Максим оценил хохму и пять минут от смеха дрыгался на земле. Потому что знаменитая фирма "Леви Страус" началась с пошива для золотоискателей удобных дерюжных штанов.
- Даник, - сказала Катька нежно, - можно тебя?
Заинтригованный и польщенный Даник отошел с девчонкой за ольхи.
- Пока я не забыла, что это за трубка?
- Какая трубка?
- Ну та, которой в Беларуси нет.
- А, кимберлитовая. Я сам не очень знаю, но, кажется, в них находят алмазы. А чего ты Макса не спросишь?
Катька тоже выдрала пучок травы и честно призналась:
- Не могу. Умру от скуки, пока он объясняет.
Они вернулись к Максиму. Главный сыщик как раз доедал последний корнеплод.
- Ой, извини, - сказал он Данику, протягивая уцелевший огрызок. Даник искренне отказался от оного в пользу приятеля.
- Я тут подумал, - сказал Максим, - сохраниться действующий старый холодильник тут мог. На нем топтались и случайно включили. Знаешь, какие зверские машины раньше строили? Холодит так, что вся влага на нем собирается.
- А упрятали его под землю партизаны…
- То золотоискатели, то партизаны! - возмутилась Катька. - Вы уж выберите одно!
- Одно, другое - а придется нам караулить, - тяжко вздохнул Максим. - И на всякий случай копать. Всякие подозрительные холмики. Кать, как твои дети? А то мы в том леске на всю жизнь застрянем.
Даник принес воды и окончательно залил костер.
- Одно меня утешает, - печально изрек он. - Если мы там застрянем, преступники до своего холодильника не доберутся. Никогда.
Глава 4.
1.
Горн - самое страшное в лагере орудие пыток. Он начинает голосить именно тогда, когда детям (и частично воспитателям) снятся самые сладкие сны. Он объявляет, что надо вскакивать и нестись на зарядку по холоду и росе, вместо чтобы понежиться в теплой постели. И это когда каникулы! Когда хочется спать и бездельничать, насколько хватит сил.
"Вставай, вставай, штанишки надевай…" Знакомая до оскомины мелодия подняла почти всех. Именно почти. Не только царевны спят мертвым сном.
Уложить детей спать - это великое искусство. Но поднять их с утра…
Существует много способов. Для применения некоторых из них воспитатель должен обладать изрядной физической подготовкой. И ловкостью - если жертва со сна начнет пинаться ногами.
Итак, если после горна кто-то не встал, можно:
1. Громко прокричать: "Па-адъем!!"
2. Пощекотать голую пятку.
3. Содрать одеяло.
Если это не помогло,
последовательно извлеките из-под спящего подушку, простыню, матрас; обрызгайте его водой и вернитесь к п. первому.
Отсопевшись после затраченных усилий, Кира и Ленка поняли, что усилия эти принесли плоды. Наблюдая за шевелением мальчишек (чтобы не позволить им задремать по новой), они "добрым тихим словом" помянули Терминатора, как всегда, свалившего самое тяжелое на женские плечи. И тут Кира с ужасом заметила, что двое еще спят.
- Симрик и Кахновский, ну как же… - ядовито протянула Ленка. Поскольку здесь они с Кирой во мнении не сходились, то пять минут поспорили, что делу не помогло никак. Несмотря на вялые стоны: "А они спят… а нам идти… а чего нам нельзя, а им можно?", тридцать два юных мученика были выпихнуты на веранду для обувания. После этого неукротимая Кира взялась за дело. Она трясла спящих, поливала водой, дула в уши и даже два раза ущипнула. Она содрала с них одеяла (не просыпаясь, Даник с Симриком опять в них завернулись). Она пощелкала над ними фотоаппаратом. Она даже добилась кое-какого прогресса: Даник сел в постели, взглянул на нее недоуменно и немедленно шмякнулся назад.
Последовательно применив все четыре способа подымания спящих на ноги (плюс три дополнительных), взопрев от усилий и разозлясь, Кира почти признала свое поражение.
- Заболели, - она пощупала вполне здоровые лбы.
- Или издеваются, - хмыкнула Ленка.
Ну да, чтобы так "издеваться", нужно иметь немалую выдержку: Кира вполне способна была поднять и мертвого. А Симрик только проныл со сна: "Не обнимайте меня. Я не люблю, когда меня чужие обнимают…" Разве ж выдашь такое в здравом уме и твердой памяти?
- Мазать ходили, - ощупав сырой низ брюк и обувь спящих, сделала вывод Елена Тимофеевна. - И этот ходил.
Последнее относилось к мирно храпящему у себя Терминатору.
Кира, и без того уже находившаяся на грани закипания, пересекла эту грань.
… Кира пнула в терминаторскую дверь каблуком. Веранда загудела.
- Тихо, мы погибнем под обломками!
Кира обратила к Ленке разгневанное красное лицо:
- А мне плевать!
- Тут дети!
Полуодетые, сонные по случаю утра и нежелания идти на зарядку дети начали с интересом прислушиваться.
- Тоже плевать! Плевать ему на нас и на детей! Нет, я ему устрою.
И она стукнула в дверь вторым каблуком.
- Мальчики, мальчики, на зарядку! - заголосила Ленка педагогическим голосом. Когда она начинала так говорить, с ней было лучше не спорить. Едва последнее чадо, наступая на шнурки, было выдворено из корпуса и дверь надежно перекрыта шваброй, Ленка вступила в сражение. Методично стуча по двери вожатской рукояткой одного из Кириных мечей, она взывала:
- Игорек, подлый трус! Выходи!
Терминатор не выходил.
Кира обеими ладонями вытерла вспотевшее лицо:
- Он должен. Нет, он просто обязан! Мы его для этого брали!
- Могли и не брать, - сипло отозвался из терминаторской Игорек.
- Игорь Леонидович! Я вам официально заявляю! Я вас на дуэль вызову!
- А я не приду!
- Ну тогда… тогда!.. Что тогда?! - сердито спросила у Ленки Кира.
- Тогда мы ему характеристику не подпишем.
Двери растворились. Сонный и небритый, одетый в мятую пижаму Игорь Леонидович стоял на пороге, по-совиному лыпая глазами.
- Права такого не имеете.
- Не-ет! Я покажу ему мои права!
- Ой, - Ленка, задетая вихрем, в который обратилась Кира, повернулась вокруг собственной оси. Кира была милейшей девушкой - до определенного предела, а потом - Елена Тимофеевна прекрасно это знала - потом становилось страшно.
Она сунула Терминатору в руки чьи-то мокрые кроссовки:
- Беги!!
Этот истошный вопль подействовал лучше иных понуканий. Игорек с чужими кроссовками скрылся за корпусом. Он бежал в мужской туалет. Где можно надежнее укрыться от женщины?
- Кира, - сказала Ленка медовым голосом. - Кирочка…
Валькирия стояла на пороге с отлакированным дрыном, любовно обточенным на концах. Что-то этот дрын Ленке напоминал, только вот в процессе защиты Терминатора она не могла уловить, что.
- Кира, может, они уже проснулись?
- А?
Кира хлопнула длинными ресницами, словно сама просыпаясь, и кинулась в палату.
Даник сидел на кровати и тер распухшие глаза:
- Кир Дмитриевна? А что… вы пофехтовать, да?
- Я тебя убью, - сказала Кира и разрыдалась.
- Знаешь, я ее узнал, - Максим почесал затылок, делая вид, что читает план работы оздоровительного лагеря "Чайка", вывешенный перед столовой. - Только вот не знаю, говорить или нет.
- Кому говорить? Что говорить?
- "День здоровья". Ага, это носиться по станциям и отвечать на вопросы. Бред какой.
Даник развернул Максима к себе - было это затруднительно, но получилось - сильно Даник рассердился, должно быть.
- Ты как Катька! - рявкнул он.
- Да? - удивился Максим. - Она худее.
- И выше. Будешь говорить?!
Максим опять вцепился в волосы:
- Нет, не знаю. Справедливость требует, но она мне симпатична.
Даник сплюнул. Даник повернулся, чтобы уйти.
- Преступник не должен быть симпатичным, - вздохнул ему в спину друг.
- Почему?
- Тогда перед сыщиком возникает нравственная дилемма. Или он влюбляется.
- Бедный!..
И пока Максим решал свою дилемму, сбегал к фонтанчику, набрал в кепку воды и вылил на друга. В оздоровительных целях. Макс завертел головой и зафыркал, рассмешив пробегающих мимо девчонок. А Даник спросил сахарным голосом:
- Ну как? Полегчало?
- Ручка, - сказал Макс. - Наше первое дело. Я его раскрыл.
- Уже?
Максим тяжело вздохнул.
- А-а, - догадался Даник. - Тебе нравится похитительница, и ты не хочешь ее выдавать. Ну и не выдавай.
- Как ты не понимаешь! - Максим, распугивая малышей, забегал по аллейке перед столовой. - Мой моральный долг требует! Я ее узнал!
- Воровку?
- Нет, ручку.
- Не понял.
Максим поддернул штаны и начал бурно вычесывать голову.
- Я надеюсь. Я надеюсь, она ее просто нашла. В кустиках. И не знала. Не знала, что ее украли! Бежим!
Он так стремительно перебирал короткими ножками, что Даник остался глубоко позади, и нагнал только возле корпуса.
- Все знали, - задыхаясь, выдавил он. - Ленка раззвонила.
- Только Жабочке, пфэ, Жанночке. А она не знала. Иначе не гонялась бы с ней за Терминатором.
- С жабочкой?