- Ну, нет… не то… я хотел сказать… а вообще-то в некотором роде - да.
Глава 9
На следующее утро в станционном киоске я купил нашу местную газету. Как я и ожидал, там было про Мэтью - на четвертой колонке первой полосы под шапкой ""Ангел-хранитель" спасает детей". Мне не понравились кавычки - видимо, редактор хотел подстраховаться, - но я стал читать и немного успокоился. Пришлось признать, что статья неплохая и объективная, хотя автор явно не договаривал, и даже какая-то растерянная, словно он решил судить непредвзято и вдруг перестал понимать, что же все это означает. Ангел-хранитель присутствовал чуть ли не только в заголовке; по статье же скорее выходило, что когда Мэтью упал в воду, с ним случилось что-то странное, но никто не знает, что же именно. Сомнений не было в одном: Мэтью спас Полли.
Как ни печально, люди прежде всего замечают заголовки; в конце концов, для того они и покупают газеты.
Алан в то утро позвонил, пригласил позавтракать, и я согласился.
- Видел вчера в газете его рисунок, - сказал Алан. - После твоих рассказов я решил сходить на выставку. Она чуть не рядом с нами. Почти все - ерунда, как обычно. Не удивляюсь, что им так понравился Мэтью. Все-таки чудной у него ракурс, все какое-то длинное - а что-то есть, есть… - Он помолчал, с интересом глядя на меня. - Странно, что вы их послали. Ведь вы так говорили про Чокки…
- Мы не посылали, - ответил я и рассказал ему о последних событиях.
- Ах вон оно что! Да, неудачно, все так совпало. Кстати, в среду ко мне заходили из Общества любителей плавания. Насчет медали. Они там прослышали, что Мэтью раньше не умел плавать, и, конечно, усомнились во всей этой истории. Ну, я им рассказал, что мог. Подтвердил, что он ье плавал. Черт, я же сам его учил дня за два до того! Кажется, поверили, но я их еще больше сбил с толку. - Он снова помолчал. - Знаешь, Дэвид, теперь твой Чокки - именинник. Что ты будешь с ним делать?
- Что ж мне с ним делать? А вот насчет Мэтью - Лендис кое-что посоветовал.
И я пересказал ему нашу беседу.
- Торби… Торби… да еще сэр?… - пробормотал Алан. - Что-то недавно слышал… Ах да! Его пригласили консультантом в какую-то фирму. Не помню, куда именно - во всяком случае дело там большое. Тот, кто мне рассказывал, интересовался, вошел ли он в долю. И практики там - хоть отбавляй.
- И денег тоже? - спросил я.
Алан покачал головой:
- Не скажу, не знаю. Да уж платят, наверное! Я бы поговорил сперва с Лендисом…
- Спасибо, я поговорю. Не так уж приятно платить кучу денег, если лечение затянется.
- Не думаю, что оно затянется. В конце концов, никто не считает, что Мэтью нездоров… что его надо лечить. Ты просто хочешь понять… и посоветоваться, правда?
- Не знаю, - ответил я. - Конечно, Чокки не принес ему никакого вреда…
- И спас их обоих, не забудь.
- Да. Я, собственно, за Мэри волнуюсь. Она не успокоится, пока Чокки не изгонят… не уничтожат, не развеют - ну, словом, не покончат с ним.
- Покоя хочет… Нормальность - прежде всего… Инстинкт побеждает логику… Что ж, все мы думаем по-разному, особенно мужчины и женщины. Постарайся, чтоб она дала Торби возможность высказаться. Что-то мне кажется, хуже будет, если она сама начнет выкуривать Чокки.
- Этого не бойся. Она знает, что Мэтью тогда рассердится. Она ведь вроде Полли - им обеим кажется, что Мэтью им изменил.
Когда я пришел домой, там было невесело, но меня никто не ругал, и я приободрился. Я решил, что Мэри читала газету к отнеслась к ней, как я, и спросил ее, как прошел день.
- Я думала, в город лучше не ездить, - отвечала она, - и заказала все по телефону. Часов в одиннадцать пришел очень милый, немножко чокнутый священник. Он огорчился, что Мэтью нет, хотел, понимаешь, растолковать ему, что он ошибается, и растолковал мне. Видишь ли, он с огорчением прочитал, что Мэтью принял версию об ангеле-хранителе. Дело в том, что это не христианское понятие. Ранняя церковь просто заимствовала его вместе с другими языческими верованиями. С тех пор много неверных идей вытеснено истинным учением, а эта все держится. Говорит, христиане должны бороться с ересью, так что вот, не соглашусь ли я передать Мэтью, что Творец не передоверяет своих дел секретарям. Он сам, и только Он, мог поддержать тогда Мэтью и дать ему смелость и силу. Священник же считает своим долгом разъяснить недоразумение. Ну, я сказала, что передам, а сразу после него позвонила Дженет…
- О Господи!
- Да, позвонила. Она потрясена успехами Мэтью в рисовании.
- И приедет завтра их обсудить?
- Нет, в воскресенье. Завтра приедет Пэшенс, она позже звонила.
- Надеюсь, - сказал я без особой надежды, - ты им бесповоротно отказала?
Она ответила не сразу.
- Ты же знаешь, Дженет такая настырная…
- А… - сказал я и снял трубку.
- Подожди минутку! - попросила Мэри.
- Что ж, мне сидеть и смотреть, как твои сестрицы потрошат Мэтью? Сама знаешь, будут тарахтеть, ломаться, выпытывать и жалеть тебя, бедняжку, которой попался такой необычный ребенок. К черту! - Я коснулся диска.
- Нет, - сказала Мэри, - лучше я.
- Ладно, - согласился я. - Скажи, чтоб не приходили. Скажи, что я обещал друзьям приехать на уик-энд… и на следующей неделе тоже, а то им дай только волю!
Она все сделала как надо и, кладя трубку, взглянула на меня. Ей явно полегчало, и я очень обрадовался.
- Спасибо, Дэвид… - начала она. Тут раздался звонок; я взял трубку.
- Нет, - сказал я. - Он спит… Нет, завтра не будет целый день.
- Кто? - спросила Мэри.
- "Санди Даун". Хочет взять у него интервью. Знаешь, кажется, они поняли, что Мэтью-герой и Мэтью-художник - одно и то же лицо. Скоро многие поймут.
Я не ошибся. Позвонили из "Рипорт", потом - из "Санди Войс".
- Ну, решено, - сказал я. - Завтра придется уйти на целый день. И пораньше, пока они еще не расположились в саду. Да и на ночь останемся. Пойдем собирать вещи.
Мы пошли наверх, и телефон затрезвонил снова. Я поколебался.
- Да ну его, - сказала Мэри.
И мы не подошли к телефону ни в этот, ни в следующий раз.
Нам удалось уехать в семь, опередив репортеров. Мы направились к берегу.
- Надеюсь, они без нас не вломятся, - сказала Мэри. - Мне кажется, что я - беженка.
Всем нам так казалось часа два, пока мы ехали до берега. Машин на шоссе было полно, и мы еле ползли. То и дело что-то случалось и образовывалась пробка на целые мили Дети стали скучать.
- Это все он, - плакалась Полли.
- Нет, не я, - возражал Мэтью. - Я ничего такого не хотел. Само случилось.
- Значит, это Чокки.
- Тебе бы его благодарить, - напомнил Мэтью.
- Сама знаю, а не могу. Он все портит, - ответила Полли.
- Последний раз, когда мы тут ехали, с нами был Пиф, - заметил я. - Он немножко мешал.
- Пиф был глупый, он мне ничего не говорил, это я ему говорила. А этот Чокки вечно болтает или спрашивает всякую ерунду.
- Нет, - сказал Мэтью, - сейчас он уже не спрашивает. Его не было со вторника. Я думаю, он отправился ДОМОЙ.
- А где его дом? - спросила Полли.
- Не знаю. Он был какой-то расстроенный. Наверное, отправился к себе, спросить, как и что.
- Что спросить? - настаивала Полли.
Я заметил, что Мэри в беседу не вступает.
- Если его нет, - предложил я, - давайте про него забудем.
Полли высунула голову и стала разглядывать неподвижные вереницы машин.
- Мы, наверно, нескоро поедем, - заявила она. - Я лучше почитаю. - Она выудила книгу откуда-то сзади и открыла ее. Мэтью посмотрел на картинку.
- Это что, цирк? - поинтересовался он.
- Скажешь тоже! - презрительно воскликнула Полли. - Это очень интересная книжка про одного пони. Его звали Золотое Копытце. Раньше он выступал в цирке, а сейчас учится в балете.
- Вон что! - сказал Мэтью с достойной уважения сдержанностью.
Мы доехали до большой стоянки, где брали по пять шиллингов с машины, взяли вещи и отправились искать море. Каменистый берег у самой стоянки заполнили люди с транзисторами. Мы пошли дальше по камушкам и добрались до места, где от сверкающей воды нас отделяла только широкая лента нефти и мусора да кромка пены.
- О Господи! - сказала Мэри. - Надеюсь, ты не будешь тут купаться?
Присмотревшись получше, Мэтью заколебался, но все же возроптал:
- А я хочу плавать, раз я умею.
- Не здесь, - сказала Мэри. - Какой был хороший пляж несколько лет назад! А сейчас это… это…
- Самый краешек британской клоаки? - подсказал я. - Ну, пойдем еще куда-нибудь. Иди сюда, мы уходим! - крикнул я Мэтью, который все еще, словно во сне, смотрел на грязную пену. Полли и Мэри зашагали по берегу, а я подождал его.
- Что, Чокки вернулся? - спросил я.
- Как ты узнал? - удивился Мэтью.
- Да уж узнал. Вот что, окажи-ка мне услугу. Молчи про него, если можешь. Не надо портить маме поездку. И так ей здесь не понравилось.
- Ладно, - согласился он.
Мы отошли от берега и обнаружили деревню в ущелье, у подножия холмов. Там было тихо, а в кабачке мы очень прилично позавтракали. Я спросил, можно ли остаться на ночь, и, на наше счастье, у них оказалась комната. Мы с Мэри расположились в садике, в шезлонгах; Мэтью исчез, туманно намекнув, что идет побродить; Полли улеглась под деревом, и ей почудилось, что она - Золотое Копытце. Примерно через час я предложил прогуляться перед чаем.
Мы лениво побрели по тропинке, опоясывающей холм, и через полмили, по ту сторону, увидели, что кто-то стоит на коленях и рисует в большом альбоме.
- Это Мэтью, - сказала Мэри.
- Да, - ответил я и повернул обратно.
- Нет, пошли, - сказала она. - Я хочу посмотреть.
Я без особой охоты отправился за ней. Мэтью нас не заметил, даже когда мы подошли вплотную. Он выбирал карандаш решительно и точно, а линию вел уверенно - ничего похожего на прежнюю неопределенность. Потом и твердо, и нежно он растирал ее, растушевывал рукой, или большим пальцем, или углом платка, а после, вытерев платком руки, наносил новую линию и опять растушевывал ее.
Я всегда дивлюсь художникам как чуду, но сейчас сассекский ландшафт так явственно оживал на бумаге, материал был так прост, а техника - так необычна, что я стоял, словно зачарованный, и Мэри тоже. Так мы простояли больше получаса; наконец Мэтью распрямился, тяжело вздохнул и поднял готовый рисунок, чтобы его рассмотреть. Тут он заметил, что мы стоим сзади, и обернулся.
- Ох, это вы! - сказал он, не совсем уверенно глядя на Мэри.
- Мэтью, какая красота! - воскликнула она.
Мэтью явно стало легче. Он снова воззрился на рисунок.
- Наверное, сейчас он видит правильней… - серьезно, как судья, сказал он, - хотя еще немного чудно.
Мэри спросила:
- Ты мне дашь этот рисунок? Я буду его очень беречь.
Мэтью с улыбкой посмотрел на нее. Он понял, что наступил мир.
- Хорошо, мама, если хочешь, - сказал он и попросил на всякий случай: - Только ты с ним поосторожней.
- Я буду очень осторожна, он такой красивый, - заверила она.
- Да, ничего, - согласился Мэтью. - Чокки считает, что это красивая планета, если б мы ее не портили.
Домой мы вернулись в воскресенье вечером. В эти дни нам стало легче, но Мэри все же боялась думать о понедельнике.
- Эти газетчики такие наглые. Гонишь их, гонишь, а они все лезут, - жаловалась она.
- Не думаю, что они тебя будут сильно мучить. Во всяком случае, не в воскресенье. А к концу недели все уляжется. Знаешь, лучше всего убрать Мэтью куда-нибудь. На один день, конечно, - в школу ему со вторника. Сделай ему побольше бутербродов и скажи, чтоб не возвращался до вечера. И денег дай: соскучится - пойдет в кино.
- Как-то жестоко его выгонять…
- Да. Только вряд ли он предпочтет репортеров с ангелами.
Наутро Мэри выставила его - и не зря. За день наведались шестеро: наш собственный викарий; еще какой-то священник; дама средних лет, отрекомендовавшаяся духовидицей; дама из местного кружка художников, в который, по ее мнению, будет счастлив вступить и Мэтью; дама, полагавшая, что грезы детей мало изучены; и, наконец, инструктор плавания, надеявшийся, что Мэтью выступит на следующем водном празднестве.
Когда я вернулся, Мэри еле дышала.
- Если я когда-нибудь сомневалась в могуществе печати, беру свои слова обратно. Жаль только, что его тратят на такую чепуху.
Вообще же понедельник прошел неплохо. Мэтью вроде бы хорошо провел день. Он нарисовал два раза один и тот же ландшафт. Первый рисунок был явно в манере Чокки; второй - похуже, но Мэтью гордился им.
- Это я сам, - поведал он. - Чокки много мне говорил, как надо смотреть, и я начинаю понимать, чего он хочет.
Во вторник, с утра, Мэтью ушел в школу. Домой он вернулся с подбитым глазом.
- Мэтью! - вскрикнула Мэри. - Ты дрался!
- Нет, - гневно ответил Мэтью. - Меня побили.
По его словам, он стоял на переменке во дворе, а мальчик постарше, Саймон Леддер, подошел к нему с тремя приспешниками и стал острить насчет ангелов. Саймон заявил, что, если ангел спасет Мэтью от его кулака, он в ангелов поверит, а не спасет - значит, Мэтью трепло. Затем он претворил свое заявление в жизнь, ударив Мэтью так, что тот упал. Может быть, минуты на две он даже потерял сознание. Во всяком случае, он помнит только, что, встав, увидел не Саймона, а мистера Слетсона, директора школы.
Мистер Слетсон был так мил, что зашел к нам попозже справиться о здоровье Мэтью. Я сказал, что Мэтью лучше, хоть вид у него и неважный.
- Мне так жаль, - сказал мистер Слетсон. - Виноват только Леддер. Надеюсь, это больше не повторится. Странное происшествие! Я был далеко, помочь не мог, но все видел. Он ударил Мэтью и ждал, пока тот встанет - явно хотел ударить снова. Но когда Мэтью встал, они все ВДРУГ отступили, уставились на него, а потом бросились бежать. Я спросил зачинщика, Леддера, что случилось. Он отвечал, что "Мэтью был очень уж злющий". Странно… но это значит, что больше они не пристанут. Кстати… - и, понизив голос, мистер Слетсон принялся немного растерянно поздравлять нас с успехами сына в плавании и рисовании.
Полли очень заинтересовалась подбитым глазом.
- А ты им видишь? - спросила она.
- Да, - сухо отвечал Мэтью.
- Он смешной, - сообщила она и прибавила, подумав: - А Копытцу тоже чуть не выбили глаз.
- Балерина заехала ногой? - предположил Мэтью.
- Нет, еще в той книжке, где про охоту, - объяснила Полли и, помолчав немного, невинно спросила: - Это Чокки?
- Ну хватит! - сказал я. - Мэтью, а твоей учительнице понравилось, что "Домой" напечатали в газетах?
Мэтью покачал головой:
- Я ее еще не видел. Сегодня рисования не было.
- Наша мисс Пинксер видела, - вмешалась Полли. - Она считает, что это просто дрянь.
- Господи, Полли! - взволновалась Мэри. - Не может быть, чтобы она так выразилась.
- Она не выразилась. Она подумала. Сразу видно… Она сказала, у Мэтью стиг… стигматы, что ли, и наверняка он носит очки. А я ей сказала, на что ему очки, ведь это не он рисовал.
Мы с Мэри переглянулись.
- Ой, что ты натворила! - охнула Мэри.
- Так это ж правда, - возроптала Полли.
- Нет, - сказал Мэтью. - Это я рисовал. Учительница сама видела.
Полли фыркнула.
Когда они наконец ушли, я рассказал Мэри свои новости. Утром звонил Лендис. Он видел сэра Уильяма. Тот заинтересовался Мэтью. Время у него распределено по минутам, но все же он велел мне договориться с его секретаршей.
Я позвонил, и секретарша тоже упомянула о времени, но обещала посмотреть, зашуршала бумагой и наконец любезно сообщила, что мне повезло - в пятницу в два есть просвет, можно прийти, иначе придется ждать неделями.
Мэри колебалась. Кажется, за последние дни ее нелюбовь к Чокки ослабела; и еще, я думаю, ей не хотелось делить с кем-то Мэтью - как прежде, когда он пошел в школу. Однако присущий ей здравый смысл победил, и мы решили, что в пятницу я повезу Мэтью на Харли-стрит.
В среду было тихо. Мэри отказала только двоим посетителям и еще двоим - по телефону, а в школе прогнали предполагаемого репортера. Правда, сам Мэтью не поладил с Кефером.
Началось, по-видимому, с того, что Кефер на уроке физики сказал, что скорость света - предел, и ничто не может двигаться быстрее света.
Мэтью поднял руку. Кефер посмотрел на него.
- О, - сказал он. - Так я и думал. Ну, молодой человек, что вы знаете такого, чего не знал Эйнштейн?
Мэтью уже жалел, что выскочил, и буркнул:
- Это я так… Неважно.
- Нет, важно, - настаивал учитель. - Всякое возражение Эйнштейну чрезвычайно важно. Возражайте!
- Простите, сэр, скорость света - предел только физической скорости.
- Конечно. А что, по-вашему, движется быстрее?
- Мысль, - сказал Мэтью.
Кефер снова посмотрел на него.
- Мысль, милый мой Гор, тоже физический процесс. В нем участвуют нейроны, в клетках происходят химические изменения. Все это занимает время. Его можно измерить в микросекундах. Поверьте, скорость мысли окажется много меньше скорости света. Иначе мы могли бы предотвратить немало несчастных случаев.
- Простите…
- Что такое, Гор?
- Понимаете, сэр… Я, наверное, хотел сказать не "мысль", а "разум".
- Ах вон что? Психология - не моя область. Не объясните ли нам?
- Если вы, сэр, как-нибудь… ну, метнете ваш ум…
- Метну? Быть может, пошлю сообщение?
- Да, сэр. Если вы его пошлете, пространство и время. ну, исчезнут.
- Так, так. Чрезвычайно занятная гипотеза. Вероятно, вы можете это продемонстрировать?
- Нет, сэр, я не могу… - и Мэтью остановился.
- Однако знаете того, кто может? Я уверен, что будет чрезвычайно поучительно, если вы его нам покажете. - Он печально взглянул на Мэтью и покачал головой. Мэтью уставился в парту.
- Итак, - обратился учитель к классу, - ничто в мире (за исключением ума Мэтью Гора) не превышает скорости света. Продолжим урок…
В пятницу я встретил Мэтью на вокзале Ватерлоо. Мы позавтракали и пришли к сэру Уильяму без пяти два.
Сэр Уильям оказался высоким, чисто выбритым, горбоносым, полуседым человеком с темными, зоркими глазами и густыми бровями. На улице я бы принял его за юриста, а не за врача. Сначала мне показалось, что я его где-то видел - быть может, потому, что он был похож на герцога Веллингтона.
Я представил ему Мэтью, мы поговорили немного, и он попросил меня подождать.
- Сколько мне ждать? - спросил я у секретарши.
- Не меньше двух часов: пациент новый, - ответила она. - Приходите после четырех. Мы присмотрим за мальчиком, если он выйдет раньше.
Я пошел к себе на службу, а в пятом часу вернулся. Мэтью вышел в шестом и взглянул на часы.
- Ой! - удивился он. - А я-то думал, что пробыл там всего полчаса.
Тут вмешалась секретарша.
- Сэр Уильям просит прощения, что не может повидаться с вами, у него срочная консультация. Он вам напишет дня через два, - сказала она, и мы ушли.
- Ну как? - спросил я Мэтью в вагоне.
- Он очень много спрашивал. Насчет Чокки он совсем не удивился. И еще мы слушали пластинки, - прибавил он.