- Ша, мужики! Не надо! - вмешался третий, самый здоровый. - Будем по-культурному. А куда он, Серый-то девался? Что-то его давно не видно.
- Да он из Лосинки съехал. Знаешь, какую он себе хазу на Ленинском ухватил! Я у него на днях был. Ну, я, понятно, с банкой пришел, он свою выставил, потом ноль семь бормоты достал из холодильничка. Ну, потолковали - то, се… вроде маловато.
- Ха, - вмешался четвертый, - это вам с Серым, как слону дробина.
- Да, - продолжал первый, - Серый - за телефон и своей звонит. Приходи, грит, и подругу свою из винного захвати с товаром, нас тут двое.
- Во, это путем, - оживился здоровяк и выпустил в сторону Алексея паровозную струю дыма с перегаром.
Тут электричка остановилась, двери открылись, и Алексей, не размышляя, выскочил на платформу. Электричка с воем и скрежетом набрала скорость и скрылась.
С одной стороны платформы тянулись жилые дома, с другой к самому полотну подступал лесопарк. Наступившая вдруг тишина, чистый воздух и выглянувшее солнышко несколько подняли настроение. Планов не было, и он, нырнув в тоннель, очутился на широкой асфальтированной дороге, ведущей в глубь лесопарка. Справа показался большой, огороженный забором, пруд с песчаным пляжем, где купались, загорали, играли в волейбол и даже удили рыбу. Слева, в тени старых берез, в излучистых прудиках-протоках с бетонными бережками плавали дикие утки. Это была окраина "Сокольников".
Рядом с ним и навстречу шли пешком и катили на велосипедах отдыхающие всех возрастов. Алексей заметил, что, несмотря на знак, запрещающий выгул собак, собак этих было множество, всех мастей и размеров, и чаще всего без намордников и поводков. Сонных милиционеров с шипящей рацией, устроившихся в тени на скамейке, это не волновало.
- Да, - подумал он, как бы суммируя все сегодняшние впечатления. - Если, может быть, это еще и не Азия, но уже и не Европа. Азия? Он вспомнил выхоленные улочки Сингапура с яркой зеленью в вазонах из пористой керамики, - Азия, она тоже разная. Как было все непохоже на то, что рассказывал отец и дед Егор. Они, правда, были в России очень давно, а мама была совсем маленькой и ничего не помнила. Но более всего удивляло, как все, что он видел, не совпадало с рассказами брата, а он был здесь совсем недавно - всего три года назад.
По мере движения вглубь парка людской поток постепенно слабея, растекаясь налево и направо по дорожкам и тропинкам, и совсем уже тоненькой струйкой успокоился в уютном саду, где и под свисающими ветвями берез, и среди сирени, и в центре клумб привольно расположились скульптурные группы и одиночные фигуры. Спокойная простота форм каменных изваяний и живая ткань цветущих растений удивительно дополняли друг друга.
Как нелепо бы выглядели на их месте модернистские забавы, - подумал Алексей. Он присел на скамейку рядом с молоденькой мамой в белой панамке. Одной рукой она покачивала детскую коляску, а в другой держала толстый журнал и читала.
Было светло и покойно. Он закрыл глаза. Пробиваясь через листву, по лицу бегали пятнышки солнца. Впечатления сегодняшнего дня отодвинулись, поблекли и уступили место тому особому душевному ладу, свободному от торопливых мыслей и суеты. С годами он все больше ценил такие минуты. Он не дремал, но покой и неподвижность обволокли все его тело, мысли, и в какой-то момент сами собой всплыли строчки:
"Хорошо никуда не спешить,
Ни о чем не жалеть, не желать,
Губы солнцу подставить и длить
Эту маленькую благодать.
А по небу плывут облака.
А в цветке копошится пчела.
Так легко, будто чья-то рука
Тяжесть лет с плеч усталых сняла,
И рассеялась серая мгла.
Так светло, будто свет изнутри
Начинает лицо освещать.
Мысль, растаяв, течет за миры…
Но, чтоб не было в этом и тени игры,
Надо много пройти и узнать…"
Стихи отзвучали, но осталась тихая, едва различимая музыка и танцующие пятна света. Они множились, разбегались и сливались, подчиняясь плавному ритму музыки, убаюкивали но не усыпляли.
Вот два сиреневых пятна остановились на одном уровне и вокруг них движение стало постепенно замедляться, утихать, и Алексей вдруг ясно увидел перед собой живое девичье лицо с темно-сиреневыми глазами! Он вздрогнул и огляделся по сторонам. Вокруг все было по-прежнему. Только молоденькая мама перестала укачивать дитя и, отложив журнал, вязала. Мимо них, стараясь не шуметь, шли посетители парка. Иногда они задерживались ненадолго возле каменных фигур.
- Что это сегодня за чертовщина… с сиреневыми глазами! - Алексей поднялся и пошел из сада. В конце дорожки, по разные стороны ее стояли бюсты Пушкина и Чайковского. Алексей остановился и долго всматривался в их лица. Казалось, их взгляды пересекаются где-то в пространстве в одной общей точке. Они как бы вели давно начатую беседу. О чем? Может быть, о нас, потомках, и обо мне тоже. Если бы они знали тогда, как их любят теперь! Пушкин задумчив. Горечь его нелегких дум притушила глаза и осушила очертания губ: - "На свете счастья нет…"
А какое лицо у Чайковского! Никогда прежде Алексей не встречал такого одухотворенного лица - в жизни или на полотне, в камне или бронзе. И было в нем какое-то неуловимое сходство с Андреем. Он долго вглядывался в удивительные черты и понял - доброта и безнадежность всепонимания. Как там у Андрея:
"Во многом знании немалая печаль,
Оно подобно ноше за плечами,
Оно как свет, открывший глазу даль
И ранящие камни под ногами.
Но чем свет ярче и чем путь ясней,
Тем ноша давит плечи все сильней."
- Ну, прощайте, родные, - почти вслух подумал Алексей, - спасибо рукам, освободившим вас из камня. Он посмотрел на них в последний раз, повернулся и… замер… перед ним стояла стройная светловолосая девушка с темно-сиреневыми глазами.
- Здравствуйте, Алексей Иванович, - сказала девушка и улыбнулась.
- Она! - тело обмякло, стало чужим, неуправляемым. Сердце заколотилось так, что, казалось, могло вывалиться из груди.
- Нет же, не пугайтесь - Андрей был не прав, я - никакая не смерть, нет. Поверьте мне.
- Что это - она читает мои мысли? Ведь я еще ничего не сказал…
- Да, - просто сказала она, - читаю. И Вы правильно поняли - я встречалась с Андреем, когда он был еще жив.
Алексей по-прежнему не мог открыть рта.
- И не торопитесь говорить, я Вас и так понимаю. Я Вам все-все объясню.
Мысли необхватными валунами едва ворочались в его голове, - какое, наверное, сейчас у меня идиотское лицо.
- Нет, улыбнулась девушка, - у Вас хорошее лицо. Вы очень похожи на брата, только прическа другая, - и, подумав, добавила, - спектральные характеристики Вашей психоплазмы также отличаются совсем немного. Правда, когда был жив Андрей, Ваше излучение не входило в число контролируемых, но после оно стало заметным, растет и почти достигло первой величины. Впрочем, все это должно быть непонятно. Я все расскажу по порядку…
Вот уже который час они бродили по дорожкам парка, иногда присаживаясь отдохнуть на свободные скамейки. При беглом взгляде их можно было принять за отца с дочерью, при более внимательном - за влюбленных: они молчали, но было видно, что окружающее для них не существует - они целиком замкнуты в другом, только им известном мире. Еще более внимательный наблюдатель мог бы прийти к выводу, что их любовь с изломом - она несколько возбуждена, но серьезна, а он совершенно потерян. Но кому могло прийти в голову, что сейчас перед одним из них открывается сокровеннейшая из тайн этого мира?
- …Именно так, - "говорила" девушка, - чтобы получить максимальный урожай, у Вас на Земле хлеб убирают в оптимальные сроки: и раньше - плохо, и позже - потери. Так и психоплазма - оптимальный возраст для ее трансплантации в наше пространство для разных людей составляет 20^40 лет.
- Это не очень убедительно. На одних автотрассах гибнет сейчас гораздо больше людей, чем в локальных войнах. За прошлый год только в этой стране на дорогах погибло больше людей, чем за девять лет войны в Афганистане.
- Все не так просто. Мне трудно Вам за короткое время объяснить все детали. Во-первых, одно не исключает другого - эти процессы аддитивны. Во-вторых, если человек находится в стрессовом состоянии какое-то достаточно длительное время, то эффект трансплантации существенно возрастает, а на дорогах гибнут внезапно. У Вас это называется повышать КПД. Кроме того, и убивающий теряет часть своей психоплазмы. Да, человек, который вынужден заниматься убийством, в конечном итоге вырождается, становится, по существу, уже не человеком. Ведь Вы сами совсем недавно утверждали, что двуногое, у которого ничего нет, кроме двигательных, жевательных, половых и других рефлексов, в какую бы цивилизованную форму они не облекались, - еще и не человек вовсе. Но и это не главное. Существует, используя вашу терминологию, оптимум интегрального уровня нравственного развития человечества в целом, при котором выход психоплазмы максимален.
Алексей глянул на девушку и ничего не сказал.
- Чтобы понять существование любого оптимума, нужно рассмотреть две крайние точки. Двуногое без психоплазмы - с него и взять нечего - это одна крайность. Но, если уровень психоплазмы высок, а ее структура тонка и однородна, тогда тоже уменьшился бы ее съем, трансплантация в наше пространство, так как уменьшится число войн, победятся болезни и другие причины гибели в оптимальном возрасте. В пределе совершенствования человека выход психоплазмы уменьшился бы до минимальной величины. Наступило бы состояние собственного динамического равновесия. Поэтому войны, впрочем не одни они, являются еще и средством снижения нравственности и поддержания ее на необходимом уровне. Войны входят в число инструментов растления людей.
- Растлевай и властвуй - это у нас на Земле прекрасно освоили "наши родные мафии", но вы существа другого уровня, как Вы утверждаете, а методы такие низкие.
- Напрасно Вы, Алексей Иванович, сердитесь и хотите уколоть меня, - улыбнулась девушка, - проблемы добра и зла, я думаю, существуют во Вселенной на всех уровнях. Меняется только форма, обличье добра и зла и форма их взаимодействия - борьбы. Это один из законов Космоса.
Девушка "замолчала". Легкий ветерок поднимал сзади ее волосы, солнечные лучи их просвечивали и делали похожей издали на золотой одуванчик.
- Одним словом, - после некоторого раздумья продолжила она, - все, что по-крупному происходит у вас на Земле, детально исследуется, моделируется там, у нас, и оптимизируется. Только критерием оптимизации является не ваше благо, а максимум плотности потока психоплазмы, перекачиваемой в наше пространство. Задача таких "посланников небес" как я, - уточнение здесь, на месте, оперативных показателей процесса для коррекции текущих данных, вводимых в оптимизационную модель.
- Значит, Вы что-то вроде лаборанта-натуралиста при господах-ученых, или кто там они…
- Нет, Вы меня не поняли, - глаза девушки потемнели, по лицу скользнула досада. - Это мы, мой прадед и его друзья, открыли это пространство и начали изучать вашу психоплазму, а они захватили власть и наши знания.
- Похоже. Здесь на Земле - тот же сценарий: одни - ученые изучали атом, другие - власть имущие купили эти знания и сделали атомную бомбу, так?
- Так.
- Но войны родились вместе с человечеством, когда же Ваш прадед мог изучать нашу психоплазму, не прибегая к таким инструментам?
Она улыбнулась, как улыбается мать, услышав вопрос своего малыша. Лицо ее посветлело и стало прежним - спокойным и серьезным:
- Ваши дни для нас - мгновенья, а вот время, проведенное мною здесь, отсчитывается, увы, в другом масштабе, промежуточном между земным и нашим. Это - ответ на еще один вопрос, который Вы не успели мне задать - почему "посвященные" не навещают вас сами, а посылают нас - "лаборантов-натуралистов", как вы выразились. Посвященные себя ценят и берегут. Это во-первых. А во-вторых, период времени, до того момента, как вас стали использовать в качестве источника энергии, естественно стерт из вашей истории почти полностью.
Исключение составляют фрагменты некоторых легенд, да и те воспринимаются вами иначе. Они помолчали.
- Помнится, - прервал молчание Алексей, - у индейцев Центральной Америки был культ жертвенных войн - чем сильнее льется кровь, тем ярче горит солнце - так учили жрецы. Это буквально то, о чем Вы мне рассказали.
- Да, Вы правы. Это один из вариантов культа, "посеянных" в свое время на Земле по замыслу "посвященных".
- И таких вариантов было несколько?
- Да. И этот, как самый прямолинейный, оказался не самым эффективным…
- Эффективным? Кровавым! Если быть честным и не искать эвфемизмы.
- Вы правы, мне самой крайне неприятно говорить обо всем этом. Об этом и думать не хочется…
- Извините… Голова разболелась… А какой же самый эффективный вариант?
- Избранность народа. Если Вы помните, и Чингиз-Хан провозгласил монголов избранным народом и пролил их руками столько крови - избранным все можно; и Наполеон внушал своим солдатам, что французы - первый народ в мире и пролил крови не меньше. Были и другие. Примеры из недавней истории и этих дней, я думаю, мне приводить не надо.
Край неба потемнел. Подул свежий ветер, и в его порывах уже слышались глухие раскаты грома.
- Гроза будет, - безучастно подумал Алексей, - или стороной пройдет. Он вдруг ощутил в себе тяжелую безразличную пустоту. Больше ни о чем не хотелось ни думать, ни говорить. В левом боку кольнуло раз, другой, потом еще… И уже по инерции он спросил:
- А болезни?
- Они не так эффективны, как войны, но дают некоторый прирост по сравнению с естественным процессом.
- Я не это хотел спросить.
- Я поняла. Большинство из них имеет естественный характер.
- Большинство? Значит, есть и ваши…
- Да не наши, а "посвященных". Неужели Вы до сих пор не поняли разницы? Или не верите мне?
Лицо девушки стало отчужденным.
- Поймите же, наконец, если бы я выполняла волю "посвященных", зачем бы мне понадобился весь этот разговор, когда есть отработанные методы воздействия и управления? Какой в этом смысл?
- Да, верно… извините.
- Вы устали, да и мне пора. Скоро нужно отправляться обратно, а еще многое не сделано. Я приду к Вам завтра после обеда.
- Ко мне? Куда?
- В гостиницу.
- Ах, да… действительно. Куда же еще.
Она остановилась и посмотрела ему прямо в глаза:
- Конечно, у Вас сейчас больше вопросов, чем хотелось бы. Завтра я постараюсь на них ответить. До свидания, Алексей Иванович. Глаза ее снова улыбались.
- До свидания…
- Эа, меня зовут Эа.
- До встречи, Эа.
IX
Эа… Эа… В голове Алексея ничего не было, кроме этого Имени. Оно бессмысленно повторялось, словно бесконечное эхо, то отдаляясь и затихая, то снова приближаясь и усиливаясь. Немного придя в себя и оглядевшись, он обнаружил, что стоит на том же самом месте где впервые ее увидел. А не почудилось ли мне все это? - посмотрел на часы - нет, не похоже - не мог же он "бредить" почти четыре часа. Взгляд его остановился на каменных ликах Пушкина и Чайковского. Но и тени тех чувств, которые он испытал так недавно, глядя на них, у него не возникло. Ощущение крайней опустошенности овладело каждой клеткой его тела. Если бы сейчас перед ним оказался черт с рогами, копытами, хвостом и прочими аксессуарами, он спокойно прошел бы мимо этого черта.
Эа… Алексей повернулся и побрел наугад. Пройдя через заросли кустарника, он оказался перед шахматным клубом. Под вековыми деревьями стояли маленькие столики с двумя скамеечками, врытыми в землю. За ними десятка три-четыре добровольных рабов Каиссы отрешенно стучали кнопками шахматных часов.
Алексей сел за один из свободных столиков и долго сидел неподвижно, глядя перед собой ничего не видящими глазами.
Гроза прошла стороной. Светило солнце. Вверху на деревьях ссорились и кричали вороны, внизу в кустах без умолку верещали воробьи. Шахматисты обильно сопровождали свое действо ритуальными восклицаниями типа: "Нет-нет! конь ходит, а не слон: полапал - женись!" - или - "Да я митель лучше тебя стоял, если б не зевок, ты бы у меня как Дуся сидел!"
Эа… Сошел ли я с ума? Судя по тому, что возникает такой вопрос - еще нет. А что, в сущности, надо от меня этой… богине? А как хороша! Алексей стал мысленно перебирать своих знакомых: если бы среди них была такая - не ходить бы ему старым холостяком. Эа… Эа…
- Извините, не хотите ли сыграть партию? - Алексей слегка вздрогнул от неожиданности. Перед ним с сумкой через плечо стоял мужчина среднего роста лет сорока с круглой лысеющей головой и густой щеткой широких усов. Серые глаза смотрели просто и доброжелательно.
- Да, с удовольствием. - Алексей обрадовался возможности отвлечься от этой… фантастики.
- Меня зовут Игорь, - сказал человек, садясь за стол и вынимая из сумки часы и шахматы.
- Алексей. Приятно познакомиться. - Он почувствовал, что вышло несколько натянуто. Игорь улыбнулся и протянул руки с двумя пешками. Алексей выбрал левую, получил белый цвет, но это ему не помогло: он быстро проиграл партию, затем вторую и третью.
- Я Вам, кажется не партнер, - бесстрастно сказал он.
- Ну почему же, - проявил великодушие Игорь, - игрок чувствуется. Просто, я думаю, вы давно не гоняли блица.
- Да, Вы правы, очень давно.
- Вы из Прибалтики?
- Нет, я из Франции. Что, сильно заметен акцент?
- Нет, не очень. Для иностранца Вы говорите отлично.
- Я иностранец, да, но не совсем. Мои мать и отец - русские, и все корни, ветви и сучки генеалогического дерева - тоже. Родители эмигрировали из России осенью двадцатого года с белой армией, - Алексей ждал реакцию на "белую армию", но Игоря это ничуть не смутило.
- Вы из промышленников или дворян?
- По отцу - из старинного княжеского рода Ижеславских, по матери - из терских казаков.
Игорь смотрел на собеседника с явным интересом. Алексей достал визитную карточку на английском и французском языках и протянул Игорю. Эа… Эа…
- Мои предки, - стараясь переключиться продолжал Алексей, - впервые упоминаются в летописи в 1237 году во время нашествия Батыя на Рязань. Старший из двух братьев тогда погиб, но остался младший, от него и тянется наш род.
- Интересно, - задумчиво произнес Игорь. - Это сколько же? Семь с половиной веков. История. - Они помолчали.