– Вас долго не было,- сказал он,- мы вас почти забыли.
Он опять взглянул в небо, на огромную металлическую арку, перекрывающую его, и подумал о том, как странно, что первый контакт после стольких веков должен произойти здесь, в городе, который оставлен людьми. Но оказалось, эти звездные жители Шастар хорошо помнят и прекрасно знают. А затем, дальше к северу, взгляд Брента уловил всплеск отраженного солнечного света. Двигаясь по участку неба, видимому между горизонтом и кораблем, приближался еще один небесный гигант, похоже, что близнец первого, хотя на расстоянии он казался меньше. Он быстро промелькнул вдалеке и через несколько секунд исчез из виду.
Значит, этот корабль – не единственный? И сколько их может прилететь еще? Каким-то образом эта мысль напомнила Бренту о фреске, перед которой он только что сидел и работал, и о судах под парусами и с веслами, приближающихся к обреченному городу. И в его душу вошел, ползком пробравшись из глубинных, потайных пещер памяти, страх перед чужаками, которые когда-то были проклятием человечества. Он повернулся к Кондору и обвиняющее воскликнул:
– Вы хотите захватить Землю!
Минуту все молчали. Затем Трескон сказал с легкой ноткой раздражения в голосе:
– Ну же, командир. Вам придется объяснить это рано или поздно. Вот вам и случай попрактиковаться.
Командир Кондор усмехнулся немного нервно и улыбка поначалу успокоила Брента, а затем наполнила его более тревожными предчувствиями.
– Вы несправедливы к нам, молодой человек, – сказал он серьезно. – Мы не захватываем Землю. Мы ее эвакуируем.
– Я надеюсь, – сказал Трескон, который проявлял покровительственный интерес к Бренту, – что на этот раз ученые получили хороший урок, хотя я в этом сомневаюсь. Они всего лишь скажут: "Ну что ж, аварии иногда происходят", – а когда выправят положение, то немедленно примутся за что-нибудь еще.
– А если оно накроет Землю – что произойдет?
– То же самое, что произошло с контрольной аппаратурой, когда поле вырвалось на свободу. Аппаратура сделалась пылью и растворилась в космосе. С вами произойдет тоже самое, если вы не уберетесь отсюда вовремя.
– Почему? – спросил Брент.
– Думаю, технические подробности тебя мало интересуют, верно? Скажу одно – это связано с принципом неопределенности. Древние греки – или, возможно, египтяне – открыли, что нельзя определить положение каждого атома с абсолютной точностью. Существует вероятность, пусть маленькая, что он может находиться в любом месте Вселенной. Люди, которые создавали поле, надеялись использовать его как средство передвижения. Оно изменило бы атомные вероятности таким образом, что корабль на орбите Веги вдруг решил бы, что ему следует быть возле Бетельгейзе. Но похоже, это самое сигма-поле делает только половину работы. Оно множит вероятности, но не дает возможности ими управлять. И теперь оно вслепую блуждает среди звезд, питаясь межзвездной пылью и случайно встреченными солнцами. Никто пока не нашел способа нейтрализовать его, хотя существует довольно жуткая идея, что стоит сделать его близнеца и организовать их столкновение. Если они попытаются это сделать, я точно знаю, что произойдет.
– Я не понимаю, почему мы должны беспокоиться, – сказал Брент, – оно ведь на расстоянии десяти световых лет отсюда.
– Десять световых лет – это слишком мало для такой штуки, как сигма-поле. Оно движется вслепую, зизгагообразно, способом, который у математиков называется "походкой пьяного". Если нам не повезет, оно окажется здесь уже завтра. Вероятность того что Земля останется в стороне, примерно двадцать к одному, так что, возможно, через несколько лет вы сможете снова вернуться домой, как будто ничего не было.
"Как будто ничего не было…" Что бы ни принесло будущее, старый образ жизни уходил навсегда. То что сейчас происходит в Шастаре, в той или иной форме происходило по всей Земле. Брент расширенными глазами наблюдал, как странные машины катили по великолепным улицам Шастара, очищая мусор веков и делая город снова пригодным для жилья. Как почти погасшая звезда может внезапно засиять в полную мощь в последний час своего существования, так и Шастар на несколько месяцев становился одной из столиц мира, домом для армии ученых, техников и администраторов, которые спустились сюда из космоса.
Брент узнавал пришельцев все лучше. Их энергия, щедрость и та детская радость которую доставляли им их почти сверхчеловеческие возможности, не переставали удивлять юношу. Они были наследниками Вселенной, этого неисчерпаемого источника чудес из которого они черпали и тайныкоторого раскрывали. Несмотря на все их знания, в них присутствовало ощущение эксперимента, даже веселой беспечности по отношению ко всему, что они делали. Само сигма-поле служило типичным примером этого: да, они допустили ошибку, но, казалось ни в коей мере не огорчались ею и были уверены, что рано или поздно они ее исправят.
Несмотря на суматоху, воцарившуюся в Шастаре, как и на всей планете, Брент упрямо занимался своим делом. Оно давало ему ощущение чего-то прочного и стабильного в мире меняющихся ценностей, и поэтому он отчаянно цеплялся за свою работу. Время от времени Трескон или его коллеги навещали его и давали советы – обычно дельные, – хотя юноша не всегда ими пользовался. Порою, когда Брент уставал и хотел дать отдых перетруженным голове и глазам, он выходил из зала на изменившиеся улицы города. Его новых обитателей отличало то, что хотя они не собирались пробыть здесь больше нескольких месяцев, все равно не жалели усилий по наведению в городе чистоты. Казалось, они хотели довести Шастар до полного совершенства, которое удивило бы и самих создателей города.
Шел к концу четвертый день его художнических трудов – так долго Брент еще никогда не работал ни над одной вещью, когда юноша начал замедлять темп. С деталями можно было возиться сколь угодно долго, но это грозило риском испортить картину. Не без гордости за полученный результат, он отправился на поиски Трескона.
Искусствоведа он нашел в галерее спорящим с коллегами о том, что из накопленных человечеством предметов искусства следует спасать, а что – нет. Латвар и Эрлин угрожали физической расправой, если на борт будет взята еще одна картина Пикассо или Фра Анжелико. Поскольку Брент не слышал ни о том ни о другом, он без угрызения совести выложил собственную просьбу.
Трескон в молчании стоял перед картиной, время от времени взглядывая на оригинал. Его первый вопрос был совершенно неожиданным.
– Кто эта девушка? – спросил он.
– Вы сами сказали мне, что ее звали Еленой, – удивился Брент.
– Я имею в виду ту,которую ты на самом деле изобразил.
Брент посмотрел на холст, затем снова на оригинал. Странно, он не замечал разницы раньше, но в женщине, которая стояла на стене крепости, безусловно было что-то от Ирадны. Копии, которую он хотел сделать, не получилось. Его ум и сердце выразили себя его же руками.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, – медленно произнес он. – В моей деревне есть девушка, на самом деле я и пришел-то сюда, чтобы найти ей какой-нибудь подарок – что-нибудь, что произвело бы на нее впечатление.
– Значит, ты зря потратил время, – веско изрек Трескон. – Если она действительно любит тебя, она скоро скажет тебе об этом. Если нет – ты не сможешь заставить ее. Все очень просто.
Бренту это вовсе не казалось таким простым, но он предпочел не спорить.
– Вы не сказали мне, что вы об этом думаете, – проговорил он.
– В работе что-то есть,- осторожно ответил Трескон. Через тридцать, ну, может быть, двадцать лет ты сможешь чего-то достичь, если будешь продолжать заниматься. Конечно, мазки довольно грубые, а эта рука выглядит как гроздь бананов. Но у тебя хорошая, смелая линия, и я высоко ценю то, что ты не стал делать точную копию. Ее может сделать любой дурак – но твоя работа говорит о том, что ты обладаешь своеобразной индивидуальностью. Тебе необходимо больше практики и, что еще важнее, больше опыта. Ну, я думаю, это мы тебе можем обеспечить.
– Если вы имеете в виду отлет с Земли,- сказал Брент, – то это не тот опыт, который мне нужен.
– Это принесет тебе пользу. Неужели мысль о путешествии к звездам не вызывает возбуждения в твоем уме?
– Нет, только тревогу. Но я не могу воспринимать это всерьез, потому что не верю, что вы можете заставить нас улететь.
Трескон мрачновато улыбнулся.
– Вы очень быстро улетите отсюда, когда сигма-поле высосет звездный свет с вашего неба. И может быть, это вовсе неплохо. У меня есть предчувствие, что мы прибыли как раз вовремя. Хотя я часто посмеиваюсь над учеными, они навсегда освободили нас от застоя, который охватил твою расу.
Тебе нужно оторваться от Земли, Брент; ни один человек, проживший всю жизнь на поверхности планеты, никогда не видел звезд, но только их слабое отражение. Ты можешь вообразить, что это значит – висеть в космосе в самом центре одной из великих систем и видеть вокруг себя цветные слепящие солнца? Я видел это, и я видел звезды, плывущие в кольцах малинового огня, как ваша планета Сатурн, но в тысячу раз больше. А можешь ты вообразить ночь в мире, расположенном возле центра Галактики, где все небо сияет звездным туманом, который еще не породил звезд? Ваш Млечный Путь – лишь рассеянная горстка третьеразрядных солнц. Подожди, вот увидишь Центральную Туманность, тогда узнаешь, что такое настоящие звезды! Выпей свою порцию всего, что может предложить тебе Вселенная, а затем, если захочешь, возвращайся на Землю со своими воспоминаниями. Тогда ты сможешь начать работу. Только тогда, но не раньше, ты узнаешь, художник ты или нет.
Все это произвело на Брента впечатление, но не убедило.
– Если согласиться с вашими аргументами,-сказал он,- настоящее искусство начинается только после путешествия в космос.
– Ну, на этом тезисе основана целая искусствоведческая школа, – ответил Трескон.- На самом деле космическое путешествие – это одна из самых значительных вещей, которые повлияли на искусство. Путешествия, исследования, контакт с другими культурами – все это великий стимул для развития интеллектуальной деятельности.- Трескон сделал жест в сторону фрески на стене перед ними.- Люди, которые создали эту легенду, были мореплавателями, и полмира побывало в их портах. Но через несколько тысяч лет моря стало слишком мало для вдохновения или приключений, и тогда пришло время отправляться в космос. Ну а теперь это время пришло для тебя, нравится тебе это или нет.
– Не нравится. Я хочу жить здесь с Ирадной.
– То, чего людям хочется, и то, что им принесет пользу, – абсолютно разные вещи. Я желаю тебе удачи как живописцу, но не знаю, стоит ли пожелать тебе удачи в твоем другом стремлении. Великое искусство и блаженство у домашнего очага взаимно исключают друг друга. Рано или поздное тебе придется выбирать.
"Рано или поздно тебе придется выбирать". Эти слова все еще звучали в мозгу Брента, когда он шел по великой дороге к гряде холмов, а ветер дул ему навстречу. Солнышко явно жалела, что каникулы кончились, и двигалась вперед неохотно. Но постепенно пейзаж вокруг них менялся, линия горизонта отодвигалась к морю, и город стал все больше походить на игрушку, сложенную из разноцветных кубиков,- игрушку, над которой неподвижно и без всяких усилий висел космический корабль.
В первый раз Брент увидел корабль целиком – он находился примерно на уровне его глаз, – и юноша смог охватить корабль взглядом. По форме он представлял цилиндр, но заканчивался сложными многогранными конструкциями, о чьих функциях Брент не мог даже строить догадок. Огромная закругленная задняя часть ощетинивалась равно таинственными выпуклостями, рифлениями и куполами. В нем скрывались мощь и целеустремленность, но не было красоты, и Брент смотрел на него с неприязнью.
Этот мрачный монстр, узурпировавший небо, – если бы он мог рассеяться и исчезнуть, как облака, проплывающие мимо его бортов! Но корабль не исчезнет лишь потому, что Бренту этого хочется. По сравнению с теми силами, которые были задействованы здесь и сейчас, Брент и его проблемы казались просто микроскопическими, и юноша это прекрасно знал. Короткая передышка в истории, тихая минута между вспышкой молнии и первым раскатом грома. Вскоре над планетой разразится гроза, и этого мира не станет вовсе, а он и его народ сделаются бездомными изгнанниками среди звезд. Это было будущее, которое он не осмеливался вообразить, будущее, страшившее гораздо глубже, чем могли понять Трескон и его товарищи, для которых Вселенная была игрушкой уже пять тысяч лет.
Казалось несправедливым, что это должно было случиться именно в его время, после всех этих безмятежных веков. Но человек не может не торговаться с судьбой и выбирать покой или приключения по своей воле. Приключения и перемены опять пришли в мир, и он должен воспользоваться этим – как сделали его предки, когда начался век космоса и первые хрупкие корабли устремились к звездам.
В последний раз он взглянул на Шастар, затем повернулся к морю спиной. Солнце било ему в глаза и дорога впереди казалась покрытой яркой, мерцающей дымкой, дрожащей, как мираж или лунная дорожка на подернутой рябью поверхности воды. В течение минуты Брент задавался вопросом, не обманывает ли его зрение, но затем увидел, что это не иллюзия.
Так далеко, как только можно было охватить взором, дорога и земля по обе ее стороны были покрыты нитями паутины, такой тонкой и хрупкой, что только пляшущий солнечный свет позволял ее разглядеть. Последние полкилометра он шагал прямо по этим нитям, и нити сопротивлялись его шагам не больше, чем кольца дыма.
Все утро принесенные с ветром легкие паучки падали с неба миллионами, и, уставившись в голубизну, Брент сумел разглядеть секундные вспышки солнечного света на летящих шелковых нитях, когда запоздалые воздушные путешественники пролетали мимо. Не зная, куда летят, крошечные существа рискнули отправиться в бездну, гораздо более недружелюбную и бездонную чем та, с которой встретится он, когда придет время проститься с Землей. Это был урок ему, который он запомнит вперед на долгие недели и месяцы.
Сфинкс медленно уходил за линию горизонта, сливаясь с Шастаром за изогнутым полумесяцем холмов. Только однажды Брент оглянулся на каменное чудовище, чье многовековое бодрствование клонилось к концу. Затем медленно зашагал навстречу солнцу, а невидимые пальцы снова и снова гладили Бренту кожу, когда шелковые нити касались его лица, влекомые ветром, дувшим из дома.
1
Отрывок из трагедии английского поэта А. Ч. Суинберна (1837- 1909) "Аталанта в Калидоне". Перевод А. Гузмана. (Прим. перев.)
2
К. Марло. Трагическая история доктора Фауста. Перевод Н. Амосовой. (Прим. перев.)