На счастье, здешняя почва у основания Дерева была не столь болотистой. Едва сойдя с ветви, по которой бежал ручей, путники вступили на сухую, твердую землю. Они разбили лагерь по северную сторону ветви, уходившей в землю под углом в сорок пять градусов. Улисс изучил равнину, покрытую невысокой, буро-зеленой травой и изредка встречавшимися акациевидными деревьями. Там бродили громадные стада травоядных: лошадей, антилоп, буйволов, жирафоподобных существ, которые, как он предполагал, произошли от лошадей, слоноподобных животных, вероятнее всего, происходящих от тапиров, громадных, толстоногих кроликов и голубых, с изогнутыми клыками, длинноногих свиней. Там водились и хищники - двенадцатифутовый бегунчик, геопардоподобный леопард и стаи мохнатых, как дикобразы, львов.
Этой ночью отряд двинулся прочь от Дерева. Они не ушли далеко, потому что охота заняла слишком много времени. На рассвете путники разожгли костер в рощице акаций и поджарили мясо, а потом уснули в тени деревьев, выставив нескольких часовых.
На третий день отряд достиг горной гряды. Глиху даже пытками угрожать не пришлось. Он добровольно сообщил о перевале, и отряд два дня продвигался вдоль гор, пока перевал не был найден. Еще два дня ушло на то, чтобы перебраться через горы. Как-то под вечер отряд обогнул склон горы, и за ним в закатном сиянии перед ними предстало море.
Потом солнце зашло, и небо почернело. Сам не зная почему, Улисс чувствовал себя счастливым. Возможно, горы заслонили от него облик Дерева, а ночь сокрыла все, способное напомнить, что он не в том времени и не на той Земле, где родился. Звезды слагались в необычные созвездия, но он мог не обращать на них внимания. Куда сложнее оказалось немного спустя не обращать внимания на Луну - слишком уж она была большая, синевато-зеленоватая с белыми крапинками.
Путники поднялись на рассвете, позавтракали и начали спускаться по склону горы. К вечеру они достигли ее подножия и следующим утром двинулись по относительно гладкой равнине к морю. Вначале отряд пробирался густым лесом, но уже на второй день вышел к полям, к домам и огороженным сараям.
Дома были квадратными, иногда двухэтажными, сооруженными по большей части из бревен, а порой и из гранитных блоков, грубо обработанных и скрепленных известкой. Сараи были частично каменными, частично деревянными. Улисс обошел несколько и обнаружил, что там никого нет, кроме разве что диких зверей. Повсюду оказалось полным-полно деревянных и каменных статуй и несколько картин - очень примитивных, но на них хватало человеческих фигур, чтобы уверить Улисса, что художник, вероятно, был человеком.
Улисс подумал был, потому что нигде не нашел ни одного человеческого существа, живого или мертвого.
Он то и дело натыкался на обгоревшие останки домов и сараев. Была тому причиной война или несчастный случай, он не мог определить.
Домашние животные поудирали либо подохли с голоду.
Нигде не осталось даже человеческих костей.
- Что здесь произошло? - спросил Улисс у Глиха.
Крылан взглянул на него, пожал костлявыми плечами и распростер крылья насколько позволяла веревка.
- Не знаю, Повелитель. Последний раз я был здесь шесть лет назад, и тогда здесь жили врумау. Если не считать случайных набегов нешгаев и вигнумов, они вели мирный образ жизни. Возможно, мы выясним, что произошло, когда войдем в главную деревню. Вот если бы мне разрешили полететь вперед, я мог бы живо разузнать...
Он наклонил голову и кисло улыбнулся. Конечно, он не мог всерьез на это надеяться, и Улисс даже не потрудился ответить. Отряд впервые натолкнулся на кладбище, и Улисс остановил шествие. Он побродил внутри, изучая надгробные памятники. Они были вытесаны из толстых обрубков красного дерева и увенчаны черепами различных птиц и зверей. Больше на них не было ничего, а Глих и Хиукс понятия не имели, что эти черепа значат.
Далее отряд следовал по узкой грязной дороге. Все более многочисленные фермы по-прежнему пустовали.
- Судя по тому, насколько разрушились дома, и густоте поросли вокруг, я бы сказал, что их покинули примерно год назад, - произнес Улисс, - может, даже два.
Глих сообщил ему, что врумау были единственными человеческими созданиями, о которых он знал, - не считая, конечно, тех, что являлись рабами нешгаев. Собственно, врумау могли быть потомками беглых нешгайских рабов. Но, с другой стороны, нешгаи могли раздобыть рабов, напав на врумау. В любом случае врумау обитали на площади в сотню квадратных миль и имели население в сорок пять тысяч человек. У них было три главных поселения с пятью тысячами горожан в каждом, а остальные жили на фермах или охотились. Они торговали с дхулулихами и паусаидурами. Последние, согласно Глиху, обитали в море, а не на побережье. Если верить описаниям бэтмена, они были своего рода дельфинокентаврами.
Улисс принялся расспрашивать об истории людей, но Глих открыто признал свое полное невежество в этом вопросе.
Улисс решил, что знает об этом мире еще меньше, чем когда открыл глаза в горящем храме вуфеа. Ну, может, и не меньше. Зато путаницы у него в голове прибавилось. Существовало великое множество разумных видов, и большинство из них явно вопреки теории эволюции, а тут еще человеческие существа исчезли так внезапно и загадочно. Все эти дни он жил одной надеждой: увидеть вновь человеческие лица, услышать человеческий голос, прикоснуться к человеческой коже. А люди исчезли.
Проселочная дорога тянулась все дальше и дальше и наконец вывела путников в прибрежную деревеньку на сваях. Она располагалась в бухте со множеством вытащенных на берег судов, начиная от маленьких лодок и кончая кораблями, похожими на корабли викингов. Очевидно, буря порвала их якорные цепи и выкинула их на отмель.
Деревня выглядела так, будто все решили оставить дневную трапезу и убраться восвояси. Около четверти домов было сожжено начисто, но это можно было приписать и небрежному отношению с огнем в очагах.
И лишь одно портило картину всеобщего добровольного исхода - высокий деревянный столб в центре главной площади. Его вершину венчала вырезанная деревянная голова. Безволосая голова с огромными веерообразными ушами и длинным, как змея, носом. Из открытого рта торчали четырехфутовые слоновьи бивни. Раскрашена голова была темносерой краской.
- Нешгаи! - воскликнул Глих. - Это голова нешгаев. Они оставили это в ознаменование победы.
- Если они захватили эту деревню штурмом, где следы борьбы? - не поверил Улисс. - Где скелеты, например?
- Очевидно, нешгаи прибрали за собой, - ответил Глих. - Они - очень опрятный народ. Любят чистоту и порядок.
Улисс огляделся в поисках массовых захоронений и нашел несколько гигантских могил. Он раскопал одну и обнаружил около сотни скелетов, сплошь человеческих.
- Нешгаи, должно быть, забрали своих погибших к себе на родину, - заметил Глих. - Они всех хоронят в одном месте, очень священном месте.
- Как долго жили здесь врумау? Уж столько-то ты о них знаешь?
- О, на мой взгляд, около двадцати поколений, - сказал Глих и скорчил рожу.
- Около четырехсот лет, - проговорил Улисс.
Почему он не очнулся на сотню лет раньше? Тогда он нашел бы своих сородичей и обосновался среди них, завел бы детей. А с его технологическими познаниями нешгаи бы людей не одолели. Скорей уж наоборот.
Конечно, теперь он был бы уже мертв. А над его могилой высился бы столб с черепом какого-нибудь животного на верхушке и надписью: "ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ УЛИСС ПОЮЩИЙ МЕДВЕДЬ, 1952 - 10000 000".
Около часа Улисс пребывал в самом мерзком расположении духа. Все равно ведь помирать - так зачем еще о чем-то беспокоиться? Почему бы ему не вернуться в деревню вуфеа, не поселиться среди народа, который поклоняется ему как божеству? А что до подруги жизни, в которой он так нуждается...
Но через час Улисс стряхнул с себя остатки подавленности. В самой природе жизни таится неверие в собственную смерть и стремление поступать так, словно эта самая жизнь будет продолжаться вечно. И словно пустяки имеют громадное значение. Относиться к жизни и смерти реалистически можно только за гранью реальности. Там, где начинается безумие. Ну не смешно ли - чтобы не стать безумным, надо забыть о том, что безумен мир... или хотя бы поступать так, словно мир не спятил.
Он исследовал дома и храмы, а потом спустился к пляжу. Там все еще стоял на якоре корабль, не успевший рассыпаться окончательно. Его корпус был поврежден, и несколько бревен нужно было заменить, но в доках на складах вполне хватит всего необходимого. Улисс объяснил вождям, что от них требуется. Те закивали, будто все отлично поняли, но взгляды их выдавали сомнение. Или скорее испуг.
Улиссу пришло в голову, что они ничего не знают о мореплавании. Все, кроме бэтменов и самого Улисса, видели море впервые.
- Поначалу мореплавание покажется вам странным, а то и опасным, - сказал Улисс. - Но вы научитесь. А когда узнаете, что делают и чего не делают на море, вам может даже понравиться.
Вожди все равно выглядели исполненными сомнений, но поспешили выполнить приказ. Улисс принялся изучать мачты и снасти. Все лодки и корабли имели прямые паруса. Очевидно, косого паруса врумау не знали. А значит, и понятия не имели о лавировании или плавании против ветра. Этого Улисс понять не мог. Пусть человек вышел в море за много тысяч лет до изобретения паруса, дававшего ему возможность лавировать против ветра, но раз косой парус был когда-то изобретен, ему следовало бы навечно остаться в человеческой технике. Если же этого не случилось, значит, в преемственности человеческих знаний существовал катастрофический пробел. Люди впали в варварство и по крайней мере несколько поколений не имели контакта с морем. И не осталось никаких знаний, даже устных преданий.
Улисс выбрал для жилья большой дом, в котором разместился с Авиной и вождями, велев остальным занять три других дома. Часовых расставили у главных ворот, приказав при виде чего-либо подозрительного бить в громадные барабаны в караулке над воротами.
Через три недели корабль был готов. Его спустили на воду из дока, и Улисс вывел свою команду в первое плавание. Матросы получили устные указания - и изо всех сил старались воплотить свои скудные знания в жизнь. Несколько раз они чуть не перевернули судно. Однако после недели упорных тренировок команда была готова к длительному каботажу вдоль берегов. Улисс наряду с разработанной косой оснасткой построил и установил руль. Корабли врумау оснащались для управления большими веслами.
Он окрестил судно "Новой надеждой" и в один прекрасный день отбыл в земли нешгаев.
Берег был пологий, со множеством великолепных пляжей, и только иногда встречались редкие утесы. Море казалось относительно мелким на протяжении двух миль от берега и свободным от мелей и громадных скал. Почти к самому пляжу спускались заросли гигантских дубов, платанов, елей, сосен и некоторых неизвестных на земле его времени деревьев. Там водилось множество животных: оленей, антилоп, длинношеих громадных лошадей, которых он называл, думая по-английски (а это случалось нечасто), "жирконь", буйволов, высоких, похожих на волков животных, тюленей и черепах.
Как-то раз Улисс спросил у Глиха, почему земли между нешгаями и врумау оказались лишенными разумной жизни.
- Я могу только предполагать, - заявил недомерок бэтмен. - Но, на мой взгляд, так случилось потому, что все разумные существа побережья ушли жить с Деревом.
Улисс отметил про себя это "с Деревом". Почему не на Дерево? Глих говорил так, словно разумные существа получили приглашение и отправились жить в один общий дом.
- С Деревом жить проще, - продолжал Глих. - Там можно укрыться от врагов, а пища обильна и доступна.
- А крокодилы и гиппопокрысы поедают зазевавшихся рыболовов, - подхватил Улисс. - И если Дерево изобилует дичью, то оно изобилует и кровожадными зверями, большинство из которых не брезгует полакомиться человеком. А если племени проще скрыться, то к нему не менее просто незаметно подкрасться, когда оно уже обнаружено. У густой растительности есть не только преимущества, но и недостатки.
Глих пожал плечами и улыбнулся с видом собственного превосходства:
- Верно. Но это хорошо, что некоторые умирают, иначе племена так расплодились бы, что не хватило бы ни места, ни еды. Кто-то должен страдать во имя большинства. Кроме того, между народами Дерева нет войны. Во всяком случае, такой, какой представляешь ее ты и народы равнины. Дерево следит за своими племенами и, когда племя становится слишком многочисленным, уведомляет его соседей, что они вправе пойти на него войной. Оно также предостерегает племя от нападения. Потом молодые воины обоих племен устраивают сражение. Или иногда, на короткий срок, им разрешается нападать на поселения. Тогда позволяется убивать самок и детенышей. Но так случается довольно редко. А когда случается, никто не возражает. Эти маленькие стычки придают жизни содержание и колорит.
- Тогда почему нешгаи и врумау не пошли жить с Деревом? - спросил Улисс.
- Нешгаи возомнили, что они лучше Дерева! - гневно выпалил Глих. - Эти неуклюжие, толстопузые носопыры были такими же дикими, как вуггруды и храушмиддумы. А потом они откопали захороненный город Шабавзинг и нашли в нем множество вещей, которые помогли им подняться от варварства к цивилизации за три поколения. К тому же они такие большие и неповоротливые, что не смогли бы ни устроиться удобно на Дереве, ни вскарабкаться повыше.
- А врумау?
- Они жили с Деревом - когда-то. А потом, вопреки приказаниям Дерева оставаться на месте, ушли. Очень упрямый, склочный и вздорный народец. Да ты и сам увидишь, если найдешь их. Они перебрались к морю и построили там свои жилища. Некоторые говорят, что сначала они объединились с нешгаями, которые потом их предательски поработили. А потом некоторые врумау бежали и пришли сюда, чтобы основать нацию, мечтая однажды выступить в поход против своих бывших хозяев... Но, очевидно, нешгаи их опередили.
Казалось, Глих был очень доволен участью людей.
- Теперь настал черед нешгаев, - добавил он. - И их смерть придет с Дерева, которое ничего не забывает и не прощает. Сейчас нешгаи терпят урон от нападений фишнумов - собратьев вуггрудов, и глассимов, родственников храушмиддумов. Их посылает из своих недр Дерево, чтобы истерзать, обескровить нешгаев и истребить их. - Он помолчал и сказал с еще большим злорадством: - Та же участь ждет народы северных земель. Если они откажутся жить с Деревом. Дерево понемногу разрастется и захватит все равнины, всю землю, за исключением узкой полоски вдоль побережья. И Дерево не потерпит никаких разумных существ на берегу. Так или иначе оно их погубит..
- Дерево? - переспросил Улисс. - Или дхулулихи, которые используют Дерево, чтобы навязать всем свою волю? Мнимые слуги Дерева и его настоящие хозяева?
- Что? - воскликнул Глих и покачал головой. - Неужели ты в это веришь? Да ты просто рехнулся!
Все же он едва сумел скрыть торжествующую улыбку, так что Улисс призадумался, не попал ли он ненароком в самую точку.
Если его теория была не только теорией, она могла многое объяснить. Но многое по-прежнему требовало объяснений. Откуда взялось Дерево? Улисс не мог поверить, что оно естественным порядком развилось из какого-то растения, жившего в его дни.
А тут еще загадка происхождения всех этих совершенно не родственных друг другу разумных существ.
Судно плыло вдоль побережья, держась вблизи берега и бросая якорь, когда небо покрывалось тучами, затрудняя надежную навигацию. Когда была видна луна, корабль плыл всю ночь. Глих и Хиукс время от времени сообщали что-нибудь о нешгаях. Большей частью они жались на платформе у основания мачты, их крылья едва ли не подметали дощатую палубу. Их головы над закутанными в одеяла плечами часто сближались. Невзирая на обоюдную ненависть, крыланы переговаривались. Слишком уж они были напуганы, несчастны и одиноки, чтобы не прибегнуть к единственному утешению - родной речи.
Улисс не знал, что с ними делать. Они сообщили ему почти все, что ему хотелось знать. Он был уверен, что смог бы получить и другие сведения, если бы знал, о чем спрашивать. Но он опасался, что когда-нибудь пленники найдут способ сбежать и вернутся с целой ордой своих сородичей. Каждый минувший день увеличивал для бэтменов возможность побега.
Улиссу не хотелось убивать их, хотя это было бы вполне логично. Да, но ведь крыланы так и не выдали расположение основного города. Бэтмены утверждали, что дорогу домой они могут найти только по воздуху.
И Улисс воспользовался этим предлогом, чтобы сохранить им жизнь. Когда-нибудь они смогут указать путь к своей базе, пусть даже с воздуха. В конце концов, никто из бэтменов и не подозревал о существовании шаров и дирижаблей, а посему пусть пока тешатся мыслью, что их секрет останется в безопасности.
На шестой день Улисс увидел первых дельфинолюдей. Корабль отклонился от береговой линии, ибо на его пути стоял громадный утес. Когда до утеса оставалось около двухсот ярдов, на его склоне, всего в нескольких футах над поверхностью воды Улисс разглядел каких-то причудливых животных. Он подвел "Новую надежду" так близко к утесу, как только осмелился - лот показывал глубину в четыре фатома, - и вместе с экипажем уставился на четырех загоравших на рифе созданий.
Больше всего они напоминали легендарных тритонов его дней, а не описанную Глихом помесь дельфина с кентавром. Ниже груди они походили на рыб. Или все же на дельфинов - ведь плавники были горизонтальными, а не вертикальными. Окраска нижней части тела была такой же золотисто-бронзовой, что и на верхней. Половые органы самок и самцов скрывались паховыми складками. Выше груди тела были совершенно человеческими, а между пальцами, вопреки ожиданиям Улисса, перепонок не оказалось. Носы были очень тонкими. Глих объяснил, что ноздри могут плотно сжиматься благодаря сокращению мышц. Глазные яблоки закрывались плотными и прозрачными оболочками, выходящими из-под век. Волосы на головах были очень короткими и лоснящимися. На таком расстоянии они казались скорее тюленьим мехом, чем волосами. У двоих были черные волосы, у одного - светлые, а у четвертого - каштановые.
Улисс помахал им рукой и улыбнулся. Женщина и мужчина помахали ему в ответ.