- Прости меня, - мягко сказал Фобо. - Я просто пытаюсь объяснить тебе, почему Жанет не могла рассказать тебе всей правды о себе. Должно быть, она действительно любила тебя, Хэл. Она испытывала к тебе искреннюю страсть и глубокую привязанность. Она была счастлива ощущать полное слияние с тобой, настолько полное, что трудно было сказать, где кончается одно тело и начинается другое… Я знаю, что так и было - как сочувственник, я умею войти в нервную систему любого существа и полностью испытать все его эмоции.
Но в ее любви к тебе всегда был привкус горечи: она боялась, что ты, узнав, что она относится к совсем чуждой тебе ветви животных на древе эволюции и что она благодаря своему внутреннему строению не способна к нормальному человеческому браку и деторождению, в ужасе отвернешься от нее. Эта мысль отравляла даже самые светлые минуты ее жизни.
- Нет! Я все равно любил бы ее! Да, сначала я был бы потрясен. Но я сумел бы преодолеть себя. Для меня она была человеком. Да она была человечнее любой женщины, которых я встречал в своей жизни!
Макнефф издал звук, словно его тошнило. С трудом справившись с собой, он зарычал:
- Ты, гнездилище порока! Да как можешь ты оставаться спокойным, узнав, что возлежал с развратным чудовищем?! Почему ты еще не вырвал себе глаза, взиравшие на нее с низким вожделением? Почему ты до сих пор не откусил себе губы, целовавшие ее насекомую плоть? Почему ты не отрубил руки, блудливо щупавшие эту чудовищную карикатуру на женское тело? Почему ты не вырвал с корнем член, которым ты…
- Макнефф! - попытался пробиться сквозь эту гневную тираду Фобо. - Макнефф!!
Похожая на череп голова медленно повернулась к сочувственнику. Глаза его мрачно сверкнули, а губы раздвинулись в ужасающей из улыбок - оскале ярости.
- Что? - пробормотал он, словно очнувшись.
- Макнефф, я хорошо знаю ваш психологический тип. Разве вы не планировали сохранить лалиту для себя, если она только останется в живых? Да-да, для себя. Для своих плотских утех! И не является ли основной причиной вашей ярости то, что ваши надежды не сбылись? В конце концов, у вас уже год не было женщины и…
Сандальфон разинул рот. Кровь бросилась ему в лицо, сделав его багровым, но тут же цвет сменился на трупно-желтый. Он зловеще ухнул, как филин:
- Довольно! Уззиты, отведите этого… это существо, называвшее себя человеком, в шлюпку.
Двое в черном приблизились к Хэлу отработанным за долгие годы маневром: спереди и сзади. Они уже привыкли, что арестованные никогда не оказывали сопротивления: перед представителями церкводарства любые преступники немели от страха. Поэтому и сейчас, невзирая на исключительность ситуации, так как Хэл был вооружен, они не ожидали от него никакого сопротивления.
Он и стоял с опущенной головой, ссутулившись, руки безвольно висели - типичный арестант, подходи и бери.
Но так он простоял не более одной секунды, а уже в следующую он превратился в свирепого тигра.
Уззит, подступавший к нему спереди, полетел кувырком, пачкая хлещущей изо рта кровью свой черный китель. Врезавшись в стену, он со стоном выплюнул несколько зубов.
А Хэл тем временем, крутанувшись на каблуках, уже впечатал с размаху свой кулак в пухлое объемистое брюхо того, что стоял у него за спиной.
- Уфф! - вот и все, что смог сказать на это уззит, и попытался рухнуть, но, оседая, наткнулся подбородком на предупредительно согнутое колено Хэла: раздался треск ломающихся костей, и уззит растянулся на полу, окончательно выйдя из игры.
- Осторожно! - завизжал Макнефф. - Он вооружен!
Рука уззита, лежавшего у стены, нырнула под китель, пытаясь вытащить из кобуры пистолет, но огромный фолиант в бронзовом переплете, брошенный Фобо, попал ему прямо в висок.
- Ты смеешь оказывать сопротивление, Ярроу! - кричал Макнефф. - Ты еще сопротивляешься!
- И еще как шиб сопротивляюсь! - проревел Хэл и устремился на сандальфона.
Макнефф занес плеть - семь тонких хвостов впились Хэлу в лицо и обвились вокруг его головы. Но он, словно и не почувствовав боли, обрушился всем весом на фигуру в пурпуре и свалил ее на пол.
Макнефф приподнялся на колени, но Хэл, рухнув рядом, дотянулся до его горла и с наслаждением его сдавил.
Лицо архиуриэлита посинело, он вцепился в запястья Хэла, пытаясь оторвать его руки от себя, но обезумевший козл только усилил хватку.
- Ты… не смеешь… сделать… - задыхаясь, просипел Макнефф, - не можешь… невозмож…
- Могу! И смею! - пыхтел Хэл. - Я всю жизнь мечтал сделать именно это, Порнсен!.. То есть Макнефф!
Вдруг весь дом заходил ходуном так, что задребезжали оконные стекла. И почти сразу же раздался ужасающий грохот. Воздушная волна ударила в окна, и стекла вылетели. Хэл растянулся на полу. Ночь снаружи превратилась в день. А потом снова обрушилась ночь.
Хэл поднялся на ноги. Макнефф продолжал лежать, ощупывая шею.
- Что это было? - спросил Хэл у Фобо. Тот молча направился к разбитому окну, не обращая внимания на кровоточащую царапину на щеке, и выглянул наружу.
- Случилось то, чего я так долго ждал, - наконец сказал он и, повернувшись к Хэлу, добавил: - С первой минуты как "Гавриил" приземлился, мы стали подрываться под него. И…
- Но ведь наши звуковые детекторы…
- …уловили шум подземных поездов, проходивших прямо под кораблем. Так мы и рыли только тогда, когда шли поезда, чтобы скрыть шум наших работ. Раньше поезда шли по туннелю каждые десять минут, но мы стали пускать их каждые две минуты, особенно под конец, и позаботились о том, чтобы это были в основном длинные товарняки.
Пару дней назад мы закончили заполнение полости под "Гавриилом" порохом. И уж поверь мне, завершив это, мы все вздохнули с облегчением, так как все же опасались, что нас смогут услышать, или того, что огромный вес корабля может продавить почву под собой и уничтожить все наши труды. Ну и наконец, капитан мог по какой-нибудь причине просто поменять место стоянки.
- Вы его что, подорвали? - спросил Хэл. Он уже устал удивляться - слишком быстро все происходило.
- Надеюсь. Хотя сколько бы тонн взрывчатки мы под него ни подложили, он все-таки построен так крепко, что ее могло не хватить. С другой стороны, нам не хотелось бы особенно его разрушать, потому что мы собирались его потом как следует изучить.
Наши расчеты показали, что ударная волна, пройдя сквозь металлическую обшивку, убьет всех, кто будет находиться на борту.
Хэл тоже подошел к окну. По бледному от лунного света небу растекался сизый дым - скоро он окутает весь город.
- Вам лучше немедленно послать на борт своих людей, - сказал землянин. - Если взрыв только оглушил офицеров, дежурящих на мостике, и если они придут в себя до того, как вы успеете до них добраться, они взорвут водородную бомбу. А она уничтожит все на много миль вокруг. Ваш взрыв по сравнению с тем, что может быть, - легкое дуновение. И что еще хуже: после него останется радиоактивное излучение, которое, если ветер его отнесет в глубь континента, может убить миллионы.
Фобо побледнел и попытался выдавить улыбку:
- Я думаю, что наши солдаты уже на борту. Но я сейчас же свяжусь с ними и предупрежу, чтобы они были особенно внимательны…
Он вернулся через минуту, и теперь ему уже не нужно было прилагать усилий, чтобы широко улыбнуться:
- На борту нет ни одного живого человека, включая и тех, что на мостике. Я посоветовал капитану группы захвата быть поосторожнее с незнакомыми кнопками.
- Да, вы, похоже, все предусмотрели, - вздохнул Хэл.
Фобо нахмурился:
- Мы очень миролюбивы. Но мы реалисты. И когда мы собираемся провести акцию против хищников, то лучшее, что мы можем сделать для сохранения своей жизни, - это истребить их полностью. На нашей планете у нас уже есть большой опыт борьбы с хищниками и паразитами.
Он взглянул на сандальфона, поднявшегося на четвереньки, мотающего головой с остекленевшими глазами, словно раненый медведь.
- Но тебя, Хэл, я не причисляю к хищникам. Ты абсолютно свободен - иди куда хочешь, делай что хочешь.
Хэл опустился на стул и сказал потерянно:
- Я думал, что всю свою жизнь я только и мечтал об этом: о свободе идти куда хочу и делать что хочу. Но сейчас - что у меня осталось? Только она - свобода. И что мне с ней теперь делать? Я уже ничего не хочу.
- Да, крепко тебе досталось, - всхлипнул Фобо, и из его глаз сочувственника заструились слезы, собираясь крупными каплями на кончике его длинного носа. - У тебя остались еще твои дочери. Тебе есть о ком заботиться и есть кого любить. Они проживут в инкубаторе совсем недолго. Они хорошо перенесли извлечение из материнского тела и скоро станут очаровательными малышками. Они же твои! И ничуть не хуже обычных земных детей. К тому же они - вылитый ты (конечно, женская модификация твоего лица). В них твои гены. И так ли уж важно, получили они их привычным тебе или фотокинетическим способом?
И без женщины ты не останешься. Ты забыл, наверное, но у Жанет есть еще сестры и тетки - все они молоды и прекрасны. Я уверен, что мы сможем их найти.
Хэл сгорбился и закрыл лицо руками:
- Спасибо, Фобо, но это не для меня.
- Сейчас - да. Конечно, - мягко сказал сочувственник. - Но со временем твоя боль ослабеет, и ты снова почувствуешь вкус к жизни.
Кто-то вошел в комнату. Хэл поднял голову и увидел, что это санитарка.
- Доктор Фобо, мы собираемся увозить тело. Хочет ли человек проститься с ним?
Хэл покачал головой. Фобо озабоченно положил ему руку на плечо:
- Похоже, ты близок к обмороку. Сестра, у нас есть какие-нибудь нюхательные соли?
- Не надо, обойдусь, - слабо отмахнулся Хэл.
Две санитарки вывезли из операционной носилки на колесиках, покрытые белой простыней, под которой проступали контуры куколки. Лишь с подушки струились волнами темные пышные волосы.
Хэл не встал навстречу. Он так и остался сидеть на стуле, обхватив голову руками.
- Жанет! - стонал он. - О, Жанет! Если бы ты любила меня настолько, чтобы рассказать мне обо всем…
КОНЕЦ ВРЕМЕН
© перевод В. Серебрякова
ГЛАВА 1
Доктор Лейф Баркер притянул женщину к себе. Она не сопротивлялась - пока; не за этим она пришла к нему. Насколько было известно Баркеру, женщина намеревалась проявить покладистость, а затем вопить во всю глотку, пока не ворвутся поджидающие поблизости уззиты, чтобы арестовать богохульника. Или сделать вид, что арестовывают.
Женщина подняла взгляд; ее накрашенные губы были полуоткрыты.
- Вы думаете, это все же верносущно? - спросила она.
- Во всяком случае, реально, - ответил Лейф и накрыл ее губы своими.
Она отозвалась на его поцелуй страстно - даже слишком страстно: он-то знал, что она играет. И переигрывает. Или… быть может, ей такая работа нравится больше, чем пришлось бы по вкусу ее начальству.
Лейф протянул руку и, прежде чем женщина поняла, в чем дело, ухватил стягивавший тонкую шею плоеный воротничок и с силой разодрал сзади ее платье.
Голубые глаза широко раскрылись, женщина попыталась отстраниться, сказать что-то, но Лейф впился в ее губы. Она не смогла даже шевельнуться, прежде чем оказалась обнажена до талии. Потом Лейф отпустил ее, готовый оглушить ее ударом ребром ладони по шее при попытке взвизгнуть.
Женщина, однако, была совершенно ошеломлена той стремительностью, с которой он приступил к соблазнению. Возможно, она недостаточно долго занималась своим ремеслом, чтобы без должного почтения отнестись к ламедоносцу. Благодаря промывке мозгов она твердо усвоила, что занимающий пост Лейфа Баркера - выше всяких подозрений. Возможно.
Что бы ни творилось в ее мозгу, лицо женщины оставалось прекрасно. Тот, кто послал ее, знал, что делал. Трудно не поддаться чарам этой хрупкой высокой блондинки, чье тело кричало о женственности, но черты лица сохраняли детскую невинность. Страстное, но все же дитя. Однако обнажившиеся теперь груди разрушали это впечатление, и Лейфу стало легче решиться продолжить план.
Осознав, что Лейф бесстыдно разглядывает ее бюст, женщина поспешно прикрыла грудь ладонями. Лейф расхохотался.
- В чем дело? - спросил он. - Тебе вдруг расхотелось становиться моей любовницей? И ты вовсе не восхищалась мной издалека, сколько себя помнишь? И ошиблась, придя сюда, чтобы отдаться мне? Решила не нарушать законов святого церкводарства?
- Н-нет, - чуть запинаясь, ответила женщина. - Я… я просто не ожидала, что…
- Что твои приятели не успеют добраться сюда, прежде чем я совращу тебя по-настоящему, - закончил Лейф все с той же чарующей улыбкой.
Женщина побледнела, раскрыла рот, пытаясь ответить, но парализованная ужасом глотка отказывалась пропускать звуки.
- Это символ нашего времени, - заметил Лейф.
- К-какой символ? - выдавила из себя женщина.
- Когда-то, - объяснил Лейф, - носивший этот символ, - он дотронулся до приколотого к рубашке значка - золотого "Л" еврейского алфавита, - считался выше всех искушений. А будучи выше искушений, он оказывался выше подозрений. И уззиты не пытались тогда доказать верносущность его поступков неуклюжими попытками соблазнения. Но мы живем в убогое время и подозреваем всех. - Он помолчал секунду и резко спросил: - Тебя Кандельман послал?
Женщина вздрогнула, и Лейф понял, что нащупал правду с первой попытки. Итак, его проверяло не руководство корпуса Холодной Войны. Ловушку поставил Кандельман, глава уззитов - тайной полиции союза Гайяак.
- И много твоих приятелей сидит в засаде? - осведомился он.
Женщина молчала. Лейф взял ее за руки и резко отвел их, заставляя обнажить груди. Женщина отвернулась, чтобы не видеть его глаз. Снизу вверх, от самых бедер по бледной коже начал распространяться румянец.
- Не хочешь говорить - не надо, - произнес Лейф. - Гляди!
Он отошел, нажал несколько потайных кнопок на стене, и тут же перед ним засветился экран. Видна была гостиная пентхауза и три распростертых на полу тела в черных уззитских мундирах.
- Ламедоносцы имеют много привилегий, - пояснил Лейф. - Одна из них - право защищать свое уединение. Так что нажатием этой вот кнопки я могу наполнить гостиную наркотическим газом.
- Но газовые клапаны дол… - Женщина осеклась.
- Должны были быть испорчены одним из твоих приятелей? - ехидно подбодрил ее Лейф. - Так оно, наверное, и было. Но не такой же я дурак, чтобы не установить дублирующую систему, о которой Кандельман, увы, не знает.
Женщина судорожно пыталась прикрыться обрывками платья. В ее голубых глазах плескался ужас.
- Зачем вы мне это рассказываете? - прошептала она.
Из ее вопроса Лейф понял: она ждет, что Лейф убьет ее.
- Потому что ты будешь и дальше работать на Кандельмана, - объяснил он. - И на меня - тоже. Но верна ты будешь прежде всего мне. Выдать меня уззитам ты побоишься.
- О чем вы?.. - выдохнула она.
Лейф медленно подошел, вновь потянулся к ее груди.
- Ну ты же знаешь Кандельмана. Он не потерпит полового многоложества даже от своих агентов. Я ведь знаю - тебе полагалось возбудить меня и тут же позвать своих. Кандельман у нас такой высокоморальный - он готов убить человека или ввести в искушение ламедоносца, но не потерпит, чтобы его девочки играли роль до конца.
- Не хотите же вы…
- Конечно, хочу. После того как я тобой овладею, ты вряд ли осмелишься выдать меня Кандельману. Кроме того, ты красива, а у меня уже месяц не было женщины.
- А ваша жена? - Женщина попятилась.
- Мы с женой, - Лейф коротко рассмеялся, - даже не целовались.
Его жертва отступала, пока не уперлась обнаженными лопатками в холодный камень стены. Тогда она рухнула перед ним на колени.
- Во имя любви Предтечи! - взмолилась она. - Не надо!
Я буду проклята навеки!
Какое-то мгновение Лейф и вправду подумывал: а не отпустить ли ее. Потом он решил не делать глупостей. Чтобы эта подсадная утка не выдала его Кандельману, ему надо или изнасиловать ее, или убить. Последнего делать ему не хотелось. Красивая все же женщина.
- Дорогая моя Ингрид, - пропел он успокаивающе, - это вовсе не так омерзительно, как ты думаешь.
- Нет, прошу вас! - надрывно взвизгнула она. - Меня заставили! Кандельман отправил бы моего отца к Ч, если бы я отказалась!
Лейф заколебался. Может, в этой истории есть доля правды? Сомнительно. Фанатик Кандельман доверился бы только другому фанатику.
- Ты лжешь, - проговорил Лейф. - А если и не лжешь - я хочу тебя!
Он подхватил ее и легко поднял с пола. Через пять минут она прекратила сопротивляться, а еще через минуту - отвечала ему с той же страстью, что и до той секунды, когда Лейф сорвал с нее платье. Теперь она не играла - в этом Лейф был уверен.
ГЛАВА 2
В прозрачном кубе на стене бушевал вихрь огненных искр, бросался на стенки, как пойманный зверь; катились тучи и сверкали молнии.
Внезапно хаос сменился порядком. Куб бешено затрещал, в нем поплыли тени, одна из которых напоминала сидящего за столом человека. Несколько секунд контуры его колебались, потом, точно решив все-таки воплотиться, тень обрела четкие очертания, став миниатюрным подобием реальности.
Показывал куб правительственную телестудию. Стол, диктор за столом и портрет Исаака Сигмена за спиной диктора были точным подобием настоящих, только вшестеро меньше.
В своем пентхаузе на крыше больницы Суровой Благости доктор Лейф Баркер потягивал кофе и сонно пялился в куб. С каждым днем устройство работало все паршивее. Можно, конечно, вызвать перегруженных работой техов, и если те смогут реквизировать требуемые материалы - очень большое "если", - то доведут куб до девяноста процентов КПД. Ненадолго - потому что скверного качества запчасти быстро вернут аппарат к нынешним семидесяти восьми процентам.
Нет, техов вызывать не стоит. Эти неполадки - знак грядущих перемен.
Лейф Баркер глотнул обжигающего кофе. "Добрый знак".
Лейфу такие знаки нравились. Он сам создавал их, он был пауком, который, сплетя сеть, время от времени подергивает за ниточки.
- …Верносущен ли приход Конца Времен в течение года, нельзя сказать, - бубнил голос в кубе. - Однако события последних шести месяцев указывают на подобную возможность. Все вы знаете, о чем идет речь - странные знамения и знаки, столь многочисленные в последнее время.
Лейф сонно усмехнулся. Да, руководство союза Гайяак само распустило слухи о скором Конце Времен - предсказанном священными писаниями дне, когда Сигмен вернется из своих странствий по прошлому и будущему в настоящее. В тот день сокрушатся враги его и награждены будут истинно верующие. Каждый из верносущных получит в свое распоряжение собственную вселенную; никто больше не будет иметь власти над избранными, и ангелы-хранители не будут больше проверять каждый их шаг.
Правительство Гайяак само решило отвлечь собственных жителей от утомительного труда и нищенской зарплаты. Но эстафету перехватил Корпус Холодной Войны Пограничья, и крохотный камушек вызвал лавину. По плану Корпуса, средний "гайка" должен истово поверить в скорое пришествие Сигмена, самого Предтечи.