- Дэви, - начал Воронцов, - я читал вашу информацию о физике Льюине… Выступление вы слушали сами?
- Алекс, я не пишу с чужих слов.
- Льюин прежде выступал за мир. И вдруг такой выверт. Почему?
Портер на мгновенье задумался.
- Речь его была тщательно продумана, он знал, что говорит. Мне даже показалось, что он способен на большее.
- Больше, чем на выступление?
- Именно. У него наверняка есть не один сценарий войны. Например, он сказал, что провокацию, которая необратимо приведет к началу боевых действий, может осуществить группа экстремистов из нашего департамента без согласования с президентом. Студенты подняли крик, и это было ошибкой. Нужно было задавать вопросы, и он выложил бы сценарий. А крики его сбили.
- Он выступал и в других местах?
- Закрытые заседания в конгрессе и в клубе отставных офицеров.
- Тем более, - сказал Воронцов. - Я думал, что это лишь психологическая загадка…
- Не переоценивайте фактов, Алекс! Кто только не произносит речи о пользе войны! А сценариев сейчас разработано не меньше, чем пьес для столичных театров.
- Вы считаете, что этот случай ничем не отличается?
- Разве тем, что прежде Льюин говорил совершенно иное.
- Это, по-вашему, пустяк?
- Алекс, я могу назвать десяток причин, по которым человек может изменить свое мнение…
- Мнение или убеждение?
- Не играйте словами. Можно изменить и убеждения, если плата хороша.
- Льюину заплатили?
- Понятия не имею… Давайте выпьем. Как это у вас говорят? На троих.
- Замучил вас Алекс вопросами? - сказал Крымов.
- Если это так интересно, - сказал Портер, - почему бы вам самому не встретиться с Льюином? Раньше он охотно сотрудничал с левой прессой.
- Я собираюсь, - согласился Воронцов, - но прежде хотел бы иметь больше информации.
- Я вам пришлю, Алекс? Какой у вас телекс?
Воронцов назвал номер.
- Не подведите, Дэви, - попросил он.
Пора было уходить. Портер решил остаться - ему было с кем и о чем поговорить.
- Алекс, - сказал он, когда Воронцов уже встал, - я забыл. Может, вам пригодится. Несколько месяцев назад у Льюина умерла жена и погиб сын.
* * *
Спать не хотелось, за неделю Воронцов еще не вполне привык к восьмичасовому сдвигу во времени - так же трудно он отвыкал в Москве, обвиняя подступающую старость с ее устойчивыми и инертными биоритмами. Впрочем, до старости еще было далеко. Но и сорок пять - возраст, говорят, опасный.
Шел первый час ночи, шум за окном стихал, мерно вспыхивали огнем рекламы. Воронцов решил выпить кофе. Этот напиток оказывал на него странное действие - от слабого кофе клонило ко сну, крепкий вызывал кратковременную бодрость, а затем жуткую сонливость.
Когда он наливал себе вторую чашечку, застрекотал принтер, побежала лента, и Воронцов увидел фамилию Льюина. В информации Портера было строк двести, наверняка хаос записей. Воронцов оторвал ленту и, положив на стол, отправился на кухню заваривать крепкий чай.
* * *
Биографические данные. Места работы. Изложение основных научных результатов. Воронцов обратил внимание на два обстоятельства. За последние пять лет продуктивность Льюина резко упала: прежде он публиковал пять-шесть статей ежегодно, теперь от силы одну - две. И еще: жена Льюина умерла уже после того, как он произнес свой первый спич с призывом к войне. Сын погиб в автомобильной катастрофе несколько дней спустя. Конечно, причина была в ином, но Портер, очевидно, не захотел искать подробную информацию.
А есть ли аналоги? Нужно просмотреть вырезки и обратиться с запросом к газетным компьютерным банкам. Если аналоги найдутся, материал можно будет построить на сопоставлениях. Но и тогда необходимо встретиться с Льюином и задать кое-какие вопросы.
Воронцов сел перед терминалом и набрал на клавиатуре фамилию и имя ученого, его титулы и места работы. Через несколько секунд на экране дисплея появились адрес и номер видеофона. Льюин жил постоянно в университетском городке, хотя работал в Хэккетовской проблемной лаборатории.
Звонить было, конечно, рано - за окном только начало рассветать. Воронцов почувствовал, наконец, долгожданную сонливость и улегся спать под звуки просыпающегося города.
На вызов отозвался автоответчик. Мелодичным сопрано он сообщил, что "профессор Льюин просит подождать, не отходя от аппарата, или перезвонить между тринадцатью и четырнадцатью часами".
Воронцов решил ждать: на час дня он назначил встречу профсоюзным деятелям. Экран видеофона осветился лишь минут через пятнадцать, но изображения не было - Льюин ждал, когда Воронцов покажет себя Наконец, возникло и изображение. Физик оказался худощавым, очень высоким, но с лицом круглым, подходящим скорее толстяку. Он и волосы до плеч отрастил, видимо, чтобы скрыть диспропорцию. Глаза смотрели настороженно.
- Представьтесь, пожалуйста, - попросил Льюин, - к постарайтесь быть кратким.
- Воронцов, собственный корреспондент газеты "Хроника.", Советский Союз. Я хотел бы поговорить с вами, профессор, о ваших недавних выступлениях…
- Комментариев не будет, - сухо отрезал Льюин.
- Вы не могли бы сказать, что именно побудило…
- Не мог бы, - сказал Льюин и отключил телекамеру. Но звук еще оставался, и физик добавил:
- Завтра я выступаю в сенатской подкомиссии по вопросам военной помощи. Четырнадцать тридцать. Попробуйте понять.
Короткие гудки.
Ясно. На прямой контакт Льюин не пойдет. Он хочет, чтобы Воронцов понял причину изменения убеждений или причину нежелания разговаривать? Или что-то еще?
С Портером Воронцов встретился у станции подземки.
- Странная у вас, русских, манера назначать встречи. Поужинали бы в клубе и поговорили.
- Там шумно и дорого, - возразил Воронцов, - а разговор пойдет серьезный, если не возражаете, Дэви.
- Но на улице не ведут серьезных разговоров, - продолжал недоумевать Портер.
- Поедем ко мне. Вы ведь у меня никогда не были.
- Ни у кого из ваших, - подтвердил Портер. - Это любопытно, но нелогично. В ресторане вам дорого, хотя я плачу за себя, а так вы будете вынуждены раскошелиться на выпивку и закуску.
- Считайте это причудой русского характера, хорошо?
Дома Воронцов не был с полудня, с принтера за это время сошло довольно много материала, в том числе копия утреннего выпуска "Хроники". Пока Воронцов смешивал напитки и раскладывал по тарелкам сандвичи. Портер пытался разобрать непонятный для него текст.
- Газеты у вас не меняются, - констатировал он, - рекламы почти нет.
- Я звонил сегодня Льюину, - сказал Воронцов. - Просил о встрече и получил отказ.
- Льюин не желает говорить с прессой.
- Но вы не из-за этого отступились, Дэви? Вы собирали материал, значит, хотели писать.
- Если материал вам не нужен, бросьте в корзину, Алекс.
- Нет, Дэви, я о другом. Вы начали работать, но что-то вас остановило.
- Я сам остановился, - нехотя признался Портер. - Психология, в отличие от вас, меня не интересовала. Это вам со стороны кажется, что здесь тонкие нюансы психики. А я знаю эту кухню. Я был уверен: у Льюина есть слабина, которой воспользовались. Или еще проще: его купили.
- Но вы представляете, что случится, если его призывы…
- Только не надо меня пугать. - вскричал Портер, в показном испуге подняв вверх руки. - Если меня испугать, во рту появляется привкус металла, и я не могу пить - все кажется горьким… Алекс, это ведь несерьезно. Вы сами не верите, что из-за Льюина кто-то бросится нажимать кнопки!
- Нет, конечно, - улыбнулся Воронцов.
Портер все больше ему нравился. Они могли бы сделать неплохой материал, работая вместе. Год назад Портер написал статью о секретных документах Бюро, попавших к нему через третьи руки, через людей, оставшихся неизвестными. Наверняка он потерял не один килограмм веса, когда готовил публикацию Почему же он все-таки отступился от Льюина?
- Вам не кажется, - сказал Воронцов, разливая по стаканчикам водку. - что в истории с Льюином много нелогичного?
- В ней нелогично все. Если его заставили работать на войну, то какой смысл выступать с провокационными заявлениями, раскрывать себя и подставлять под удар?
- А если это только выступления, - подхватил Воронцов, - то был ли смысл тратить на физика столько сил: шантаж, подкуп или еще что-то…
- Я обо всем этом думал, - сказал Портер.
- Любопытно отыскать истинные причины… Дэви, я не могу копать так глубоко, как вы. Я здесь чужой. Потому и занимаюсь психологией, но дальше мне трудно. А вы можете.
- Могу… - протянул Портер. - А потом делюсь с вами, и вы пишете…
- Пишем вместе. Я вам не конкурент, сами понимаете. Почему бы нам не объединить силы?
Портер залпом выпил, откусил от сандвича и принялся жевать, полузакрыв глаза. Казалось, этот процесс вверг его в состояние транса. Воронцов ждал.
- Хорошо, - сказал Портер, вставая. - Я пойду, Алекс. Сообщу вам о своем решении чуть позднее. Если откажусь - не обижайтесь.
- Какие могут быть обиды, - вздохнул Воронцов.
Прощаясь у двери, Портер помедлил.
- Я объясню вам, Алекс, почему бросил материал, - сказал он. - Вижу, вас это интересует не меньше, чем сам Льюин. Тоже ищете психологию, а? И тоже ошибаетесь. Меня вызвал босс, я ведь не свободный художник, работаю на Херринга, и сказал, чтобы я оставил это пустое дело. После скандала с Бюро я хотел пожить спокойно. Так что если я откажусь, Алекс…
* * *
Весь следующий день ушел, с точки зрения Воронцова, зря. Портер не позвонил, домашний его видеофон не отвечал. Вечером, вернувшись из советского представительства, Воронцов затребовал через компьютер сведения о последних научных исследованиях Льюина. На дисплее появились краткие резюме из "Физике абстракте". За два года Льюин опубликовал три статьи, названия которых ни о чем не говорили. "Динамическое представление постоянной Планка в результате перенормировки кварковых полей". И все в таком духе Можно послать запрос в "Хронику", и дома в течение суток получат нужную консультацию ученых. Это идея. Не блеск, но можно попробовать.
Воронцов набрал код редакции и отстучал запрос. Проголодавшись, достал что-то из холодильника и поужинал. Американские консервы, которыми он часто утолял голод, были на удивление однообразны и на редкость питательны. Голод исчезал быстро, но процесс еды не вызывал никакого удовольствия. Как лекарство.
Воронцов решил лечь пораньше - не было еще и одиннадцати, а утром поискать Портера и, может быть, написать письмо Ире. Он долго ворочался и провалился, наконец, в грузный, как тюк с ватой, сон, из которого его выволок зуммер видеофона.
Спросонья Воронцов не сразу понял, с кем говорит. Изображения не было - только звук.
- Алекс, вы свободны сейчас?
Свободен ли человек во сне? Свободен от реальности, в которую его опять хотят окунуть. "Это же Портер", - понял наконец Воронцов. Веки не поднимались. Сколько сейчас? Господи, половина второго…
- Нужно встретиться, - продолжал Портер.
- Приезжайте, - сказал Воронцов.
- Не хочется… Через сорок минут жду вас там, где мы виделись вчера.
И отключился. Воронцов не успел ничего ответить. "Сумасшедший, - подумал он. - Когда встретимся, он скажет, что за ним следят, а видео просматривается и прослушивается. И не докажешь, что никому это не нужно. А где, собственно, будет ждать Портер? Где это они вчера виделись? Нигде, черт побери! Они весь вечер торчали в этой комнате. Впрочем, встретились они у станции подземки. Нужно еще суметь найти ту станцию в два часа ночи".
Воронцов наспех оделся и поехал вниз. Машина была припаркована неудачно, и он потерял десять минут, чтобы выбраться со стоянки. На место он прибыл с опозданием. Около станции стояли несколько машин, портеровской среди них не было. Воронцов остановился напротив и вышел. Улица была совершенно пустынной.
Из-за поворота вынырнула приземистая машина, цвет которой в полумраке трудно было разобрать. Поравнявшись с Воронцовым, машина затормозила, распахнулась правая дверца.
- Садитесь, Алекс, - сказал Портер.
Мчались они лихо, и через минуту Воронцов потерял ориентацию.
- Что это значит, Дэви? - изумленно спросил он. - У вас появилась мания преследования?
Портер молча вел машину, то и дело поглядывая в зеркальце. Они въехали в какой-то не то сквер, не то парк, и здесь Портер заглушил двигатель.
- Ну вот, - сказал он. - Можно поговорить.
- Утром напишу статью, - сказал Воронцов. - Советский журналист похищен с целью… С какой целью, Дэви?
- Вы еще не проснулись, Алекс? - раздраженно спросил Портер. - Мне не до шуток.
- Ну тогда я слушаю, - сказал Воронцов, поняв, что гонка, выглядевшая юмористической иллюстрацией к ненаписанному репортажу, для Портера была необходимым предисловием будущего разговора.
- Хотел я вам позвонить, чтобы отказаться, - начал Портер, - а потом решил сначала послушать, что скажет Льюин на заседании сенатской подкомиссии. Полетел в Дармингтон…
- Так вот куда вы исчезли, - пробормотал Воронцов.
- Заседание было любопытным, Алекс. Льюин изложил соображения о последствиях войны. Получилось, что во время войны погибнут около миллиарда человек в течение нескольких месяцев. А если войны не будет, могут погибнуть больше миллиарда человек, но в течение лет этак двадцати - тридцати. Освободительные движения, локальные конфликты, экологические катастрофы, технологические аварии и все такое.
- Все это я читал, - вздохнул Воронцов. - В истории этой, Дэви, интересно не го, что говорит Льюин, а почему он это говорит. Психология, которая вам так не нравится.
- Согласен, речь мне тоже наскучила через десять минут. И я начал искать знакомых. Нашел.
- Кого?
- Неважно. Мне назвали две фамилии, и я начал сопоставлять. Роберт Крафт и Жаклин Коули. Крафт - журналист. Коули - музыковед… Живет в Локвуде. А Крафт… черт возьми, вы должны были слышать о Крафте!
- Вы имеете в виду того Крафта, который…
Это было четыре года назад. Воронцов заведовал тогда отделением международной жизни в "Хронике". В ночь на 20 октября 2001 года в США закончился неудачей запуск боевой крылатой ракеты с ядерным зарядом. Говорили, что такие случайности исключены, но любая случайность в конце концов происходит, если хорошо подождать Повезло, что взрыв - десять килотонн! - произошел в пустынной области штата Невада. Через две недели после трагедии в "Нью-Йорк таймс" появилась статья этого самого Крафта. Он утверждал, что в момент взрыва находился на расстоянии двадцати миль от эпицентра. И вовсе не случайность это была, а намеренное уничтожение секретного объекта. О том, что произошло на самом деле, он, Крафт, расскажет в серии репортажей.
Заинтриговал. Воронцов несколько дней не сводил глаз с дисплеев. Прошла неделя, потом месяц - ничего. А однажды утром Крафта с женой и семнадцатилетним сыном нашли мертвыми в их нью-йоркской квартире. Писали: отравление газом, случайность. Воронцов, как и все, не поверил, решил - убран свидетель. Что-то действительно произошло в Неваде. Что? Репортаж Крафта остался ненапечатанным, в редакции "Нью-Йорк таймс" утверждали, что никакого репортажа и не было…
- Вспомнили, значит, - буркнул Портер.
- При чем здесь Льюин? Не думаете ли вы, Дэви, что он имел отношение к взрыву?
- К Крафту, - поправил Портер. - Вы думаете, Крафт ничего в жизни не видел, кроме взрыва в Неваде? Это был волк, не мне чета. И не вам, Алекс, извините. Он работал на совесть, карьера его не интересовала. Действительно. И если его имя всплыло рядом с Льюином, то это серьезно. И не психология тут, забудьте вы ее.
- А Коули, музыковед… Она-то при чем?
- Вот это мне как раз удалось узнать быстро. Я ей позвонил и сказал, что восхищен речью Льюина и что хотел бы поговорить с ней о нем. Представьте, никакого удивления. Сказала только, что новых взглядов Льюина не разделяет и впредь не желает его видеть. Я - В общем, мы договорились о встрече. Еду в Локвуд. Говорю об этом только вам, Алекс.
- Все-таки странные у вас тут нравы, - вздохнул Воронцов. - Не скажу я о вашем отъезде - кому мне говорить? Мне вы, кстати, тоже могли не докладывать, если хотите секретности. Только к чему она? У меня такое впечатление, что эту комедию с тайнами вы разыгрываете для меня, Дэви.
Портер повернулся к Воронцову, рассматривая его в темноте, хотя мог видеть лишь силуэт.
- Мы договорились работать вместе, Алекс, - сказал он. - Когда я возвращался из Дармингтона, мне показалось… По дороге из аэропорта я убедился… В общем, удалось уйти. Следили настолько неумело, что, видимо, просто старались показать - не суйся. До той поры я раздумывал- отказаться или нет. Решил взяться. Не ради вас, Алекс. У меня свои понятия о чести журналиста. Вам они могут показаться странными… Как и многие другие, я могу время от времени идти на какую-то сделку - деньги есть деньги. Могу остановиться перед каким-нибудь паршивым Рубиконом и побояться его перейти - страх есть страх. Но если я сделал что-то, пусть даже по незнанию, такое, например, как сегодня, когда начал расспрашивать о Льюине человека, которого не должен был спрашивать… В об тем, если подпрыгнул, то ведь не останешься висеть в воздухе, верно? Нужно сгруппировался и постараться не упасть мордой в грязь. И потом… история с Крафтом. Об этом как-нибудь в другой раз. Но имя Крафта для меня очень много значит… Вы что-нибудь поняли, Алекс?
- Понял, - протянул Воронцов, - что вы, Дэви, не совсем такой, каким мне представлялись.