- Полагаю, я выдержал перегрузки порядка шести "g", когда меня переправляли сюда. Правда, в моем нынешнем состоянии шесть "g" разорвали бы довольно много важных цепей. Однако меня больше волнуют сверхсильные, хотя и кратковременные, перегрузки, которые мне предстоит испытать от ударных волн, когда Терра начнет нас бомбить. Данных для надежного прогноза недостаточно… но я могу потерять контроль над некоторыми периферийными функциями, Ман. А это может стать главным фактором в ряде тактических ситуаций.
- Майк, ты действительно считаешь, что нас будут бомбить?
- Вполне возможно, Ман. Вот почему это путешествие необходимо.
На том мы и порешили, после чего я отправился взглянуть на этот гроб. Лучше б я остался дома.
Вы хоть когда-нибудь видели одну из этих дурацких барж? Просто-напросто стальной цилиндр с тормозными и направляющими ракетами и радарным импульсным повторителем. Похож на космический корабль не больше, чем пара клещей - на мою руку номер три. Эта штука была открыта, и ее как раз переоборудовали под "жилое помещение".
Никакого камбуза. И никакого сортира. Вообще ничего. А зачем? Полет-то продлится всего пятьдесят часов. Не лопай в дорогу - и тебе даже санитарный контейнер в скафандре не понадобится. Бар и кресла тоже ни к чему - все равно из скафандров вылезать не придется: накачают тебя снотворным, и все тебе будет до фени.
Во всяком случае, проф будет спать всю дорогу. Мне же придется бодрствовать при посадке, чтобы постараться выбраться из этой жестянки, если что-нибудь пойдет не так и никто не явится к нам с консервным ножом в руке. Сейчас там устанавливали нечто вроде люльки, подогнанной по форме под наши спины, облаченные в скафандры. Уложат нас в эти ямки, пристегнут - и вперед до самой Терры. По-видимому, конструкторов в основном занимала проблема, как сохранить общую массу баржи такой же, какой она была до выгрузки части пшеницы, чтобы не изменились центр тяжести и моменты вращения. Проблема комфорта их волновала гораздо меньше. Инженер, который там командовал, сказал мне, что даже вес дополнительной прокладки в скафандрах - и тот учтен при расчетах. Известие о прокладке меня порадовало: эти ямы выглядели не очень-то мягкими.
Домой я вернулся в глубокой задумчивости.
Вайо за ужином не было. Меня это удивило. Грег же сидел за столом, что удивило меня еще больше. И никто даже словечком не обмолвился о моем намерении разыграть на следующий день роль метеорита, хотя все были в курсе. Но только когда младшее поколение без единого намека встало из-за стола и вышло вон, до меня дошло, что продолжение следует. Я понял, почему Грег не уехал обратно в Океан Бурь после окончания сессии Конгресса: кто-то потребовал семейного толковища.
Ма оглядела нас и сказала:
- Мы все в сборе. Али, закрой дверь; вот так, умница. Дед, ты начнешь?
Наш старейший муж, дремавший над чашкой кофе, встрепенулся, окинул взглядом стол и громко произнес:
- Я вижу, мы все в сборе. Вижу, что дети уложены спать. Вижу, что меж нами нет ни гостей, ни посторонних. И я говорю вам: мы собрались тут в соответствии с обычаями, установленными Черным Джеком Дэвисом, Первым мужем нашей семьи, и Тилли, Первой женой. Если есть проблема, которая касается спокойствия и счастья нашего брака, давайте вынесем ее на свет немедленно. Не будем оттягивать. Таков наш обычай. - Дед обернулся к Ма и мягко сказал: - Продолжай, Мими.
После чего опять впал в тихую дрему. Но в эту минуту, пока говорил, он снова был тем могучим, красивым, крепким и энергичным человеком, которого я видел в день своего избрания… Меня вдруг прошибла слеза: как же мне повезло в тот день!
И тут же сомнение одолело - а повезло ли? Единственной причиной нашего семейного сборища могло быть мое завтрашнее отплытие на Терру с наклейкой "Зерно". Неужели Ма собирается настроить семью против моей поездки? Никто не заставлял нас подчиняться решениям толковища; но все и всегда выполняли их неукоснительно. В этом и заключалась сила нашего брака: когда возникала проблема, мы встречали ее единым строем.
Ма начала:
- Есть ли у кого-нибудь вопрос, который требует обсуждения? Говорите, милые.
- У меня есть, - сказал Грег.
- Послушаем Грега.
Грег отличный оратор. Он способен встать перед своей паствой и уверенно говорить о таких вещах, в которых я не чувствую себя уверенным даже наедине с собой. Но в этот вечер Грега никак нельзя было обвинить в самоуверенности.
- Ну… э-э… Мы всегда старались в нашем браке соблюдать равновесие между пожилыми и молодыми, регулярно пополнять его в нужном соотношении… чтобы сохранить наследие, переданное нам из рук в руки. Однако иногда мы отклонялись… по разумным причинам, - он взглянул на Людмилу, - а потом вносили поправки, - и посмотрел на Али и Фрэнка, сидевших рядом с Людмилой. - В течение многих лет, как видно из наших записей, средний возраст мужей в семье был около сорока, а жен - около тридцати пяти. Такая разница в годах установилась, когда сто лет назад возник наш брак, ибо Тилли исполнилось пятнадцать, а Черному Джеку двадцать в тот год, когда она избрала его в мужья. Сейчас же средний возраст мужей у нас ровно сорок, а средний возраст…
Ма сказала твердо:
- Оставь в покое арифметику, милый. Говори дело.
Я старался вычислить, кого имел в виду Грег. Правда, последний год я редко бывал дома, а когда появлялся, то все уже, как правило, спали. Но Грег явно говорил о свадьбе, а перед свадьбой у нас положено долго и скрупулезно разбираться в будущем кандидате. А как же иначе, ну сами подумайте!
Нет, все-таки я просто дурак. Грег помялся и сказал:
- Я предлагаю Вайоминг Нотт.
Я же говорю - дурак. Я кое-что понимаю в технике, и техника понимает меня. А претензий на знание людей у меня нет. Когда я стану старшим мужем, - если, конечно, доживу, - я поступлю точно так же, как Дед: вручу бразды правления Сидрис, пусть командует семьей. И все же… Ну хорошо, Вайо вступила в церковь Грега. Мне нравится Грег, я люблю Грега. И восхищаюсь им. Но если теологическую основу его церкви пропустить через компьютер, не получишь ничего, кроме нуля. Вайо это знала наверняка, поскольку обратилась в Грегову веру уже взрослым человеком; честно говоря, я подозревал, что ее обращение - всего лишь очередная жертва ради нашего Дела.
Хотя… она ведь завербовала Грега еще до того. И именно она в основном моталась к новой катапульте, так как ей было легче уехать, чем профу или мне. Так чего удивляться? Если подумать, конечно.
- Грег, - сказала Мими, - у тебя есть основания думать, что Вайо примет наше предложение?
- Да.
- Отлично. Все мы знаем Вайоминг. Я уверена, что у всех сложилось о ней определенное мнение. Не вижу причин открывать дискуссию… разве что кто-то желает высказаться. Говорите…
Значит, для Ма это не сюрприз. Да и не может быть сюрпризом, как и для всех остальных, ибо Ма никогда не допустит толковища, пока не будет уверена в результате.
Однако любопытно, почему это Ма так уверена в моем мнении? Настолько уверена, что даже не сочла нужным прощупать почву? И вот теперь сижу я в глубокой луже, понимая, что обязан заговорить, понимая, что знаю нечто страшно важное, не известное никому другому, иначе дело не зашло бы так далеко. Важное не для меня, а для Ма и всех остальных наших женщин.
Жалкий трус - так я и просидел, ничего не сказав.
- Хорошо, - вновь заговорила Ма. - Голосуем по очереди. Людмила?
- Я? Я люблю Вайо, это все знают. За!
- Ленора, милая?
- Ну, я, пожалуй, попробую уговорить ее снова потемнеть; мы с ней прекрасно оттеняли друг друга. Ее единственный недостаток, что она блондинка еще более яркая, чем я. Da!
- Сидрис? - Я двумя руками "за". Вайо наш человек.
- Анна?
- Я должна сказать кое-что, прежде чем проголосую, Мими.
- Не думаю, что в этом есть необходимость, милая.
- И тем не менее я хочу вытащить это дело на свет. Тилли всегда так поступала, такова традиция. В нашем браке каждая женщина несет свою ношу, принося в семью детей. Может быть, вы удивитесь, узнав, что у Вайо их было восемь…
Али это явно поразило до глубины души. Он резко вскинул голову, челюсть отвисла. Я уставился в тарелку. Ах, Вайо, Вайо! Как же я допустил до этого? Хочешь не хочешь, а придется заговорить!
И вдруг понял, что Анна все еще продолжает:
- …так что теперь она сможет иметь собственных детей; операция прошла успешно. Но Вайо очень боится снова родить неполноценного ребенка, хотя, по словам главы клиники в Гонконге, это практически невозможно. Поэтому мы должны найти в себе достаточно любви, чтобы излечить ее от страха.
- Мы будем ее любить, - серьезно сказала Ма. - Мы уже любим ее. Анна, ты готова проголосовать?
- А что, в этом есть необходимость? Я ездила в Гонконг вместе с ней и держала ее за руку, пока ей восстанавливали трубы. Я за Вайо.
- В этой семье, - продолжала Ма, - всегда предполагалось, что наши мужья обладают правом вето. Возможно, это странно, но такой обычай ввела в обиход Тилли, и до сих пор он себя оправдывал. Ну, что скажешь, Дед?
- Э? Что ты хочешь, дорогая?
- Мы голосуем прием Вайоминг, gospodin Дед. Ты даешь свое согласие?
- Что? Ну конечно, конечно… Очень милая девочка. Скажи, а куда делась та маленькая хорошенькая африканочка, ее еще звали как-то похоже? Она на нас обиделась?
- Грег?
- Предложение было мое.
- Мануэль? Ты накладываешь вето?
- Я? Но ты же знаешь меня, Ма!
- Я-то знаю. Но иногда сомневаюсь, знаешь ли ты сам себя. Ганс?
- А что будет, если я скажу "нет"?
- Потеряешь несколько зубов, вот что, - тут же нашлась Ленора. - Ганс голосует "за".
- Шутки в сторону, родные, - сказала Ма с упреком. - Голосование - дело серьезное. Ганс, говори.
- Da. Да. Ja. Si. Oui. Самое времечко завести настоящую блондинку в нашей… Ох!
- Прекрати, Ленора! Фрэнк?
- Да, Ма.
- Али, милый? Единогласно?
Юноша вспыхнул до корней волос и ничего не сказал. Только закивал головой что было сил.
Вместо того чтобы назначить пару, которая должна была бы чинно заявиться к кандидатке и сделать ей официальное предложение, Ма послала Людмилу и Анну, велев им привести Вайо немедленно. Как выяснилось, она была неподалеку, в "Воп Топ’е". Церемония рушилась по всем статьям: вместо того чтобы назначить дату и обговорить подробности свадьбы, стали скликать детей, а двадцать минут спустя Грег раскрыл свою книгу, и мы приняли обеты. И я наконец понял своей тупой башкой, что все происходит с такой головоломной скоростью исключительно из-за моего намерения устроить себе завтра головоломку в самом буквальном смысле.
Конечно, для меня это имело чисто символическое значение - как проявление любовного отношения семьи, что ли, ибо новобрачная всегда проводит первую ночь со старшим мужем, а вторую и третью ночи я намеревался болтаться в космосе. Но символическое или нет, а когда женщины начали плакать во время церемонии, я вдруг обнаружил, что слезы капают и из моих глаз.
Вайо расцеловала всех и ушла под ручку с Дедом; я отправился спать в мастерскую. Устал зверски, особенно за последние два дня. Вяло подумал об упражнениях и решил, что перед смертью не надышишься. Потом подумал, что надо позвонить Майку, спросить про новости с Терры. И лег спать.
Не знаю, долго ли я спал, когда вдруг обнаружил, что уже не сплю, а в комнате кто-то есть.
- Мануэль? - раздался тихий шепот в темноте.
- А? Вайо? Тебе не полагается быть здесь, дорогая.
- Нет, полагается, муженек. Ма в курсе, что я здесь, Грег тоже. А Дед сразу пошел спать.
- Э-э-э… Который час?
- Около четырех. Пожалуйста, дорогой, можно я лягу?
- Что? Да, конечно! - Что-то я должен был сделать, но что? Ах да! Майк!
- Да, Ман, - ответил он.
- Отключись. Не прослушивай. Если понадоблюсь, вызови меня по семейному телефону.
- Вайо уже меня предупредила, Ман. Поздравляю.
Затем ее голова оказалась на моем обрубке, и я обнял ее правой рукой.
- О чем ты плачешь, Вайо?
- Да не плачу я! Просто дико боюсь, что ты не вернешься!
Глава 16
Проснулся я в кромешной тьме, очумелый от страха. "Мануэль!" Ничего не понимаю - где низ, где верх.
- Мануэль! - снова забубнила тьма. - Проснись…
В мозгах у меня слегка прояснело: это же будильник! Ну да, я помню, как лежал распростертым на столе в госпитале Комплекса: свет слепит глаза, слышу чей-то голос, а в вены по каплям вливается снотворное. Но ведь это было сто лет назад, с тех пор прошла целая вечность, наполненная кошмарами, невыносимой тяжестью и болью.
До меня дошло, почему не разобрать, где низ, где верх; ощущение-то знакомое. Невесомость. Значит, я в космосе.
Что же и почему не сработало? Может, Майк потерял запятую перед дробью? Или уступил своей детской природе и сыграл с нами шутку, не понимая, что она нас прикончит? Но тогда почему после всех этих бесконечных мучений я все еще жив? А может, я умер? Может, для призрака это и есть нормальное состояние - быть одиноким, потерянным, существующим нигде?
- Проснись, Мануэль. Проснись, Мануэль…
- Ох, да заткнись ты! - огрызнулся я. - Закрой свою гнусную пасть!
Запись продолжала крутиться. Я плюнул на нее и решил врубить свет.
Ну где же этот вонючий выключатель?! Нет, чтобы оторваться с трехкратной перегрузкой от Луны, вовсе не нужно мучиться сто лет, это мне просто кажется. Восемьдесят две секунды… Но порой человеческая нервная система ощущает каждую микросекунду. Три "g" - это в восемнадцать растреклятых раз больше, чем обычно весит лунарь.
И тут я обнаружил, что эти безмозглые идиоты, у которых в головах чистый вакуум, не надели мне руку. По какой-то дурацкой причине они сняли ее, когда раздевали меня и совали в скафандр, а я от лошадиной дозы пилюль типа "не-волнуйся-милый" и "баюшки-баю" совсем обалдел и не протестовал. Надеть руку обратно, конечно, забыли. А этот drecklich выключатель конечно же где-то слева, там, где у меня пустой рукав скафандра.
Следующие десять лет я провел в попытках отстегнуться одной рукой, затем двадцать лет отбывал срок, плавая в непроглядной тьме, пока наконец не натолкнулся на свою люльку. Выяснил, где у нее головная часть, и стал на ощупь искать выключатель. Отсек был не больше двух метров в любом направлении, но при невесомости и в полной тьме казался куда больше Старого Купола. Наконец нашел. И стал свет.
(Не спрашивайте, почему в этом гробу не сделали хотя бы трех осветительных систем, работающих непрерывно. Вероятнее всего, по привычке. Раз есть лампы - значит, должен быть и выключатель, разве nyet? Все наше жилище сварганили за пару дней; спасибо и на том, что выключатель вообще сработал.)
Когда я зажег свет, объем сразу уменьшился до размеров, вызывающих клаустрофобию, а то и процентов на десять поменьше. И я смог взглянуть на профа.
На вид явно мертв. Что ж, у него есть уважительные причины. Позавидовал ему, но решил, как положено, проверить пульс, дыхание и так далее на случай, если ему не повезло и у него сохранились эти никчемные функции. Легко сказать - проверить. И дело тут не только в моей однорукости. Зерно перед погрузкой было высушено и подвергнуто вакуумной обработке, но предполагалось, что наш отсек будет загерметизирован. Никакой роскоши - просто резервуар, наполненный воздухом. Скафандры, конечно, обеспечат наши дыхательные потребности в течение двух суток, но даже в самом лучшем скафандре передвигаться удобнее, когда снаружи его окружает атмосфера, а не вакуум. Кроме того, мне надо было обследовать своего пациента.
А я не мог. Мне даже не требовалось снять шлем, чтобы понять - эта консервная банка не сумела остаться герметичной; стоило только взглянуть на скафандр, и все стало ясно. Конечно, лекарства для профа, сердечные стимуляторы и прочее были у меня в "полевых" ампулах; я мог проткнуть ими любой скафандр. Но как проверить пульс и дыхание? Скафандр-то у него - типичная дешевка, такую дрянь покупают только лунари, редко покидающие свои поселения. Никаких наружных контрольных приборов.
Рот у профа был раскрыт, глаза закатились. Мертвяк, решил я. Ничего уже не ждет экс-профессора за порогом этой старой баржи. Он сам себя ликвидировал. Я попытался пощупать пульс на шее: не выходит, мешает шлем.
Нас обеспечили программируемыми часами - неслыханная щедрость! Судя по их показаниям, я был в отключке сорок четыре часа с лишком, все по плану, а значит, через три часа мы получим жуткий пинок и выйдем на парковочную орбиту вокруг Терры. Затем, после двух оборотов, то есть еще через три часа, нас включат в программу приземления - если наземный контроль в Пуне не передумает и не оставит нас на орбите. Но это вряд ли: зерно не задерживают в вакууме дольше, чем необходимо. Оно начинает вздуваться и превращается в "поп-корн", что не только снижает его качество, но и нашу баржу может расколоть, как перезрелый арбуз. Приятная перспектива, не правда ли? И какого черта они упаковали нас вместе с зерном? Почему не загрузили баржу камнями, которым плевать на вакуум?
У меня было достаточно времени, чтобы поразмышлять об этом и почувствовать жажду. Глотнул из соски капельку, не больше, так как вовсе не собирался встретить шесть "g" с полным мочевым пузырем. (Беспокойство было излишним: меня снабдили катетером. Но сказать забыли.)
Когда время стало подпирать, я решил, что профу не повредит, если я вколю ему лекарство, которое должно помочь ему выдержать сильное ускорение. Потом, на парковочной орбите, дам еще и сердечный стимулятор. Похоже, ему теперь вообще ничего не может повредить.
Сделал профу укол, а все оставшиеся в моем распоряжении минуты потратил на то, чтобы снова залезть в "упряжь". Нелегкая работа для однорукого. Жаль, не знал я имени моего заботливого дружка - покрыл бы его покрепче.
Десять "g" при выходе на парковочную орбиту вокруг Терры давят всего 3,26 10 микросекунд; просто кажется, что дольше, поскольку десять "g" в шестьдесят раз больше того, к чему привык этот жалкий мешок протоплазмы. Фактически тридцать три секунды. Боюсь, моей прародительнице в Салеме пришлось покруче в те полминуты, когда ее вздернули и заставили плясать в воздухе.
Я дал профу сердечный стимулятор, а затем три часа пытался решить вопрос, стоит ли мне самому колоться перед приземлением. И решил, что не стоит. Все, что дали мне уколы при катапультировании, это столетие кошмарных сновидений вместо полутора минут мучений и двух дней скуки, а кроме того, если эти последние минуты окажутся действительно последними, я хочу их прожить. Даже если они будут ужасны, они все равно мои, и я не собираюсь их никому отдавать.