Глава 15
Мир четверга
МНОГООБРАЗИЕ, второй месяц года Д5-Н1 (пятый день первой недели)
Джеймс Суарт Дунский, профессиональный тренер по фехтованию, вышел из своего каменатора. Одновременно Руперт фон Хензау, его жена, вышла из своего. Они любовно обнялись и сказали друг другу "доброе утро". Обнаженная Руперт, золотисто-медная, с курчавыми волосами, была очень красива. Гены ее предков - американских мулатов, африканеров и самоанцев - создали потрясающую женщину, чье магнитное поле притягивало мужиков, где бы она ни появлялась. Иногда она позировала художникам, но чаще занималась фехтованием, как и муж.
Поздоровавшись с одной женой, Дунский обнял двух других, Малиа Малиетоа Смит и Дженни Симеону Уайт, потом заключил в объятия других мужей и троих детей - он не был уверен, что хоть один от него, хотя мог бы проверить свое отцовство с помощью генетических тестов и анализа крови. Все болтали наперебой, кроме Дунского, который боролся с Тинглом, не желавшим уходить. За разговором вся семья поднялась из подвала в общую комнату на первом этаже. В другое время Дунскому доставили бы удовольствие словесная перестрелка, шлепки по задам и поглаживание грудей. Но в этот четверг он никак не мог избавиться от эха двух предыдущих дней. Это сердило его, хотя он и сознавал, что без этого эха ему не обойтись. Джим Дунский не мог сегодня жить одним четвергом. В любой момент его могли настигнуть несчастья, разыгравшиеся во вторник и среду.
Единственным утешением в его положении служило то, что Руперт была иммером, хотя и оставалась гражданкой лишь одного дня. Ему не терпелось рассказать ей, в какой опасной ситуации они оказались, но он не мог найти предлог, чтобы отозвать ее в сторонку. Придется сначала проделать весь давно установленный ритуал.
Сначала уложили спать сонных детей.
Потом все собрались в огромной ванной, почистили зубы, а желающие помылись или помочились.
Потом все пошли на кухню попить молока, а кто был голоден, поел с молоком ягод или каши. К тому времени от шуточек, прикосновений, похлопываний и поглаживаний пенисы и соски отвердели, а естественная смазка начала вырабатываться.
Потом перешли в гостиную, сели кружком на стульях и крутанули бутылку из-под молока. Это был старинный обычай, молодежь еще тысячу лет назад проделывала это на вечеринках. Теперь это действие приобрело более глубокий смысл, став демократической процедурой, предупреждающей ревность и фаворитизм.
Дунский надеялся, что Руперт достанется ему первому и он сможет рассказать ей то, что ей просто необходимо знать. Но раскрученная им бутылка указала на Малиа. Вздохнув так, чтобы это не бросалось в глаза, Дунский пошел с ней в спальню и проделал то, что в другое время доставило бы ему истинное удовольствие, хотя и не такое, которое он испытал бы с Руперт. По окончании Малиа сказала:
- Нельзя сказать, чтобы ты вложил в это душу, об остальном уж я молчу.
- Это не отражает моей любви к тебе, - сказал он, целуя ее в смуглую щеку. - У каждого мужчины бывают хорошие и плохие дни.
- Да нет, я не жалуюсь. Я тоже тебя люблю. Но сегодня у тебя, уж не обижайся, не самый удачный день.
- Ты разыгрывала свои оргазмы?
- Что ты! Я этим не занимаюсь!
- Ну, извини. Наверно, это как-то связано с питанием или с биоритмом.
- Я тебя прощаю, хотя, честно говоря, и прощать-то нечего. Выкинь из головы.
Они направились в ванную, и Думский подумал, что нечего было и жаловаться, раз она не придает этому значения. В ванной они застали Йена Маркуса Уэллса и Руперт. Моясь, Дунский старался поймать взгляд Руперт и дать ей понять, что им надо переговорить. Но она принимала душ и на него не смотрела.
Они вернулись в гостиную и еще четыре минуты ждали оставшуюся пару. На этот раз случай благоприятствовал Дунскому. Когда он крутнул бутылку, она указала на Руперт. С тихим вздохом облегчения он пошел с ней в другую спальню. Там разило сексом, и простыни на постели промокли от пота. Для него, Дунского, это было привычно - должно быть, это Тингл, заглядывающий ему через плечо, и Кэрд, заглядывающий через плечо Тингла, вызвали у него приступ легкого отвращения.
Руперт легла на кровать и вытянулась, заложив руки за голову, выгнув спину, уставив совершенные конусы своих грудей сосками в потолок. Дунский присел рядом и взял ее за руку.
- Давай пропустим секс, Руперт. У меня… у нас неприятности. Надо поговорить.
- Большие неприятности? - сказала она, садясь.
Он кивнул и сжал ее руку. Кратко изложив ей события двух последних дней, он сказал:
- Как видишь, надо решить что-то насчет сегодняшних действий. Придется обойтись без многого из того, что мы делаем обычно. Но внимания к себе при этом привлекать нельзя.
Она содрогнулась:
- Этот Кастор… поверить невозможно… какое чудовище!
- Его надо найти и остановить. Потом мне надо выяснить, где находится Сник, и добиться от нее правды.
- А если она для нас опасна?
- Не нравится мне это, но ее придется каменировать и где-то спрятать.
- Ну, лучше уж она, чем мы, верно?
- Наверное.
- Но если мы так поступим, то окажемся не лучше ее.
- К черту. Этикой я займусь, когда нужда заставит. Прежде всего надо найти Сник. Придется встретиться со связным. Впрочем, он, возможно, сейчас уже получил известие и позвонит мне сам.
- Как же ты будешь допрашивать Сник? Нельзя ведь допустить, чтобы она тебя узнала. В противном случае ее придется каменировать, каким бы ни было ее задание, - ведь она органик.
- Она будет под глубоким химикогенным гипнозом. И не вспомнит меня, когда очнется.
- Бедная Озма, - сказала Руперт. - Она погибла из-за того, что была твоей женой.
- Мне жаль, что я вынужден был рассказать тебе о ней. Я никогда ничего не говорю о других днях, если дело не касается иммеров.
- Ничего, все в порядке. - Она высвободила руку и обхватила колени. - Меня всегда интересовали твои другие жизни. Особенно твои женщины.
- Это не мои женщины, не Джима Дунского. Дунский приходится всем этим мужчинам разве что дальним знакомым.
Это была не совсем правда. Но Дунский не желал говорить на эту тему. Чем меньше Руперт будет знать, тем лучше и для нее, и для него.
Руперт встала и крепко обняла его.
- Я боюсь.
- Я тоже. Во всяком случае, опасаюсь. Слушай. Если в спортзале я скажу тебе, что мне надо уйти, знай, что я получил весть о Касторе или Сник. Отмечаться я не буду, потому что не хочу, чтобы Кредитное Бюро вообще знало, что я сегодня был на работе. Мне не начислят зарплату, ну да что поделаешь. У меня есть сверхурочные заработки, это покроет разницу.
- Ну так не ходи на работу совсем.
- Нет, мне надо как-то отвлечься, чтобы не дергаться. Да и мой шеф может захотеть связаться со мной там. Потом, лучше не пропускать тренировку без крайней необходимости. Форму-то надо держать.
Руперт попросила описать Кастора, чтобы она могла узнать его, если увидит. Дунский дал ей подробный словесный портрет и рассказал, во что одет Кастор.
- Он думает, что он Бог, а я - Сатана. В определенном смысле это нам на руку. Если бы он только слегка свихнулся и захотел бы уничтожить всех иммеров, он бы просто выдал нас властям. Тебе известно, что это означает.
Она снова содрогнулась и спросила:
- Случись такое, ты бы принял цианид?
- Надеюсь, что да. Я ведь давал присягу. И ты тоже. Мы все ее давали.
- Это единственный выход. Единственный логический и достойный выход, хочу я сказать. Но…
В дверь постучали, и Малиа спросила:
- Вы что там, навеки решили остаться?
Дунский ответил, что они выйдут через минуту, и сказал Руперт:
- В печенках у меня сидит этот групповой брак. У меня к нему просто-напросто несовместимость. Мне нужна личная свобода, и я не выношу, когда от меня чего-то требуют.
Руперт широко раскрыла глаза:
- Ты правда так чувствуешь?
- Стал бы я это говорить, если бы не чувствовал?
- Это так, риторический вопрос. Сказать по правде, Джим, мне и самой это порядком надоело. И я все-таки немного ревную, хотя и знаю, что не должна.
- Как только разберемся со всем этим делом, можно будет уйти. Аннулируем контракт, и все тут. Если нам повезет, сможем сделать это уже сегодня. Такая жизнь просто не для меня, да и не для тебя, как видно. В душе я сторонник моногамии.
- Да, - улыбнулась она. - Одной жены тебе достаточно. По одной на каждый день.
- Когда я создавал характер Джима Дунского, я делал это с мыслью о групповом браке. Дунский был как раз таким типом, которого это должно было устроить. А на поверку оказалось не так. Может, на меня слишком влияют мои прочие личности, черт его знает, в чем дело - но я больше просто не могу выдержать.
- После поговорим об этом. А сейчас нам пора выходить.
- Да, не будем пока отклоняться от принятого курса.
Это значило, что в третий раз бутылку крутить не стали, поскольку пары складывались на основе предыдущей жеребьевки. Дунский пошел в спальню с Дженни Уайти выполнил свою задачу не лучше, чем с Малиа. Иными словами, удовлетворительно, но звонить в колокола, дуть в свистки и пускать ракеты было не с чего.
- Ты бы днем поспал как следует, - сказала Дженни. - Я почти всегда ложусь перед ужином.
Дунский пробурчал что-то в ответ и проследовал в ванную. Спать он лег один, сказав остальным, что у него бессонница и нужно подключить волновой усыпитель. Он залез в нишу, прикрепил к голове электроды и улегся на спину. Перед тем как включить аппарат, он подумал о Касторе. Тот вполне мог подготовиться к дневальничеству заранее. То есть добыть себе поддельные диски и научиться отправлять фальшивые сведения в банк данных. Последнее не так уж трудно - это не монополия банкиров данных.
Кастор, возможно, прячется в туннелях древнего метро, часть которого еще сохранилась, а еду ворует или отнимает у жителей. Но это должно насторожить органиков. Его заметят и вычислят, что он и есть вор. Тогда на него устроят охоту под землей, и вряд ли ему удастся уйти от электронных ищеек и от детекторов тепла и звука.
Размышляя о том, где может спрятаться Кастор, Джим Дунский пришел к тому же заключению, что и прежде. Гадать бесполезно. Он найдет Кастора, когда Кастор найдет его. Сумасшедший уже нападал на него один раз и наверняка повторит свою попытку.
Дунский проснулся по будильнику, принял участие в завтраке, который всегда проходил у них шумно, и помог отправить детей в школу. Потом они с Руперт вышли на улицу, где в десять утра было уже жарко, и взмокли, не успев дойти до здания бывшего Нью-Йоркского университета. Ученики ожидали их в кондиционированном спортзале в костюмах с защитными прокладками и датчиками, с масками и рапирами в руках. Тренеры поздоровались со всеми, и работа началась. В другое время Дунский обучал бы ребят с охотой, особенно одного длиннорукого гибкого парня с задатками чемпиона. Но как ни старался Джим, он не мог выбросить из головы Кастора и Сник. Парень дважды задел его - датчики указывали точное место попадания, при этом раздавался звон колокольчиков и оранжево мигала стенная полоска.
- Ты делаешь потрясающие успехи, - сказал Дунский, снимая маску. - А я что-то стал плохо есть… Впрочем, ты и без этого мог бы меня задеть.
Он не насторожился, а даже испытал облегчение, увидев вошедших в зал мужчину и женщину. Он никогда их раньше не видел, однако знал, что это иммеры. Улыбались они напряженно, а их взгляды сразу замкнулись на нем, точно радарные лучи. Дунский сказал ученику "Извини" и направился к вошедшим непринужденной, как ему хотелось надеяться, походкой. Один был худой человек с большим носом, светлокожий и с волосами цвета пшеницы. На вид ему было около сорока пяти сублет. Женщина была молода, красива и имела, очевидно, много индийских предков. Мужчина не потрудился назвать себя.
- Вам нужно немедленно пройти с нами, - сказал он. Правые руки обоих пришельцев были сжаты в кулак с большим пальцем внутри. Дунский быстро сделал такой же знак, подержал кулак, чтобы они успели рассмотреть, и разжал руку.
- Сейчас, только переоденусь. - Они последовали за ним в раздевалку. Подойдя к своему шкафчику, Дунский включил голосом полоску на внутренней стороне дверцы. 52-й канал грянул четвертый хит молодежной "пицца-музыки": "Мне грустно на тандеме одному".
- Это обязательно? - поморщился мужчина.
- Да, чтобы заглушить наши голоса, - сказал Дунский и спросил, снимая фехтовальный костюм: - Ее уже раскаменили?
- Не знаю. Скоро увидим.
- Молчание - золото, да?
Иммеры кивнули. Через три минуты все трое вышли на улицу. Дунский чувствовал себя грязным и смущался, потому что не успел принять душ - он ведь знал, что времени терять нельзя. С другой стороны, эти двое могли бы вести себя повежливей и не держаться на таком расстоянии от него. "Ну и ладно", - буркнул он, пожав плечами.
Несмотря на то что жара усилилась, на западе собирались темные тучи. Метеоролог с общественной полоски на углу предсказывал понижение температуры и сильный дождь к семи часам вечера. Дунский мельком подумал о таянии арктических льдов и о водах, прибывающих вокруг защитных стен острова Манхэттен. В этот момент тысячи человек работали там под палящим солнцем, надстраивая стены еще на фут, чтобы обезопасить остров от наводнения на последующие десять облет.
Трое, пройдя на запад по Бликер-стрит, свернули на север у дома, в котором - Дунский старался не думать об этом - была убита и разрезана на куски Озма Ван, и пошли вдоль канала. Следуя отданному шепотом указанию проводника, Дунский повернул налево и перешел через мост Западной Четвертой улицы. Потом еще раз повернул налево на Джонс-стрит и остановился перед многоэтажным домом. Мужчина прошел вперед, нажал на кнопку звонка у широкой зеленой двери и стал ждать. Кто бы там ни был внутри, он, очевидно, остался доволен, увидев их лица на косой полоске над входом. Дверь отворилась, и блондинка с голубыми глазами и очень темной кожей жестом пригласила их войти. Выглядела она на тридцать сублет. Дунский подумал, что она сделала себе оптическую депигментацию - последний крик моды, причем не только в четверге. Правительство пыталось превратить гомо сапиенс в один темнокожий вид, но люди, как всегда, нашли способ обойти официальные постановления. "Пигсмена", как это называлось в их день, законом допускалась при условии оповещения об этом властей.
Все молча прошли через холл и остановились перед дверью, на которой значились имена жителей всех семи дней. Четверговыми жильцами были Карл Маркс Мартин, доктор медицины и философии, и Уилсон Тупи Банблоссом, доктор философии. Блондинка вложила луч своей звезды в скважину и открыла дверь. Они вошли в квартиру, похожую на множество других, с коридором во всю ширину дома, комнатами по обе его стороны и кухней в конце. Ведя их по коридору, блондинка сказала:
- Это не я здесь живу. Мартин и Банблоссом сейчас на каникулах в Лос-Анджелесе. К нам они никакого отношения не имеют и не знают, что мы пользуемся их квартирой.
- Значит, Сник надо будет убрать отсюда до полуночи, - заметил Дунский.
- Разумеется.
У квартиры был мрачный, нежилой вид из-за выключенных декоративных полосок. Пришельцы прошли мимо каменаторской, где Дунский насчитал девятнадцать цилиндров - четырнадцать взрослых и пять детских. Каменные лица статуй смотрели в окна, не зная, что перед ними проходят преступники.
Блондинка открыла персональный шкаф, отодвинула вешалки с одеждой и сказала:
- Вытащите ее оттуда.
Мужчина и брюнетка вытащили Сник, скрюченную в позе зародыша. Дунский нагнулся посмотреть на нее. На лбу был багровый след от удара, нанесенного Кастором. Глаза были закрыты, и от этого Дунский почему-то испытал облегчение. Ее дотащили, держа за голову, до свободного каменатора и затолкали внутрь. Мужчина закрыл дверцу, брюнетка подошла к стене и открыла панель.
- Погоди, - сказал ей мужчина.
Глава 16
Он пошарил в своей сумке, которую поставил на пол, достал оттуда пистолет и протянул его Дунскому.
- Хочешь получить его назад?
- Спасибо, - сказал Дунский, взяв оружие. - Он нужен мне, пока Кастор жив.
- Мы все еще не нашли его, - кивнув, сказал иммер. - И вот что: нам рассказали, в какое положение ты попал, но я хотел бы услышать и твой рассказ. У нас недостает подробностей, чтобы правильно оценить ситуацию.
- Это не просто ситуация, а настоящий переплет.
- Может быть, поговорим за кофе? - предложила блондинка. - Или рассказ не займет столько времени?
- Кофе - это прекрасно, - сказал Дунский.
Они пошли в кухню и сели, а блондинка открыла звездный шкафчик с табличкой ПШ-Чт.
- Мне сделали эту звезду, когда я узнала, что Мартин и Банблоссом уезжают. Они мои близкие друзья…
- Довольно, - выразительно кашлянув, сказал мужчина. - Чем меньше ум Дунский будет знать о нас, тем лучше.
- Извините, ум Гар… - Блондинка в смущении проглотила остаток имени.
- Ты слишком много говоришь, женщина, - заметил Тощий.
- Я буду следить за собой. - Блондинка достала два кубика каменированного кофе, положила их в нишу, закрыла дверцу, нажала кнопку и вынула пакеты с размороженным кофе.
Тощий сказал:
- Я сообщу тебе, что известно нам, а потом мы выслушаем тебя. Свою информацию мы получили… из устного источника. Информационные каналы были использованы только для передачи сведений нашему начальнику.
Пока говорил Дунский, блондинка налила всем кофе и молча подала сахар и сливки. После двух чашек Дунский рассказал все, что им следовало знать.
Когда он закончил, наступило долгое молчание. Тощий, задумчиво погладив подбородок, сказал:
- Нужно выяснить, что известно этой Сник. А потом мы решим.
- Что решим? - спросил Дунский.
- Убить ее перед каменированием или просто спрятать где-нибудь. Если мы ее не убьем, всегда будет существовать вероятность, что ее найдут. А если ее найдут, она все расскажет.
Дунский тяжело выдохнул, словно получив удар под ребра, и сказал:
- Не знаю, может, это действительно необходимо, но…
- Ты знал, принося присягу иммера, что когда-нибудь тебе, возможно, придется совершить убийство, - сказал Тощий, пристально глядя своими темно-красными глазами в глаза Дунского. - Ты ведь не станешь оспаривать это?
- Нет, разумеется. Нельзя получить что-то, не отдав чего-то взамен. Я принимаю все, что судьба пошлет, но убийство… на это следует идти лишь в случае крайней необходимости.
- Знаю. - Тощий допил свою чашку, поставил ее на стол и встал.
- Приготовь Сник, женщина, - кивнул он блондинке.