На поверхности (Сборник рассказов) - Анатолий Анатольевич Радов 2 стр.


- Вон она! - вдруг гулко вскрикивает Зак, и мы вчетвером резко останавливаемся. Наши взгляды замирают на огромной развалине, как минимум, в десять наших ростов. Выглядит развалина точь-в-точь, как и рассказывают о ней старшие. Хотя, они сами их не видели, и рассказы эти только повторение того, что говорили им их старшие, но никто из слушавших ни разу не усомнился в правдивости слов рассказчиков. А у меня сомневаться поводов и подавно нет. Мой отец - Арс Игн - лично ходил за чёрные леса и потом рассказывал обо всём, что видел там, на общем сходе. Правда, к этому наши отнеслись, мягко говоря, без особого доверия, но я знаю что отец не врал. Я научился различать по его глазам, когда он врёт, а когда нет, и в тот раз они были очень правдивыми.

Но за моим отцом в поселении давно тянется слава несерьёзного земула, из-за того, что он немного знает и продолжает изучать мёртвый язык, и из-за того, что иногда придумывает какие-то нелепые истории и рассказывает их всем в поселении. Вот поэтому Глоб и зовёт меня умником. Как говорится - досталось мне всё это по-наследству, от отца к сэну.

- Здоровая, - выдыхает Танга и слышно, как он возбуждённо и неестественно громко сглатывает слюну.

У развалины три ряда дыр, правый бок слегка обрушен, а по всему периметру торчат какие-то коричневые тонкие палки. Преодолев зачарованность, мы начинаем медленно приближаться к ней, не забывая бросать взгляды в сторону дороги серого льда. Там обитают водеры, твари, которые умеют быстро сокращать расстояния, случись прозевать их появление.

- Должна быть большая дыра, - говорю я. - В неё нужно входить.

- Знаю, - бурчит в ответ Глоб. - Только где она? Что скажешь, умник?

- Нужно обойти развалину вокруг, - говорю я.

Но обходить полностью не приходится, зайдя за первый же угол мы видим её. Большая дыра, о которых рассказывали старшие, и о которой с жаром говорил мой отец на сходе.

Большая дыра находится немного выше земли и нам приходится запрыгивать, чтобы забраться внутрь. Я чувствую, как напряжены ребята. Глоб с Заком держат перед собой стрельбаки с натянутыми жилами, а мы с Тангой прислушиваемся. Кто его знает, может водеры тоже умеют проникать в развалины? Хотя, куда этим глупым тварям.

- Слышите что-нибудь? - шёпотом спрашивает Глоб, оборачиваясь.

Я мотаю головой. Слух в нашем думе у всех хороший, даже лучше чем в думе у Танги, поэтому командир спрашивает у меня. Я бросаю взгляд на Тангу. Тот не в обиде, хотя обычно между нашими думами частенько возникают споры - кто лучше слышит. Но сейчас не до этих глупостей. Все напряжены до предела.

Развалина оказывается внутри имеет много больших дыр и за каждой дырой новое пространство, огороженное крепкими стенами. Мы осматриваем шесть пространств. В шестом замечаем странное сооружение ведущее вверх, но проход завален крепкими кусками, скорее всего, обвалившихся ограждений.

- А что если там наверху водеры? - спрашивает шёпотом у всех нас Глоб и стирает пот со лба.

- Да ну, - так же шёпотом отвечает Танга. - Они, наверное, и внутрь развалины зайти не могут. Откуда им знать, что в неё нужно входить через большую дыру?

- Это точно, - подтверждает Зак.

- А ты что думаешь, умник? - спрашивает Глоб у меня, и от удивления мои глаза округляются. Никогда ещё Глоб не спрашивал у меня с таким серьёзным выражением лица. Никогда и ни о чём. И где же твоя вечная ухмылка, здоровяк? А? Что, страшновато стало?

Теперь уже я, пытаясь упрятать внутрь ухмылку, отвечаю с таким же серьёзным видом.

- Даже если они и вошли сюда, то наверх всё равно не смогли бы подняться. И самый большой умник через такой завал не проберётся. Нужно проверить все пространства здесь внизу, и потом, думаю, можно будет ничего не бояться.

- Ну смотри, - с совсем неуместной злостью бросает Глоб, и мы направляемся к дальнему пространству.

Первым в него заглядывает Зак, натянув жилу стрельбака. Мы молча ждём. Зак долго смотрит внутрь седьмого пространства и мы не выдерживаем.

- Ну чего там? - спрашиваем у него нестройным хором.

- Хм, - Зак оборачивается. - Знаешь что, Ант, здесь такие же штуки, как и три у твоего отца. Только здесь их на-а-много больше, - он лихо присвистывает.

Я быстро подхожу к Заку и выглядываю из-за его плеча. Действительно, такие же штуки, как у моего отца. Он называет их умницами. Именно за такими он и отправился однажды через чёрные леса, чтобы обыскать развалины, но видимо ничего не нашёл в них и потому вернулся с пустыми руками.

Это его очень огорчило, что было видно по тем же глазам. Не могли его глаза ничего сокрыть, выдавали сразу наружу, что было лишним поводом для поселения считать его несерьёзным.

- Ну, умник, - снова с ухмылкой протягивает Глоб, - Вот оно ваше счастье. Набирай поклажу своему отцу.

- Здесь и расположимся, - Зак устало бросает стрельбак на пол. - Дырка всего одна и не со стороны дороги серого льда. Можно прямо возле неё огонь разжигать, водеры не увидят.

- Точно говоришь, - тут же соглашается Танга и плюхается на задницу. - Устал, ничего уже не хочу.

- Врёшь, - улыбается Зак и плюхается у стены. - Спать-то хочешь?

- Спать хочу, - кивает Танга. - Глоб, разведёшь огонь?

- Разведу, - быстро соглашается тот с какой-то радостью, тут же начиная скидывать умницы с полок в кучу возле единственной дырки.

- Может, чего-нибудь другое палить будем? - предлагаю я, чувствуя, как невольно сжимается сердце. Хотя, для меня это и не особо важные штуки. Нет, отец, конечно, научил меня мёртвому языку и даже заставил просмотреть те три умницы, которые у него имелись, но вот так, чтобы до сжатия сердца… - Можно то бревно притащить, из-за которого мы стреляли.

- Ага, - Глоб смеётся. - Щас мы по сумраку попёрлись за бревном, как же. На потеху водерам, вот те обрадуются. А эти штуки хорошо горят… старшие говорили, а они врать не будут.

- Ты просто даже не представляешь сколько в них ценного может быть.

- Да ладно тебе, Ант, - зевнув, встревает Зак. - Всё равно много ты своему отцу не утащишь, а мы помогать не станем.

- Во, видал, - Глоб потирает руками и достаёт из сумки, висящей на плече, чиркало. - Все согласны. Так что давай, помогай.

- Сам делай, - отвечаю я, и мой взгляд останавливается на низком предмете похожем на стол для еды. На нём лежит что-то похожее на умницу, но в то же время не совсем такое. Я подхожу ближе. Странная умница раскрыта примерно посередине.

- Чего ты там нашёл? - спрашивает Танга, но тут же теряет интерес, и обращается уже к Заку. - Давай, доставай шыриц.

- Четыре осталось, - Зак лезет в свою сумку, и достав одну, протягивает Танге. - Самые просушенные.

- Люблю хорошо просушенные, - в голосе Танги прямо чувствуется аппетит.

Глоб быстро добывает огонь из чиркала и спешит к Заку.

- Мне самую большую давай, - с оживлением говорит он. - Я с ног уже валюсь от голода.

- На, на, - смеясь отвечает Зак, протягивая следующую шырицу командиру.

- Ну чего там? - спрашивает жующий Танга. - Эй, Ант!

Я отрываю взгляд от умницы в своих руках и бросаю его поверх быстро разгорающегося пламени. Какая-то это не такая умница, как остальные. Каждый листок находится в непонятной прозрачной обёртке, через которую видно так, словно этой обёртки нету совсем.

- Я в эту умницу посмотрю немного, - рассеянно отвечаю я, и присаживаюсь недалеко от костра.

- Лови свою долю, - громко говорит Зак, и перебрасывает небольшую сушённую шырицу высоко через пламя.

Я еле успеваю поймать и глупо улыбаюсь.

- Во, он и будет первым сторожить, - радостно говорит Глоб и впивается зубами в солонковатое мясо засушенного зверька.

- Хорошо, - киваю я, откусывая небольшой кусок от своей доли и не отводя взгляда от умницы.

- Не забывай огонь поддерживать.

Я снова киваю.

В первое время приходится часто подбрасывать новые и новые умницы, чтобы огонь не погас, и я делаю это, хоть моё сердце продолжает сжиматься. Но пламя позволяет видеть то, что в этой, другой, не такой как все умнице, листья которой находятся в странной обёртке. Краем моего острого слуха я вылавливаю разговор ребят. Они мечтательно рассуждают о том, как вернутся с кучей ушей водеров, и как вожак поселения Смон Игр назовёт их лучшими воинами этого круга времени.

- Я буду смотреть на него равно, - увлекаясь, говорит Глоб. - Даже глаз отводить не буду.

- А не боишься, что он тебе морду в грязное месиво превратит? - спрашивает Зак.

- Он на его место метит, - как всегда спокойно заявляет Танга.

- Ничего не мечу, - тут же испуганно отнекивается Глоб, понимая, что сказал лишнее. Смон Игр суровый вожак, огромный и не терпящий неповиновения. Пока старость не лишит его силы, вряд ли кто-то сможет отобрать его место.

Но всё это постепенно отодвигается, размывается. Огонь больше не нужно поддерживать так часто, небольшое пламя подолгу долизывает чёрные остатки сгоревших умниц. Я не замечаю, как ребята засыпают, погружаясь всё глубже и глубже в то, что вижу в странной умнице. И хотя мне тяжело, я многого не понимаю, но кажется, с каждым новым листком мне становится всё легче и легче. Словно умница сама обучает меня, как когда-то обучал отец. Но разве мог дать мне отец то, что я получаю сейчас. Что были его три умницы? Ничто, по сравнению с этой.

Я чувствую, как внутри меня словно что-то расширяется, и вот мне уже хочется разбудить ребят, рассказать им, но я сдерживаюсь, зажимаю в себе, с великим трудом, потом лучше расскажу, завтра, когда буду знать всё, когда…

- Тварь! - резкий удар по щеке грубо выхватывает меня из сна. Я, ничего не соображая, вскакиваю на ноги, и глупо смотрю прямо перед собой. Перекошенное от злости лицо Глоба.

- Уснул всё-таки! - кричит он.

- Заткнись уже! - в пространство заглядывает Танга, и его голос в первый раз срывается в крик. Наверное, в первый раз за всю его жизнь. - Если бы он не заснул, они бы всё равно нас обнаружили.

Танга исчезает. Глоб бросается за ним и я спешу следом. В другом пространстве, дырки которого выходят на дорогу серого льда, я вижу Зака. Он выглядывает в одну из дырок, держа в руке натянутый стрельбак.

- Один раз десять и ещё шесть, - говорит он сквозь зубы.

- Пока стрел хватает, - голос Танги снова становится спокойным и уверенным.

- Ещё два из кругов вылезли.

Я припадаю к одной из дырок. Водеры продолжают выползать и выползать из кругов в дороге серого льда и медленно идут к развалине. В руках их увесистые дубины до блеска зализанные водой, текущей под толстым серым льдом.

- Это всё из-за умника, - снова взрывается Глоб.

- При чём тут Ант? - Танга неспеша заряжает стрелу. - Они ещё со вчерашнего знали, что мы в этой развалине.

- Тогда это из-за всех вас, - не унимается Глоб. - Я вам говорил, что пора возвращаться. Говорил?

- Заткнись! - не выдерживает Зак и оборачивается. Его злой, с примесью презрения взгляд, впивается в командира. - Командывание отрядом беру на себя, - тут же говорит он. - Кто согласен?

- Я согласен, - без паузы отвечает Танга.

- Ты, Ант, что скажешь? - Зак смотрит на меня.

- Подожди, подожди, Зак, - нервно начинаю я, размахивая руками. - Ради великого бога Ро, прошу, послушай. Послушайте, Зак, Танга, Глоб, - я быстро обвожу их взглядом.

Танга удивлённо отрывает взгляд от дыры, а Глоб зло плюёт под ноги.

- Не стреляйте пока, - я чувствую, как мои руки трясутся. - Дайте мне немного времени. Не стреляйте… только если они набросятся на меня… только тогда…

В глазах ребят непонимание, но разве успеть теперь объяснить им?

- Там в умнице! - почти кричу я. - Там… Дайте мне немного времени!

Я бросаюсь через все пространства к большой дыре, спотыкаясь, и еле удерживая равновесие, не останавливаясь, спрыгиваю вниз. И уже внизу, пару раз тяжело вздохнув, я медленно иду к дороге серого льда. На секунду обернувшись, вижу напряжённые лица ребят в дырках, они смотрят не понимая, и им страшно. Да, им по-настоящему страшно, потому что происходит что-то такое, чего никогда ещё не приходилось им видеть в своей короткой жизни.

Водеры удивлены не меньше. Они вдруг разом замирают, и их холодные глаза внимательно впериваются в меня. Я останавливаюсь и медленно поднимаю правую руку, сжав её в кулак. Оставляю несжатыми только седьмой и восьмой пальцы. Этот знак у нас означает добрые намерения…

Но вдруг мне становится смешно. Да смешно. Откуда водерам знать наши жесты?

- Послушайте, - начинаю я тогда громким голосом, который от напряжения заметно подрагивает. Я начинаю на мёртвом, потому что с нашим языком водеры не знакомы, как и с жестами. - Послушайте меня. Я знаю, среди вас есть хотя бы один, кто понимает на мёртвом.

Несколько секунд стоит полная тишина, и я даже слышу, как звонко срывается вниз капля пота с моего виска. Сейчас, именно сейчас он ответит, выйдет.

Но ни один водер не сходит с места. Они молча продолжают впиваться в меня мёртвыми глазами, и я нервно проглатываю слюну.

Неужели я ошибся?

Нет! Не может быть. Они просто боятся. Они не доверяет нам.

- Послушайте меня, - мой голос становится вдруг уверенней. Мне теперь нечего терять. Всё, что имело для меня значение до минувшей ночи, сгорело, как найденные в развалине умницы. Все, кроме одной. И к чему теперь глупые звания лучших воинов этого круга времени, к чему ненависть к этим тва… существам, к чему все легенды? Сто семьдесят лет, ха! И у меня ещё вздыбливалась кожа от величины этого срока? Смешно.

- Вы должны меня выслушать, иначе ничего не имеет смысла. Я уверен, что кто-то из вас знает мёртвый, - повторяю я ещё громче. - Пусть он потом переведёт остальным. Двести лет назад случилась большая война. Одно огромное племя напало на другое. Они воевали таким оружием, которое могло убивать миллионы живых существ. Стрела, которая убивала миллионы, сотни миллионов, всё живое вокруг себя. Война длилась всего один день, и потом, те кто жил далеко от этой войны, те, кто остались в живых, решили, что всё закончилось. Они радовались, что можно жить дальше, но появился ветер. Ветер, несущий с полей сражений грязные облака и едкий дым. А с ним и радиацию.

Капли пота бегут по моему лицу, но я не стираю их, я даже не замечаю их, ища сщуренным взглядом того, кто понимает меня. Ища среди десятков холодных, мёртвых глаз.

- Я не знаю, что это такое, но в книге, которая лежала на столе в этом разрушенном здании, написано это слово. И вот из-за этой радиации с нашими телами стали происходить изменения. У одним появились жабры и чешуя, у других кожа похожая на кору деревьев. Вы слышите? Я говорю про нас с вами. Мы одно и тоже, один вид, и даже может быть один народ. Но это не важно. Важно то, что и вы и мы - люди!

Я с надеждой замолкаю. Всё что нужно я сказал, а лишние слова никогда не помогали пониманию. И как бы я не обманывал себя, мне сейчас очень страшно.

И вдруг шаг одного из водеров, короткий, потом два широких, и вскинутая вверх рука. Я шумно, с облегчением выдыхаю. Нет, всё же я не ошибся.

- Я тоже читал её, - говорит вышедший вперёд водер. - Я тоже это знаю.

И мне вдруг кажется, что слева, от тех дальних земель, которые не они, не мы ни разу не видели, снова дует ветер. Ветер, несущий… Нет, теперь не запах гари, не серую пыль и не радиацию, а что-то другое, хорошее. И я начинаю мысленно молиться великому богу Ро.

- Великий Ро, - прошу я его, - Сделай сейчас так, чтобы никто из них не выстрелил. Ни Зак, ни Танга, ни Глоб. Сделай так, чтобы уже никто и никогда не выстрелил, потому что дальше так жить нельзя. Сделай это, если ты и вправду существуешь в глубинах того, что наши общие предки - люди - называли Вселенной.

На лице вышедшего вперёд водера медленно появляется улыбка. Это улыбка, такая же как и у нас земулов, её легко угадать. И я улыбаюсь в ответ, чувствуя как мои широкие волосы мягко шевелит ветер, несущий надежду.

Симбиоз

Журнал "Порог", декабрь 2007; журнал "Искатель", июнь 2008; журнал "Очевидное и невероятное" # 3, январь 2009; фэнзин "Шалтай-Болтай" # 2, 2009

Пятьдесят лет!

Всего пятьдесят лет прошло с тех пор, как появились они, восьмого августа, две тысячи двенадцатого года. Как мы изменились за эти пятьдесят лет! Как они изменили нас!

Тогда, в две тысячи двенадцатом, количество жителей на земном шаре перевалило за семь миллиардов. Иначе и быть не могло. Ни одна страна, за исключением Китая, не ограничивала рождаемость, а даже, наоборот, при помощи разных пособий и дотаций, и введением специального налога на бездетных, способствовали демографическому росту. Да и в Китае, несмотря на все ограничения, детей рождалось всегда чуть-чуть больше, чем того бы хотелось правительству.

Поэтому, процесс роста населения Земли был также неизбежен, как и процесс оскудения природных ресурсов. И чем больше становилось людей, тем тяжелее было выжить отдельно взятому человеку во всё более ужесточавшихся условиях "внутривидовой борьбы". В начале двадцать первого века, ученые уже довольно привычно применяли термин "внутривидовая борьба" по отношению к человечеству.

Обычные же люди, "неученые", не имевшие понятия ни о каких терминах, продолжали просто жить, полностью поглощенные этой самой внутривидовой борьбой, заводя вторых, третьих, четвертых детей, в расчете на государственные дотации, вовсе не задумываясь о какой-то там проблеме перенаселения, и не принимая во внимание, непрерывно растущее число гибнущих от голода.

А ведь уже не было ни одного уголка на земном шаре, где бы жизнь человека не становилась с каждым днем лишь тяжелее, не было ни одной валюты, которая бы не обесценивалась относительно натурального продукта. Жить, и даже попросту поесть, становилось с каждым днем дороже. Плюс к этому, ставшие регулярными природные катаклизмы, планомерно наносили вред, уничтожая весомый процент того, что выращивали и производили люди. Земля боролась с человеком, а человек глупо продолжал бороться с Землей, забывая, что победа в этой борьбе, для него равносильна поражению.

Читая справочники по истории, я тщетно пытаюсь представить себе те отчаяние и страх, которые охватили людей в дни массовых летних пожаров две тысячи двенадцатого, когда были уничтожены две трети урожая зерновых. Цена на хлеб резко подскочила до таких отметок, что от ежедневного приема этого продукта, который являлся основным для большинства, отказалась почти половина населения нашей планеты.

В перспективе вырисовывался неизбежный голод, пожары оставили без пищи и животных, которых люди разводили для обеспечения себя мясом и молоком. Поэтому появление ИХ стало для человечества настоящим, и главное своевременным спасением. Тогда люди еще не дали им названия.

Теперь мы, привыкшие к ним, называем их старками. И это название нам кажется таким же естественным и древним, как и название нашей звезды - Солнце. Впрочем, считается, что корень названия "старки" и произошел от английского - звезда. И если учитывать, что старки ещё и похожи на морских звезд, то мне кажется, что имя для них подобранно как нельзя правильнее.

Назад Дальше