Или же мир настолько наполнился грехом, что потребовалось его уничтожить? Теперь же те, кто уединился на острове Маннсё, будут и дальше воздавать Ему свои хвалы и почтение. Пытаться, пребывая в своем хрупком, тленном облике, почитать Его. Пытаться спасти мир, снова сделать его таким, каким он был раньше, и снова обрести счастье, искоренив грех.
Под подошвами сандалий захрустели камни. Зябко обхватив себя руками, святой отец свернул в сторону от воды и зашагал подругой тропинке, огибавшей по спирали гигантский обломок скалы. Здесь, в скрытой от взгляда лощине, кудахтали куры. Тут же был разбит огород, в котором монахи выращивали овощи, главным образом картофель и зелень, и держали пчел. Всего этого едва хватало, чтобы прокормить монастырскую братию, но Всемогущий одобряет умеренность. Когда святой отец проходил мимо грядок, бросив на них опытный, знающий взгляд, зазвонил монастырский колокол. Не ускоряя шага, отец Предьин прошел под ветвями яблонь и направился дальше, к недавно восстановленной церкви.
Он сцепил пальцы и произнес на ходу:
— Благодарю тебя, Господь, за новый прекрасный день, один из череды дней, которые мы сможем прожить. Защити нас от Пентиванашениев. Благослови моих работников, дабы и они могли вкусить радость Твою.
За утренней молитвой последовал завтрак. Хлеб, испеченный в монастыре, пойманная в озере рыба, родниковая вода. Скромно, но достаточно, чтобы утолить голод.
В одиннадцатом часу утра отец Предьин с двумя монахами отправился к причалу встретить катер с работниками, прибывающий из Маннсё.
Работники набирались из числа добровольцев. Это были не только скандинавы, но и мужчины, в основном молодые, из разных уголков Европы. Был в их числе и один японец, который туристом приехал на Маннсё два года назад, да так и остался в этих местах. В ожидании пострига он жил в Маннсё, в доме женщины-инвалида.
О, у каждого из была своя история, им было что рассказать! Но святой отец видел их из окна — когда туристы думали, что за ними никто не наблюдает, они снова обратились в неуклюжие фигуры с непомерно длинными семипалыми руками и серой кожей.
Это был секрет отца Предьина: поскольку он знал, что эти существа в отличие от людей асимметричны, он понимал, что Бог отвратил от них свой лик. В результате они стали олицетворением зла.
Монахи поприветствовали мнимых работников и благословили их. Затем прибывшим сообщили о том, какие задачи им предстоит выполнить в течение дня. Особой необходимости в подробных указаниях не было. Штукатуры, плотники и каменщики продолжили уже начатое дело.
Смею ли я позволить этим инопланетным, богопротивным созданиям участвовать в возведении храма Божьего? Не проклянет ли он всех нас за то, что мы допустили такую ошибку?
Работа по восстановлению церкви теперь велась в непривычно ускоренном темпе — зима уже была не за горами. Над барабаном главного свода церкви возводилась почти плоская черепичная крыша, которая станет на пути разрушительного действия природных стихий. Денег на покупку меди, которой предполагалось покрыть купол, пока не было. Предполагалось, что они начнут поступать спустя какое-то время.
Когда святой отец убедился в том, что дело нашлось для каждого, он вернулся к главному зданию и поднялся по винтовой лестнице в свою келью, располагавшуюся на третьем этаже.
Это была узкая комнатка, свет в которую проникал через два круглых окна. Обстановка более чем скромная — источенный жучками письменный стол и пара шатких, колченогих стульев. На беленной известкой стене над столом — распятие.
К отцу Предьину зашел один из послушников, чтобы обсудить вопрос отопления монастыря зимой. Вопрос, как водится, остался нерешенным.
Следом за мим в келью вошел Санкал, который, должно быть, ждал за дверью.
Святой отец жестом предложил ему сесть, однако юноша предпочел оставаться на ногах.
Санкал стоял, ломая по привычке руки, застенчивый; как обычно. У него был такой вид, будто ему нужно сказать что-то важное, но не знает, с чего начать.
— Ты хочешь уйти из монастыря? — спросил отец Предьин и улыбнулся, чтобы показать, что шутит и просто предлагает собеседнику возможность ответить.
Джулиус Санкал был бледным красивым юношей с пушком на верхней губе и щеках. Подобно многим другим послушникам, жившим на Маннсё, он получил здесь прибежище с согласия святого отца, поскольку остальная часть земного шара продолжала стремительно исчезать.
В те дни Эрик Предьин, стоя возле церкви, смотрел на ночное небо и наблюдал за тем, как звезды одна за другой исчезают внутри огромной сферы. Точно так же исчезал и остальной окружающий мир, исчезал постепенно, часть за частью, заменяясь дешевой имитацией, возможно, не обладавшей массой — видимо, это значительно облегчало транспортировку. О подобном можно было лишь строить догадки, ощущая собственное невежество и страх перед незнаемым.
Санкал пришел в Маннсё по снегу. Затем украл лодку, переправился на ней на остров и отдался на милость обитателям разрушенного монастыря. Его нынешние обязанности состояли втом, что он выпекал хлеб для монастырской братии.
— Наверное, мне нужно уйти, — произнес юноша, опустив глаза. Отец Предьин, положив руки на столешницу стола, ждал, что Санкал скажет дальше. — Понимаете… я не могу этого объяснить. Я приблизился к неправильной вере, святой отец. Я много молился, но все равно обретаю неправильную веру.
— Ты понимаешь, Джулиус, что здесь тебе разрешено выбрать любую из многочисленных форм религиозной веры. Первое и самое главное — верить в Бога до тех пор, пока ты не узришь истинного Господа. Таким образом мы проливаем крошечный лучик света на мир уже полностью потерянный и погрузившийся во тьму. Если ты уйдешь, то попадешь в проклятый иллюзорный мир.
Откуда-то сверху донесся стук молотков. На крышу апсиды поднимали новые стропила. Ответ Санкала, прозвучавший тихо, но твердо, почти утонул в грохоте.
— Святой отец, вы знаете, что я застенчив. Однако я уже достиг зрелости. Меня постоянно преследует низменные мысли. Сейчас эти мысли стремительным водным потоком уносят меня к неправильной вере. — Юноша печально опустил голову.
Отец Предьин встал, оказавшись гораздо выше юного послушника. Выражение его лица было строгим.
— Послушай, сын мой, тебе нечего стыдиться. Наша жизнь полна такого же грохота, который сейчас доносится до нас сверху. Это звуки огромного материального мира, врывающегося в наше сознание. Не нужно обращать на него внимания. Неправильная вера непременно сделает тебя несчастным.
— Отец, я питаю уважение к вашему богословию. Но, возможно, неправильная вера вполне хороша для меня. Нет, я хотел сказать… Мне трудно выразить словами. Прийти к чистой вере — это ведь хорошо, верно? Даже если эта вера неправильная. Тогда она, возможно, вовсе и не является неправильной. Она просто хорошая.
Отец Предьин с тщательно скрываемым нетерпением ответил:
— Я не понимаю твоих доводов, Джулиус. Разве мы удаляем неправильную веру из нашего сознания, как гнилой зуб?
Санкал дерзко посмотрел на своего духовного наставника, чьи руки сжались в кулаки так крепко, что побелели костяшки пальцев.
— Моя вера заключается в том, что я не считаю наш остров творением Божьим. Это имитация, иллюзия, созданная ужасным соперником Господа нашего.
— Но ведь это не что иное, как обычное неверие. На что тут же последовал дерзкий ответ:
— Нет-нет! Я верю в то, что Злые сотворили мир, в котором мы живем. Наше добро само по себе является иллюзией. Я имею прямые доказательства этого.
Прежде чем ответить, отец Предьин глубоко задумался.
— Давай на мгновение предположим, что мы живем на острове, созданном этими ужасными тварями, которые теперь владеют всей Солнечной системой. Следовательно, все это — иллюзия. Однако добро вовсе не иллюзорно. Добро во всех его проявлениях никогда не бывает иллюзией. Вот зло — иллюзия… — Произнося эти слова, святой отец представил себе, что видит нечто потаенное и недоброе в глазах стоящего перед ним юноши. Он смерил Санкала внимательным взглядом и лишь тогда задал ему вопрос: — Ты пришел к этому выводу неожиданно?
— Да… нет. Я понял, что всегда испытывал подобные чувства. Просто не осознавал этого. Я никогда не задумывался над тем, что говорю. Лишь когда я оказался здесь, то бы, святой отец, пожалуй, дали мне время для раздумий. Я понимаю, что мир — зло, и с каждой минутой он все больше переполняется скверной. Потому что им правит дьявол. В моей семье всегда говорили о дьяволе. Теперь он пришел в наш мир в лошадином обличье, чтобы победить нас.
— О каком доказательстве ты только что упомянул? Санкал вздрогнул и сердито посмотрел на святого отца.
— Он во мне. В шрамах на моем разуме и моем теле. Давно, еще с раннего детства. Дьяволу даже не нужно стучать в дверь, чтобы войти. Он уже вошел.
Немного помолчав, отец Предьин снова сел и перекрестился.
— Ты, должно быть, очень несчастен, если веришь в такое. Это не вера в том смысле, в каком мы понимаем ее. Это болезнь. Сядь, Джулиус, и расскажи мне что-нибудь. Потому что если ты серьезно веришь в то, что говоришь, тогда тебе действительно следует покинуть нас. Тогда твоим домом станет мир иллюзий.
— Я знаю. — Хотя вид у юноши оставался по-прежнему дерзкий, он все-таки сел на шаткий стул. На крыше продолжали стучать.
— Я недавно обсуждал вопрос о том, как нам обогреваться этой зимой, — доверительно сообщил своему собеседнику святой отец. — Когда я впервые попал на остров вместе с еще двумя людьми, нам чудом удалось пережить долгую холодную зиму. Здание тогда находилось в ужасном состоянии. Крыша была наполовину разрушена. Не было электричества. Да мы бы и не могли позволить себе такую роскошь, имейся оно у нас тогда. Мы отапливали помещение дровами — рубили топором поваленные деревья. В те дни на Маннсё деревьев было гораздо больше, чем сейчас. Мы ютились в двух комнатах на первом этаже. Питались исключительно рыбой. Иногда добрые люди из Маннсё переходили озеро по льду и приносили нам теплую одежду, хлеб и аквавит. В остальных случаях мы молились, работали и постились.
И все-таки это были счастливые дни. С нами был Господь. Он одобряет скромность.
Год шел за годом, и мы начали постепенно обустраиваться. Прежде всего мы научились изготавливать свечи. Затем настал черед масляных ламп и масляных печек. Теперь мы снова подсоединены к электростанции в Маннсё. Свет у нас пока есть. Но сейчас нужно готовиться к долгой темной зиме, зиме Неверия.
— Я не понимаю, на что вы надеетесь, — отозвался Санкал. — Маленькая часть прошлого затерялась где-то за пределами галактики, где о Боге, о вашем Боге ничего не слышали.
— Они слышат о нем здесь и сейчас, — ответил священник ровным решительным голосом. — Так называемые туристы слышали о нем. Так называемые рабочие трудятся во благо нашего Бога. До тех пор, пока зло не проникло в нас, мы творим дело Божье, в каком бы краю вселенной мы ни оказались.
Санкал пожал плечами:
— Дьявол может прийти к вам, потому что он владеет всем — всеми вещами, которые имеются в созданном им мире.
— Ты заболеешь, если будешь верить в это. Таких же верований придерживались когда-то катары и богомилы. Теперь их не стало. Я пытаюсь донести до твоего понимания мысль о том, что очень легко ошибиться в отношении опасности, в которой мы находимся, это более чем смертельная опасность. Дьявола не существует. Есть просто отступничество от Бога, которое в духовном отношении чрезвычайно болезненно. Ты просто тоскуешь о Божественном покое.
Сандал исподлобья посмотрел на Предьина. Во взгляде его таилась злобная ненависть.
— Конечно, тоскую! Потому-то и хочу уйти.
Стук молотков неожиданно прекратился. Затем послышались шаги рабочих по крыше, прямо над головой у святого отца и Джулиуса.
Отец Предьин откашлялся, прочищая горло.
— Джулиус, зло существует в людях, во всех нас, это верно…
— И в дьяволах-лошадях, которые сделали все это с нашим миром! — выкрикнул юноша, прерывая наставника.
Священник вздрогнул, но тем не менее продолжил:
— Мы должны расценивать случившееся как часть божественной стратегии свободы воли. Мы по-прежнему можем делать выбор между добром и злом. Нам дарована жизнь, и какой бы тяжелой она ни была, она все равно оставляет нам право выбора. Если ты уйдешь от нас, то уже никогда не вернешься.
Священник и юный послушник смотрели друг на друга, находясь по обе стороны от источенного жучками ветхого стола. Снаружи над восточными горами взошло солнце.
— Я хочу, Джулиус, чтобы ты остался и помог нам в нашей борьбе, — проговорил святой отец. — Ради твоего же блага. Нового пекаря найти нетрудно. Новая человеческая душа — совсем другое дело.
Лицо Санкала снова приняло насмешливое выражение.
— Неужели вы боитесь, что мое потаенное неверие распространится и среди других монахов?
— Боюсь, — признался отец Предьин. — Боюсь, потому что проказа заразна.
Когда юноша вышел из кельи, еще до того, как его шаги затихли на ступеньках деревянной винтовой лестницы, отец Предьин приподнял нижний край сутаны, опустился на колени и сложил руки в молитвенном жесте. Затем склонил голову.
Вокруг стояла тишина, рабочие давно перестали стучать молотками. Залетевшая в келью бабочка налетала на оконное стекло, билась об него, силясь понять, что же удерживает ее от желанной свободы.
Святой отец повторял слова молитвенной мантры до тех пор, пока не успокоился и не почувствовал, что его сознание снова вернулось в глубины великого разума. Его губы перестали дрожать. Постепенно перед ним возникли подергивающиеся строки трехмерного санскритского текста. Письмена эти вызывали ощущение некоего благословения, как будто их содержание являло собой добрую волю. Они были посланием, сообщавшим о том, что жизнь — одновременно дар и обязанность, и содержали более глубокий, потаенный смысл, который навсегда останется недоступным для понимания.
Письмена были золотистого цвета, они часто сжимались и приобретали более сложную форму и не менее часто становились неразличимыми на песчаном фоне.
Когда деятельность мозга находится в состоянии сна, разум никак не может сосредоточиться на каком-либо толковании. В равной степени невозможно прийти к какому-нибудь окончательному суждению. Сложные запутанные изменения, происходящие постоянно, делали подобные попытки несостоятельными. Это было вызвано тем, что письмена наползали друг на друга и скручивались в клубок подобно змеям, образовывали некое подобие тугры на пергаменте нервной пустоты. Выступающие элементы букв вздымались вверх, создавая полосы, на которых хвосты виляли во все стороны, создавая внутри себя разноцветные ответвления похожих на заросли пурпурных ветвей.
Изображения продолжали усложняться. Цвета делались все ярче и ярче. Огромные кольца создавали изощренной сложности шоссе из букв и заполнялись двумя контрастными орнаментами, в которые складывались спиральные свитки — лазурно-голубой и ярко-красный. Процесс переплетения методично распространялся во всех направлениях, значительно увеличиваясь в размерах.
Теперь изображение, которое, казалось, будет расти бесконечно, заполняя собой окружающее пространство, либо уменьшалось, либо сжималось, превращаясь в музыкальный шум. Этот шум сделался более беспорядочным, напоминая скорее удары птичьих крыльев о стекло. Когда письмена исчезли совсем, сознание превратилось в медленно приближающийся прилив, а удары крыльев приняли какое-то зловещее звучание.
Скоро, невыносимо скоро, нарушая настроение трансцендентного спокойствия, хлопанье крыльев превратилось в грохот загадочного происхождения. Это был цокот копыт — как будто огромное животное пыталось неуклюже вскарабкаться по крутым ступеням лестницы. Оно время от времени спотыкалось, но упрямо, по-звериному двигалось к цели.
Отец Предьин пришел в себя. Прошло немало времени. В лишенном зрачка глазе круглого окна небо затянулось облаком. На подоконнике лежала обессилевшая от напрасных стараний бабочка. Однако инфернальный шум не смолкал. Казалось, будто невидимый жеребенок пытается подняться по деревянной винтовой лестнице в келью святого отца.
Предьин встал.
— Санкал?! — позвал он шепотом.
Затем бросился к двери и спиной прижался к ней, оскалив зубы. По его лбу стекали ручейки пота.
— Спаси меня, отец небесный! Спаси меня, черт тебя побери! Я — все, что у тебя есть!
Но огромный зверь все же явился перед ним, поддерживаемый всей мощью Пентиванашениев.
Когнитивная способность и электрическая лампочка
Прибытие космического корабля «Завоеватель» в аркопианское космическое пространство — типичный пример иронии судьбы. Однако это происшествие дает нам возможность взглянуть с высоты дней нынешних на наших далеких предков и хотя бы что-то понять в их воинственном, созданном на скорую руку обществе.
После того как помещения «Завоевателя» очистили от мертвых тел, которые были переданы в наши музеи, механики получили распоряжение изучить корабль для занесения в филогенетические архивы.
Корабль был оснащен старомодными квантовыми компьютерами. «Завоеватель» покинул Солнечную систему в конце 2095 года. На его борту размещался груз — десять тысяч человеческих эмбрионов, находившихся в криогенной заморозке, несколько миллионов подобным же образом замороженных зародышей земных животных плюс огромное количество образцов различных растений. Присутствовал также и экипаж в количестве двадцати человек — жизнедеятельность их обеспечивали антитанатические препараты.