- Думаю, вы оба понимаете, что в данных обстоятельствах говорить об этом по меньшей мере неуместно, - глубокомысленно проговорил Флэттери и подумал: "Когда на Лунной базе получат этот доклад, они поймут, что нам удалось создать примитивный Разум. Другого ответа просто быть не может".
Пруденс взглянула на большой пульт, пытаясь понять, что же всё-таки произошло с кораблем.
Повреждение было вызвано какой-то силой извне. Жестяное Яйцо немного тряхнуло, но это произошло уже после случившегося. Аварийные сигналы - красные и желтые - к тому времени уже мигали вовсю. Толчок был связан с утечкой энергии и началом работы систем, занимающихся устранением повреждений.
"Нулевая сила столкновения. Нечто снаружи корабля отсекло от него кусок будто ножом, режущим масло. Впрочем, нет - это было нечто куда более острое… Нечто снаружи".
Она коснулась ладонью щеки. Это означало, что они столкнулись еще с одной опасностью помимо тех, с которыми встретились на корабле.
Они столкнулись с чем-то, явившимся из бескрайнего, темного неизвестного. Пруденс внезапно подумала о морских чудовищах, которых обычно рисовали на древних земных картах, о двенадцатилапых драконах и человекоподобных фигурках с клыкастыми пастями посреди груди.
Она постаралась успокоиться, напомнив себе, что все эти чудовища остались лишь легендами благодаря извечному неуемному человеческому любопытству.
И тем не менее что-то ведь зацепило жестяное Яйцо!
Пруденс еще раз окинула взглядом пульт, но к этому времени аварийные системы уже почти полностью изолировали Четвертый Отсек пеной. Люки, ведущие в соседние секции, были наглухо задраены.
Что бы там ни ударило, на сей раз оно отрезало лишь тоненький ломтик… на сей раз.
- Кажется, мне пора заступать на вахту, - заметил Флэттери. - Да?
Слова Флэттери вернули ее к действительности, и только теперь она ощутила, насколько вымоталась. Спина ныла, а руки дрожали. Да, сейчас самое время как следует отдохнуть.
- Когда отдохнешь, можешь помочь мне в мастерской, - предложил Бикель.
- А разве мы уже что-то решили? - удивилась Пруденс, щелкнув пальцами. - Разве ты можешь творить с компьютером все, чего пожелаешь?
- Ради Бога! - взмолился Бикель. - Неужели никто из вас так до сих пор и не понял, что мы просто должны использовать компьютер в качестве основного элемента?
Бикель обвел взглядом товарищей. Флэттери склонился над пультом. Тимберлейк дремал в своей койке, а Пруденс пристально разглядывала его.
- Это не обычный компьютер, - сказал Бикель. - В нем содержатся элементы, о наличии которых мы даже не подозревали. Он почти шесть лет был связан с Органическим Искусственным Разумом во время постройки и программирования корабля. В нем имеются буферные устройства, провода и перекрестные связи, о которых, возможно, понятия не имели даже его создатели!
- Хочешь сказать, что он уже разумен? - спросила Пруденс.
- Нет. Я вовсе не считаю, что он разумен. Я считаю, что мы достаточно далеко продвинулись, используя компьютер и симулятор лобных долей нашего "Быка". Мы продвинулись гораздо дальше, чем проект Лунной базы за двадцать лет! И нам следует двигаться дальше.
"Помню, я только раз настолько уставала - после почти пятичасовой операции", - подумала Пруденс.
- Передаю вахту, - объявила она.
Они поменялись местами у главного пульта, и Флэттери обвел взглядом приборы, готовясь провести наедине с кораблем следующие четыре часа.
"А ведь Жестяное Яйцо может и закапризничать", - мелькнула у него мысль.
Порой ему казалось, что по кораблю разгуливают призраки шестнадцати человек, погибших еще на Луне при строительстве звездолета, тех членов экипажа, что при различных обстоятельствах погибли во время полета… и даже ОИРов, принесенных в жертву на этом алтаре.
"Интересно, а есть ли у этих бестелесных мозгов душа, - подумал Флэттери. - Если нам удастся вдохнуть разум в эту машину, будет ли наше создание обладать душой?"
- Слушай, а автоматика уже закончила латать пробоину? - спросил Бикель.
- Все изолировано, - отозвался Флэттери и подумал: "Интересно, когда же дикий разум снова нанесет удар?"
- А что находилось в Четвертом Отсеке? - спросила Пруденс. - Чего мы лишились?
- Пищевые концентраты, - ответил Бикель. - Я проверил это в первую очередь.
Он заявил это таким тоном, что сразу становилось ясно: "Сделал то, что должна была сделать ты, поскольку вахта была твоя".
- Радж, если хочешь, могу за тебя отдежурить, - предложил Тимберлейк.
- Нет, нет, вот немного отдохну…
- Разрез представляет собой абсолютно прямую линию, проходящую через все…
- В природе не бывает абсолютно прямых линий, - заметил Флэттери.
Бикель вздохнул.
"Интересно, что дальше?" - подумал он.
- Если у тебя появились какие-то соображения, выкладывай, - предложил он.
- Сознание - это своего рода вид поведения, - начал Флэттери. - Согласны?
- Согласны.
- Но корни нашего поведения уходят так глубоко в прошлое, что нам до них ни за что не докопаться.
- Опять ты об эмоциях, да? - спросил Бикель.
- Нет, - возразил Флэттери.
- Он об инстинктах, - пояснила Пруденс.
Флэттери кивнул:
- Некая генетическая память, подсказывающая цыпленку, как вылупиться из скорлупы.
- Эмоции, или инстинкт, какая в сущности разница? - удивился Бикель. - Эмоции - суть производное инстинкта. Значит, ты по-прежнему настаиваешь, что нам не удастся наделить "Быка" разумом до тех пор, пока мы не снабдим его инстинктами и эмоциями?
- Ты прекрасно понимаешь, о чем я, - ответил Флэттери.
- Он должен любить нас, - заявил Бикель. Он задумчиво пожевал верхнюю губу, захваченный простотой мысли. Флэттери, конечно же, прав. Именно это могло стать уздой, обеспечивающей необходимую степень контроля.
- У него должна быть собственная система эмоциональных реакций, - продолжал Флэттери. - Система должна отзываться целым рядом физических реакций, которые "Быку" известны. Что-то вроде характерных для человека мышечных реакций и тона голоса. Всё то, чем мы откликаемся на эмоции.
"Эмоции, - подумал Бикель. - Характеристика, позволяющая нам оценивать личность со стороны. То, что определяет личностные суждения. Закрытый процесс, возникающий естественным образом".
Это позволяло взглянуть на механическую концепцию Время - Эмоции совершенно иначе. Исключительно дерзкий взгляд на само понятие Времени.
- Мы попросту не можем быть хоть мало-мальски объективными в отношении самих себя кроме наших физических реакций, - пояснил Бикель. - Помните? Именно это неустанно повторял доктор Эллерс.
Флэттери вспомнился Эллерс, главный психиатр Лунной базы. "Бикель - истинное воплощение "цели", он - сила, которая задаст направление вашим поискам, - сказал как-то Эллерс. - Конечно же, у вас есть альтернативы. Вы встретитесь с непредвиденными ситуациями. Но другого, столь же отточенного, как Бикель, инструмента у вас не будет. Он истинно творческий исследователь".
"Эмоции, - подумал Бикель. - Как мы обозначаем их и программируем их? Что делает для этого наше тело? Ведь мы внутри, в непосредственном контакте с тем, что делает наше тело. Да, это единственное, по поводу чего мы можем оставаться совершенно объективными. Что именно делает наше тело…"
- У него должно быть полностью функционирующее тело, - вздохнул Бикель, которому вдруг открылась и вся проблема в целом, и пути ее решения. - У него должно быть тело, которое пережило и травму и кризис.
Он уставился на Флэттери.
- И чувство вины тоже, Радж. Оно должно осознавать, что такое чувство вины.
- Чувство вины? - переспросил Флэттери, недоумевая, отчего слова Бикеля вызвали у него гнев и едва ли не страх. Он хотел возразить, но тут до его слуха донеслись какие-то ритмичные глухие звуки. Сначала он решил, что это сработала неисправная сигнализация, и только через несколько мгновений понял, что эти звуки исходят от Тимберлейка. Инженер по системам жизнеобеспечения свернулся калачиком в коконе и крепко спал, сладко похрапывая во сне.
- Да, именно чувство вины, - подтвердил Бикель, не сводя взгляда с Флэттери. - Хочешь, чтобы он любил нас? Хорошо. Ведь любовь есть не что иное, как разновидность нужды, верно? У него будут эмоции, но это означает неограниченный спектр эмоций, Радж. И этот спектр включает страх.
"Вина и страх, - подумала Пруденс. - Раджу придется смириться с этим. Он обучен так, что не в состоянии будет отрицать это".
Она взглянула на Бикеля. Тот смотрел куда-то в пространство, глаза его затуманились от каких-то потаенных мыслей.
- Удовольствие и боль, - наконец пробормотал Бикель. Он перевел взгляд на Пруденс, потом на похрапывающего Тимберлейка, потом - на Флэттери, ненадолго задерживаясь на каждом. Интересно, понимают ли они, что ИР, кроме всего прочего, должен обладать еще и способностью к воспроизводству?
Пруденс почувствовала, как ускоряется ее пульс, и наконец сумела оторвать взгляд от Бикеля. Она коснулась пальцами виска, почувствовала, как сильно бьется жилка, и решила, что это - следствие учащенного дыхания, высокой температуры, недоедания, усталости и тревоги. Смесь серотонина и адреналина, которую она получала в гибертанкс, позволяла ей держать себя в руках. Она отчетливо представляла все происходящее в ее организме, и сейчас она ясно понимала, что ей необходимо подкрепить себя инъекциями необходимых препаратов.
- Итак, Радж? - спросил Бикель.
"Я должен собраться, - подумал Флэттери, возвращаясь на свою койку. - Я должен вести себя естественно и спокойно". Он старался не смотреть на вспомогательную панель на пульте повторителя. Бикель становился все более подозрительным и теперь замечал даже самые ничтожные мелочи. Флэттери отметил зеленые спокойные огоньки на пульте, мерное пощелкивание реле. Все системы корабля функционировали совершенно нормально.
И всё же глубоко в душе Флэттери испытывал какой-то безотчетный страх - как животное, чувствующее приближение охотника.
Бикель испытывал душевный подъем, какой-то внутренний прорыв, близость решения проблемы, до сих пор никак не дававшейся ему. Корабль - все живое на борту - был подобен марионетке. Теперь выход стал очевиден. До сих пор он только отдаленно представлял его себе. Теперь же все стало кристально ясным. В голове у него послушно громоздились необходимые схемы, будто чья-то заботливая рука аккуратно сложила в стопку кальки.
"Четырехмерная конструкция, - напомнил он себе. - Мы должны создать объемную сеть из сложных мировых линий. Она должна поглощать несинхронные передачи. Она должна извлекать дискретные закономерности из получаемых импульсов. Самое важное - это конструкция, а вовсе не материал. Самое главное - топология. Именно в этом ключ ко всей этой чертовой проблеме!"
- Прю, приготовь чего-нибудь поесть и свари кофе, - попросил Бикель. Он взглянул на хронометр рядом с центральным пультом, бросил взгляд на Тимберлейка. Пускай спит.
Размышления в подобном направлении, понял Бикель, привели его на самый порог решения проблемы. Небольшое давление здесь, небольшое приложение энергии там, и он получит разум, с которым еще никому не приходилось сталкиваться.
От этой мысли он испытал безотчетный страх, более того, нечто вроде благоговейного ужаса. Бикель повернулся к Флэттери.
- Радж, - сказал он. - А ведь мы еще не очнулись.
- Что? Как это? - Это спросил Тимберлейк, который только что проснулся и теперь, протирая глаза, недоуменно смотрел на Бикеля.
- Мы еще не проснулись, - объявил Бикель.
10
"Мы еще не проснулись". Все четыре часа вахты эти слова Бикеля не давали Флэттери покоя.
Тимберлейк пробурчал что-то вроде: "Ну и шутки у тебя!" и снова завалился спать.
Но Флэттери, которому нужно было одновременно следить и за показаниями приборов на пульте, и за экраном над головой, на котором были видны Бикель и Пруденс, колдующие над аппаратурой в мастерской, чувствовал, что в его восприятии корабль постепенно обретает какие-то личностные черты.
Флэттери чувствовал, будто он и трое других членов экипажа являются просто клетками какого-то огромного организма. Шкалы приборов, циферблаты, датчики и сенсоры, вездесущий видеоинтерком - все это представляло собой органы чувств, нервы и органы чего-то, что никак не связано с ним.
"Мы еще не проснулись".
"Мы упорно стараемся не думать об этом", - пришел наконец к выводу Флэттери.
Послышался голос Бикеля, обращающегося к Пруденс в мастерской:
- Вот с помощью этого мы избавимся от ненужной обратной связи. Следи за цветом провода и присоедини его вот сюда. А вот это - цепь глушителя сигналов. Мы должны следить за тем, чтобы случайно не ввести в нейронные цепи случайные циклы сигналов.
Потом Пруденс забормотала себе под нос:
- В человеческом черепе около пятнадцати миллиардов нейронов. Я сделала экстраполяцию. Мы ведь располагаем нейронными блоками и компьютером. В этом нашем… чудище нейронов почти вдвое больше.
Их голоса отдавались в мозгу Флэттери каким-то эхом. Он представлял себе весь корабль целиком, огромный механизм, чья жизнедеятельность требовала некоей оптимальной организации - процесса отдачи приказов. Сюда, само собой, входила и энтропия, поскольку система, которую представлял собой корабль, постоянно стремилась к равномерному распределению энергии.
"Что касается корабля, то порядок для него куда более характерен, чем хаос, - подумал Флэттери. - Тем не менее мы обращаемся с кораблем, как с большим оркестром, дирижирует которым Бикель. Только Бикель знает, как заставить его исполнять нужную нам музыку".
Личности, которую представляет собой корабль - их Жестяное Яйцо, - пока не хватает какой-то целостности. Вместо того чтобы саморегулироваться, корабль довольствовался малоэффективной системой обратной связи, обеспечиваемой четырьмя людьми, приметанными к его "нервной системе" на живую нитку. Это с одной стороны.
Но в будущем может настать момент, когда степень повреждений окажется слишком высокой и они не смогут помочь кораблю. Люди и так уже доказали, что не могут сделать корабль живой, динамичной, согласованной системой, которой он, по идее, должен был бы быть.
Флэттери вдруг испытал приступ неприязни к обществу, которое отправило своего хрупкого посланца буквально в никуда. Он знал, какими соображениями при этом руководствовались люди, однако это не умаляло его горечи.
"Представьте себе общество как состоящий из людей механизм, исключительно сложный защитный механизм, - твердил Хэмпстед - Общественные ограничения в результате естественного отбора проникли в плоть и кровь. И эти ограничения постепенно стали частью саморегулирующейся обратной связи в системе управления обществом. Проблема в том, способны ли люди вырваться за рамки этой саморегулирующейся системы. Ведь существование за ее пределами требует от человека исключительной отваги".
Закон, как было известно Флэттери, формулировался следующим образом: "Опыт отдельного человека не является фактором, абсолютно определяющим его поведение. Доминируют общественные устои на клеточном уровне".
Флэттери в сердцах стукнул костяшками пальцев по краю койки, чтобы избавиться от печальных раздумий. Он сосредоточился на пульте и понял, что нужно немного подрегулировать температуру. Автоматике никогда не удавалось точно выдержать режим.
А Бикель в это время поучал Пруденс:
- Следи за интервалами в цепях задержки времени. А то у "Быка" будет искаженное представление о настоящем.
- О чем, о чем? - удивилась Пруденс.
- О его настоящем - его "специфическом настоящем". Это то, что ты ощущаешь в любой отдельный момент времени, тот кратчайший отрезок времени, который принято называть "сейчас". Профессор Феррел - помнишь старика Феррела?
- Разве забудешь зятя самого Хэмпстеда!
- Точно, хотя дураком он никогда не был. Как-то раз мы были с ним на станции слежения за спутниками - он по свою сторону стерильной стены, я - по свою. И вдруг он говорит: "Смотри, эта штука движется!" Это был космический челнок с Земли. Потом Феррел продолжил: "На самом деле ты знаешь, что он движется с неимоверной скоростью. Но тебе кажется, будто ты видишь, как он меняет местоположение сейчас… в настоящем. Никаких острых углов - просто плавное движение. Так вот, это и есть "специфическое настоящее", дружок. Всегда помни об этом!" С тех пор я это помню.
- Значит… ИР на самом деле будет ощущать время? - вновь удивилась Пруденс.
- Наверняка. Наши цепи задержки времени должны дать ему возможность ощущать внутреннее время. Он просто не сможет его не чувствовать. В противном случае, все наши усилия пойдут насмарку.
Флэттери взглянул на экран и увидел, как Бикель подключает к "Быку" осциллограф.
- Слушай, а ты не перегрузишь компьютер? - неожиданно заволновалась Пруденс. - Вдруг он не выдержит?
- Ради Бога, не надо, Прю! Ты же, например, постоянно получаешь информацию. Разве твой мозг не сортирует ее, не выстраивает в порядке очередности, не программирует и не оценивает потом данные?
- Но ведь само существование Жестяного Яйца полностью зависит от компьютера. Если мы…
- Иного пути нет, - заявил Бикель. - Ты должна была понять это еще в тот момент, когда поняла, что весь этот корабль - декорация.
- То есть как это? Почему? - рассердилась Пруденс.
- Потому, что компьютер - единственное место, где может храниться такое количество информации. Понимаешь, у нас просто нет времени обучать совершенно необразованное дитя.
Не успела она ответить, как прозвучал сигнал передатчика.
ППУ был переключен на ручное управление, чтобы его системы не мешали работе в мастерской. Сигнал мгновенно заставил действовать и Бикеля, и Флэттери. Бикель нажал соответствующую кнопку в мастерской, а Флэттери щелкнул переключателем у себя на пульте, бесстрастно отмстив про себя, что послание Лунной базы, прежде чем попасть к ним, пройдет через цепи "Быка".
Бикель обвел взглядом приборы в мастерской, увидел, как резко дернулись, а потом вернулись в исходное положение стрелки. Мастерскую наполнило характерное гудение работающего ППУ, поскольку теперь ИР являлся частью его схемы. От этого звука у Бикеля аж мурашки по коже побежали.
Приборы отметили характерную для ППУ паузу. Отдельные элементы послания сейчас сортировались, сравнивались, дешифровались и передавались на выводящее устройство.
Бикель взглянул на экран и понял, что Флэттери переключил систему на аудиовоспроизведение.
Из вокодеров послышался голос Хэмпстеда:
- Проект вызывает корабль "Землянин". Вас вызывает Проект. Мы не можем дать точное определение силы, повредившей корабль. Предполагаем ошибку передачи или недостаточные данные. Одна из версий допускает вероятность встречи с нейтринным полем теоретического типа - Почему вы не последовали нашей директиве по процедуре возвращения?
Бикель следил за приборами. Послание прозвучало совершенно четко, никаких искажений.
Было слышно, как Хэмпстед откашливается.