* * *
Когда Полю исполнилось семнадцать, он поступил в Стэнфордс-кий университет. Два года спустя отец умер.
В Стэнфорде он выбрал двойную специализацию по генетике и антропологии, взяв восемнадцать часов за семестр. Он изучал переводы свитков Мертвого моря и апокрифические тексты, прошел курсы по сравнительной интерпретации и библейской философии. Изучал фруктовых мушек и половое размножение. Еще студентом он завоевал право на престижную летнюю интернатуру под руководством знаменитого генетика Майкла Пура.
Поль сидел в аудиториях, где преподаватели в темных костюмах излагали теории о Кибре и Т-вариантах, микроцефалине-1 и гаплоидной группе D. Он узнал, что ученые идентифицировали структуры внутри семейства протеинов под названием ААА+, которые, как было показано, инициируют репликацию ДНК, и что эти генетические структуры были сохранены во всех формах жизни, от людей до самых древних бактерий, став визитной карточкой самого великого проектировщика.
И еще Поль изучал запрещенные тексты. Он изучал сбалансированные равновесия и Харди-Вейнбурга , но в одиночку и по ночам, бродя по темным залам внутри собственной головы, потому что больше всего его восхищали компромиссы. Поль был юношей, который понимал компромиссы.
Он узнал о недавно открытом гене АРОЕ4, общем почти для всех живущих на планете людей, и прочел теории о том, каким образом вредоносные гены стали встречаться в популяции с такой высокой частотой. Оказывается, хотя АРОЕ4 и вызывает болезнь Альцгейме-ра, он также защищает мозг от разрушительных для него последствий недоедания в раннем детстве. Ген, уничтожающий мозг в семьдесят лет, защищает его в возрасте семи месяцев. Он узнал, что люди с серповидно-клеточной анемией невосприимчивы к малярии, а носители гетерозиготных генов кистозного фиброза менее восприимчивы к холере, что во время эпидемий чумы люди с кровью группы А выживали чаще, чем люди с кровью других групп, и это всего за одно поколение навсегда изменило процентное соотношение групп крови среди населения Европы. Некоторые утверждали, что этот процесс теперь медленно имитируется геном CKR5 и вирусом ВИЧ.
На лекциях по антропологии Поль узнал, что все его современники могут проследить свою родословную до предков из Африки, живших почти шесть тысяч лет назад, когда все человечество существовало в пределах единственной небольшой популяции. И еще профессора говорили: было не менее двух миграций людей из Африки – узкое место генетики в пользу теории Всемирного потопа. Но каждая культура имеет собственные верования и убеждения. Мусульмане называют это Аллахом, евреи – Яхве. Научные журналы проявляют осторожность и больше не называют это Богом, а говорят о разумном создателе – архитекторе, со строчной "а". Впрочем, в глубине души Поль решил, что все это сводится к одному и тому же понятию.
Поль узнал, что ученые сканировали мозги монашек, пытаясь отыскать отметку Бога, но не смогли ее найти. И узнал о теории эволюции. Хотя официальная наука давно ее развенчала, приверженцы этой теории еще существовали – их убеждения обрели почти бессмертный статус по соседству с родственными областями псевдонауки, прозябая на задворках рядом с более старыми системами убеждений наподобие астрологии, френологии и акупунктуры. Современные эволюционисты считали, что все различные системы датировок ошибочны, и предлагали целый набор ненаучных объяснений того, почему изотопные методы дают неправильные результаты. Кое-кто из них даже поговаривал о фальсификации данных и мировом заговоре.
Эволюционисты игнорировали общепринятую интерпретацию геологической хронологии. А также чудо плаценты и идеальную сложность глаза.
На младших и старших курсах Поль изучал археологию – древние останки Homo erectus и Homo neanderthalensis. А также останки нелюдей – афаренсиса, австралопитека и Пана Афаренсис – вымерший гоминид, живший 3,9–2,9 млн. лет назад в Африке. Пан – общее родовое название двух видов современных шимпанзе (Pan troglodytes и Pan paniscus). .
В мире археологии граница между людьми и не-людьми могла быть расплывчатой – но всегда оставалась важной. Для некоторых ученых Homo erectus был расой давно вымерших людей, засохшей веткой на древе человечества. Для их более консервативных коллег он вообще не был человеком – просто неким "другим", отрыжкой творца, независимым существом, изготовленным с помощью того же набора инструментов. Но это была уже крайняя точка зрения. Официальная наука, разумеется, приняла в качестве индикатора принадлежности к человечеству использование каменных орудий. Люди изготовляли орудия. Лишенные души животные – нет. Конечно, и в официальной науке все еще шли споры. Ископаемые останки KNM ER 1470, найденные в Кении, выглядели настолько безупречно сбалансированными между человеком и не-человеком, что была даже изобретена новая категория: почти-человек. Споры обещали стать весьма жаркими, спорщики приводили в качестве доказательств антропометрическую статистику.
Подобно благосклонному учителю, внезапно явившемуся на детскую площадку, чтобы разнять драчунов, на сцене появилась наука генетика. А потом, заняв точку пересечения между двумя страстями в жизни Поля – генетикой и антропологией, – родилась наука палео-метагеномика.
Поль получил степень бакалавра в мае и начал дипломную работу в сентябре. Через два года, получив ученую степень, он переехал на восточное побережье, чтобы работать в "Вестинг геномикс", одной из передовых лабораторий, занимающейся генетическими исследованиями.
Три недели спустя он уже находился в Танзании, осваивая в полевых условиях разработанную лабораторией методику извлечения ДНК из костей возрастом 5800 лет. Более древних костей в мире не существовало.
* * *
Двое мужчин вошли в ярко освещенную комнату.
– Значит, здесь и проводятся анализы? – произнес незнакомый голос с акцентом австралийца-горожанина.
Поль оторвался от микроскопа и увидел своего руководителя в сопровождении мужчины постарше, облаченного в серый костюм.
– Да, – ответил мистер Лайонс.
Незнакомец переместил вес тела на тиковую трость. Волосы у него были коротко остриженные и седые, с аккуратным косым пробором.
– Меня никогда не перестает изумлять, – продолжил незнакомец, оглядываясь, – насколько похожи лаборатории по всему миру. Даже культуры, которые ни в чем не могут согласиться между собой, сходятся в том, как сконструировать центрифугу, где разместить стойку с пробирками, какой краской покрасить стены. Всегда белой. А лабораторные столы – черной.
Мистер Лайонс кивнул. Он был из тех, кто носил свой авторитет как униформу (на два размера больше), которую требовалось непрерывно поправлять, чтобы выглядеть прилично.
Поль встал и стянул с рук латексные перчатки.
– Гэвин Макмастер, – представился незнакомец, протягивая руку. – Рад с вами познакомиться, мистер Карлсон.
Они пожали друг другу руки.
– Поль. Можете звать меня Поль.
– Извините, что прервал вашу работу.
– Я все равно в это время делаю перерыв.
– Не буду мешать вашей дискуссии, – сказал Лайонс и вышел.
– Прошу вас, – Поль указал на ближайший рабочий стол. – Присаживайтесь.
Гэвин опустился на стул.
– Обещаю не отнять у вас много времени, – сказал он. – Но мне необходимо с вами поговорить. Мы последние несколько дней оставляли сообщения для вас, и…
– А-а… – Поль изменился в лице. – Так вы из…
– Да.
– То, что вы связались со мной здесь, весьма необычно.
– Могу вас заверить, что и обстоятельства весьма необычны.
– Тем не менее не могу сказать, что мне понравилось, занимаясь одной работой, получить предложение заняться другой.
– Теперь я вижу: случилось недоразумение.
– Каким образом?
– Вы назвали наше предложение работой. Считайте, что мы просим вас о консультации.
– Мистер Макмастер, я очень занят. Я сейчас в середине нескольких проектов и, если честно, удивлен, что Вестинг позволил вам войти в эту дверь.
– Вестинг уже "на борту". Прежде чем связаться с вами сегодня, я взял на себя смелость поговорить с руководством.
– Как вам удалось?.. – Поль уставился на визитера, Гэвин приподнял бровь. Когда имеешь дело с корпорациями, вопрос "как?" обычно бывает риторическим. Ответ всегда один. И всегда включает долларовые знаки.
– Разумеется, вас тоже ждет премия. – Макмастер пододвинул к нему через стол чек. Поль едва взглянул на бумажку.
– Повторю, я сейчас в середине нескольких проектов. Возможно, кого-нибудь из наших специалистов по анализу образцов ваше предложение заинтересует.
Макмастер улыбнулся:
– При обычных обстоятельствах я предположил бы, что это ваша тактика заключения сделок. Но ведь это не так?
– Не так.
– Когда-то я был таким же. Черт, может быть, я и сейчас такой.
– Тогда вы меня поймете. – Поль встал.
– Я вас понимаю лучше, чем вы думаете. Но иногда деньги бывают куда красноречивее людей. Кстати, бренность денег способны ощутить лишь те, кто соглашается их принять.
– У меня такого опыта не было. Прошу меня извинить. – Вежливость подобна стене. Этому он научился у матери.
– Прошу вас… Прежде чем мы расстанемся, я хочу вам кое-что показать.
Гость открыл портфель и достал пачку глянцевых фотографий. На секунду Поль замер. Потом взял снимки из протянутой руки Гэвина. Поль смотрел на фотографии. Долго смотрел.
– Эти ископаемые останки найдены в прошлом году на острове Флорес в Индонезии, – пояснил Гэвин.
– Флорес, – прошептал Поль, все еще разглядывая карточки. – Я слышал, там нашли странные кости. Но не знал, что уже есть публикации.
– Потому что мы ничего не публиковали. Пока, во всяком случае.
– Эти размеры не могут быть правильными. Шестидюймовая лучевая кость.
– Они правильные.
Поль взглянул на собеседника:
– Почему я? – После этих слов защитная стена рухнула, выпустив на волю азарт ученого.
– А почему нет?
Теперь настала очередь Поля приподнять бровь.
– Потому что вы хороший специалист, – пояснил Гэвин.
– Есть и другие.
– Потому что вы молоды и пока не обрели репутацию, которой побоитесь рискнуть.
– Или на которую смогу опереться. Гэвин вздохнул:
– Потому что я не знаю, суждено ли было археологии стать такой важной, какой она стала. Удовлетворит ли вас такой ответ? Мы живем в мире, где религиозные фанатики становятся учеными. Скажи, парень, ты религиозный фанатик?
– Нет.
– Вот почему. Или примерно поэтому.
* * *
В начале мира имелось конечное число уникальных созданий – конечное число видов, которое с тех пор значительно уменьшилось в результате вымирания. Образование видов есть особое событие, находящееся за пределами естественных процессов; феномен, относящийся к моменту творения и к тайнам Аллаха.
Из показаний свидетеля-эксперта на судебном процессе по делу о ереси в Анкаре, Турция.
* * *
Перелет до Бали занял семнадцать часов, еще два они летели до острова Флорес на зафрахтованном самолете. Затем четыре часа ехали на джипе через крутые горы в самое сердце джунглей. Полю это могло показаться путешествием в другой мир. Пошел дождь, перестал, затем пошел снова, превратив дороги в нечто такое, с чем пришлось считаться.
– Здесь всегда так? – поинтересовался Поль.
– Нет, – сообщил Гэвин. – В сезон дождей дороги намного хуже.
Флорес – остров цветов. С воздуха он выглядел наподобие длинной ленты джунглей, брошенной в синюю воду, частичкой в ожерелье островов, протянувшемся между Австралией и Явой. Линия Уоллеса – более реальная, чем любая линия на карте – находилась западнее, в направлении Азии и империи плацентарных млекопитающих. Здесь правил странный император.
К тому времени, когда они въехали в Рутенг, Поль сильно устал и тер слипающиеся глаза. Рядом с джипом бежали дети, в чьих лицах сочетались черты малайцев и папуасов – коричневая кожа, крепкие белые зубы, мечта стоматолога. Городок стоял одной ногой в джунглях, другой – на склоне горы. На его окраине начиналась долина, спускавшаяся вниз на несколько километров.
Мужчины разместились в отеле. Комната Поля оказалась с минимальными удобствами, но чистая, и он заснул как убитый. На следующее утро он проснулся, принял душ и побрился. Гэвин встретил его в вестибюле.
– Отель простоват, ты уж извини, – сказал Гэвин.
– Нет, все в порядке. Там есть душ и кровать. Это все, что мне нужно.
– Мы используем Рутенг как своего рода базовый лагерь для раскопок. Наше следующее жилье уже не будет таким роскошным.
Подойдя к джипу, Поль проверил свое снаряжение. И, лишь усевшись на пассажирское сиденье, заметил пистолет – черная кожаная кобура была закреплена изолентой на дверце водителя. Вчера ее там не было.
Гэвин заметил его взгляд:
– Мы живем в безумные времена, приятель. А про эти места история просто забыла – до недавних событий, которые заставили вспомнить.
– Что еще за недавние события?
– С точки зрения одних – религиозные события. Для других – политические. – Гэвин помахал рукой. – Ставка у этой находки больше, чем просто амбиции ученого.
Они ехали на север, спускаясь в долину и проезжая мимо последних остатков цивилизации.
– Вы боитесь, что кто-то может похитить кости? – спросил Поль.
– Да, это одно из моих опасений.
– Одно?
– Легко делать вид, будто мы играем лишь теориями – идеями, придуманными в некоей башне из слоновой кости соперничающими группами ученых. Словно все это лишь какое-то интеллектуальное упражнение. – Гэвин взглянул на него серьезными темными глазами. – Но потом ты видишь эти кости, берешь, ощущаешь их вес, и иногда теории умирают у тебя в пальцах.
Дорога в долину шла ломаными зигзагами, время от времени сменявшимися округлыми поворотами. На прямых участках нависающие ветви превращали ее в туннель, а джунгли – во влажную ткань, бьющую в ветровое стекло. Но время от времени эта ткань отдергивалась, и за краем обрыва показывалась долина во вкусе Голливуда – архетип всех долин, где сквозь дымку тропических испарений проглядывали джунгли. На таких участках грунтовой дороги резкий левый поворот руля сделал бы их поездку очень быстрой… и последней.
Гэвин назвал пункт их назначения – "Лиандж буа", в переводе "Холодная пещера". И объяснил, как все, возможно, произошло – сценарий. Вокруг жаркие джунгли, поэтому двое или трое вошли в пещеру, чтобы посидеть в прохладе или поспать. Или же, возможно, шел дождь, и они вошли в пещеру обсохнуть, но только дождь не прекращался, реки вышли из берегов, как это иногда происходит, и они оказались в ловушке, отрезанные водой, а потом их утонувшие тела оказались погребены под илом и осадками.
Они некоторое время ехали молча, пока Гэвин не произнес третий вариант:
– Или же их там съели.
– Кто съел?
– Homo homini lupus est, – ответил Гэвин. – Человек человеку – волк.
Они пересекли набухшую от дождей реку, вода в которой поднялась до самых дверей. На несколько секунд Полю показалось, что течение схватит джип, утянет вниз, и они были на волосок от этого – Гэвин, ругаясь сквозь зубы и вцепившись в руль побелевшими пальцами, с трудом удержал машину на мелководье. Когда они выехали на берег, он сказал:
– Надо править строго на север, если отклониться от прямой линии хоть на несколько футов, то машина так и пойдет кувыркаться вниз по течению.
Поль не стал спрашивать, откуда ему это известно.
За рекой находился лагерь. Ученые в широкополых шляпах или банданах. Молодые и в возрасте. Двое или трое без рубашек. Темноволосая женщина в белой рубашке сидела на бревне возле своей палатки. Но одно было общим у всех – хорошие ботинки.
Все головы повернулись на звук мотора, и когда джип остановился, собралась небольшая толпа, чтобы помочь разгрузиться. Гэвин познакомил его со всеми: восемь ученых и двое рабочих. В основном австралийцы. Индонезиец. Один американец.
– Герпетология, приятель, – сказал один из них, пожимая Полю руку. Невысокий, коренастый, с рыжей бородой, никак не старше двадцати двух лет. Его имя Поль забыл уже через секунду, но слова "герпетология, приятель" застряли в памяти. – Это моя специальность, – продолжил коротышка. – Я в это ввязался из-за профессора Макмастера. А сам я из Австралии, из университета Новой Англии. – Улыбка у него была широченной, а крючковатый острый нос указывал на подбородок. Полю он понравился.
Когда они кончили разгружать джип, Гэвин повернулся к новенькому:
– А теперь, думаю, настало время для самого важного знакомства. Пещера оказалась неподалеку. Из джунглей торчала зазубренная глыба известняка с навесом из лиан, а под ним – темный зев. Камень имел беловато-коричневый оттенок старой слоновой кости. Его обволок прохладный воздух, пол заметно понижался от входа. Глаза Поля вскоре привыкли к темноте. Пещера оказалась шириной в тридцать метров, в форме полумесяца, развернутого к джунглям – глинистый пол, низкий куполообразный потолок. Сперва он ничего не увидел, потом заметил в дальнем углу две торчащие из глины палки. Привыкнув к сумраку, глаза различили яму.
– Это здесь?
– Здесь.
Поль снял рюкзачок и достал из пластиковой упаковки белый бумажный костюм.
– Кто прикасался к костям?
– Тэлфорд, Маргарет и я.
– Мне понадобятся образцы крови всех вас для сравнительного анализа.
– На примесь посторонних ДНК?
– Да.
– Мы прекратили копать, как только поняли значение этой находки.
– Все равно. Мне будут нужны образцы крови всех, кто здесь копал. Любого, кто приближался к костям. Завтра я сам возьму образцы.
– Понял. Нужно что-нибудь еще?
– Уединение. – Поль улыбнулся. – Не хочу, чтобы кто-либо входил в пещеру, пока я работаю.
Гэвин кивнул и ушел. Поль достал брезент и крючки для его крепления. В идеале образцы должен брать тот, кто выкопал кости. А еще лучше, если образцы ДНК будут отобраны, пока кости все еще в земле. Это снижает степень загрязнения. А оно есть всегда. Какие бы меры предосторожности ни принимались, как ни закрывай раскоп брезентом, даже при минимуме людей, работающих на площадке, загрязнение все равно будет.
Поль пролез в яму, закрепив на голове фонарик. Бумажный костюм легко скользил по мокрой земле. Он не мог сказать, какие это кости – только то, что это кости, полуприкрытые землей. Для него это было главным. Материал оказался мягким, не окаменевшим. Придется работать осторожно.
Работать пришлось целых семь часов. Он сделал два десятка фотографий и тщательно записал, из каких костей были взяты конкретные образцы. Кем бы ни оказались эти существа, они были маленькими. Поль герметично упаковал образцы ДНК в стерильные пакетики для перевозки.
Когда он выбрался из-под брезента, уже наступила ночь.
Гэвин встретил его у костра возле пещеры.
– Закончил?
– На сегодня. Я взял шесть различных образцов минимум у двух разных индивидуумов. На завершение уйдет еще дня два.
Макмастер протянул ему бутылку виски.
– Не рановато ли праздновать?