* * *
На следующий день Поль вышел купить еды. Когда он вернулся, Маргарет в номере не было.
– Где она?
– Пошла искать телефон. Сказала, что сразу вернется.
– Почему ты ее не остановил?
– Не смог.
День сменился вечером. Когда стемнело, оба поняли, что Маргарет не вернется.
– Как мы попадем домой? – спросил Джеймс.
– Не знаю.
– И твои образцы… Даже если мы доберемся до аэропорта, тебя ни за что не пустят в самолет вместе с ними. Тебя обыщут. И найдут их.
– Придумаем какой-нибудь способ, когда все уляжется.
– На это можешь не надеяться.
– Все успокоится.
– Нет, ты все еще не понял. Когда вся твоя культура опирается на идею, ты не можешь себе позволить оказаться неправым.
Вынырнув из глубин сна, Поль услышал это. Нечто.
Он знал – это случится, хотя до сего момента и не сознавал, что знает. Потрескивание дерева, легкий ветерок от приоткрывшейся двери. Шок и страх были бы лучше – ворвавшиеся солдаты, арест, высылка, депортация, юридическая система. Молчаливый человек в темноте означал многое. И ничего хорошего. Сразу вспомнились слова "наемный убийца".
Поль медленно вдохнул. Внутри него был холод – та его часть, которая уже умерла и никогда не сможет испугаться. Та часть, которую в него вложил отец. Взгляд Поля обшарил тени и отыскал место, где тень двигалась, словно подгоняемая через комнату ветерком. Если убийца один, у него еще есть шанс.
Поль решил было спастись бегством – броситься к двери, оставив здесь образцы. Но его остановил все еще спящий Джеймс. Тогда он принял другое решение.
Он метнулся с кровати, выбросив перед собой простыню и обернув ею сгусток темноты. Силуэт переместился, темный, как пятнышки на шкуре пумы, темные на темном – они там есть, хотя их нельзя увидеть. И Поль знал, что застал убийцу врасплох, но мгновенно понял – этого будет недостаточно. Сильный удар едва не сбил его с ног, отбросив к стене. Разбилось зеркало, осколки со звоном посыпались на пол.
– Что за черт? – Джеймс включил свет, и мир появился с внезапностью фотовспышки. Убийца оказался индонезийцем, противоестественная тишина исходила от него волнами, как жар от печи. Он нес с собой финал, небытие в длинном лезвии. Он был в шоке. В шоке застигнутого врасплох профессионала, стоящего на полусогнутых ногах с блестящим лезвием в руке. На зеркальной стали – кровь. Только в тот момент Поль ощутил боль. Только тогда понял, что ранен.
Индонезиец двигался быстро. Очень быстро. Настолько, что Поль не успевал следить за его движениями, покрывая расстояние со скоростью мысли, через комнату к Джеймсу, который успел лишь дернуться в сторону, прежде чем нож рассек воздух. Глаза Джеймса удивленно распахнулись. Поль рванулся вперед, пользуясь только тем, что у него было – ростом, силой, инерцией. Он врезался в убийцу, как футбольный защитник, стиснул руками, впечатал в стену. В груди индонезийца что-то хрустнуло подобно сломанной ветке, и враги расцепились. Убийца делал что-то руками, металл заскрежетал по кости… новая темнота, и Поль ощутил, как из его глазницы выходит сталь.
Гнева не было. Вот что самое странное. Сражаться за свою жизнь и не испытывать гнева. Убийца снова бросился в атаку, и Поля спасли только его габариты. Он схватил противника за руку и вывернул ее, перенося схватку на пол. И втиснул всю свою волю в три квадратных дюйма горла индонезийца, сминая его как пустую алюминиевую банку. В него снова вошла сталь, но Поль держался и давил, пока черные глаза не погасли.
Поль скатился с тела и рухнул на пол. Добрался ползком до Джеймса. Там была не лужа крови, а целое болото – пропитался весь матрац. Джеймс все еще оставался в сознании.
– Не капай на меня кровью, слышишь? – сказал Джеймс. – Никогда не знаешь, какую заразу можно подцепить от вас, американцев. Не хочу потом объясняться с подружкой.
Поль улыбался умирающему, плакал, закапывал кровью из своих ран, вытирал наволочкой кровь с его бороды. И держал руку Джеймса, пока тот не перестал дышать.
* * *
Очнувшись, Поль увидел белизну. Он моргнул. На стуле рядом с госпитальной койкой сидел мужчина в костюме. Возле двери стоял полицейский в форме.
– Где я? – спросил Поль. Он не узнал своего голоса. То был голос гораздо более старого человека. Наглотавшегося стекла.
– В Маумере, – ответил мужчина в костюме – белый, лет тридцати пяти, типичный юрист.
– Давно?
– Один день.
Поль коснулся повязки на лице:
– А глаз?..
– Сожалею.
Поль воспринял новость кивком.
– Как я сюда попал?
– Вас нашли на улице, голого. А в вашем номере – двух мертвецов.
– И что теперь будет?
– Ну, это зависит от вас. – Мужчина в костюме улыбнулся. – Я представляю здесь неких лиц, заинтересованных в том, чтобы все завершить тихо.
– Тихо?
– Да.
– Где Маргарет? И мистер Макмастер?
– Сегодня утром их отправили самолетом в Австралию.
– Я вам не верю.
– Мне все равно, верите вы мне или нет. Я лишь отвечаю на ваши вопросы.
– Что с костями?
– Конфискованы для сохранности, разумеется. Индонезийцы закрыли раскопки. Это ведь их пещера, в конце концов.
– А образцы ДНК в номере отеля, в пакетиках?
– Они были конфискованы и уничтожены. Поль промолчал.
– Как вы оказались на улице? – спросил костюм.
– Вышел.
– А почему голым?
– Решил, что только так меня оставят в живых. Это был единственный способ показать, что у меня нет с собой образцов. Я истекал кровью. И знал, что за мной все равно придут.
– Вы умный человек, мистер Карлсон. Значит, вы решили, что надо оставить им образцы?
– Да.
Мужчина в костюме встал и вышел.
– Большую часть, – прошептал Поль.
* * *
По дороге в аэропорт Поль попросил таксиста остановиться. Расплатившись, вышел. Приехал на автобусе в Бенгали, а там нанял такси до Реа.
В Реа он сел на автобус, и когда тот покатился по дороге, Поль крикнул:
– Стой!
Водитель нажал на тормоз.
– Извините, – объяснил Поль. – Я кое-что забыл.
Он вышел из автобуса и зашагал обратно в город. Слежки за собой он не заметил.
В городе, на одной из боковых улочек, он отыскал его – цветочный горшок со странным розовым растением. И принялся выковыривать из горшка землю.
На него закричала старуха. Он протянул ей деньги:
– За цветок. Я любитель цветов.
Она могла не понимать английский, но язык денег поняла.
Он зашагал по улице с горшком в руке. Джеймс был кое в чем прав. А в чем-то ошибался. Не сотня Адамов, нет. Всего два. Все ав-стралоидные существа были созданы как некий параллельный мир. "И ты познаешь Бога по творениям его…" Но зачем было Богу создавать двух Адамов? Вот вопрос, который не давал Полю покоя. А ответ: Бог не стал бы этого делать.
Два Адама. Два бога. По одному с каждой стороны линии Уоллеса.
Поль представил, что это началось как соревнование. На песке провели линию, чтобы посмотреть, чьи творения будут доминировать.
Поль теперь понимал, какую ношу взвалил на себя Авраам, став свидетелем рождения религии.
Шагая по улицам, Поль рыхлил пальцами землю в горшке. Коснулся пакетика, вытащил его. Этот пакетик никакие аналитики не увидят никогда. Уж он об этом позаботится.
Он прошел мимо стоящей в дверях пожилой женщины, у которой был полный рот прекрасных зубов. Подумал о костях в пещере и о странных людях, которые когда-то обитали на этом острове.
Он протянул ей цветок:
– Это вам.
Потом остановил такси и сел.
– Отвезите меня в аэропорт.
Пока старая машина тряслась по пыльным улицам, Поль снял наглазную повязку. Заметил, как водитель посмотрел в зеркало заднего вида и брезгливо отвернулся.
– Понимаете, они солгали, – сказал Поль водителю. – Насчет сложности глаза. О, есть разные способы…
Водитель включил радио и уставился вперед. Поль морщился, разматывая повязку над раной и вытягивая белую марлю длинными полосками. В черепе взрывалась боль.
– Пророк есть человек, который чувствует яростно, – сказал он и сунул пакетик в пустую глазницу.
Перевел с английского Андрей НОВИКОВ
© Ted Kosmatka. The Prophet of Flores. 2007. Печатается с разрешения автора. Рассказ впервые опубликован в журнале "Asimov's SF" в 2007 году.
Святослав ЛОГИНОВ. ВСТРЕЧНАЯ ПОЛОСА
Это и есть дорога? – спросил Тирлич. – Она самая! – мальчишка, вызвавшийся проводить приезжего, с готовностью кивнул. Лента дороги лежала перед ним. Серое покрытие (язык не поворачивался назвать его асфальтом), белые строки разметок. Три ряда движения в одну сторону, три – в другую. И никаких ограждений, отбоек, дорожных знаков. Обочина никак не обустроена: ни съездов, ни кювета… ничего. Просто серое покрытие заканчивается, и начинается земля. Здесь она вытоптана, серая, под стать дороге, а в других местах, говорят, растет трава или лес подступает вплотную к дорожному полотну.
– А вон переход, – мальчишка махнул рукой в сторону невысокого красного столбика. – Идемте покажу.
Столбик был не металлический, а словно бы пластмассовый. Впрочем, Тирлич знал, что эта пластмасса не поддается никакому инструменту. Столбик несокрушим, как и вся дорога.
– Это он цвет меняет?
– Ага. Он сейчас красный, чтобы никто через дорогу не ходил. Скоро машина пойдет, сбить может.
– А животные как же? Корова у кого-нибудь потеряется и выпрется на трассу. Ей на цвет столбика плевать.
– Не… ничего не будет. Животные, знаете, как дороги боятся? То есть не боятся ни капельки, но сами по себе на дорогу в жизни не ступят. Наши, когда на волков охотятся, знают, что со стороны дороги можно флажками не обкладывать, туда они и так не пойдут. А деревенские коров у самой дороги пасут и стадо, когда нужно, через дорогу гонят – и ничего. Только телята к матери жмутся.
– Это что, машина? – спросил Тирлич, указав на черневшее вдали пятно.
– Не… – парень прищурился, приложил ладонь козырьком ко лбу. – Из хуторских кто-то едет. Не иначе, на ярмарку намылился. На возу едет, и волы запряжены. Кто – не разобрать, далеко еще.
– Он что, на волах прямо по трассе? – ужаснулся Тирлич.
– И чего такого? Он же по правой стороне. Там можно.
– А волы машин не пугаются?
– Не… Это кони могут понести, а волам по фигу.
Сзади донеслось негромкое гудение – звук работающего мотора. Тирлич не успел оглянуться, как мимо пронесся автомобиль. Рассмотреть его толком не удалось, но что это именно автомобиль, сомнений не было. Стремительные обводы, низко поставленный мост, красные стоп-сигналы в два ряда. Фигуру водителя не различить за тонированными стеклами, хотя на такой скорости все равно ничего бы не удалось рассмотреть.
"Километров двести пятьдесят, – прикинул Тирлич. – Хорошо идет…"
Несколько секунд автомобиль дразнил взгляд красными огнями, затем исчез из виду.
– Сейчас еще будет, – сказал мальчишка. – Видите, столб красным остался.
Тирлич оглянулся, ожидая увидеть еще одну летящую машину.
– Никого…
– Так она еще далеко. Не видать. Столбики с запасом время показывают, чтобы можно было неспешно дорогу перейти.
– А если кто на красный пойдет?
– Это как повезет, – рассудительно ответил мальчишка. – Иной пробежит, а кого и собьет, всяко бывает.
– И часто люди тут погибают?
– Случается. У пацанов игра есть дурная. Пропустят машину и, не глядя, какой цвет, через дорогу бегут. А следующая машина, может, за первой впритык идет, у них на это никакого правила нет. Повезет перескочить, он и хвастает смелостью. Аслучается, что и хоронить нечего.
– Сам небось тоже бегаешь?
– Я ученый. Я еще шкетом был, когда при мне Котьку машиной сшибло. Дало так, что только брызги полетели. А я у самого края стоял, так меня всего кровью изгваздало. Я ажно зашелся, без памяти домой принесли. С того я даже при зеленом столбе через дорогу иду с опаской.
– Правильно делаешь. А на месте взрослых я бы и вовсе вдоль дороги ограду поставил.
– Ага… удержит она, как же.
Там, где лента магистрали сливалась с горизонтом, возникло неприметное поначалу движение, блеснули притушенные солнечным днем фары, запоздало возник нарастающий звук мотора. Черный автомобиль мелькнул и исчез. Придорожный столбик сменил окраску, засветившись зеленым.
– Хотите, можно на ту сторону сходить, – предложил гид. – Только там ничего интересного нет.
– Погоди. Ты вот что скажи: если машина кого собьет, она что же, не останавливается?
– С чего ей останавливаться? Нешто там люди сидят? Говорят, будто там вовсе никого нет, сама по себе едет.
– Я слыхал, что если встать у дороги и голосовать… ну… стоять с поднятой рукой, то машина может остановиться. Это правда?
Мальчишка в сомнении пожевал губами, потом вздохнул и сплюнул в придорожную пыль.
– Я так и знал, что вы будете про это спрашивать…
– И все-таки?
– Я откуда знаю? Мне еще жить не надоело… Говорят, правда.
– А сам видел, как другие уезжали?
– Не… Сам не видел.
– И никто из тех, кто уезжал, назад не вернулся?
– Может, кто и возвращался, только мы про такое не знаем. Наши вообще редко уезжают, все больше приезжие, вроде вас.
На этот раз звук послышался с другой стороны. Неспешный, деревенский. Скрипели колеса, глухо тупали по твердому копыта волов. Повозка, которую они разглядывали издали, достигла наконец стоящих при дороге людей.
– Здрасьте, дядька Маган! – громко поздоровался мальчишка. Усатый возница прикоснулся двумя пальцами к полям шляпы , молча кивнул. Повозка проследовала мимо, один из волов на ходу ронял лепехи жидкого навоза.
– Что же, с той стороны машины никогда не едут?
– Нет, конечно. С чего бы им с той стороны ехать?
– А с этой с чего?
– С этой они всегда едут. А зачем да почему – вы лучше не думайте, а то с непривычки с ума сойти можете.
– Вы, значит, привычные…
– Мы – привычные. Вон хуторские знай себе катаются в город да обратно, но только по этой обочине. У них в город и дороги другой нет; зачем, если тут такая благодать. Они так полагают, что с паршивой овцы – хоть шерсти клок. А если спросить у мужика, зачем ему дорога, так он и в хрюкало заехать может.
– Чистит дорогу кто? – спросил Тирлич, скользнув взглядом по навозным лепешкам.
– Она сама чистится. Вот увидите, через полчаса от этих лепех и следа не останется. Вы только не вздумайте на дорогу ничего кидать. Говорят, она мстит тем, кто нарочно гадит. Волам ничего не будет, а человеку не простит.
– Как она может мстить?
– Так и может. Задумается человек и попрется на красный. А машина тут как тут, да и не одна. Косяком пойдут, так что тело никто достать не может, пока его дорога нацело не сожрет.
– Жуткие вещи ты рассказываешь…
– Уж какие есть. Не я их придумал. Тирлич взглянул на часы.
– Пожалуй, мне пора. Номер в гостинице, должно быть, уже готов. Пойду отдыхать.
Он достал пару серебряных монет, протянул их провожатому. Пацан, не ожидавший такой щедрости, просиял.
– Знаете, что еще здорово? Ночью сюда прийти. Особенно, если тучи низкие. Машины фарами издали светят прямо на облака: вжик! – как молния или зарница. Тут до вас был один, так он говорил, что в жизни ничего красивее не видал. Хотите, я вас отведу? Хоть бы и сегодня ночью…
– Честно говоря, не знаю. Устал с дороги.
– Тогда вот что сделаем. Я вам покажу, где живу, а вы, как надумаете, стукните мне в окошко. Я мигом выскочу и провожу.
– Ты прирожденный чичероне, – сказал Тирлич.
Судя по всему, мальчишка не знал этого слова, но возражать не стал. Не ожидая особой платы, он проводил Тирлича до дверей гостиницы, указав по дороге свой дом и отметив крестиком окно, в которое следует стучать, когда потребуется ночная экскурсия.
– Как тебя зовут, чичероне?
– Корш, – кратко ответил пацан.
– Парни тебя Коржиком не дразнят?
– Я им подразнюсь… – пообещал Корш, показав неожиданно большой костистый кулак.
– Тогда я тоже остерегусь дразниться.
– Дразнитесь как угодно. Вы только без меня ночью к дороге не ходите.
– А что так?
– Место смутительное, мало ли что может случиться.
– Ас тобой, значит, не случится.
– Со мной – не случится. Я против ейных прелестей стойкий.
– Ну, тогда я спокоен, – Тирлич одарил Корша дополнительной мелкой монеткой и вошел в гостиницу.
Номер и впрямь был готов. Тирлич оглядел выделенные ему апартаменты и заторопился объясниться с хозяином.
– Я же просил дешевый номер, не дороже талера за ночь. Поймите, я не миллионер, царские палаты мне не по карману!
– Не извольте беспокоиться! – вскричал владелец заведения. – Все, как заказывали, ровно талер в сутки. Лишнего не беру.
– Сколько же тогда стоят дешевые номера?
– Талер в сутки, – отчеканил хозяин. – В моей гостинице любой номер стоит такую сумму. Но для уважаемых туристов – лучшие комнаты.
– Странно, – сказал Тирлич, но спорить не стал. В конце концов, хозяину виднее, почем сдавать номера. Если он до сих пор не разорился, то знает, что делает. А у приезжего постояльца есть более интересные темы для размышления.
О таинственном шоссе рассказывали во всех странах и землях. Рассказы рознились как раз настолько, чтобы всякий понимал: все это сказки, и не надо требовать от них большего. Притча, аллегория, иносказание… при чем тут плотная лента автобана, белый пунктир разметки, светофоры странной конструкции и автомобили, стремительно летящие из ниоткуда в никуда?
Из пункта N в пункт N выехал автомобиль. Спрашивается, зачем он это сделал, что ждет его в пункте назначения и почему навстречу ему не выехал другой автомобиль? В школьных задачниках непременно кто-нибудь выезжает навстречу.
"Жизнь – это не школьный задачник, – снисходительно объясняли Тирличу. – Авремя всегда идет из пункта N в прошлом в тот же самый пункт, находящийся в будущем. И никто и никогда не движется в прошлое. Это же такая простая аллегория, поэтический образ!"
Вот только аллегория не бывает столь грубо вещественна и не давит мальчишек, вздумавших перебежать наперерез поэтическому образу.
Ах, эти аллегории! Что угодно можно толковать как угодно. Скажем, такой троп (чтобы не сказать труп): черный лимузин олицетворяет власть, и либо человек ложится власти под колеса, и тогда судьба его неотличима от судьбы навозной кучи, либо рано или поздно автомобиль с затененными стеклами приедет за ним.
"Фи! – сморщится эстет. – Только не надо политики! Дорога, в противовес вашим кучам, символ экзистенции… "
"Дорога – прорыв в грядущее… "
"…путь к Богу…"
Путь к себе. Недаром никто не едет по ней в обратную сторону. Можно уйти от политики, от грядущего и от Бога, но нельзя от себя.