"Ну, в первую очередь требуется дисциплинированное, хорошо обученное ополчение, способное поддерживать порядок и защищать город и караваны от зеленых часчей. Следует организовать школы и больницу, построить металлургический цех и склады, устроить городской рынок. В то же время я побуждал бы жителей строить дома, расчищать улицы и площади".
Члены совета неловко переминались с ноги на ногу, с недоверием поглядывая друг на друга и на Рейта. Старый кочевник крякнул: "Оно и понятно, что мы люди - разве с этим кто-нибудь спорит? А будучи людьми, мы должны соблюдать осторожность. Мы не стремимся стать дирдирами. Достаточно того, что мы выживаем".
Серокожий сказал: "Синие часчи не простят нам чрезмерных притязаний. Они и так терпят нас в Пере только потому, что мы держимся незаметно".
"Еще и потому, что мы их снабжаем, - вмешался коротышка. - Скупают наш товар за бесценок".
"Раздражать власть имущих неосмотрительно", - возразил серокожий.
Рейт поднял открытую ладонь: "Вы выслушали мою программу. Если вы не можете безусловно поддержать ее, выберите другого голову".
Старый кочевник испытующе заглянул Рейту в лицо, отозвал других в сторону. Между ними разгорелся бурный спор. В конце концов они вернулись: "Мы согласны на ваши условия. Вы назначены городским головой".
Рейт, от души надеявшийся на другое решение совета, подавил глубокий вздох: "Что ж, так тому и быть. Предупреждаю - я потребую огромной работы. Вам придется приложить больше усилий, чем когда-либо - для вашего же блага. По крайней мере, я надеюсь, что вам это пойдет на пользу".
Рейт говорил с представителями еще час, объясняя, чего он хочет добиться, и постепенно преуспел, возбудив в них интерес и даже некий осторожный энтузиазм.
Ближе к вечеру Рейт, вместе с Аначо и тремя членами совета, направился к крепостной горе, чтобы обследовать бывший дворец Наги Гохо.
Они взошли по извилистой тропе к мрачной груде каменной кладки, угрожающе молчавшей на холме. Пройдя через пронизывающий сыростью внутренний двор, они оказались в большом приемном зале. Любезное сердцу Наги Гохо добро - тяжелые скамьи и стол, ковры, гобелены, светильники на треножниках, блюда и вазы - уже покрылось тонким слоем пыли.
Рядом с приемным залом располагались спальни, пропахнувшие затхлой нестиранной одеждой и ароматическими притираниями. Труп наложницы Гохо лежал там же, где раньше его обнаружил Рейт. Из этой спальни делегация поспешила удалиться.
С другой стороны приемного зала находились кладовые, набитые огромным количеством награбленного добра - рулонами тканей, корзинами с выделанной кожей, поленницами ценных пород дерева, инструментами, оружием, утварью, слитками необработанного металла, бутылями с эссенциями и экстрактами, книгами с черными страницами, испещренными выдавленными коричневыми и серыми прямоугольниками (Аначо определил, что это производственные руководства ванхов). В отгороженной нише стоял сундук, наполовину заполненный цехинами. В двух сундучках поменьше хранились драгоценные камни, украшения, дешевые безделушки и побрякушки - барахло, натасканное без разбора. Члены совета, а также Траз и Аначо, взяли себе по стальной шпаге с филигранными головками и гардами эфесов. Бросив смущенный взгляд на Рейта, Траз облачился в плащ из тонкого золотистоохряного сукна и сапоги из мягкой черной кожи, надел чудесной работы кованый шлем из тонкой стали с расширявшимся вниз задним воротником, защищавшим шею.
Рейт нашел штук шестьдесят разряженных лучевых пистолетов. Аначо подсказал, что их можно было заряжать от аккумуляторов самоходных фургонов - о чем Нага Гохо, судя по всему, не догадывался.
Когда они вышли из угрюмого дворца, солнце склонялось к западу. Проходя через внутренний двор, Рейт заметил низкую дверь в глубокой нише. Навалившись плечом, он ее распахнул - перед присутствующими открылся крутой пролет каменной лестницы. Вместе со сквозняком снизу доносился зловещий запах плесени, гниения, отбросов, и чего-то еще - намек на сладковато-мускусную влажную вонь, от которой у Рейта мурашки побежали по коже.
"Темницы, - кратко сообщил Аначо. - Прислушайся".
В тишине можно было различить поднимающееся по лестничному проему едва уловимое урчащее бормотание. За дверью Рейт нашел фонарь, но никак не умел зажечь его. Аначо постучал по лампе сверху - она вспыхнула ярким белым светом. "Техника дирдиров", - объяснил он.
Готовые ко всему, Рейт и его спутники спустились по лестнице, вошли в помещение с высоким сводом. Траз, схватив Рейта за руку, показал вперед: Рейт увидел черную фигуру, тихо скользившую в густых дальних тенях. "Пнуме, - проворчал Аначо, поежившись. - Руины Тшая кишат ими, как трухлявое дерево - червями".
Высоко подвешенная лампа блекло освещала клети вдоль стен подвала. В одних лежали кости, в других - лохмотья разлагающейся плоти, в третьих - еще живые существа, издававшие звуки, доносившиеся вверх по лестнице. "Пить, пить! - стонали заключенные, волоча шаркающими ногами. - Дайте воды!"
Рейт поднес лампу поближе: "Часчмены".
Он наполнил жестяные миски водой из бака, стоявшего сбоку у входа, раздал их узникам.
Часчмены жадно выпили все до капли и настойчиво требовали еще. Рейт принес еще воды.
За толстыми прутьями клети у дальней стены томились две массивные фигуры с высокими коническими черепами.
"Зеленые часчи, - прошептал Траз. - Для чего они понадобились Наге Гохо?"
Аначо сказал: "Обратите внимание: они смотрят только в одном направлении - своей орды. Телепаты".
Рейт наполнил водой еще две миски, продвинул их в клеть зеленых часчей. Те медленно протянули толстые руки, взяли миски и высосали воду досуха.
Рейт вернулся к часчменам: "Давно вас тут держат?"
"Давно, ох, давно! - прохрипел один. - Не помню, сколько".
"За что вас сюда посадили?"
"Жестокость! За то, что мы - часчмены!"
Рейт повернулся к представителям горожан: "Вы знали, что здесь держат заключенных?"
"Нет! Нага Гохо делал, что хотел".
Рейт отодвинул засовы, открыл клети: "Выходите, вы свободны. Ваших тюремщиков нет в живых".
Часчмены боязливо выбрались наружу. Сгрудившись вокруг бака с водой, они снова стали пить. Рейт вернулся к зеленым часчам, чтобы рассмотреть их получше: "Действительно странно, очень странно!"
"Возможно, Гохо использовал их в качестве индикаторов, - предположил Аначо. - С их помощью он всегда мог знать, где находится их банда".
"Кто-нибудь умеет с ними говорить?"
"Зеленые часчи не говорят - только читают мысли".
Рейт повернулся к членам совета: "Пришлите сюда дюжину работников, перенести клеть на площадь".
"Вот еще! - возмутился Брунтего, серокожий. - Прикончить жутких тварей! И часчменов впридачу!"
Рейт бросил на него гневный взгляд: "Мы не спиногрызы! Мы убиваем только по мере необходимости! Что касается часчменов, пусть возвращаются в рабство или живут, как свободные люди - это их дело".
Брунтего разочарованно ворчал: "Если мы их не прикончим, они прикончат нас".
Не отвечая, Рейт осветил фонарем дальние углы подвала, но обнаружил только сырые каменные стены. Он не понимал, каким образом пиуме покинул помещение. Часчмены тоже не могли дать сколько-нибудь вразумительное объяснение: "Пнуме приходили - тихо, как бесы тьмы - поглазеть на нас. Но не сказали ни слова, и воды тоже не давали!"
"Не могу понять этих пнуме", - размышлял вслух Рейт.
"Ведуны! Наводят порчу на Тшай! - кричали часчмены, дрожа от волнения, вызванного внезапным освобождением. - От них надо очистить всю планету!"
"Так же, как от дирдиров, ванхов и часчей", - усмехнулся Рейт.
"Только не от часчей. Мы - часчи, разве вы не знаете?"
"Вы - люди".
"Нет, мы - личинки часчей. Такова извечная истина!"
"Довольно! - оборвал их Рейт, внезапно разозлившись. - Долой эти возмутительные нахлобучки!" Он шагнул вперед, сорвал с часчменов конические головные уборы: "Вы - люди, больше никто! Почему вы позволяете часчам над собой издеваться?"
Часчмены молчали, с ужасом глядя на клети и явно ожидая нового заключения.
"Пошли! - бесцеремонно приказал Рейт. - Пора убираться отсюда!"
Прошла неделя. Не зная, чем еще заняться, Рейт погрузился в новые обязанности. Выбрал группу самых сообразительных, по всем признакам, молодых мужчин и женщин - этих он собирался учить, чтобы впоследствии они учили других. Сформировал гражданское ополчение, на сей раз поручив командование Баоджиану, бывшему вожатому каравана. С помощью Аначо и Тостига, старого кочевника, набросал приблизительный проект свода законов. Снова и снова Рейт разъяснял преимущества нововведений, вызывая у разных слушателей разную реакцию - интерес, опасения, недоверчивые насмешки, энтузиазм, а нередко и глухое непонимание. Он обнаружил, что организовывать правительство сложнее, чем просто отдавать приказы. Приходилось всюду поспевать одновременно. При этом его неотступно тревожил вопрос: что замышляли синие часчи? Невозможно было допустить, что они отказались от всяких попыток его захватить. Без всякого сомнения, в городе на них работали шпионы. Хорошо информированные о происходящем в Пере, синие часчи могли не торопиться. Однако рано или поздно они не могли не явиться, чтобы забрать и допросить его. Любой предусмотрительный человек немедленно бежал бы из Перы. Рейт, по ряду причин, не был склонен к побегу.
Часчмены, освобожденные из темницы, не проявляли особого стремления вернуться в Татише. Рейт допускал, что они в свое время бежали от правосудия часчей. Воинственные зеленые часчи представляли собой проблему. Рейт не мог решиться на убийство заключенных, но их освобождение немедленно вызвало бы всеобщее возмущение. Поэтому степные твари продолжали сидеть в клети на центральной площади и служили горожанам Перы развлекательным зрелищем. Зеленые часчи игнорировали внимание зевак и стояли, неизменно повернувшись к северу - по утверждению Аначо, в состоянии телепатической связи с родной ордой.
Лучшим утешением Рейта была Роза Катта, хотя и она весьма озадачивала его. Рейт не мог разобраться в ее настроениях. Во время длительного переезда в караване она пребывала в состоянии уныния, безразличия и даже высокомерия. Теперь она отвечала ему нежной привязанностью, временами, пожалуй, рассеянной. Рейт находил ее более притягательной, чем когда-либо, источником сотен прелестных неожиданностей. Тем не менее, она непрерывно грустила. "Тоска по дому", - решил Рейт; наверняка она мечтала вернуться в Катт. Занятый дюжиной других дел, Рейт продолжал откладывать тот день, когда ему волей-неволей пришлось бы считаться с желаниями томящейся на чужбине любовницы.
Через некоторое время Рейту стало известно, что три освобожденных часчмена не были гражданами Татише, а происходили из Саабы, города на юге. Однажды вечером, в трактирном зале, они стали выговаривать Рейту за его, как они выражались, "экстравагантные амбиции": "Пытаясь подражать высшим расам, вы плохо кончите! Недолюди неспособны к цивилизованной жизни".
"Вы не знаете, о чем говорите", - отвечал Рейт; его забавила их убежденность.
"Конечно, знаем - разве мы не часчмены, личинки синих часчей? Кому еще знать, как не нам?"
"Любой человек, хоть немного разбирающийся в биологии, может объяснить, почему вы заблуждаетесь".
Часчмены раздраженно жестикулировали: "Вы недочеловек, и поэтому завидуете расе, опередившей вас в развитии".
Рейт настаивал: "В Татише я видел покойницкую - или "дом мертвых" - не знаю, как вы называете это заведение. Видел, как синие часчи разрубили череп умершего часчмена и посадили в холодный мозг детеныша синего часча. Вас водят за нос, надувают, чтобы воспитать смирение с рабством. Дирдиры, несомненно, применяют сходные методы, хотя не думаю, чтобы дирдирмены надеялись на окончательное превращение в своих хозяев, - он повернулся к Аначо, сидевшему напротив. - Не так ли?"
Аначо ответил слегка дрожащим от волнения голосом: "Дирдирмены не ожидают превратиться в дирдиров, это предрассудок. Дирдиры - Солнце, мы - Тень. Обе расы вылупились из Первородного Яйца. Дирдиры - высшая форма космической жизни. Дирдирмены могут только имитировать ее, что мы и делаем с гордостью. Ибо какая еще раса покрыла себя такой славой, достигла такого величия?"
"Человеческая раса", - обронил Рейт.
Лицо Аначо презрительно скривилось: "Где? В Катте? Праздные сибариты, страждущие забвения! Меррибы? Бродячие ремесленники. Никто на Тшае не сравнится с дирдирами".
"Неправда! Нет! Не так! - одновременно завопили три часчмена. - Недолюди - отбросы, отщепенцы, отколовшиеся от часчменов. Теперь часть их потомков - иждивенцы дирдиров. На самом деле люди происходят из Зоора, первого мира часчей".
Аначо с отвращением отвернулся. Рейт сказал: "Это не так, хотя я не ожидаю, что вы мне поверите. И часчмены, и дирдирмены ошибаются".
Дирдирмен Аначо произнес искусственно обыденным тоном: "Ты говоришь с непонятной уверенностью. Объясни подробнее, что ты имеешь в виду - просвети нас, если можешь".
"Могу, - отвечал Рейт, - но в данный момент не желаю".
"Почему же нет? - приставал Аначо. - Нам всем полезно будет поучиться".
"Тебе хорошо известны факты - не хуже, чем мне. Делай выводы".
"Какие факты? - не выдержали часчмены. - Какие выводы?"
"Неужели не ясно? Часчмены находятся в рабстве точно так же, как и дирдирмены. Люди биологически несовместимы с обеими расами, несовместимы они и с ванхами, и с пнуме. То, что люди не образовались на Тшае, не подлежит сомнению. Вывод: их привезли сюда, как рабов, давным-давно, с планеты людей".
Часчмены только хмыкали. Аначо поднял глаза, изучая потолок. Несколько жителей Перы, сидевшие за столами, вздохнули в замешательстве.
Начинало темнеть. Разговор затянулся, перешел в возбужденную перепалку. Часчмены отошли в угол трактира и стали спорить - двое с одним.
На следующий день три часчмена отправились в Татише - по случайному совпадению, на подводе Эмминка. Рейт наблюдал за их отъездом с недобрым предчувствием. Он не сомневался, что часчмены отчитаются перед хозяевами о его действиях и радикальных взглядах, и что синим часчам эти действия и взгляды придутся не по нутру. Существование Рейта чрезвычайно усложнилось. Будущее представлялось трудным и туманным, даже зловещим. Он снова подумал, что безопаснее было бы удалиться в дикую степь, не теряя времени. Но перспектива бродяжничества все еще отталкивала его.
Во второй половине дня Рейт наблюдал за муштрой первого набора городского ополчения, шести отрядов по пятьдесят человек, вооруженных чем попало - арбалетами, шпагами, короткими саблями, в самых поразительных нарядах - панталонах, блузах, бурнусах, расширяющихся в бедрах камзолах с короткими юбками, просто в лохмотьях и даже в повязках с мехом, из выделанных шкур. Многие носили бороды, у иных на макушках торчали лакированные хохлы. У большинства волосы просто свисали до плеч. Рейту никогда еще не приходилось присутствовать на таком спектакле. Неохотно выполнявшие предписанные упражнения ополченцы неуклюже волочили ноги, то и дело спотыкаясь и сталкиваясь, бранились и жаловались, вызывая у Рейта одновременно смех, ярость и отчаяние. Шесть лейтенантов, также не демонстрировавших особого рвения, потели и вздорили, выкрикивая случайные, часто противоречивые приказы. У главнокомандующего Баоджиана заметно поубавилось апломба.
В конце концов Рейт разжаловал двух лейтенантов и в экстренном порядке назначил на их должности двух более энергичных рядовых ополченцев. Взобравшись на фургон, он собрал вокруг свое войско: "Вы не стараетесь! Понимаете ли вы, зачем все это нужно? Вы здесь для того, чтобы научиться себя защищать!" Переводя взгляд с одного угрюмого лица на другое, Рейт ткнул пальцем в сторону человека, что-то бормотавшего другому на ухо: "Ты! Что ты говоришь? Скажи так, чтобы всем было слышно!"
"Говорю, что маршировать, прыгать да кувыркаться - глупо, бесцельная трата сил. Какая польза от кривлянья?"
"Существенная польза - вы учитесь быстро, точно выполнять приказы, одновременно нападать и слаженно маневрировать. Двадцать человек, действующих сообща, сильнее сотни, орудующей вразброд. В случае войны командующий планирует боевые действия, а дисциплинированные бойцы выполняют его планы. При отсутствии дисциплины планирование бесполезно, битвы проигрываются. Неужели не понятно?"
"Красивые слова! Кого мы можем победить? У синих часчей - лучевые орудия и боевые воздушные паромы, а у нас - пескометы, да и тех раз-два и обчелся. Зеленые часчи неукротимы. Эти передавят нас, как муравьев. Легче спрятаться среди развалин - так люди издавна выживали в Пере".
"Обстоятельства изменились, - сказал Рейт. - Если ты не желаешь выполнять обязанности, как мужчина, займись женской работой, в женском платье - выбирай!" Рейт подождал ответа. Недовольный сердито сопел, переминаясь с ноги на ногу.
Рейт спрыгнул с фургона, отдал несколько приказов. Кое-кого из ополченцев он послал в крепость - принести рулоны ткани и кожи. Другие достали ножницы для стрижки и бритвы. Невзирая на протесты, всех бойцов коротко остригли и побрили. В то же время собрали городских женщин и поручили им кроить и шить форменное обмундирование - длинные блузы-безрукавки из белой ткани, с черными молниями, вышитыми на груди и на спине. Лейтенантам сшили такие же блузы, но с короткими красными рукавами.
На следующий день снова провели военные упражнения. Теперь ополченцы маршировали в новой форме, на сей раз проявляя заметную расторопность и даже некоторую лихость.
С утра на третий день после отъезда освобожденных часчменов опасения Рейта оправдались. Большой воздушный паром, метров двадцать в длину и десять в ширину, показался над степью, приближаясь к городу. Медленно облетев Перу по кругу, паром приземлился на площади, прямо напротив гостиницы "В Мертвой степи". Охранники из службы безопасности - дюжина плотных мускулистых часчменов в серых рейтузах и лиловых куртках - спрыгнули с парома и выстроились с оружием наготове. Шестеро синих часчей стояли на палубе, обозревая площадь из-под нависших лбов. Эти персоны, по всей видимости, выполняли особые функции - на них были плотно прилегающие костюмы из плетеных серебристых нитей, высокие серебряные каски с продольными гребнями и серебряные выпуклые щитки, закрывавшие сочленения рук и ног.
Синие часчи отдали короткий приказ. Два охранника промаршировали ко входу в гостиницу и обратились к хозяину: "Человек, называющий себя "Рейт", объявился вашим правителем. Приведите его в присутствие господ".
Трактирщик, колебавшийся между почтительным страхом и дерзостью, поторопился ответить подобострастно-ворчливо: "Он где-то поблизости. Придется подождать, пока он прибудет".
"Известите его! Немедленно!"