"Фельзеннест"
- Общий объем производства в СССР предположительно достиг уровня 1913 года только через четверть века. Офигеть можно! - прошептал Андрей, начиная вчитываться в справку, подготовленную аналитиками.
Умеют офицеры генштаба работать, зря он на них батон крошил. Все расписано четко, везде, где нужно, схемы и диаграммы, сделаны необходимые пояснения. К столбикам показателей, приведенным по официальным советским данным, поставили рядышком другие "столбцы", размерами поменьше, то есть реальные, а не завышенные показатели. Андрей пролистал весь текст - нашему официозу немецкие офицеры абсолютно не верили.
Взять, например, население. Официально свыше 170 миллионов населения, и эти данные Андрей в свое время видел. Там фигурировало даже 190 миллионов, но с Западной Украиной и Белоруссией, Прибалтикой и Молдавией. На всех этих территориях как раз и проживают эти 20 миллионов человек. Сейчас последние два региона не входят в состав СССР, оттого нужно вычесть миллионов десять.
В царской России население на 1917 год примерно такое же, минус 25 миллионов, что выпадали на Польшу, Прибалтику, Финляндию и Бессарабию. Вроде прирост населения за четверть века, но это только на первый взгляд. За двадцать лет до падения империи население царской России со 129 миллионов увеличилось до 172 миллионов. И, учитывая нормальный естественный прирост, с вычетом потерь в Первой мировой войне и с плюсом тех, кто погиб или умер от тифа в Гражданскую, эмигрировал или не пережил голода, должно было составлять не менее 220–230 миллионов человек.
Покрутив в голове цифру, Андрей схватился за голову - это ж сколько народу в социальных экспериментах угробили?! Сколько детей не родилось, сколько русских мозгов за границу уехало? Только сейчас, вчитываясь в сухие перечни цифр (разве до эмоций немецкому офицеру, если просто считает мобилизационный потенциал то ли союзника, то ли врага), он осознал, какой бесчеловечный режим в 1917 году захватил власть в России.
Дальше пошло веселее - советские колонки добычи разных полезных ископаемых - угля, нефти и железной руды - были чуть выше предшествующих, но выплавка стали и чугуна уже значительней. Тут большевики почти за четверть века добились хорошего результата.
Но, едва он перевернул страницу, Андрея снова затрясло - сухие цифры предполагаемого производства царской России, сделанные на основании наблюдавшегося ежегодного экономического прироста и с вычетом падения на период кризиса 1929–1934 годов, значительно превышали даже официальные советские, то есть искусственно завышенные для популяризации социализма, данные, что он помнил по тойжизни. И обоснование железобетонное подведено - почти все угольные и нефтяные источники активно разрабатывались с дореволюционного времени, интенсификация добычи с каждым годом только бы возрастала.
Оно и понятно - размеренный путь развития, увеличивается население, растет и добыча, ведь высокий естественный прирост говорит о повышении уровня благосостояния.
Напоследок приведен десерт - диаграммы промышленного производства Германии, США, Англии и СССР, за которым стояли столбцы виртуальной царской России. Весьма наглядно и доходчиво выполнено - по добыче угля и выплавке стали Англия и СССР значительно отстали от первой парочки. Царская Россия имела показатели ненамного, но лучше. Зато по численности населения лидировала бы, а не отставала от Штатов.
Вывод напрашивался сам собой - индустриализация не достижение Ленина и К°, они смогли только развалить экономику великой страны. Еще бы - Троцкие, Свердловы и прочие "ленинцы" разрушали, а не созидали. А потому Сталин в тридцатые годы совершил невозможное, окончательно измордовав население, дабы восстановить то, что было порушено. И в двадцатые годы, без революционного лихолетья и разрухи, могло весьма положительно и энергично развиваться. А ведь провели еще и коллективизацию…
Андрей скривился снова - погостил он в станице в свое время, поговорил со стариками, что видели и "проклятый" царизм, и "прелести" социализма с его раскулачиванием, трудоднями и запретами.
Если сказать, что матами крыли, значит, ничего не сказать. Страшнее всего было то, что эти слова хоть и говорились глухо, придавленные многолетним страхом, но дышали застарелой и лютой ненавистью к тем, кто провел над людьми такой чудовищный эксперимент.
Синьи-ле-Пети
Генерал Хайнц Гудериан отдыхал, если можно было так назвать четверть часа короткого забытья в раскладном креслице. Все приготовления были сделаны, а нужные приказы отданы. Завтра шесть дивизий его корпуса перейдут в наступление вслед за пехотой, что прорвет французские позиции. Теперь в победе генерал не сомневался ни на йоту, слишком несоразмерны были силы противоборствующих сторон.
Но сейчас "Шнелле-Хайнц" думал не о войне, которая составляла последний год смысл его жизни. Он размышлял о тех переменах, что произошли с фюрером со времен польской кампании. Генерал вспомнил, как Гитлер посетил части его корпуса после разгрома кичливых ляхов в польской Померании, оттяпанной от Германии версальскими политиками.
Нет, фюрер, как и подобает старому фронтовику, проведшему ту войну в грязных окопах, был приветлив с солдатами. Но сейчас он сразу же разделил с ними привычную армейскую трапезу - густую похлебку со свининой, хотя в прошлый раз отказался от нее, сославшись на вегетарианство и довольствуясь яблоком.
Однако Гитлер не только поменял свое отношение к мясу, он стал другим, более рассудительным, что ли. Прислушивался к чужой точке зрения, не настаивал на своем, если понимал, что ошибся. Возможно, его изменила война - груз ответственности за судьбу рейха и народа сам по себе является тяжкой ношей, ведь сейчас он главнокомандующий, а не ефрейтор, как двадцать с лишним лет тому назад.
Гудериана поразили глаза фюрера, которыми тот взирал на танки. Даже созерцание новейшей "четверки" не рассеяло в них насмешливости. И тут Гитлер поразил всех - и офицеров штаба, и его самого, и экипаж танка. Фюрер взобрался на броню и, будто сам заправский танкист, уселся на сиденье наводчика, башенного стрелка, как его иной раз называли. Ну а дальше началось невообразимое - побеседовав минут пять с командиром танка, рейхсканцлер покрутил маховики наводки и с извиняющейся улыбкой попросил генерала дать ему пострелять.
Отказать такому просителю Хайнц не смог - целью выбрали сарай, из которого солдаты с веселым гиканьем быстро выгнали скотину. До него было метров триста, и генерал не сомневался, что фюрера ждет афронт, что, конечно, будет не совсем хорошо для его репутации, хотя танкистам такой шаг главнокомандующего польстил. Гитлер нахлобучил на голову пилотку, надел наушники, почему-то посетовав на отсутствие шлемофонов, от которых сам отказался когда-то.
Орудие зарядили болванкой, и танковая башня поползла по кругу. Остановилась, и пушка тут же дрогнула по вертикали. "Крестили" цель (а так называют это весьма характерное действие) очень быстро, буквально несколько секунд - "окурок" оглушительно рявкнул, выплюнув клуб дыма.
Гудериан не поверил своим глазам, когда увидел, что с крыши стала осыпаться черепица. Второй выстрел, на этот раз зарядили "фугасом", оказался намного эффектнее - дверь в сарай буквально вынесло вместе с косяком. Следующий снаряд попал в угол, такого издевательства несчастное строение не выдержало и под громкие ликующие крики собравшихся танкистов скособочилось и завалилось.
Стрелял сам Гитлер, в этом у генерала не было ни малейшего сомнения, насколько растерянной была физиономия командира танка. Заслуженный фельдфебель даже несколько заискивающе пошутил, что если господин рейхсканцлер оставит свой пост и захочет вернуться на фронт, то от такого наводчика ни один из командиров не откажется.
Фюрер только улыбнулся на слова танкиста и похлопал того по плечу. А Гудериан впервые заглянул ему прямо глаза - генералу на миг показалось, что видит в них бездну…
Глава третья
"Тень Шлиффена"
"Фельзеннест"
- "Сражение, от которого зависит судьба страны, будет дано без помыслов об отступлении, на позиции, которую мы занимаем в настоящее время. Все командиры, от командующего армией до командира подразделения, должны быть воодушевлены неодолимым желанием сражаться на месте до последней капли крови", - громкий голос Манштейна был ровен, без малейшей тени эмоций. - Таков приказ главнокомандующего французской армией генерала Вейгана.
- Где-то я уже подобное слышал, - пробормотал Андрей себе под нос.
- Вы что-то сказали, мой фюрер?!
- Как они реализуют сей приказ, Эрих? Сражаются?
- Да, мой фюрер, - резанул Манштейн и стал водить карандашом по расправленной на столе карте. - На ряде участков они успешно отразили наше наступление. Южнее Амьена их 24-я пехотная дивизия до сих пор сдерживает попытки 9-й и 10-й танковых дивизий прорвать фронт. Мы потеряли полторы сотни танков, многие из которых подорвались на минных заграждениях. На канале Элет все наши атаки на Шмен-де-Дам захлебнулись под огнем их артиллерии. А второй танковый корпус не может пробиться через позиции 19-й и 29-й пехотных дивизий и с трудом отбивает с фланга ожесточенные контратаки 1-й кирасирской дивизии.
- Как я понимаю, танковой группе генерала Клейста пока не удается прорвать французские позиции?
- Уже почти двое суток, мой фюрер. Но с введением в бой нашей пехоты французы начали отступать. Кроме того, левый фланг обошли танки Гота, которые рвутся к Руану. Сдержать наш прорыв французы не могут - их танковые и механизированные части понесли огромные потери в атаках на наш плацдарм у Абвиля.
- А что у Гудериана?
- Его танковые корпуса сегодня начали рвать фронт, чтобы двигаться вперед. Точный доклад ожидается к вечеру.
- В успехе я не сомневался. "Шнелле-Хайнц" не Клейст, чтоб бросать танки в лобовые атаки на укрепленные позиции.
- Да, мой фюрер!
Андрей задумался, а Манштейн не стал говорить дальше, тактично давая время главнокомандующему для размышления. Неудача танковой группы Клейста не огорчала, наоборот, скорее обрадовала: чем больше немцы потеряют танков, тем лучше.
Андрей вдоволь насмотрелся на то убожество, с которым немцы ввязались в мировую войну, кроме слез и легкой брезгливости, оно ничего другого и вызвать у него не могло. Бросать "единички" и "двойки" в лобовые атаки, в которых противотанковые пушки легко протыкают их картонную броню, было безумием, но ругать ли за это?!
Тем более что восполнить потери быстро не удастся. Уже принято решение выпускать только одну "четверку", потому все заводы вскоре свернут производство прежних типов и будут перепрофилированы на ее выпуск. Для этого нужно время, причем долгое, так что танки начнут поступать только со следующего года в требуемом количестве, а до того в день по чайной ложке - то есть по два танка или три в лучшем случае.
- Мой фюрер, я уже говорил вам, что полностью солидарен с вашим решением выпускать только Pz-IV. Наличие на вооружении одного типа танка, причем лучшей конструкции и с длинноствольной пушкой, снимет сразу все проблемы…
- Это какие, Манштейн? - сварливо отозвался Родионов, еще не понимая, куда клонит начальник штаба.
- Наше управление по вооружениям до сих пор разделяет ошибочную концепцию взаимодействия двух типов танков - Pz-III с противотанковой пушкой ведет борьбу с бронетехникой противника, а Pz-IV с его нормальным фугасным снарядом занимается пехотой и укреплениями. Но это два совершенно разных танка по типу! Лучше было сделать один, но с разными вариантами вооружения, как вы указали генералу Гудериану.
"Он начал мне чуть-чуть льстить, к чему бы это? Или, наоборот, намекает, что Гитлер в свое время ошибся, принимая танки на вооружение? Или "стучит" на генерала Томаса? Интересно получается - в ОКВ все три начальника управлений органически не переваривают друг друга, а это для меня хорошо. Тогда не сговорятся между собой. Но куда он все же клонит?"
- Перевооружение позволит создать "универсальный", я бы так сказал, танк, способный как поддерживать пехоту, так и вести борьбу с бронетехникой противника.
- Лучше назвать основным боевым танком, Эрих, так намного точнее и понятнее, - Андрей специально давил на этот термин. - Он станет способным не только наносить удары, но и быть неуязвимым для мелкокалиберной противотанковой артиллерии. С усилением лобовой брони до 80 мм его не возьмет ни одна танковая пушка.
- Я согласен с вами, мой фюрер. Легкие танки с тонкой броней несут слишком большие потери, а потому нужно выпускать машины только с противоснарядным бронированием. Но меня беспокоит другое - остановка производства шасси Pz-III отразится на выпуске штурмовых орудий, которые неплохо зарекомендовали себя во Фландрии. Пехота нуждается в качественной поддержке артиллерии на поле боя, какими себя и показали штурмгешютце.
- Я понимаю вас, Манштейн, - Родионов чуть не закашлялся. Все верно - если Гудериан "крестный отец" панцерваффе, то Манштейн родной "папаша" штурмовых орудий, на выпуске которых настаивал с огромным напором и энергией. - Вам незачем беспокоиться за свое детище, Эрих, - теперь Андрей знал, что еще одна генеральская склока начнется через пару-тройку недель, как только генерал Гудериан примет на себя обязанности главного инспектора и командующего панцерваффе.
"Шнелле-Хайнц" считал, и не без основания, что выпуск штурмовых орудий наносит вред производству танков. Тем паче что в производстве штурмгешютце на базе Pz-III был резон - тут и удешевление изготовления, ведь рубку сварить намного легче, чем изготовить башню, и усиление мощи - "артштурм" вооружен 75 мм "окурком", а не 37 мм "пукалкой". Но с отказом от производства "тройки" в пользу перевооруженной "четверки" выпуск штурмгешютце вряд ли полезен, лучше на шасси сделать нормальный танк с вращающейся башней.
- Переговорите с генералом Томасом, с доктором Тодтом, генерал…
- Это не в моей компетенции! Такие вопросы с ними должен решать начальник штаба ОКХ, мой фюрер.
Безысходность в голосе Манштейна была явной, на Андрея пахнуло родным, почти забытым - "здесь мой номер десятый, мое место в буфете".
- Я вас понял, Эрих, - охотно согласился Родионов. - Как только Гудериан вступит в должность, мы немедленно поставим вопрос.
"Как хорошо, что в рейхе все настолько забюрократизировано. Прямо-таки чудесно. Даже фюрер не может продавить решение с ходу, пока оно не пройдет все инстанции. Дело сделано - выпуск танков я им сорвал, теперь медным тазом накроются и штурмовые орудия!"
Шато-Порсьен
Наступление не задалось с самого утра. Пехота не смогла полностью выполнить план - удалось создать лишь два плацдарма и навести мосты. Мало до прискорбности, ибо для продвижения вперед всех шести дивизий танковой группы требовалось не менее восьми мостов.
Генерал Гудериан с нетерпением ожидал рассвета всю ночь, дабы в предрассветных сумерках бросить на французов переправившуюся ночью на плацдарм 1-ю танковую дивизию.
Ждать он не желал, хотя командующий армией генерал-полковник Лист настойчиво предлагал, чтобы танки пошли в атаку вторым эшелоном, дождались бы, когда инфантерия проложит им дорогу вперед. Мысль разумная, но "Шнелле-Хайнц" понимал, что пехотные дивизии, стоит им пройти вперед его танков, просто забьют все дороги своим автотранспортом и многочисленным обозом.
Потому он и отклонил предложение командарма, благо тот уже не мог приказать - вчера приказом фюрера танковая группа была выведена из подчинения 12-й армии и напрямую передана командующему группой армий "А".
Лист только заметил, как истинный пруссак, что танкисты не соблюдают форму одежды, расстегнули мундиры и, о ужас, купаются в реке, не боясь стрельбы противника. Не объяснять же, что находиться летом в разогретом лучами солнца танке - не самое приятное времяпровождение!
На этот раз совместная атака танков и пехоты принесла успех - вначале 1-я танковая, а затем и другие дивизии группы ринулись вперед по проломанному в обороне коридору.
Начался долгожданный прорыв, от которого Гудериан ожидал многого. Главное, невзирая на фланговые угрозы, добраться до Лангрского плато, а там ждать приказа о дальнейших действиях, в зависимости от того, как пойдут действия на других участках фронта.
Потом можно будет бросить танки в обход Парижа с юга или идти к швейцарской границе и полностью отрезать французские дивизии. Лягушатники, что сиднем сидели за бетонными укреплениями "линии Мажино", надеются, что поганые "боши" настолько тупы, что будут лить потоками кровь при штурмах, а не пойдут в обход. Ну что ж, велико будет их разочарование…
Руан
Фон Люк через бинокль рассматривал Руан - его мотоциклисты первыми, как всегда, вырвались к заветной цели. Над городом поднимались черные столбы дыма, свидетельствуя, что люфтваффе уже нанесло удар по намеченным целям.
Нефтехранилище и гавань пылали, летчики знали свою работу хорошо. Дело было в том, что мосты через Сену оказались разрушенными, но тут не их вина - пикировщики никогда не наносили по ним удары, ибо все прекрасно понимали, что лучше захватывать переправы целыми и невредимыми для беспрепятственного продвижения вперед.
К сожалению, это стали понимать и французы, теперь они принялись лихорадочно взрывать все мосты, что лежали на пути прорвавшихся танковых колонн.
Люк немедленно доложил об этой напасти Роммелю, но в ответ пришел короткий приказ - удерживать высоты, ничего не предпринимать, а просто стоять на месте и ожидать дальнейших распоряжений. Это было так не похоже на обычный стиль генерала, что солдаты принялись судачить между собой о дальнейших перспективах. Вскоре все пришли к единому мнению, что переправа будет крайне трудным делом.
Еще бы так не говорить - должен подойти саперный батальон, их называли в германской армии пионерами, переправить на тот берег штурмовые группы, закрепить за собой тет-де-пон, или предмостное укрепление, и муторно наводить переправу. Возня на сутки, не меньше, - было от чего затосковать его лихим мотоциклистам.
Новый полученный от Роммеля приказ ошарашил Люка - с Руаном и переправами пусть возится подходящая сзади пехота, а 7-я танковая дивизия рванет на запад, к побережью, чтобы выйти к Ла-Маншу севернее Гавра.
Капитан сразу понял замысел командования - не допустить эвакуации 1-й британской танковой дивизии, что как раз и отходила к побережью, ожесточенно сражаясь на промежуточных рубежах.
Ну что ж, раз английскую пехоту отсекли в Дюнкерке танки Гудериана, то Роммелю достанется честь окончательно разбить и уничтожить английские танки. Дать эвакуировать их на остров нельзя, тогда они принесут массу хлопот при высадке, а что она состоится в самом недалеком будущем, Люк нисколько не сомневался.
Капитан тут же отдал приказ идти вперед - мотоциклисты ушли сразу, за ними, заурчав моторами, двинулись бронеавтомобили, бронетранспортеры и машины. Мешкать он не стал, генерал Роммель не прощал даже малейшего промедления, пусть и в интересах дела.