* * *
Алишия Кью стояла в глубокой тени на краю луга.
- Отец, отец, прости меня! - плакала она. Ослепшая от горя и ужаса, она опустилась на траву, потрясенная происшедшим.
- Прости меня, - страстно шептала она. - Прости, - шептала с презрением.
Она думала: "Дьявол, ну почему ты не умираешь? Пять лет назад ты убил себя, убил мою сестру, а я по-прежнему кричу: "Отец, прости меня!". Садист, извращенец, убийца, дьявол… мужчина, грязный ядовитый мужчина!
Я прошла долгий путь, я на прежнем месте. Как я убегала от Джейкоба, заботливого мягкого адвоката Джейкоба, который хотел помочь мне похоронить тела; как я убегала, как старалась не оставаться наедине с ним, чтобы он не сошел с ума и не вымазал меня ядовитым потом. А когда он привел свою жену, я убегала и от нее, думая, что все женщины злы и не должны касаться меня. Да, трудно им пришлось со мной. Прошло много времени, прежде чем я поняла, что безумна я, а не они… очень нескоро я поняла, какой доброй и терпеливой была со мной мама Джейкоб, как много она для меня сделала. "Но, девочка, такую одежду не носят уже много лет!". А в такси, когда я закричала и не могла остановиться, потому что повсюду были люди, всюду спешка, всюду тела, так много тел, все отчетливо видны, все касаются друг друга; тела на улицах, на лестнице, большие изображения тел в журналах, мужчины держат женщин, а женщины смеются и совершенно не боятся… Доктор Ротштейн все объяснял и объяснял мне, потом возвращался и снова объяснял. Не существует ядовитого пота, и должны быть мужчины и женщины, иначе человечество погибнет… Мне пришлось учиться этому, отец, дорогой дьявол отец, из-за тебя. Из-за тебя я никогда не видела автомобиль, грудь, газету, железнодорожный поезд, гигиенический пакет, поцелуй, ресторан, лифт, купальник, волосы на… - о, прости меня, отец.
Я не боялась хлыста; из-за тебя, отец, я боялась рук и глаз. Однажды, однажды, вот увидишь, отец, я буду жить с людьми, они будут повсюду вокруг меня, я буду ездить в их поездах, у меня будет собственная машина; я пойду на берег моря, на пляж, а море будет тянуться бесконечно, без всяких стен, и я разденусь, и на мне будет только узкая полоска ткани вот здесь и здесь, и все увидят мой пупок, и я встречу белозубого мужчину, отец, и он обнимет меня сильными руками, отец, и что станет со мной, что стало со мной сейчас! Отец, прости меня!
Я живу в доме, который ты никогда не видел, с окнами, выходящими на дорогу, и яркие машины проносятся мимо, а дети играют у изгороди. Изгородь совсем не стена, и в ней есть два прохода для машин и один для пешеходов, она открыта для всех. Когда мне хочется, я смотрю через занавеси и вижу незнакомых людей. Тут невозможно сделать так, чтобы в ванной было совершенно темно. И на стене ванной комнаты висит большое зеркало, с меня высотой. И однажды, отец, я сброшу полотенце.
Но все это потом, жизнь среди незнакомцев, прикосновения без страха. Сейчас я должна жить одна и думать, должна читать, читать о мире и о том, как он устроен. Да, и о безумцах, подобных тебе, отец, и о том, что так ужасно уродует их. Доктор Ротштейн говорит, что ты не единственный, ты исключение только потому, что был так богат.
Эвелина…
Эвелина так и не узнала, что наш отец безумен. Никогда не видела изображения ядовитой плоти. Я жила в мире, отличном от того, в каком живу сейчас, но мир Эвелины был совершенно иным. Это был мир, который мы с отцом создали для нее, чтобы сохранить ее чистоту…
И вот я все думаю, все думаю, как получилось, что тебе хватило ума выпустить свои прогнившие мозги…".
Воспоминания о мертвом отце почему-то успокаивали ее. Она встала и посмотрела на лес, внимательно оглядела луг, дерево за деревом, тень за тенью.
"Хорошо, Эвелина, я сделаю, сделаю…".
Она глубоко вдохнула и задержала дыхание. Затем так плотно закрыла глаза, что увидела красноту на черном. Руки ее устремились к пуговицам платья. Платье упало. Алишия одним гибким движением выскользнула из белья и чулок. Воздух коснулся ее тела, и это было неописуемо; казалось, он проходит сквозь нее. Она вышла на солнце и, чувствуя, как сквозь закрытые глаза выступают слезы ужаса, принялась танцевать обнаженной. Танцевала ради Эвелины и все просила, все просила прощения у мертвого отца.
* * *
Когда Джейни было четыре года, она бросила в лейтенанта пресс-папье. У нее возникло не поддающееся объяснению, но точное ощущение, что лейтенанту нечего делать в их доме, когда папа за морем. У лейтенанта была трещина в черепе, и, как часто бывает при сотрясении мозга, он не вспомнил, что Джейни стояла в десяти футах от предмета, который бросила. Мама задала Джейни взбучку, но девочка приняла ее с обычным самообладанием. Но, как и в других случаях, еще больше убедилась, что способность, не поддающаяся контролю, имеет и свои недостатки.
- У меня от нее мурашки по коже, - позже говорила мама другому лейтенанту. - Не могу ее выдержать. Ты думаешь, я не должна так говорить?
- Совсем нет, - ответил другой лейтенант, который на самом деле так думал. И она пригласила его к себе на следующий день, уверенная, что, когда он увидит ребенка, сразу поймет.
Он увидел девочку и понял. Не девочку, - ее никто не понимал. Он понял чувства матери. Джейни стояла выпрямившись, отведя назад плечи и подняв лицо, ноги она расставила, словно на них ботфорты, и одной ногой, как офицерским стеком, подбрасывала куклу. В этой девочке была какая-то правильность, но в ребенке она казалась не правильностью. Она немного ниже среднего роста. С острыми чертами лица и узкими глазами, с густыми бровями. Пропорции тела не такие, как у большинства четырехлетних детей, которые могут перегнуться в поясе и коснуться лбом пола. У Джейни для этого слишком короткое туловище и длинные ноги. Говорила она четко и с катастрофическим отсутствием такта. Когда другой лейтенант присел неуклюже на корточки и сказал: "Здравствуй, Джейни. Мы с тобой станем друзьями?", она ответила: "Нет. Ты пахнешь, как майор Гренфелл". Майор Гренфелл был непосредственным предшественником раненого лейтенанта.
- Джейни! - закричала мама, но слишком поздно. Более спокойно она сказала:
- Ты прекрасно знаешь, что майор приходил только на коктейли. - Джейни приняла это без комментариев, отчего в разговоре образовалась зияющая пустота. Другой лейтенант как будто сразу понял, что нелепо сидеть на корточках на полу, вскочил и опрокинул кофейный столик. Джейни с волчьей усмешкой наблюдала, как он собирает осколки. Он ушел рано и больше не появлялся.
Но и большое количество гостей не обеспечивало безопасности ее матери. Вопреки самым строгим запретам, Джейни однажды вечером появилась во время четвертого коктейля и остановилась в конце гостиной, обводя оскорбительно трезвым взглядом серо-зеленых глаз раскрасневшиеся лица. Полный светловолосый мужчина, рука которого лежала на шее матери, протянул стакан и заревел:
- Ты маленькая девочка Ваймы! Все головы в комнате повернулись, как ряд сервовключателей, и в наступившей тишине Джейни сказала:
- А ты тот самый с…
- Джейни! - завопила мама. Кто-то рассмеялся. Джейни переждала и продолжила:
- …с большим толстым… - Мужчина снял руку с шеи Ваймы. Кто-то спросил:
- С большим толстым чем, Джейни? Очень характерно для военного времени Джейни ответила:
- Мясным рынком.
Вайма оскалила зубы.
- Возвращайся к себе в комнату, дорогая. Через минуту я приду и укрою тебя. - Кто-то посмотрел на светловолосого мужчину и рассмеялся. Кто-то гулким шепотом сказал:
- Прощай, воскресная вырезка. Струной не удалось бы так крепко затянуть полному мужчине рот; нижняя его губа выпятилась, как клубничный джем из сдавленного сэндвича.
Джейни спокойно прошла к двери и остановилась, как только ушла из поля зрения матери. Молодой человек болезненного вида с блестящими черными глазами неожиданно наклонился вперед. Джейни встретила его взгляд. На лице молодого человека появилось недоуменное выражение. Рука его дрогнула, остановилась, потом устремилась ко лбу. Скользнула вниз и прикрыла черные глаза.
Джейни негромко, так, чтобы слышал только он, сказала:
- Больше никогда так не делай, - И вышла из комнаты.
- Вайма, - хрипло сказал молодой человек, - твой ребенок телепат.
- Вздор, - с отсутствующим видом ответила Вайма, сосредоточившись на надутом полном мужчине. - Она каждый день ест витамины.
Молодой человек начал вставать, чтобы посмотреть вслед девочке, потом снова сел.
- Боже, - сказал он и задумался.
* * *
Когда Джейни исполнилось пять лет, она начала играть с другими девочками. Но прошло немало времени, прежде чем девочки это поняли. Им было года два с половиной, они недавно научились ходить и были очень похожи друг на друга. Близнецы. Разговаривали они, если это можно назвать разговором, высокими писками и падали на бетонный двор, как на стог сена. Вначале Джейни высовывалась из окна четвертого этажа, задумчиво накапливала слюну между языком и небом, пока не образовывался достаточный заряд. Потом изгибала шею, надувала щеки и выпускала слюну. Когда слюна просто падала на бетон, близнецы не обращали внимания на бомбардировку, но когда Джейни попадала в цель, начиналась восхитительная, полная писков суматоха. Девочки не смотрели вверх, но начинали с криками бегать по двору.
Потом наступила очередь другой игры. В теплые дни близнецы сбрасывали свои комбинезоны так быстро, что глаз не успевал заметить. Одно мгновение - они благопристойны, как священник, следующее - и они, голые, в пятнадцати футах от груды сброшенного платья. И сразу с писком и воплями кидались назад, натягивали одежду, бросая восхищенные и испуганные взгляды на подвал дома. Джейни обнаружила, что, слегка сосредоточившись, может передвинуть комбинезоны - конечно, если они не на девочках. Она настойчиво тренировалась, лежа на подоконнике, подложив под грудь подушку, прищурив от усилий глаза. Сначала одежда оставалась лежать и только чуть шевелилась, как будто от легкого сквозняка. Но вскоре Джейни научилась перемещать комбинезоны, и они ползли по бетону, как жирные крабы. Замечательно было смотреть, как переполошились девочки, когда это случилось, и шум стоял восхитительный. После этого близнецы стали осторожней, и Джейни иногда приходилось лежать минут сорок, дожидаясь возможности. Но даже и тогда она сдерживалась, а девочки, одна в комбинезоне, вторая голая, кружили вокруг второго комбинезона, как котята, играющие с жуком. И тут Джейни начинала действовать, комбинезон взлетал, близнецы прыгали; иногда им удавалось сразу поймать его, но иногда приходилось бегать, пока их маленькие легкие не начинали пыхтеть, как игрушечный паровой двигатель.
Джейни узнала, почему они так опасались подвальной двери. Вскоре ей удалось не просто передвигать комбинезоны, но и поднимать их. Она сдерживалась, дожидаясь, пока близнецы утратят бдительность. Наконец они сбросили одежду, отбежали, потом вернулись, словно бросая ей вызов. Она продолжала ждать, пока оба комбинезона не оказались вместе, как маленькая розово-белая горка. И тут она ударила. Комбинезоны поднялись в воздух и по вертикали устремились к подоконнику окна первого этажа. Так как двор располагался чуть ниже уровня улицы, одежда оказалась на высоте в шесть футов, и девочкам было никак не достать ее. Тут Джейни и оставила комбинезоны.
Одна из девочек убежала в центр двора и принялась возбужденно подпрыгивать, выгибая шею, чтобы разглядеть комбинезоны. Вторая направилась к стене под окном, вытянула, как могла, руки, цеплялась за кирпичи гораздо ниже цели. Потом они подбежали друг к другу и тревожно защебетали. Спустя какое-то время снова попытались вдвоем подняться по стене. И все чаще бросали испуганные взгляды на дверь подвала, все меньше и меньше было удовольствия в их писке.
Наконец они скорчились как можно дальше от двери, обняли друг друга и тупо смотрели. Постепенно они затихли и молчали, два комочка ужаса.
Джейни, восхищенно ждавшей, казалось, что прошли часы… недели, прежде чем она услышала стук и увидела, как открывается дверь. Вышел дворник, как всегда чуть навеселе. Джейни видела красные мешки под его бело-желтыми глазами.
- Бонни! - взревел он. - Винни! Вы опять? - Вышел во двор и осмотрелся. Вы только поглядите на себя! Где ваша одежда? - Он наклонился, подхватил девочек - каждую одной из своих больших рук. Крепко держал, так что пальцы их ног едва касались цемента двора, а маленькие острые локти устремлялись в небо. Повернулся раз, два, осматриваясь; наконец заметил комбинезоны на подоконнике. - Как вы это сделали? - спросил он. - Выбросили свою дорогую одежду? Я вас выпорю!
Он опустился на одно колено и уложил на него маленькие тельца. Возможно, он сложил руку так, чтобы было больше шума, чем гнева, но шум получился впечатляющий. Джейни захихикала.
Дворник четырежды шлепнул каждую девочку, потом поставил их на ноги. Они стояли молча, прижав руки к попкам, и смотрели, как он подходит к окну и снимает комбинезоны. Бросив одежду к их ногам, дворник погрозил им пальцем.
- Еще раз поймаю вас и попрошу прийти мистера Мил-тона, кондуктора. Он у вас проделает в ушах дыры. Понятно? - взревел он. Девочки съежились, глаза у них округлились. Дворник ушел в подвал, захлопнув за собой дверь.
Близнецы медленно забрались в комбинезоны. Потом пошли в тень стены и сели, прижимаясь спиной. Пошептались. И в этот день у Джейни больше не было забав.
* * *
По другую сторону улицы от дома Джейни находился парк. В нем была площадка для оркестра, ручей, вылинявший павлин в проволочной клетке и небольшая, но густая рощица карликовых дубов. А в рощице скрытая полоска земли, известная только Джейни и нескольким тысячам молодых людей, которые пользовались ею по ночам. Но так как Джейни никогда не бывала здесь по ночам, она считала себя открывательницей и владелицей этого клочка земли.
Дня через четыре после случая с шлепаньем она вспомнила об этом месте. Без близнецов ей было скучно: больше они ничего интересного не делали. Мама, закрыв дочь в комнате, ушла куда-то на ланч. (Один из ее поклонников, когда она так сделала, как-то спросил: "А как же ребенок? Вдруг пожар или что-нибудь?". - "Как же, жди", - с сожалением ответила Вайма.) Дверь ее комнаты закрывалась снаружи крючком. Джейни подошла к двери и посмотрела на соответствующее место внутри. Услышала, как поднялся и упал крючок. Девочка открыла дверь, вышла в коридор и направилась к лифту. Когда лифт подошел, она вошла в него и нажала кнопки третьего, второго и первого этажей. На каждом этаже лифт останавливался, дверь открывалась, закрывалась, лифт спускался, снова останавливался, открывалась дверь… Джейни это забавляло: ведь так глупо. Внизу она снова нажала все кнопки и вышла. Глупый лифт пошел вверх. Джейни с сожалением засмеялась и вышла на улицу.
Осторожно перешла ее, глядя в обе стороны. Но оказавшись в роще, повела себя гораздо менее благовоспитанно. Взобралась по ветвям дуба и многочисленным развилкам к ветке, которая нависала над ее тайным убежищем. Ей показалось, что она заметила движение в кустах, но она не была уверена. Джейни свесилась с ветки, принялась перебирать руками, пока ветка не начала сгибаться, подождала, пока она перестала раскачиваться, и выпустила.
Обычно до почвы она пролетала восемь дюймов. В то же мгновение, как она разжала пальцы, что-то подхватило и сильно дернуло назад ее ноги. И Джейни ударилась о землю животом. В это время руки ее были прижаты к животу. От удара она перевернулась и втиснула собственный кулак в солнечное сплетение. И на невероятно долгое время превратилась в клубок сплошной боли. Долго она сражалась с болью, пока наконец воздух не устремился снова в легкие, вышел через ноздри, но вторично вдохнуть она снова не смогла. Долго мучительно кашляла и хрипела, пока боль не начала отступать.
Джейни сумела приподняться на локте. Выплюнула грязь и пыль. Открыла глаза и увидела всего в нескольких дюймах сидящую на корточках одну из девочек-близнецов.
- Хо-хо! - сказала девочка, схватила ее за руку и сильно потянула. И Джейни снова упала лицом вниз. Она рефлекторно подогнула колени. Сильно ударилась крестцом. Успела оглянуться через плечо и бросилась в сторону, увидев вторую девочку с планкой от бочки в руках.
- Хи-хи, - сказала вторая близняшка. Джейни сделала то же, что сделала с болезненным черноглазым человеком на приеме с коктейлями.
- Ииип, - сказала близняшка и исчезла, унеслась, как вылетает из пальцев стиснутое яблочное семечко. Планка от бочки со стуком упала на спрессованную землю. Джейни подхватила ее, размахнулась и опустила на голову той девочки, которая дернула ее за ноги. Но планка ударилась в землю: перед Джейни никого не было.
Джейни заплакала и с трудом встала. Она была одна в темном убежище. Повернулась в одну сторону, в другую. Никого. Ничего.
Что-то плюхнулось ей прямо в волосы. Она схватилась рукой. Мокро. Подняла голову, и в этот момент плюнула вторая близняшка. Плевок попал в лоб.
- Хо-хо, - сказала одна.
- Хи-хи, - подхватила вторая.
Джейни вздернула верхнюю губу, обнажив зубы точно как ее мать. В руках она по-прежнему держала планку. И изо всех сил бросила ее вверх. Одна из девочек даже не шевельнулась. Вторая исчезла.
- Хо-хо. - Вот она, сидит на другой ветке. Обе широко улыбаются.
Джейни швырнула в них комок ненависти, о какой раньше даже не подозревала.
- Уууп, - сказала одна. Вторая сказала:
- Ииип. - И обе исчезли.
Стиснув зубы, Джейни ухватилась за ветку и вскарабкалась на дерево.
- Хо-хо.
Очень далеко. Джейни оглянулась, посмотрела вниз и вверх. Что-то заставило ее посмотреть через улицу.
На стене двора сидели две маленькие фигурки, похожие на горгулий. Они помахали руками и исчезли.
Джейни долго сидела на дереве и смотрела на стену. Потом перебралась на развилку, где могла сидеть, прижавшись спиной к стволу. Расстегнула пуговицу на кармане и достала носовой платок. Смочила его слюной и начала стирать грязь с лица.
"Им всего три года, - сказала она себе с поразительной высоты своего возраста. Потом:
- Они знали, кто это делал, кто передвигал их комбинезоны".
И вслух, восхищенно: