Челюсти клацали о подоконник, отхватывая солидные куски дерева, и Робот затушил лампу, от греха подальше. Вновь укладываясь на узкую раскладушку, он улыбался – с улицы доносился скрежет металлических ног, и он представлял, как его создание тянет жуткую морду к лунному свету. Все еще улыбаясь, Робот заснул.
Комната Робота когда-то была офисом менеджера небольшой автомастерской на Коул-стрит. Здесь механик собирал причудливые создания и выпускал их бродить пo пустынным улицам Города. Некоторые, как ночной гость, работали на солнечной энергии, которую аккумулировали в батареях, укрепленных в брюшной полости. Медлительные и неповоротливые, они часами грелись на солнце, подобно рептилиям. Других роботов мастер снабжал ветряными установками, вырабатывающими энергию. Самыми недолговечными были создания, питавшиеся от обычных батареек. Обежав на значительной скорости Город, они тихо погибали. Случались у Робота и неудачные эксперименты. Например, порода, которая по его замыслу перерабатывала органические вещества и вырабатывала метан, оказалась ненадежной, и после нескольких взрывов он отказался от ее производства.
Он называл их детьми солнца. Конструируя их тела, Робот чувствовал, что дети уже существовали – в другое время, в другом месте, – и теперь надо создать лишь оболочку, в которой их душам было бы комфортно здесь и сейчас.
Мастер рыскал по Городу в поисках металлического лома, способного превратиться в тела, клешни, головы и ноги. Опытный глаз мгновенно распознавал в куче всякой всячины части, принадлежавшие детям. Он прикасался к груде зажимов и понимал, что перед ним – когти будущего создания; гладил поверхность осветительной аппаратуры и видел перед собой голову с огромными светочувствительными глазами, всегда устремленными к солнцу. Он собирал тела и освобождал души своих детей.
Часто ему снился мир, в котором должны были бы родиться его дети, – огромная пустыня под палящим солнцем. Там наверняка должны быть каньоны и скалистые утесы, по которым его создания ползали бы, как огромные многоножки. Создания с огромными осиными крыльями наполняют воздух громким жужжанием и приземляются на каменистую почву, царапая ее острыми когтями. Солнце греет его кожу, и Робот чувствует, как в нем копится жизненная энергия, он раскидывает руки, отрывается от земли и парит вместе с детьми.
Утро. Двери гаража распахнуты, и солнце образует на цементном полу светлый параллелограмм. На лужайке растянулась механическая сороконожка, заряжая батарейки.
Робот рассматривал свой летательный аппарат. Крошечная кабина, не больше салона картинга, на огромных колесах. Лопасти верхнего пропеллера обвисли, и вертолетик выглядел очень грустным, как будто обиженным на создателя за долгое пренебрежение. И в самом деле, механик давно не летал, но сон о полете пробудил в нем тоску по небу.
Вообще это был не совсем вертолет, скорее автожир. Задний пропеллер, вращаясь, поднимал кабину вверх. Поступательное движение заставляло вращаться верхние лопасти. Машинка была очень маневренной, хотя и летала низковато.
Идея аппарата пришла в голову находчивому испанцу Хуану де ла Сьерва еще в 1923 году. Механику оставалось лишь насобирать в заброшенных городских автосервисах необходимых запчастей – кожаных сидений от спортивных машин, двигателей с "фольксвагена" и прочей дребедени. Аппарат виделся ему прообразом, пробой пера перед созданием летающего существа, но работа застопорилась. Пока механизмы, способные поддерживать жизнь в населяющих воздух детях, были ему не по силам.
Робот скользнул в тесную кабину, пристегнулся и направил машину вниз по Коул-стрит, ровный асфальт которой служил отличной взлетной полосой. Поворачивая ключ зажигания, он с удовольствием прислушался к равномерному урчанию мотора и нажал на сцепление. Лопасти верхнего винта встрепенулись и завращались, ускоряя обороты под действием центробежной силы. Робот наблюдал за приборами на панели, сосредоточенно хмурясь. Наконец, достигнув необходимого ускорения, аппарат поднялся в воздух, и пилот расслабился. Не раздумывая, он направил машину вдоль Хаит, через парк к Заливу.
Обогнув Алькатрас, облетел мост. Далеко-далеко внизу Робот заметил крошечную фигурку Дэнни. Друг, задрав голову, отчаянно размахивал руками, и механик помахал в ответ. Покружив еще немного над Золотыми Воротами, он решил, что пора возвращаться в мастерскую.
Совершая утренний полет, он не преследовал никакой цели и стыдился этого. Робот осознавал, что поддался искушению, томительному желанию ощутить ветер на своем лице. Ему часто случалось уступать иррациональному порыву, что заканчивалось одинаково – механик горько корил и упрекал себя за недостаток контроля над глупыми эмоциями, находя оправдание лишь в том, что родителям не хватило профессионализма создать более совершенную машину. Будь оно по-другому, бессмысленная мечта о небе не лишила бы его сна.
Погруженный в мрачные мысли, мастер приземлил машину на Фелл-стрит и подъехал к мастерской. Заглушив мотор, он на мгновение оглох от внезапной тишины. Снимая шлем уже в гараже, Робот услышал резкий окрик. Обернувшись, он не смог скрыть удивления. Перед ним стояла Джекс.
Несколько минут он молча разглядывал девушку, мучительно раздумывая, что сказать и как повести себя. Надо же, такая маленькая, но держится независимо и в то же время грациозно, как будто земля под ее ногами и небо над ее головой принадлежат ей и никому больше. Глаза спрятаны за зеркальными стеклами очков, так что понять, что она там себе думает, и совсем невозможно.
– Привет! А я как раз жду тут тебя, хочу показать кое-что! Там, в аллее… Короче, какая-то штука запуталась…
– Штука? – переспросил Робот.
– Что-то вроде этого. – Джекс кивнула в сторону гигантской сороконожки, все еще гревшейся в солнечных лучах. – Пойдем, сам посмотришь.
Робот вздохнул и неохотно поплелся за гостьей.
Еще издали они услышали ритмичный скрежет металла по асфальту. Почувствовав глухую тревогу, он подбежал к аллее и увидел своего ребенка, одного из самых любимых, попавшего в ловушку. Создание туловищем напоминало осу, а крыльями – летучую мышь и по размерам превосходило взрослого мужчину.
Сейчас громадина лежала посреди улицы, беспомощно перебирая лапами. Одно крыло каким-то образом попало в зазор между водопроводной трубой и стеной дома, где и застряло, видно, намертво. Солнечные лучи манили ребенка вперед, заставляя шевелиться лапки, оставлявшие на асфальте длинные белые царапины, но окончательно покореженное крыло не пускало.
У Робота защемило сердце. Он бросился к своему ребенку, на ходу стягивая с себя футболку, чтобы ею закрыть светочувствительные рецепторы. Ослепшее существо слабо замотало башкой, скрипя и щелкая шарнирами, в тщетных попытках вновь увидеть солнце. Механик тем временем нащупал у основания шеи рычажок и отсоединил аккумуляторы. Существо словно окаменело с одной лапой, поднятой в воздух. Мастер вздохнул, размотал майку и отступил в сторону, чтобы оценить причиненный ребенку ущерб.
Крыло было полностью искорежено, металлические перепонки погнулись, рецепторы пришли в негодность. Механик взялся за крыло, чтобы высвободить его из ловушки. Услышав женский голос, он вздрогнул – от расстройства изобретатель начисто забыл о присутствии Джекс.
– Давай помогу. Вместе мы сможем вытянуть его быстрее.
Он кивнул. Взявшись за холодный металл, он почувствовал тепло ее рук, обхвативших крыло рядом. Прутья жалобно заскрипели, но через мгновение ребенок был свободен. Робот сразу же отскочил от Джекс. Ее теплое присутствие нервировало его.
– Оно умерло? – робко спросила девушка.
– Он, – поправил изобретатель.
– Так он умер? Робот покачал головой.
– Я починю его в мастерской.
Механик подошел к туловищу существа, разжал зажимы, крепившие две части, и вытащил все шесть аккумуляторов. За ними можно вернуться и попозже, и так дотащить ребенка – задача не из легких. Джекс молча наблюдала, но, когда механик принялся поднимать корпус с земли, вызвалась помочь. Робот взял тяжеленную голову, а Джекс взвалила на плечи нижнюю часть туловища.
Возле мастерской механик отрывисто поблагодарил девушку, недвусмысленно выпроваживая, но она осталась. Ей явно хотелось помочь, и Роботу пришлось позволить держать крыло, пока он рылся в инструментах и готовился к работе.
Механик сосредоточенно разбирал перепонки, стараясь не отвлекаться. Копаясь в искореженных деталях в поисках уцелевших частей, он затылком чувствовал ее любопытный взгляд. Затем Джекс вышла из гаража, и Робот было вздохнул с облегчением, но через некоторое время девушка вернулась, неся в руках один из аккумуляторов. Еще пять походов, и все шесть батарей стояли на полу гаража. Но и после этого она не ушла. Девушка примостилась на капоте старого автомобиля и тихонько сидела, наблюдая, как он собирает крыло из новых частей.
– Не очень-то ты разговорчивый, – нарушила она наконец молчание.
Робот ничего не ответил, и она быстро добавила:
– Да нет, ты не думай, я это в хорошем смысле. А то большинство здесь рта вообще не закрывают.
Он работал. Она не уходила.
– Почему тебя зовут Роботом?
– Потому что я робот.
– Да? А на вид – человек как человек.
– Но я не человек.
– Робот – это вообще как? Что-то типа часов?
– Гораздо сложнее часов. Меня создали еще до Чумы. Тогда люди куда лучше разбирались в технологиях. Поэтому я и выжил.
Джекс нахмурилась.
– По-твоему получается, что все, кто выжил, – машины?
– Конечно, нет, – нетерпеливо перебил Робот. – Некоторые люди тоже смогли выжить. А некоторые просто не знают, что они машины.
– Вот оно что… А вот ты как думаешь, Дэнни может быть роботом?
– Нет, он слишком безалаберный и неорганизованный. Зато я бы не удивился, если бы узнал, что Звездун – робот.
Девушка энергично замотала головой.
– Да ты что! Слышал бы ты, как он матерится! Самый обычный человек!
– Ну, какая разница! – Робот посмотрел на нее и, увидев растерянное лицо, продолжил уже мягче: – Я тоже иногда ругаюсь, но тем не менее я Робот. Генерал – всего лишь маленький винтик в огромной военной машине, запущенной еще до Чумы. Его не остановить.
– Тут ты прав.
Девушка замолчала. Робот с удивлением осознал, что потихоньку привыкает к ее ненавязчивому присутствию.
Когда он прервал работу, она все еще сидела на капоте. Вместе они вышли на улицу и устроились в тени.
– Ну как, сможешь ее починить? – поинтересовалась девушка.
Он кивнул.
– Я рада.
Молчание. На сороконожку, нежившуюся на лужайке, упала тень от фонарного столба. Недовольно вращая головой, ребенок лениво приподнялся и переместился так, что все тело вновь оказалось залито живительным светом. Затем существо вновь замерло. Робот, наблюдая за ним, в который раз подумал, какое все-таки счастье, что с ним его дети. Они определенным образом реагируют на определенные импульсы, с ними спокойно и надежно. Не то что эти Люди.
– Зачем пришла? – задал он вопрос. Прозвучало это грубо, почти враждебно.
– Пришла навестить тебя.
– Никто никогда меня не навещает.
– Значит, буду первой.
– И зачем?
Она не отвечала, и Робот взглянул на нее. Девушка сжимала руки, и, казалось, стала меньше и слабее. Ему стало немного стыдно, но ответа он решил дождаться. Наконец она пожала плечами:
– Хотела спросить у тебя кое-что…
Робот ничего не отвечал, и Джекс, притянув колени ближе к себе, словно пытаясь защититься, нерешительно продолжила:
– Понимаешь, когда я только пришла в Город, я встретила Ангела. Половина его лица была сделана из металла. А руки… – девушка вытянула к солнцу свою тонкую руку, – руки были тоже металлические, с шарнирами, как вон у той штуки. – Джекс показала на сороконожку. – Поэтому я и хотела узнать, это ты сделал Ангела?
Робот отрицательно покачал головой, сразу вспомнив сон, приснившийся ему несколько месяцев назад.
– Нет, ничего похожего я не делал. Я, собственно, ничего не придумываю, только воплощаю мечты и мысли Города. То, что ты видела, наверное, и было мечтой.
– Мне показалось, что тот же Ангел забрал мою маму. Робот вновь взглянул в ее лицо. Самоуверенность ушла, осталась маленькая растерянная девочка. Одна в чужом городе.
– Наверное, твоя мама принадлежит Городу. А Город всегда берет то, что ему принадлежит, – неловко попробовал он утешить ее.
– Но где же она сейчас? Я не могу найти ее… Джекс с надеждой смотрела на Робота. Он опустил глаза.
– Не знаю.
– Иногда мне кажется, вот-вот – и я найду ее. Сверну за угол, и она ждет меня там. Я сворачиваю и снова вижу пустую улицу, и иду дальше, еще один поворот, и еще. Но никого нет. Ты понимаешь?
– Да, понимаю.
Робот с удивлением услышал облаченные в слова собственные искания и непонятную тоску, которая постоянно тянула его в бесконечные скитания по Городу.
Ее тепло перестало казаться враждебным. Роботу вспомнилось, как однажды на улице он подобрал крошечного котенка. Малыш ничего не ел у него, и механик отнес его к Дэнни-бою. Дэнни умудрился накормить его молоком из бутылочки, но через несколько дней котенок все равно умер. Его Дети куда лучше. Если они ломаются, их всегда можно починить. Роботу стало тоскливо. Все равно лучше бы она ушла, но не выгонять же ее теперь.
– Майлз скоро будет в Городе. Он мечтает разрушить его. – Девушка уронила голову на колени. – Иногда мне хочется бежать отсюда, куда глаза глядят, но я не могу. Я ведь обещала маме, что помогу. И Дэнни-бой…
Неоконченная фраза повисла в воздухе, и Робот так и не узнал, что же там Дэнни-бой. Джекс совсем сникла, и механик напрягался изо всех сил, пытаясь сообразить, что бы такое сделать, чтобы приободрить незваную гостью.
– О! А! Хочешь пить? – брякнул он первое, пришедшее на ум.
Увидев ее слабую улыбку, осмелел:
– У меня есть холодная кола. Там, в холодильнике. Сейчас принесу.
Джекс взяла из его рук банку холодной кока-колы, а он уже говорил, сам не понимая, откуда берутся слова. Наверное, из прошлой жизни до Чумы. Когда он еще не был Роботом.
– Не переживай, все наладится. Можешь на меня рассчитывать, я помогу тебе.
Она так доверчиво смотрела на него, что Робот тут же пожалел о своих словах. Но сказанного, как ни крути, не воротишь.
После того как Джекс ушла, воздух в гараже еще долго пах ею. Робот пытался сосредоточиться на солнечной батарее для нового ребенка, но крошечные детали то и дело валились из его рук. Потеряв терпение, он взялся за ветряной механизм, но и тут работа не пошла. Испортив моток проволоки, он плюнул и вышел на улицу.
Даже вымыв руки холодной водой, он ощущал ее теплое рукопожатие. Стоя на пороге гаража, Робот задумчиво изучал пустую улицу. Солнце уже садилось, и фонарные столбы отбрасывали длинные тени.
Когда на землю спустились сумерки, он внезапно отчетливо ощутил, что что-то произойдет. Прохладный синий вечерний воздух был пропитан напряжением. Улицы ждали тайного сигнала, и он ждал с ними. Но ничего не произошло. Просто село солнце.
ГЛАВА 14
Ученый был удивлен и обрадован, когда Джекс зашла навестить его. Сразу засуетившись, он выставил на стол перед ней мятный чай и печенье в круглой жестяной коробке.
– Ну, конечно, печенье немного… м-м-м… жестковатое, но ничего, вполне сносно. Нашел больше дюжины упаковок в "Мэйсис". Ешь, не стесняйся.
Примостившись на краешке деревянного стула, Джекс взяла предложенное угощение и отгрызла кусочек.
– Я уж думал, ты и не зайдешь, – вздохнул Ученый.
– Город сам привел меня к вам, – ответила Джекс. – Я шла, шла и внезапно оказалась здесь. Решила, надо зайти.
– И правильно решила, очень рад тебя видеть! Итак, нравится тебе у нас?
Джекс неопределенно пожала плечами.
– Ну… много новых знакомых.
– Разве это плохо?
– Нет, наверное. Все хотят поговорить, о чем-то расспросить.
– Думаю, ты скоро поймешь, что большинство людей здесь очень дружелюбны, – мягко сказал Ученый.
Девушка задумчиво грызла печенье.
– Я не очень-то в этом разбираюсь. У меня никогда не было друзей. Мы всегда были вдвоем… я и мама.
Ученому неприятно резануло ухо отсутствие грусти в ее голосе. Она лишь констатировала факт. Похоже, девушка смирилась с одиночеством.
– Наверное, мама была тебе другом? Джекс покачала головой.
– Ну… не знаю. Она заботилась обо мне, но мы никогда не разговаривали ни о чем. Мне сложно привыкнуть ко всему этому вашему… дружелюбию.
– Уверен, пройдет немного времени, и ты привыкнешь. Ученый разглядывал девушку, вспоминая слова мисс Мигсдэйл. Да, его подруга в чем-то, безусловно, права. Есть в этом ребенке что-то от дикой природы. Немного застенчивая, немного опасная.
– В конце концов, не так это и сложно – быть друзьями. Друзья делают то же, что и мы сейчас, – встречаются, болтают о всякой всячине, пьют чай.
– Да? – Джекс удивленно подняла голову. – То есть, что же получается – мы друзья?
Ученый задумчиво погладил бороду и медленно ответил, тщательно подбирая слова.
– Думаю, ничто не мешает нам стать друзьями. Во всяком случае, ты уже не хватаешься за нож, так что мы на верном пути.
Девушка посмотрела на свой нож, затем снова на Ученого. Она выглядела немного смущенной. Сделав маленький глоток чая, нерешительно кивнула.
– Ну, наверное… Может, ты тогда расскажешь мне немного о Городе? Дэнни говорил, ты знаешь больше всех.
– Скажу без ложной скромности, так оно и есть. Сейчас я работаю над историей Города после Чумы, так что информации у меня скопилось предостаточно. Что именно тебя интересует?
Джекс не отрываясь смотрела в окно, на лице – выражение смутной тревоги. На улице визгливо перекрикивались две мартышки. Ученый почти угадал ее вопрос.
– Интересно, почему они повсюду ходят за мной? Иногда мне кажется, что они хотят мне что-то сказать, но я их не понимаю. Расскажи мне об этих обезьянах.
– О них я знаю много… чересчур много. Обезьяны – одни из главных действующих лиц истории Сан-Франциско после Чумы. Видишь ли, именно они принесли сюда эпидемию.
Девушка изумленно уставилась на него.
– Пожалуйста, расскажи поподробнее!
Лицо Ученого стало задумчивым, немного даже мечтательным. Раз в неделю он проводил занятия с детьми, перемежая скучные уроки чтения и арифметики увлекательными историями. Поэтому начало его рассказа Джекс было похоже на сказку.
– С незапамятных времен, задолго до Чумы, обезьяны жили в далекой стране Непал. Чтобы попасть туда, нам пришлось бы переплыть океан и пройти полконтинента. Высоко в горах Непала стоит монастырь. Многие считали его обитателей святыми. Первый монах появился на горе сотни лет назад. С тех пор место стало домом для них и обезьян.
Ученый прервался, чтобы отхлебнуть чаю. Джекс слушала, подавшись вперед, не сводя глаз с его лица.
– Даже когда остальной мир сотрясали жестокие войны, в монастыре царил мир. Легенда гласила, что хранителями его были именно обезьяны. Непальцы верили, что, когда обезьяны покинут монастырь, мир воцарится на всей земле. А ты знаешь, что до Чумы люди воевали друг с другом?