– Не надо никаких слов. – Неожиданно мамаша похлопала меня по руке. Пальцы ее оказались ледяными и как будто неживыми. – Мы инферны. Никто бы не приехал нас спасать, даже если неприятности приключились не по нашей вине.
В этот душещипательный момент ворота отворились, и появился Александр. С самым недовольным видом он подошел к моей двери и, открыв, заявил:
– Выходи. Вы тоже, – кивнул он семейству.
Уж не знаю, кто из нас больше обрадовался тому, что можно выбраться из автомобильчика. Мужчины потягивались и разминали затекшие ноги, я поплотнее запахнула куртку – крепкий мороз пробирал до косточек.
На высоком крыльце нас встречал хозяин дома – среднего роста лысый толстячок в белом халате и с очками на носу-пуговке. Увидев нашу дружную компашку, он издалека заявил:
– Девчонку приму, но ни один инферн не переступит порог этого дома!
– Петр, – рявкнул Алекс, подталкивая оробевшую мамашу Поганкину в спину, – не в твоем положении торговаться.
Толстячок тут же поджал губы и демонстративно зашел в дом, хорошенько хлопнув дверью.
– Чем ты его шантажируешь? – Полюбопытствовала я, осторожно шагая по узенькой тропке между огромных почти до пояса сугробов.
– Арестом. Чем же еще? – безразлично пожал плечами Алекс.
– Да, и он клюнул? – хохотнула я. – А ему не пришло в голову, что наша просьба компрометирует и тебя?
– Умная какая, – буркнул тот. И рявкнул всем остальным: – Шевелитесь, не май месяц на дворе!
Судя по тому, как испуганная хозяйка, супруга Петра, накрывала на стол, постоянно озираясь на семейство Сомерсета, и мне, и им она была рада, как неожиданной чесотке. Зато красавчику Александру улыбалась с особым радушием и подобострастием. Скорее всего, она еще не знала, что он более не являлся главный следователем, а наоборот – стоял вне закона. Я загадала, чтобы они с Петром не читали газет, не смотрели телевизора и узнали обо всем только после нашего отъезда.
Супруга доктора, сильно сторонившаяся Поганкиных, показала две спальни, где нам шестерым предлагалось разместиться на трех кроватях и одном кресле.
– Я думала, мы сегодня уедем, – обратилась я к Алексу.
Красавчик покачал головой:
– Тебе цвет вернут, начнется всплеск. Лучше, чтобы это прошло без свидетелей.
Маленькая комнатка на чердаке меньше всего походила на кабинет. Потолок казался настолько низким, что непроизвольно мы пригнули головы. Под небольшим круглым оконцем стояло старое вытертое кресло, с небольшим приставным столиком и софитом. На стене висели дипломы и награды некой Академии Наук, а еще плакат с изображением ДНК человека, разноцветная спиралька, состоящая из кружочков-генов. Три из них были закрашены черным фломастером, и к ним вела стрелочка с неровной надписью "Способности". Я с интересом рассматривала картинку. Заметив мое любопытство, доктор пояснил:
– Эти три гена присутствуют лишь у людей, имеющих способности.
– Вы имеете в виду истинных? – Я оглянулась и едва не отшатнулась, ведь Петр стоял, оказывается, совсем рядом. В его взгляде, обращенном на плакат, светилась почти отеческая любовь.
– Да, те, у кого энергия больше единицы, могут ее чувствовать. Такая необычность передается из поколения в поколение. Как правило. Но бывают и исключения. Понимаете, когда-то произошла странная мутация, я никак не могу понять, с чем это связано…
– Доктор считает, что мы уроды, – перебил его вошедший Александр. Он насмешливо оглядел помещение, примечая и пыль на полочках в стеклянном шкафу, и куцую лампочку, заменяющую хозяину люстру. – Он доказывает, что когда-то произошла некая катастрофа, поделившая мир на две половины.
– Действительно? – с интересом обратилась я к толстячку.
– Да, возможно, очень давно, в момент формирования человечества. Возможно, на Земле потерпело крушение некое инопланетное тело, и взрыв сопровождался сильным выбросом радиации, так появились первые люди с иным зрением и органами чувств.
– Не слушай его, Маша, – махнул рукой Алекс. – Петр забыл сказать, что его теории официальной наукой признаны вредными.
– Я с тобой согласна, – съехидничала я. – Безусловно, гораздо приятнее думать о своей исключительности, нежели об уродстве.
– Его выгнали из Академии, отняли ученую степень, и теперь он занимается тем, что подтверждает одну из своих теорий на практике: любой может поднять уровень энергии до единицы и стать истинным, – продолжал Александр насмешливо. – Кстати, гребет за свои опыты буквально лопатой. Да, доктор?
Петр, кажется, разозлился. Он замкнулся в себе и, открыв шкафчик, стал перебирать белые пластмассовые баночки с таблетками.
– Садись, – приказал он, не оборачиваясь.
Мне не было страшно, скорее, интересно, какой я стану после операции. Я уселась в жесткое продавленное кресло, жалобно скрипнувшее.
– Не бойся. – Доктор Петр вытащил-таки две нужные баночки и вытряхнул оттуда по таблетке. – Ты просто заснешь, а проснешься уже другой.
– Я не боюсь. – Я поерзала, стараясь унять волнение.
Доктор цокнул языком и протянул мне ладонь, где лежали пилюли: красная и синяя.
Отчего-то мне стало смешно, и тут же вспомнился один очень известный нашумевший фильм с большим философским подтекстом, где герою тоже предложили на выбор две таблетки. Выпьешь красную, узнаешь правду об Истинном мире и нарвешься на неприятности, выпьешь синюю – останешься живым, здоровым и будешь жить в благодатном неведении.
– Какую выберешь, глупыш Нео? – хохотнула я, глядя на разноцветные пилюли.
– Чего? – Доктор с опаской покосился на Алекса.
– Я должна выбрать? – пояснила я.
– Нет, ты должна выпить обе! – Излишне резко ответил тот, и я быстро проглотила лекарства, даже не запивая водой.
– Теперь закрой глаза и расслабься. – Голос доктора, отдаляясь, становился все тише и тише. Мои веки отяжелели, и непроизвольно я смежила их, почувствовав настоящее блаженство.
Ко мне снова пришел ночной кошмар, страшный сон, мучительный и очень знакомый. Только теперь фигуры, лица и обстановка прорисовались четкими точными линиями. Память сжалилась надо мной и приоткрыла завесу прошлого, а может быть, мне все это только привиделось в наркотическом бреду.
Я торопливо шла, почти бежала, по подземному переходу сквозь людскую толпу, поскальзываясь на мраморном полу, грязном от снежного месива под ногами.
За мной гнались. Опять гнались, как многие десятки раз до того. Дыхание перехватывало, в боку кололо, и спина взмокла даже в тонюсеньком не по сезону пальтишке. Черно-белые прохожие, лишенные цвета, недовольно огрызались, когда я случайно кого-то толкала, стараясь двигаться быстрее. Тени, вечные тени, населяющие город и планету, их миллионы и на них вряд ли стоило обращать внимания.
В кармане лежал бархатный мешочек с огромным секретом – начало моего конца. Я почти успокоилась, но неожиданно почувствовала спиной, как на меня накатывает энергетическая волна. Еще секунда и… резко развернувшись, я выставила вперед руки с горящими ладонями, от которых шло неимоверное почти обжигающее тепло. Каратели взвыли, отброшенные под ноги теням, вмиг образовавшим вокруг упавших безлюдный круг, но и меня откинуло. Звук рассыпавшихся камней даже в невероятном шуме для меня грохотал словно колокол.
Я знала, что нельзя доставать энергетические кристаллы, так мне сказали. Шесть прозрачных одинаковых камней, блестящих, с аккуратно отшлифованными гранями, походили на крупные невероятных размеров чистые бриллианты. Тени в испуге расступились, но одна черно-белая фигура кинулась на помощь. Кажется, это был мужчина, он осторожно поднял пару укатившихся камней и с улыбкой протянул мне. Неожиданно я поняла, что его темно-серый шарф начал проявлять цвет. Он становился сначала бурым, потом ярче и ярче, пока не засветился кроваво-алым, так резко контрастирующим с бесцветным лицом тени. Я, словно завороженная, опешив, продолжала наблюдать за изменениями, не в силах остановить их. На черно-белом чуть продолговатом лице появились губы, словно цветная штриховка на старой фотографии, алые клетки пальто медленно насыщались яркостью. Вот ведь странно: висит одежда на стуле и сверкает красным, синим, желтым, а надевает ее тень – ткань тут же становится сплошь серой. Будто обычный человек, подобно инферну, выпивает энергию вещи.
Незнакомец, в котором вскипел источник, так ничего и не понял, продолжая улыбаться, а я бросилась на колени, стараясь спрятать оставшиеся камни обратно. Трясущимися руками засовывала в мешочек кристаллы, даже не глядя на них, только на тень передо мной, превращавшуюся в истинного…
Сквозь смутный сон я услышала чужой разговор:
– К ней память вернется?
– Гарантировать не могу, возможно, какие-то воспоминания восстановятся сейчас, но не все. Может, позже она и вспомнит прошлое. Тот, кто перекрывал источник, настоящий мясник. Не понимаю, как она вообще выжила. Слушай, посмотри на ее клеймо. Я никогда такого не видел.
Меня страшно тошнило, буквально подкатывало к самому горлу. Я даже боялась пошевелиться. Голова раскалывалась на миллионы кусочков, как будто меня посадили внутрь огромного гудящего колокола. Нога затекла, и, казалось, ее кололи тысячью иголок. Я приоткрыла глаза – яркий свет делал больно.
Надо мной склонилась страшная физиономия с белой восковой кожей, словно покрытой толстым слоем театрального грима, с кроваво-красными губами и глазами с черными ободками, как у кошек, а огромные зрачки почти полностью закрывали глазное яблоко.
Я, желая отодвинуться от страшного видения, но не в состоянии и пошевелиться, только выдохнула:
– Че-е-ерт!!!
– О, ты меня узнала! – Сказало чудовище голосом Сомерсета Поганкина и страшно оскалилось, демонстрируя ряд прямых чуть желтоватых от табака зубов.
– Сэм? – изумилась я настолько, что на мгновение позабыла про тошноту и больную голову.
Осторожно сев, я не сводила с него ошарашенного взора. Попыталась поправить на носу очки, но тут же поняла, что прекрасно вижу без них, и могу рассмотреть над губой Сэма тонюсенькие волосики, обещавшие в будущем стать усами.
Теперь многое касательно семейки инфернов встало на свои места: и испуг супруги доктора, и брезгливые взгляды Эдика, и даже небрежное презрение Алекса. Наверное, если бы я увидела Сэма таким прежде, то вряд ли доверилась ему. Просто побоялась бы подойди.
– Слушай, – прошептала я хрипловато, – не хочу тебя обидеть, но, поверь, раньше ты выглядел гораздо симпатичнее!
– Представляю, – хохотнул он.
Я неуверенно кивнула, мне-то было совсем не весело. Я судорожно пыталась прочувствовать в себе некие невероятные изменения. Прислушивалась к собственным ощущениям внутри, но ничего особенно не обнаруживала. Только два квадрата черного цвета на тыльной стороне ладони.
– Что это? – Я попыталась их оттереть, но знаки поблескивали, подобно невиданной татуировке.
– Знак касты.
– У меня Черная каста? – Мне было неловко, но я не могла смотреть на настоящего Сэма.
– Раньше у тебя были красные квадраты Высшей касты, Черных в природе нет.
– Вернее, не было, – ответил за мальчишку вошедший Александр, остановившийся в дверях.
Наверное, стоит признаться, я сильно рассчитывала, что перед истинным взглядом красавчик окажется менее привлекательным. У него обязательно должен был проявиться шрам или, на худой конец, волшебная бородавка над губой, но все получилось наоборот. Алекс обладал невероятными, потрясающими синими глазами цвета неба. Я поймала себя на мысли, что млею от его присутствия. Осталось только превратиться во влюбленную фанатку. Можно прибавить себе балл, и считать, что жизнь, однако, удалась.
– Чего-нибудь хочешь? – Он приподнял бровь.
"Да, хочу. Чтобы ты перестал приподнимать одну бровь и улыбаться. Хочу, чтобы ты был на самом деле чудовищем, как мальчишка Сэм!" – мелькнула мысль.
– Умыться. – Я внимательно разглядывала мелкие цветочки на обоях, стараясь не коситься на красавчика. – Я очень хочу умыться.
В тесной ванной комнате с зеленоватыми кафельными стенами над раковиной висело круглое зеркало. На змеевике трубы сохло полосатое полотенце. Включив воду, я без сил присела на краешек ванной, боясь посмотреть на свое отражение. Мои глаза были пронзительно-синего цвета, яркого и неестественного. Ровно такие же, как у Алекса, доктора и его супруги. Для меня оставалось тайной за семью печатями, что значит истинное зрение, ведь я не чувствовала в себе обещанной, плещущей через край энергии, – только разочарование.
Я набрала в ладони ледяной воды, но на счастье не успела донести до лица пригоршню. Прозрачная жидкость вспыхнула голубым пламенем, как подожженный бензин. Взвизгнув, я отряхнула руки, но огонь уже тек из крана, взвивался к потолку столбом. Белые пластиковые панели почернели, в лицо пахнуло жаром и дымом. Наверное, никогда в своей жизни я не голосила громче:
– Воды! Воды! Воды!!!
Кто-то открыл дверь и вытащил меня за шкирку в коридор. Пламя, шипя, исчезло, но вода самым непостижимым образом мощным потоком вырвалась из душа, трубы, крана, заливая пол.
– Вода! Вода! Вода!!! – взвизгнул прибежавший на шум Сомерсет, тыча пальцем в ванную комнату.
Я ничего не видела, от едкого дыма, клубами валившего из крохотной комнатки, слезились глаза. Одежда промокла насквозь, и тонкая футболка облепила грудь.
– Господи, что это? – донеслись до меня испуганные причитания супруги доктора. – Да, кто она такая?!
Громкий щелчок пальцами вернул все на свои места. В водопроводных трубах иссяк поток, дымка медленно рассеивалась, только под ногами хлюпали лужи, да ручеек лился на деревянный пол коридорчика. Женщина бросилась за тряпкой, братья инферны, старший и младший, с любопытством и опаской разглядывали обгоревшую ванную комнату. Доктор внимательно следил за мной, потирая подбородок, и только Алекс оставался внешне спокойным. Сэм покачал патлатой крашеной башкой:
– Полный привет.
– Да у тебя талант творить разрушения. – Александр нахально ухмылялся, разглядывая мою грудь под вымокшей, а потому ставшей полупрозрачной майкой, и я непроизвольно обняла себя за плечи. Меня трясло.
– Что это было?
– Энергетический всплеск. – Петр набросил мне на плечи плед.
Подоспевшая супруга доктора обвинительно запричитала:
– Почему она открылась именно в моей ванной? Ни в подвале, ни на чердаке, а именно в моей только что отремонтированной ванной? – Наплевав на неписаные правила гостеприимства, она выражала естественное возмущение. Женщина круто повернулась к мужу, уперев одну руку в бок, а другой, тыча половой тряпкой из холстины ему в лицо: – Почему у всех твоих клиентов чертова энергия открывается в моей ванной?
Петр на всякий случай испуганно отступил на шаг, боясь справедливого гнева. Судя по тому, как у него бегали глаза, ситуация не являлась новой. Да и половая тряпка была хорошо знакома.
– М-м-может, тут зеркало волшебное? – У меня не попадал зуб на зуб.
– Здесь была волшебная итальянская плитка и волшебные немецкие панели на потолке! – рявкнула женщина, окончательно расстроившись.
– Зато теперь здесь сказочная копоть! – Просиял Сэм, демонстрируя перепачканный черный палец, и получил очередной подзатыльник.
В общем, братьям Поганкиным пришлось вытирать пол и отмывать стены, а я посчитала за счастье поскорее убраться в выделенный нам чуланчик, поплотнее закрыв за собой дверь. Потом, очевидно для полноты счастья, кружка с чаем в моих руках превратилась в расплавленную кипящую массу и прожгла в полу сквозные дыры в подвал. Только глиняная ручка осталась целехонькой. Это оказалось последней каплей. До самой ночи я не выходила из комнаты, боясь до чего-либо дотрагиваться, даже запретила Сэму приближаться ко мне. Энергии, которая неожиданным образом и без моего сознательного участия спалила ванную комнату, я по-прежнему не чувствовала и не понимала: каким образом, собственно, могу управлять ею. Посему попросила мальчишку, жаждущего обсудить произошедшее, держаться подальше, вдруг часом прихлопну или покалечу его.
После полуночи дом успокоился. Сомерсет сладко сопел на раскладном кресле по соседству с моей кроватью, Александр на полу, обняв твердую подушку. Алекс думал, я не знала, что в этот вечер, как и в прошлый, он сидел рядом со мной, пил прямо из горлышка дешевый коньяк, украденный из шкафчика на чердаке доктора, и неотрывно следил за мной. Потом совсем пьяный красавчик, наконец, заснул, а я поднялась. Александр лежал под тонким одеялом, и его красивое лицо застыло со странным мучительным выражением, словно бы ему было очень-очень больно.
Наскоро одевшись и стараясь не шуметь, я вышла в заснеженный сад. Мальчишки-инферны, мучаясь от безделья и брызжущей через край подростковой непосредственности, за неимением елки нарядили голый куст черноплодной рябины мишурой, дождиком и разноцветными блестящими шарами.
Холодный сад стыл в объятиях декабрьских морозов. Ночная темнота окутывала деревья, а сугробы сочились голубоватым блеском в мертвенном потустороннем свете огромной серебряной луны. Стояла неестественная завораживающая тишина, от которой становилось не по себе. Снег хрустел под ногами, и холод проникал под куртку.
По расчищенной дорожке я направилась вглубь сада, оттуда дом казался неживым и темным великаном. Мне остро припомнилось ощущение тепла, исходившее от ладоней, когда я одним движением руки в переходе раскидала карателей. Это был только наркотический сон, но я цеплялась за него, как утопающий хватается за спасательный круг. В нем я знала, как защитить себя, как использовать доступные умения.
Главное – тепло в ладонях! Я вытащила из карманов руки и вытянула их перед собой. Черный знак двух квадратов игриво переливался. Сильно зажмурившись, я стала представлять энергию, бегущую по моим жилам от ступней к коленям, дальше к животу, груди, плечам. Синий блестящий поток, торопящийся по венам и артериям к кончикам пальцев. От натуги заболела голова, пальцы от трескучего мороза окоченели и перестали гнуться, ноги в городских ботиночках на тонкой подошве и кокетливых до слез неудобных каблучках заледенели.
Никакого тепла.
Я почувствовала себя круглой дурой и безутешно махнула рукой.
В тот же миг высоко в небо к ярким звездам взмыл огромный снежный фонтан и обрушился мне на голову, сбивая с ног. Взвизгнув с перепугу, я едва не задохнулась в ледяном плену, глотнув хорошую толику снега. Снег набился за ворот, попал в рукава, даже за пояс джинсов. Я сидела в сугробе, хлопала ресницами, и чувствовала себя до омерзения счастливой. Осталось только понять, как это работает.
Поднявшись, я обтерла лицо и снова осторожно махнула рукой. Сверху, с веток яблонь на меня слетели снежные хлопья, усаживая обратно на заваленную дорожку. Моя собственная сила, как будто издевалась надо мной. Я вновь настырно встала на ноги и, затаив дыхание, осторожно подняла руку к небу. Снег как заговоренный остроконечным столбом поднялся вверх и застыл, ощерившись на Млечный Путь острыми лучами. Почти с восхищением я смотрела на ледяную "скульптуру", похожую на хвост кометы, ни черта не понимая, каким образом заставила колючую массу подчиниться, потом опустила руку, и столб медленно осел, обдав меня лишь облачком мелких снежинок.