– Я? – Я на всякий случай повертела головой, выискивая других претендентов, но посетителей, кроме меня и нее, не оказалось.
– Это ты!!! – воскликнула девушка и опрометью бросилась из салона. Мы переглянулись с замолчавшим от изумления менеджером.
– Я ее не знаю, – замахала я руками и быстро поспешила восвояси, провожаемая гробовым молчанием.
Пару дней назад на тумбочке в съемной квартире я нашла старенький мобильный аппаратик с треснутым стеклом, и долго недоумевала, отчего-то мне помнился блестящий дорогой телефон, очень похожий на игрушку. Тот, что сегодня обнаружился в пакете за трубами.
Впервые за эти дни мой едва дышавший аппарат затрезвонил. Признаться, я подозревала, что он давно сломан. Я вытащила его из кармана и выдохнула вместе с морозным паром:
– Але!
– Маша? – спросил на другом конце женский дребезжащий голос.
– Да?
– Маша? – снова уточнила собеседница.
– Да? – как ни в чем не бывало отозвалась я, пытаясь припомнить, с кем разговариваю.
– Я, наверное, ошиблась, – охнул голос, и в динамике раздались короткие гудки.
Я быстро спрятала озябшую руку с телефоном в карман. Похоже, только что меня не узнала знакомая. История начинала приобретать черты всеобщего сумасшествия.
…На маленькой открытке я писала насмешливые поздравления: "С любовью, Маша". Почтальон, спрятавшаяся за стеклом, разглядывала меня почти настороженно. Крохотная коробочка для подарков, лежавшая в кармане джинсов, жгла ногу через плотную ткань. Это будет моей страховкой для быстрого возвращения в игру. Моим козырем, спрятанным в рукаве.
Громыхнула дверь, и эхо разнеслось по огромному закованному в пыльный мрамор помещению Главпочтамта…
Я вздрогнула и открыла глаза. Почему мне казалось, что сны реальны и от них исходит настоящая, а не придуманная паника?
Наполненная душным воздухом комната оглушала тикающей пустотой. Через секундную паузу в гостиной с грохотом что-то рухнуло, даже пол задрожал, а уж соседи снизу без сомнения. Подозреваю, слетел старенький телевизор. С замиранием сердца я села на кровати, боясь пошевелиться. Но покорно ждать, когда грабитель найдет меня, – не в моих силах. В качестве оружия с натяжкой сошла длинная напольная ваза. В щелку внизу двери из коридора пробивалась полоска света, но она не спасала от темноты. Нащупав очки, я нацепила их на нос, посильнее сжала вазу и чуть приоткрыла дверь, скрипнувшую визгливо и тоненько.
Коридорный свет ослепил. Щурясь, я подняла над головой стеклянную хрупкую "дубинку" и выскочила из спальни как черт из табакерки, но никого не обнаружила. Трясясь от страха, я дошла до гостиной… И тут я обомлела так, что ваза едва не выскользнула из ослабевших рук.
В перевернутой вверх дном комнате горели и верхний свет, и два ночника на стене, отчего она казалось неестественно яркой. Телевизор валялся экраном вниз, вокруг по полу рассыпались крошки толстого стекла. Диван и кресла оказались вспороты, из них сиротливо торчали толстые пружины, и высовывалась серая вата набивки. Содержимое шкафов, состоявшее из старых хозяйских полотенец и выцветших гардин, оказалось на ковре. Длинные шторы были сорваны с петель с такой яростью и силой, что покосился плохо прикрученный пластиковый карниз. Музыкальные диски, растолченные тяжелой обувью, превратились в блестящее месиво. Наряженная кое-как елка, непоколебимый символ большого праздника, лежала в углу. Ярко-красные шары побились, и лишь звезда покачивалась на тонкой макушке. От ветра, словно птаха, билась форточка. Казалось, вандал испарился, стоило мне проснуться.
Телефон затрезвонил неожиданно и громко. Вздрогнув, от испуга я выронила вазу, та тоненько тренькнула и раскололась. Резкий басовитый тембр старого, еще советского аппарата, доставшегося мне от прошлых жильцов, испугал. К горлу подступил горький комок страха. Дрожащей рукой я подняла трубку и едва заставила себя произнести тихое:
– Але.
Грубый низкий голос, до смешного похожий на голос экранного злодея, прошипел:
– Отдай кристаллы, сука! Сейчас же!
Я швырнула трубку на рычаг, словно она жгла руку. Меня трясло, дыхание перехватывало. Телефон как проклятый затрезвонил снова.
– Хватит! – заорала я истошно, хватаясь за голову. – Хватит уже! Не смешно!
– Отдай кристаллы, иначе хуже будет! – вдруг загрохотал голос где-то за спиной, и я почувствовала резкий болезненный толчок, от которого свалилась на пол как подкошенная. Очки слетели, и мир скрылся за мутной непрозрачной пленкой.
Следующий удар пришелся в поясницу, отчего я только заскулила, выгнувшись, и прошептала сквозь боль и слезы:
– Забери все! В сумке сто рублей!
Я сумела разглядеть краешек длинного кожаного плаща. Незнакомец зарычал:
– Кристаллы! Отдай их мне! – Он снова замахнулся ногой.
Плохо соображая, я неожиданно для себя удивительно ловко вывернулась и через мгновение стояла на ногах. Следующий мой жест – бессмысленный и неуместный взмах руками – заставил противника расхохотаться. Он хорошенько размахнулся, готовый обрушить на меня кулак в черной перчатке, когда раздался деликатный звонок. Злодей застыл на мгновение, глянув в сторону входной двери, и вдруг распался на миллиард черных точечек, растаявших дымом. Я глупо захлопала ресницами, не веря собственным глазам.
– Эй, откройте! – колотили снаружи, вероятно, намереваясь к прочим разрушениям добавить и выбитую железную дверь.
– Кто там?! – крикнула я, и ясно увидела, как изо рта вырвался клуб белого пара, словно в доме наступил неощутимый арктический холод.
– Участковый! – отозвался нежданный гость.
Я бросилась к отчего-то незапертой двери, как к спасательному кругу. На пороге стоял невысокий худенький мальчик в фуражке, с тонкими усиками над чуть вздернутой верхней губой. Зато над ним нависали два здоровяка на голову выше меня, в форме и с незаряженными, но оттого не менее внушительными автоматами. Надо думать, группу захвата вызвали, чтобы скрутить неспокойную жиличку и препроводить в места не столько отдаленные.
– Как вы вовремя!
Мое бледное лицо с разбитой губой и ссадиной на подбородке после падения на ковер испугало бы даже бывалого стража порядка, а уж мальчик и вовсе отшатнулся.
– Меня обокрали! – безапелляционно заявила я.
Неожиданно по щеке скользнула одинокая трогательная слеза, оставившая мокрую дорожку.
Эдик ходил по квартире взад-вперед, словно его мелькание могло помочь моему горю. Взлохмаченный и возбужденный, он хлопал дверьми и старался меня успокоить, хотя сам нервничал все больше. Я сидела на табуретке, притащенной из кухни, и судорожно старалась сдержать истеричные слезы. Намазанный бодягой подбородок жег как окаянный, а над губой, покрытой белой цинковой мазью, подсыхала болячка. В общем, все мои усилия вернуть лицу здоровый, а не разбитый вид, похоже, не обещали увенчаться успехом.
– Скажи, что за чушь?! – очередной раз воскликнул Эдуард. – Что значит, грабитель испарился, как в фильме?
– То и значит, – промычала я, мечтая, чтобы он заткнулся, наконец, и просто посочувствовал, а не бросал обвинения в сумасшествии.
Признаться, он почти доказал мне самой, что это я разгромила съемную квартиру, попортила хозяйскую мебель и расколотила елочные шары. Одно стеклышко у очков разбилось, и мне приходилось прищуривать правый глаз, стараясь разглядеть мечущего приятеля левым. Вид, судя по всему, у меня был очень дурацкий.
– Да ты издеваешься надо мной! – фыркнул Эдик и, присев на торчащую из дивана пружину, тотчас вскрикнул, вскочил.
– Ну, клянусь тебе! – Я старалась говорить как можно убедительнее. – Он меня сначала избил, а потом, когда пришел участковый, развеялся, распавшись на мелкие кусочки. Ты мне не веришь?
– Маш, не обижайся, – сдался приятель, – но поверить в подобный бред невозможно. Мы же не в фантастическом романе живем. Согласись?
– Согласна, – кивнула я. – Мне кажется, это все из-за моего телефонного звонка.
– Какого звонка? – насторожился Эдуард и с подозрением глянул на телефонный аппарат, с вырванным из розетки шнуром.
– Ну, сегодня. Ну, понимаешь, – я старательно подбирала слова, – когда нашла этот ежедневник… Там целый пакет был, в нем еще телефон лежал.
– Телефон? – неожиданно приятель посерьезнел. Его вытянутое лицо стало еще вытянутее, а глаза кольнули острым холодом, как будто в его голове просчитывались донельзя сложные варианты событий.
Я пожалела, что сболтнула лишнего, но перевести разговор на другую тему не могла.
– Да, телефон мобильный. Я позвонила по номеру в нем, и там ответили…
– Дай мне посмотреть телефон! – тут же потребовал Эдик и резко протянул руку.
– Не могу, его украли, – не моргнув глазом, соврала я, – и книжку тоже.
– Что значит, украли? – Парень подошел так близко, что даже с одним стеклышком очков я разглядела его непритворное волнение.
– Я же тебе говорю, ко мне забрался вор.
– Так, Комарова, – распорядился Эдуард, словно все уже давно решено без меня, – собирайся, мы едем ко мне на дачу.
– Что, сейчас? – ужаснулась я и с тоской посмотрела на электронные часы в полке, единственные целые после погрома. – Сейчас же начало двенадцатого!
– Наплевать! Я тебя тут не оставлю, вся это неправдоподобная история мне совершенно не нравится! Побудешь в деревне, отсидишься, глядишь, все само собой уляжется. Там у соседей собака есть.
– А чем мне поможет соседская собака? – Я нервно прикусила губу и взывала от боли, прижав к болячке ладонь. – Черт!
Мне очень не хотелось ехать. Да что греха таить, было просто страшно, но в словах друга проглядывалось зерно истины. Кутерьма началась после моего неосторожно глупого звонка, так может, стоит уехать и оказаться в спасительном далеко?
– Хорошо, – с натугой согласилась я.
Несмотря на очень поздний час, шоссе в сторону области застыло в знатной пробке, которая не собиралась рассасываться. По информационному радио сонный голос ведущего хмуро вещал, что где-то у кольцевой дороги случилась страшная авария, и теперь мы все "стоим" и, похоже, будем "стоять" до самого утра.
За окном мело. Дворники лениво сгребали с лобового стекла снег. Соседние автомобили выпускали клубы выхлопного дыма. Водители нервно курили, готовые в любую секунду надавить на клаксон и выудить из машины визгливые сигналы – крики о помощи попавшим в столичную пробку. Заметенный гаишник в огромном форменном тулупе, делавшим его еще шире, осоловело следил за бесконечным потоком машин, спрятав озябшие руки в карманы. Полосатая как зебра палка безвольно свисала с запястья.
В салоне было тепло и темно, пахло ванильным освежителем. На несколько секунд я, разморенная, прикорнула.
…Образ возник неожиданно, четкий, резкий, очень правдивый. Перекошенное лицо Эдуарда со зверским выражением, и я, связанная, на автомобильном коврике за сиденьем водителя. Он что-то кричал и давил на педаль газа, и мы неслись в неизвестном направлении. Меня качало и тошнило, зеленоватая сеть, сковавшая тело, впитывала в себя все силы. Я нехорошо вывернулась, стараясь освободиться, и с пальца соскользнул красивый мужской перстень с темным бордовым камнем, всегда мне чуть-чуть великоватый. В голове промелькнула досадная мысль: не достану больше, а он мне нравился, даже больше, чем его хозяин…
Скользнув полметра, внедорожник остановился, и меня хорошенько качнуло. Я подскочила и чуть покосилась на Эдика, едва не уронив с носа очки, взятые у него взаймы, слава богу, диоптрии одни носим.
– Испугалась? – Он улыбнулся, и во мгле показалось, как будто его лицо скривилось в оскале.
Не говоря ни слова, я стала неловко перелазить на заднее сиденье.
– Ты чего, Маш? – изумился приятель.
А я уже судорожно поднимала резиновые коврики. Ничего. Конечно, никакого перстня.
– Маша? – снова полюбопытствовал Эдик, лишний раз убедившись в моем крайне нездоровом душевном состоянии.
– Я просто хочу поспать, – для наглядности я даже показала пыльную велюровую подушечку.
– А-а-а-, – мужчина покачал головой и снова уставился на помятый бампер впереди стоящего седана.
Возможно, я правда схожу с ума в чужом жестоком городе, где никак не могу найти работы и где никого не знаю? Мне плохо и одиноко, и я очень люблю жалеть себя, чем и занимаюсь последние дни, попеременно мучаясь то бессонницей, то кошмарами. Возможно все так. Возможно.
…И мне стало даже смешно, когда, сунув руку под водительское сиденье, я нащупала там перстень с крупным драгоценным камнем. Сон перемешался с явью, я надела украшение на большой палец и вдруг почувствовала, что привычно провернула его на костяшке.
– Останови! – громко приказала я Эдику, застегиваясь и подхватывая свою сумку.
– Чего? – вылупился он и действительно резко затормозил.
Тут же мы почувствовала тупой удар, и машину толкнуло вперед.
– Твою мать! – рявкнул Эдуард в бешенстве. Въехавший в нас водила сзади истерично засигналил. – Комарова, ты чокнутая!
Открыв дверь, я поспешно и неловко выбралась из салона и припустив в сторону спасительной буквы "М", горящей красным цветом.
– Стой, Маша! – услышала я и засеменила к метро еще быстрее, скользя тонкими каблучками по обледенелой дороге. Я ловко маневрировала между гудящими машинами, провожаемая недоуменными взглядами шоферюг.
– Комарова! – неслось мне в спину.
Стараясь не споткнуться на мраморных ступенях, я нырнула в подземку через прозрачные стеклянные двери. На меня пахнуло душным теплом и особенным запахом, состоявшим из смеси машинного масла и чужого дыхания.
В такой поздний час, почти под закрытие, в холле не было пассажиров, только вахтерша дремала в высоконькой будочке из оргстекла. Я пробежала через турникет, прислонив магнитную карточку.
– Комарова, не смеши меня! – орал Эдик, догоняя.
Заскочив на длинный эскалатор, бегущие по бесконечному кругу ступеньки, я услышала пронзительный надрывный свист. Визгливый голос заверещал: "Куда без билета?!"
Чуть поднявшись на цыпочках, я увидала, как бойкая вахтерша клещом вцепилась в рукав эдуардовой куртки. К ней на подмогу торопились молодцы из местного отделения милиции, довольные ночным развлечением. Эдик вырывался, желая броситься в погоню за мной. Осознав, что попытки тщетны, он заорал на всю станцию:
– Комарова, не глупи! Все равно позвонишь, как и прошлый раз! Ведь я твой единственный друг!
С последними словами, я ринулась вниз, стуча каблуками. Туда, где, громыхая, носились быстрые поезда.
Глава 2
Один минус один равняется нулю. Больше полагаться не на кого.
Я сидела на широкой лавке в метро, крутила на пальце мужской перстень и искренне жалела о своем порыве. Мимо проносились тяжелые поезда, грохоча колесами и скрипя тормозами. Через открытые двери выходили поздние пассажиры, окутанные, как одеялом, грузом собственных, известных лишь им забот. Каждый из них знал свое имя даже, возможно, место в жизни, имел номер пенсионного страхования и паспорта. С утра я тоже думала, что знаю кто я. Теперь нет.
Загрохотал поезд, остановился, выпуская из мрачного вагона порцию людей.
Может быть, я действительно сумасшедшая? Я прекрасно помнила, как приехала в этот город, и желто-красную осень. Дождливый день, порывы ветра, глумливые лица, окружавших меня людей и две красные продолговатые пилюли, протянутые на большой ладони. Потом я уже припоминала первый снег, ледяную жижу на дорогах и почему-то огромный черный автомобиль. Да, детство пребывало в тумане, но кто может похвастаться яркими младенческими или отроческими воспоминаниями? Конечно, и Эдик мне показался совсем чужим, когда он приехал спасать меня от ужаса ночного кошмара. Сейчас становилось страшно, вдруг воспоминания и ощущения во мне чьи-то чужие, а не мои. Я проклинала минуту, когда мне в руки попал пакет. Все началось с него, и прежде понятное упорядоченное существование перевернулось в неестественном танцевальном па. Неожиданно в моем сознании возникло длинное уравнение с множеством неизвестных и единственным решением: кто я настоящая.
Ответы на вопросы лежали на самой поверхности, просто приглядеться надо.
Я вытащила из сумки простенький мобильный телефончик, старенький и поцарапанный, и пластиковую карту клуба "Истинный мир", где на другой стороне был пропечатан телефонный номер. Если пропуск принадлежал мне, то меня должны знать в этом месте. Боясь струсить в последний момент, я быстро набрала цифры. Заткнув одно ухо, через грохот метрополитена я напряженно вслушивалась в эфирную тишину. "Номер, который вы набираете, не существует!" – отрезал компьютерный голос и, словно издеваясь, повторил еще раз: "Номер, который вы набираете, не существует!"
Я сидела в растерянности и нервно кусала губы, гениальные идеи иссякли прежде, чем появились. Потом нехотя выудила из потайного кармашка другой аппарат, блестящий, дорогой, найденный в тайнике, и включила его. Экран снова приветливо моргнул, попросив код для входа, потом впустил в систему.
Перенабрав номер, я прислонила трубку одним плечом и приготовилась записывать адрес в ежедневник, принадлежавший мне в напрочь забытые времена. В динамике раздались длинные заунывные гудки, и я непроизвольно вздрогнула, когда прозвучал щелчок и далекий женский голос ответил:
– Клуб "Истинный мир". Добрый вечер.
– Здравствуйте, – я тщательно подбирала слова и перекрикивала клокочущий шум поездов, – мы хотим узнать адрес. Как к вам добраться?
– Вход только по клубным картам, – насмешливым тоном отозвалась собеседница.
– А у меня как раз есть такая карта, на ней написано ВИП. – Я машинально покрутила перед носом черным пластиковым прямоугольником.
Через долгую мучительную паузу, вероятно, приняв непростое решение, девушка ответила:
– Скажите свой номер.
– Это обязательно? – вопрос мне очень не понравился.
– Нет, но мы забронируем столик и предупредим охрану.
– Не надо столика, – перебила ее я, – просто объясните, как проехать.
– Вы хотите записать адрес?
Таксист курил в приоткрытое окошко, и на меня тянуло крепким сигаретным дымом и холодом. В полумгле то и дело вспыхивал уголек сигаретки. На лице водителя застыло несчастное усталое выражение.
Мне всегда было чудно: отчего под Новый год обязательно случаются страшные неприятности, и наваливаются проблемы? Как будто старый год злился на свой уход и хотел напакостить всласть, потрепать, обобрать, а напоследок наполнить огромной наивной надеждой на счастливый исход событий.
Мы мчались по заледенелому Садовому кольцу. Мимо пролетали огромные здания и заснеженные автомобили, напоминающие замерзших железных истуканов. Витрины магазинов сверкали рождественскими огнями и блестящей мишурой. На грязных перетяжках столица поздравляла своих жителей с праздником. В городе только-только просыпалась скрытая ночная жизнь, состоявшая из ярких призывных огней, больших денег, девушек, что походили характером на молодых людей, и молодых людей с внешностью девушек. Где все перемешалось в приторный коктейль, которым потчевали юные умы глянцевые журналы и молодежные телеканалы.