По счастью, им снова повезло. Перейдя ручей, в восточной стороне гряды они обнаружили небольшую расселину. Назвать ее пещерой было бы слишком громко, но в глубине вершины скалы почти смыкались. Когда они загнали туда лошадей, Селию осенила одна идея. Они расседлали животных, и в этой самой узкой горловине между скалами приспособили седла, а сверху бросили плащ Оливера. Получилась почти что крыша.
- "Полководцам", увы, придется обходиться так, - сказал Оливер.
- Увы. Пусть утешаются тем, что мы их укрыли от ветра.
Они забились в свою нору, кутаясь в самодельный гобеленовый плащ Селии. Так близко за все это время они еще не были никогда. Разве что в ту дурную ночь в Кулхайме, но тогда он спал. Странно, но сейчас он не испытывал таких мучительных чувств, как раньше, когда им случайно - намеренно, кажется, ни разу не было - приходилось дотрагиваться друг до друга. Было весело и радостно, и очень хорошо, что дождь пошел, и пусть идет, сколько хочет…
Селия обернулась к нему, и мокрые волосы мазнули его по щеке. Глаза призрачно светились в полумраке.
- Ты слышал? Кричали…
- Ветер, наверное…
На самом деле он просто ни к чему не прислушивался - не хотелось отходить от этого радостного, уютного спокойствия.
- Может быть, и ветер, - пробормотала она. - Или померещилось… - Закрыла глаза, замерла ненадолго, потом снова открыла. - Нет, не померещилось. Кричали. Вон в той стороне. Не так уж пустынны, похоже, эти места.
Прислушиваясь, Оливер ощутил, что не слышит более шума дождя. Селия тоже это заметила и выглянула наружу.
- Пойду разведаю, что там. Не нравится мне что-то этот крик…
- Нет.
- Что же, так и будем сидеть, как крысы в норе, и ждать, покуда нас выкурят?
- Не будем, - твердо сказал он. - Я сам пойду. - И, видя, что она собирается возражать, выложил довод, показавшийся ему наиболее весомым: - Теперь, когда твоя цель, возможно, близка, глупо рисковать жизнью просто так.
Она что-то промычала, но не ответила.
Плащ он не взял, чтобы не цеплялся, а вот оружие оставил при себе. Может быть, Селии и примерещилось - а если нет? Он продвинулся дальше и обнаружил через пару шагов, что скальная стена там кончается, и по склону хотя и с трудом, но можно подняться. Это заняло у него примерно полчаса, и еще столько же он прошел, прежде чем услышал голоса. Уже почти совсем стемнело, и он надеялся, что, перебегая от камня к камню и пригибаясь, сумеет остаться незамеченным. Почему-то ему передалась уверенность, что ничего хорошего там, впереди, нет. Голоса вновь что-то забубнили, и были унесены порывом ветра. А потом Оливер явственно услышал крик - жуткий, утробный, переходящий в вой.
Между холмами обнаружилась небольшая уютная ложбинка. В ней пасся табунок лошадей, притулились две повозки. А также собралось несколько человек. Один из них тщился развести костер, пустив на растопку ветки какого-то колючего кустарника - может быть, ежевики. Другой лежал на земле неподвижно - слишком неподвижно. Остальные…
Когда Оливер разглядел, что делают остальные, он почувствовал, как у него желудок подкатывает к горлу. Но, кроясь за россыпью камней наверху, он с ледяной ясностью осознал, что недавний дождь, возможно, спас их с Селией. жизни. Не будь его, они так и ехали бы открыто, не таясь, и вряд ли бы из этого вышло что-то хорошее.
Он отполз назад и уже в полной темноте каким-то образом сумел разыскать убежище Селии. Ее осторожность - пусть, может, и запоздалая - удержала ее от попыток выкресать огонь. Поначалу он ее вообще не увидел и решил, что она направилась на его поиски. Но потом Селия отделилась от скалы, за которой скрывалась, пока не уверилась, кто перед ней.
Не дожидаясь вопросов, он быстро сказал:
- Селия, это банда. Пятеро. Захватили двоих путников. И… пытают их.
Она кивнула, перехватила арбалет и проверила - не отсырела ли тетива. Потом вернулась к своему укрывищу и взяла моток веревки - той, из Бастиона.
Что им было в тех неизвестных путниках, которые, не исключено, были такими же негодяями, как мучившие их разбойники? К тому же Оливер успел сильно вымотаться после своих хождений. Но у него не возникло сомнений в том, что нужно было идти.
Пока они добирались, крики оборвались, и показалось, что они опоздали. Но потом возобновились, еще более отчаянные, - а может, кричал другой человек. А когда подобрались ближе, стала ясна причина. Костер удалось зажечь, и с жертвой управлялись самым что ни на есть дедовским способом - окунали туда босыми ногами. Причем маленький человечек, которого Оливер заприметил еще в прошлый раз, - именно он водил лезвием по лицу пленника (другого, что теперь темной грудой валялся в стороне), - развлекался тем, что приказывал двум здоровым парням с бычьими холками то вытащить связанного, визжащего и отчаянно извивающегося "клиента" из огня, то затолкать его поглубже. Почему-то это сильно напомнило Оливеру Эрдский край. В тот раз соотношение сил было хуже - двое против десяти. Правда, тогда за них был туман. Что ж, сейчас за них тьма.
- Заходи с той стороны, - шепнула Селия. - Я начну.
Оливер перебежками двинулся по кромке. Если он и произвел при этом какой-то шум, его не услышали - были слишком увлечены. Пленника в очередной раз вытянули из костра, и низкорослый главарь, склонившись над ним, в очередной раз повторил вопрос, и пленник ответил, снова ответил - теперь Оливер понимал, что означал этот вой: "Не знаю!" Один из бандитов, красуясь, уперев руки в бока, стоял над жертвой. И так же, не успев развести руки, рухнул, получив арбалетный болт между лопаток. Оливеру как-то не пришло в голову, что стрелять в спину неблагородно. Может быть, потому, что им пока ни разу не встречался благородный противник. Но и противник был не промах. Они все тут же полегли на землю, укрываясь за камнями, так что следующая стрела Селии ушла "за молоком". Кто-то заорал насчет того, что, мол, "они нас видят, а мы их - нет", и требовал залить костер, что было разумно, но для этого нужно было высовываться и, следовательно, превращаться в мишень. Затем один из разбойников, очевидно что-то углядевший на склоне холма, подпихнул к себе ногой валявшийся на траве длинный лук и, привстав на колено за камнем, выстрелил. Однако это был более чем неудачный выстрел, видно, дождь сказался на его оружии сильнее, чем на арбалете Селии, а навощить тетиву заново он поленился. Самому же нерадивому стрелку не повезло еще больше - стрела вонзилась ему в бок. Убит он был или ранен, Оливер не успел разглядеть, поскольку решил, что ему пора внести свой вклад в общее безобразие. Он столкнул со склона камень, какой осилил, а сам споро метнулся в сторону. Катившийся камень никого не убил и не зашиб, но зато успешно отвлек внимание, так что Оливеру удалось сбежать вниз и никто его ненароком не застрелил. Оставшиеся бросились на него - два облома и главарь, причем сразу стало ясно, что главарь он не случайно. Другие были не для столь тонкой работы. Однако размышлять о том, выстоит он или нет, Оливеру было некогда. К человеческим воплям прибавилось конское ржание. Очевидно, Селия тоже успела скатиться вниз и подстегнуть или порезать разбойничьих лошадей. Практической пользы, как и от камня, брошенного Оливером, от этого не было никакой, но это еще усилило сумятицу, окончательно лишив бандитов возможности установить, сколько же человек на них напало. Последующие мгновения ложбина напоминала картину воплощенного бреда. Лошади метались и вставали на дыбы. Оливер, стараясь действовать четко, как на уроке фехтования, отбивал удары. Мелькнула фигура Селии с веревкой и ножом. Пленник, о котором все забыли, умудрился высвободить руки и, не в силах встать, выхватил головню из костра и ткнул ближайшего разбойника, куда дотянулся, - аккурат промеж ног. Тот взвыл и закрутился на месте, наткнувшись на чей-то клинок.
И каким-то образом остались друг против друга только Оливер и главарь. Селия крутилась вокруг них, как злая собака, но у разбойника, видно, был опыт в защите тылов - ей никак не удавалось присунуться к нему с ножом, не задев Оливера. Разворошенный костер пылал необычайно ярко. Оливер впервые разглядел своего противника, о котором знал только, что тот небольшого роста и крайне жесток. Он был значительно старше Оливера - лет на пятнадцать, но двигался очень легко. Правда, задеть Оливера ему пока не удавалось. У него были маленькие, глубоко посаженные глаза, короткие сальные волосы, костистый нос. Лицо его постоянно заливал пот, но вряд ли это было следствием усталости - просто человек этот, вероятно, вообще отличался сильной потливостью, он и кафтан-то снял, разжарившись во время пытки, и рукава его взмокшей рубахи были закатаны. Исправно ставя блоки и нанося удары, Оливер вполне отстранено заметил - разбойник излишне рассчитывает на некоторое преимущество, порой возникающее у коротышек в драках с долговязыми. Напрасно рассчитывает…
А потом все кончилось.
Когда Оливер прежде убивал людей, это происходило слишком быстро, и те люди, кажется, не успели почувствовать свою смерть.
Этот - почувствовал.
Клинок Оливера торчал в его груди, а на бледном, блестящем от пота лице расцвело… нет, не боль, не страх - одно лишь удивление, но удивление огромное, безграничное, точно человек этот никогда не догадывался о том, что смертен. Оливер потянул меч на себя, разбойник с хлюпаньем хватил воздух. Отступил прямо в костер и упал навзничь. Ноги его так и остались лежать на угольях.
Раздался глухой, сорванный смех. Это смеялся недавний пленник, волоча по земле обожженные ступни.
Круг замкнулся, подумал Оливер. В Эрдском крае они убили стражников, которые боялись разбойников, а здесь - разбойников, которые бежали от тех же стражников. И чем они отличались друг от друга? Ничем.
- А, вот это кто… - протянула Селия.
- Ты о чем?
- Видишь? - Она указала носком сапога на откинутую руку мертвеца с закатанным рукавом. На руке что-то темнело. Оливеру вначале показалось, что грязь или родимое пятно, но, пригнувшись, он разглядел, что это татуировка.
- Птица какая-то…
- Я не шибко разбираюсь в живой природе, но, по-моему, эта птичка называется козодой…
Ошибка. Замкнулся не просто круг. Замкнулся двойной круг.
Первому пленнику, которого ныне покойный Козодой свежевал за отсутствием огня, уже ничто не могло помочь - может быть, и к лучшему, вряд ли бы он выжил. Его сотоварищ держался хорошо, впрочем, ожоги его оказались не столь ужасны, как предполагалось. Он назвался Топасом и сказал, что он и погибший Хакон - приказчики в "Торговом доме Антона Кортера", в Фораннане, в благословенной Древней земле, добавил он.
- Так мы и поверили, что ты приказчик, - заметила Селия.
- А я так и поверил, что вы схолары, - огрызнулся Топас, и они, кажется, сразу же преисполнились взаимной симпатией.
Трупы разбойников они сгрузили на повозку (причем Селия склочно лаялась, что она, мол, не для того сюда ехала и в похоронную команду не нанималась, и это успокаивало). Наверху они нашли подходящую расселину, свалили туда груз телеги и забросали камнями. Хакона же Топас попросил похоронить по-христиански, и Оливер вырыл могилу, пока Селия ходила за "полководцами" и возвращалась кружным путем, ибо склон, по которому они сюда влезли, для лошадей не годился, прочел над погибшим молитву и даже соорудил крест, связав два прута.
Вернувшаяся Селия расспрашивала Топаса, как его, болезного, сюда угораздило. Оказалось, что хозяин послал их с Хаконом в Свантер на рождественскую ярмарку с заемными письмами. Первоначально предполагалось, что они отправятся морским путем, но "шторма были такие, что ни Боже мой, вот мы и двинулись через Открытые, мы же здесь не часто, но все же ездим".
Кстати, дорога оказалась совсем рядом, там-то Топаса с Хаконом и прихватили. Вспомнив об этом, Топас смолк, а Селия принялась потрошить мешки и кошели бандитов, которые с них срезала. В первую очередь нашлась там всякая мерзость, относившаяся к тому, что Селия называла "воровской магией", - и "мертвая свечка", и даже пресловутая "мертвая рука", какие-то зубы, собачьи или волчьи, а может быть, и свиные, но, уж во всяком случае, не человеческие, травы и корешки, которые, опять же по свидетельству Селии, должны были лишать силы замки и засовы, разбивать цепи, сбивать с нюха собак и прочее. Все это путники сожгли. Но имелись и деньги, которые честно поделили. В мешке Козодоя нашлась и пресловутая карта, нарисованная Оливером менее полугода назад, но вконец засаленная. Селия, помрачнев, швырнула ее в огонь вместе с корешками и свечками. Отыскались там и заемные письма Топаса.
- Вот они, родимые! - возрадовался тот. - Этот гад их за чернокнижную цифирь принял, он вообще, похоже, на этом деле был свихнутый.
Из еды у разбойников нашелся шмат какого-то подозрительного сала, и его, подумав, решили не есть, а смазать ожоги Топаса. А в пищу употребить единственное, что им мог предложить Топас из своих и Хакона припасов, - хлеб. Это вызвало у Оливера неожиданный приступ радости. Он и не думал, что так соскучился по настоящему хлебу, - а и не ел-то его всего с Бастиона. Впрочем, он старался не жадничать, чтобы не обидеть Селию возможным представлением, будто он недоволен ее стряпней. Сама Селия жевала хлеб вполне безразлично, потом сказала:
- Опять придется сторожить по очереди. Мало ли кто здесь бродит.
Оливер так устал за эти сутки, что условие казалось невыполнимым. Но вышло, что уснуть было довольно трудно. Мешал Топас, которого, как пострадавшего, от стражи освободили. Он стонал и плакал во сне. Несмотря на все веселье, которое выказывал прежде.
И все же он оправился от пережитого довольно быстро. Возможно, он по природе годился для своей службы - легкий человек, привыкший к опасностям и не принимающий их близко к сердцу. Вдобавок еще молодой - ему и тридцати не было. Был он невысок, щупл, но, как показали недавние события, весьма вынослив, черноволос и кудряв. Ходить на следующий день он еще не мог, но выразил желание трогаться в путь. Перед этим еще разобрали оружие, я первоначально в поисках палки, что могла бы послужить посохом временно обезножевшему Топасу (таковая нашлась), а потом просто так. По мнению Топаса, по большей части все это была дрянь, за исключением меча главаря.
- Хорошая работа, - сказал он. - Не наша. - Взглянул на клеймо в виде сосновой шишки. - Нюрнберг, по-моему.
- Аугсбург, - буркнула Селия.
Топас ничего не ответил. Взял меч, осмотрел рукоятку, крестовина которой являла две выгнутые к клинку орлиные лапы.
- В эфес, похоже, самоцвет был вделан, а может, ладанка с мощами, но выковыряли, варвары… однако чеканка хорошая, глубокая. Приличные деньги еще можно взять. Хорошая работа. - Он положил меч.
- Работа хорошая, хозяин был негодный, - сказала Селия и придвинула меч Оливеру: - Бери, заслужил.
Он поднял меч. И у него возникло ощущение неправильности. Протянул его обратно Селии:
- Уж лучше ты. Твой кошкодер таков, что хоть плачь.
- И что я с ним делать буду? - проворчала Селия, но положила меч рядом с собой. - Может, и в самом деле продадим…
После чего они засобирались в путь. Разбойничьих лошадей привязали к телегам, и после того, как Селия разъяснила Топасу, что они - законная компенсация ему за перенесенные страдания, Оливеру отчетливо вспомнилась Лина. Однако столь же отчетливо он понимал, что провожать Топаса Селия не захочет. Топас - не Лина, он сам способен выкарабкаться из неприятностей, выведи его только на дорогу… Но вперед ему должно вывести на дорогу их самих.
Что он и сделал.
- Вот она, разлюбезная. Не Бог весть что, но прямая. На юго-восток - Древняя земля, на северо-запад - земли Эрдские. Если свернуть на Белую дорогу, можно в Тримейн попасть. Но на той дороге, говорят, сейчас беспокойно… - Он произнес это так, будто не на этой дороге его накануне схватили бандиты.
Решено было сделать привал. Оливер срезал Топасу костыль получше, благо здесь, на плоскогорье, все чаще появлялись деревья, и принялся его обстругивать. И чуть не полоснул себя по пальцам, услышав вопрос, заданный Селией:
- Скажи, Топас, почему ты вчера заявил, что Козодой… ну, этот разбойник, был свихнутый на чернокнижной цифири?
- Ох! Слышали бы вы, что он у нас выпытывал! Если бы я мог, я бы хохотал! Только с ногами в костре не больно похохочешь… разве что в Тримейне в такой бред верят. У нас на Юге - ни за что!
- Какой бред?
- Да… сокровища Открывателей Путей. Он почему-то решил, будто они где-то здесь зарыты. И что мы за ними приехали… По двое, говорит, иначе здесь не ходили… Постойте, - он насторожился, - вас ведь тоже двое… вы что, тоже сокровища Открывателей ищете?
- Мы знаем про Открывателей, - сказал Оливер, - и знаем, что сокровищ у них не было. Во всяком случае, в том смысле, в каком люди обычно это понимают.
- Во-во! У нас даже говорили - если Открыватели брали с людей деньги, у них пропадала сила. То есть я думаю - какие-то клады в этих краях наверняка имелись. Может, и по сию пору имеются. Только не открывательские. В прежние времена здесь много беглых было. А как часовня в землю ушла, они и подались к морю, думали, сюда войска хлынут, и золотишко, конечно, прикопали. А войска и не пришли. Никого здесь не было, кроме нас, мирных купцов. Но сейчас, известное дело, как на Валу вышла заваруха, всякая сволочь набежит. Уже набежала… - Он поежился.
- А чем та заваруха кончилась? - поинтересовался Оливер.
- А кто тебе сказал, что она закончилась? И вообще, ребята, мы договорились - вы схолары, и все. Кстати, с чего это вы на ту банду напали?
- А ты предпочел бы, чтоб мы не напали? - съязвила Селия. - Подождали, пока они тебя прикончат? Подождать мы, конечно, могли, только после они принялись бы за нас. Вот мы ждать и не стали. У нападающей стороны - ты видел - преимущество. А наглость - главное счастье в жизни.
- Да… - вздохнул Топас. - И что это вас раньше не принесло. Глядишь, и ноги мои были бы целы, и Хакон бы жив остался. Эх! - махнул он рукой. - Хорошие мысли всегда поздно приходят… как вы вчера. И Хакон тоже не догадался… Послать бы их к Сломанному мосту, пусть бы искали там до скончания времен, а нас бы, глядишь, в покое…
- В полном покое, - ровно сказала Селия. - Не похож был Козодой на человека, который оставляет живых свидетелей… А что за Сломанный мост?
- Плохое место. Злое. Еще от Заклятия… а может быть, и раньше. - Он сделал знак, отвращающий зло, - южане до сих пор употребляли его вместо крестного знамения. - И главное, не так чтоб далеко отсюда. Дальше по плоскогорью, через Волчий ручей, потом через дубовую рощу, а там свернуть направо, к ущелью, и… - Он осекся. Поднял глаза, полные ужаса. - Вы что же… никак… туда?
- Успокойся, - сказал Оливер. - Ты же видел - сокровища мы не ищем, а всю колдовскую дрянь в огонь побросали.
Селия промолчала.
Топас сжал руки:
- Не ходите туда! Вы же хорошие люди, а место там дурное… страшное место… Поехали со мной, а? Я вас в тамошнее отделение торгового дома пристрою, вы же грамотные, наверное? А по весне вернулись бы в Фораннан… морем… я бы про вас хозяину рассказал, как вы, жизнью рискуя, его достояние спасали… - Голос его постепенно сошел на нет, очевидно, ничего более привлекательного он придумать не мог.
- Ты поезжай себе, Топас, - сказала Селия. - Ноги - они заживут. А в спину я через день стреляю, не чаще…
Оливера не обманывало легкомыслие ее тона.
Более Топас ничего на этот счет не сказал и хлеб из сумки выложил, но тем жестом, каким его в поминальный день выкладывают на могильную плиту.