- В одной из квартир дома номер тридцать три по проспекту Художников обнаружен обезглавленный труп пожилого мужчины, - частила дикторша "особенным" - тревожно-равнодушным голосом, свойственным ведущим такого рода передач. – Хозяин квартиры длительное время находится в зарубежной командировке, связаться с ним пока не удалось. По словам соседей, квартиру снимал мужчина лет шестидесяти – шестидесяти пяти. Убитый жил уединенно, никто из соседей не был с ним знаком. Судя по беспорядку в квартире, убийцы что-то искали. Возможно, убийство было совершено с целью ограбления. Документов и денег при осмотре не обнаружено. Однако неясно, зачем преступнику понадобилась голова жертвы. По факту убийства возбуждено уголовное дело.
Тут камера, показывавшая то накрытое простыней тело, то перевернутую вверх дном квартиру, то бравых милиционеров, съехала в сторону, и в кадр попала бейсболка, лежащая на полу. Красная. С белой надписью на неизвестном языке.
В понедельник, разрулив пациентов по кабинетам, я посадила за стойку медсестру Вику и поцарапалась в кабинет Вальки Зайцева. Психиатр, который вообще пользуется в нашей клинике минимальным спросом, скучал в одиночестве, почитывая детектив в мягкой обложке.
- Пошептаться бы, - кашлянула я.
Валька посмотрел на часы:
- У меня пациент на десять назначен. Хватит получаса?
- Надеюсь.
- А кофейку?
Вздохнув, я пошла за чайником, кофе и печеньем, благо у стойки регистратуры никто не топтался. Пока чайник грелся, приступила к делу:
- Валь, только строго конфиденциально, ладно?
- Аск! Тайна Гиппократа. Излагай, - он погладил свою каштановую бороду, которая делала его похожим на Тургенева и была призвана придать хозяину солидности. Валька мой ровесник, но борода старит его лет на пять. Для врача, а тем более психиатра молодость – непростительный профессиональный недостаток.
- Валь, я, кажется, сбрендила, - выдавила я.
- И в чем это проявляется? – ничуть не удивился Валька.
- Я… разговариваю со своими кроссовками.
- Любопытно, но не оригинально. По-моему, Катюха, тебе пора замуж.
- И ты туда же?! – вскипела я одновременно с чайником. – Вы что, сговорились?
- С кем?
- С моими родственниками. Они спят и видят, как бы меня спровадить в загс.
- И правильно делают. Ты ведь одна живешь? В смысле, у тебя сейчас никого нет?
- Да. То есть нет. Никого.
- Ну вот. От одиночества люди дуреют и начинают разговаривать с кроссовками, микроволновками и унитазами. Вот мой рецепт: особь мужского пола и чем чаще, тем лучше. Воздержание вредно для молодого цветущего организма. Не хочешь замуж, заведи приходящего. Заодно гвозди забьет и кран починит, если сумеет. Никогда не поверю, что для тебя это проблема. Девка в самом соку, красивая и в меру умная. Не обижайся, это я любя. А если проблема, то и я могу помочь, а?
- Во-первых, мне будет неловко перед твоей Анной, во-вторых, я не признаю служебных романов. А в-третьих… Ты не понял. Вернее, я не так выразилась. Это не я разговариваю с кроссовками. Это они… разговаривают со мной.
- Любопытно, любопытно, - повторил Валька. – И… как?
- Что "как"? – не поняла я.
- Ну, как они с тобой разговаривают?
- Противным скрипучим голосом. Жалуются, что я не смотрю под ноги, когда иду по улице, и плохо о них забочусь.
- Извини за такой вопрос, - Валька понизил голос, - но ты не?..
- Нет. Я не пью и не принимаю наркотики.
- В роду шизиков, истериков, маньяков, алкоголиков не было?
- В обозримом прошлом – нет. Семейное предание не сохранило.
- Ладно. Послушай, а может, кто-то над тобой подшутил?
- Я тоже так думала. Но похоже, что нет.
Валька подумал, потеребил бороду.
- Знаешь, то, что ты сомневаешься, это уже неплохой знак. Натуральные психи обычно некритичны, они редко сомневаются, что с ними разговаривают именно тапочки. Может, ты просто переутомилась? Бывают такие кратковременные помутнения.
- Не знаю, - совершенно убито ответила я, с хлюпаньем допивая кофе.
- Давай сделаем так, - Валька снова посмотрел на часы. – Сейчас придет богатенький придурок, из которого мне предстоит выдоить побольше денежек за копеечный совет поменьше пить и красть. А в обед заходи, я подумаю, что с тобой можно сделать.
Обед у меня, таким образом, пропал – я беседовала с Валькой, который задал мне массу вопросов, большая часть которых, на мой взгляд, была просто глупейшей.
- Ну что, голуба, - закончив допрос, Валька откинулся на спинку стула и принялся задумчиво грызть ручку. – На первом этапе я ничего криминального не наблюл. Конечно, разговор с кроссовками – это не есть нормально, но обычно шизофрения одними только голосами никогда не ограничивается. Да и старовата ты уже, первые звоночки шизофрении обычно раньше начинаются. Надо еще кой-какое обследование пройти, чтобы исключить органику. Но к нашим врачам не ходи, не советую. Зачем тебе лишние разговоры. Поедешь на Васькин остров, там на Среднем проспекте есть хорошая клиника. Главврач – мой знакомый. Скажешь, что от меня, и тебе все сделают, я ему позвоню. Значит так, анализы крови и мочи на гормоны, энцефалограмма, томография мозга. Учти, все это достаточно дорого, сама понимаешь. Потянешь?
- Постараюсь. Кое-что в чулке есть.
- Если что, помогу. Результаты принесешь мне. Да, к невропатологу можешь и к нашему сходить. Пожалуйся на бессонницу или мигрень.
К невропатологу я забежала тут же. Но и это ничего не дало.
- Ты до безобразия нормальна, - пожала плечами пышная во всех отношениях Инна Андреевна, постукав меня везде молоточком и попросив зажмуриться и высунуть язык. – Пальцы от мелкой работы не немеют, нет? Глаз не дергается? Давление не скачет? Тогда живи и радуйся. А от бессонницы мятку завари. Мне бы твои годы! Я бы замуж вышла.
Я только зубами скрипнула. Вот кошмар-то!
Вопрос оставался открытым. Завтрашний день я решила целиком посвятить своему здоровью.
Выйдя из метро, я остановилась.
Рынок.
Безголовый труп по телевизору и рядом красная бейсболка.
Вопрос этот мучил меня уже третий день, хотя и не так остро, как собственное психическое здоровье. И тем не менее. Именно на рынке началась вся эта история с говорящими кроссовками. Стоит ли мне пойти в милицию и сообщить, что безголовый труп, возможно, продавец обуви с рынка? Но не слишком ли сомнительный доводы: пожилой возраст и красная бейсболка? А если все наоборот, если гриб-Мухомор и есть убийца, потерявший бейсболку на месте преступления? Ну и что, что он старый?
И тут мне в голову пришла совершенно элементарная мысль. Просто пойти на рынок и посмотреть, там ли Мухомор.
Только вот оно мне надо, а? Труп, наверно, уже и так опознали.
А если нет?
Имя, имя. У человека есть имя. И при жизни, и в смерти должно быть имя. Конечно, Бог знает всех, но и уходить к Нему человек должен при своем имени.
Сегодня рынок уже закрылся, но я решила, что завтра, по дороге на Васильевский остров все-таки зайду туда. Если дед на месте, значит, я ошиблась. Даже если это он потерял свою бейсболку на месте преступления, пусть этим занимается милиция. Да и мало ли красных бейсболок с белыми буквами. А вот если его нет… Тогда спрошу соседей по рынку, где он. Может быть, мне скажут: "Вы знаете, такое несчастье…" Тогда я скажу: "Царствие Небесное" и отправлюсь по своим делам. А может быть, мне скажут, что дед пропал и никто не знает, где он. Тогда я узнаю, как его звали, и позвоню из автомата в милицию. Еще не хватало только, чтобы меня начали потом вызывать и допрашивать.
Когда я, закупив по дороге продукты уже только для себя, вернулась домой, первое, что мне попалось на глаза, - это были кроссовки. Отмытые Люськой, они так и сверкали. И помалкивали. Пристраивая туфли на обычное место под вешалкой, я не слишком деликатно отодвинула их в сторону. И услышала явственный тяжелый вздох.
"Прекрати! – скомандовала я себе свирепо. – Это у тебя просто фантазия разгулялась. Возможно, все кругом правы, от одиночества совсем рехнуться можно. Замуж не замуж, это дело проблематичное, но, может, хоть познакомиться с кем, в кино сходить, в кафе?"
Ага, а после кафе придется объяснять обиженному кавалеру, почему я не желаю немедленно продолжить общение в горизонтальной плоскости. Все мои предыдущие знакомства оканчивались именно так, если не в первую же встречу, то во вторую. Ладно бы я еще знакомилась с мужчинами в кабаке или в подобных местах, так нет. С последним субъектом мы встретились на органном концерте в Филармонии, он преподавал вокал в музыкальном училище. В ранней молодости меня дразнили монашкой именно за нежелание прыгать в койку с первым встречным – а это, если верить средствам массовой истерии, стало едва ли не нормой. Теперь это мое нежелание удивляет еще больше: "Послушай, ну мы же взрослые люди!" Или я как-то специфически привлекаю именно постельных террористов?
Так или иначе, повторять глупые ошибки желания нет, а принц где-то подзадержался. Ну и ладно.
И все-таки вздох мне не послышался!
Я взяла кроссовки за задники и поднесла к лицу.
- Это вы пыхтите? – спросила небрежно.
- Мы. Или я? Как лучше сказать?
Захныкав, я рухнула на банкетку.
- Эй, не плачь, - попросили кроссовки. – Ну пожалуйста.
- Дурдом! – простонала я. – Да-да, это не я плачу, это дурдом по мне плачет. Я сижу тут и беседую со своими кроссовками. И еще должна решить филологическую проблему, в каком числе к ним обращаться. Может, у вас и пол имеется?
- Знаешь, обращайся лучше в единственном числе. А пол… Раньше был, это я знаю точно. Только вот не помню, какой.
- Ну хватит! Этого я уже не вынесу! – я достаточно грубо бросила кроссовки под вешалку, от чего они обиженно хрюкнули. – У них, видите ли, раньше пол был. Это, надо понимать, реинкарнация такая неудачная приключилась. Был человек – стали кроссовки. Обхохочешься! Скорее поверю, что действительно на голову охромела.
Я ушла на кухню. И дверь за собой захлопнула. Чтобы не слышать, если он опять начнут балаболить.
А может, просто выбросить их – и все?
Игольчатый кристалл вспыхивал и переливался всеми цветами радуги. Сладко и дурманяще пахли сухие травы, сгорающие на маленьком треножнике. Тихая ритмичная музыка завораживала, непонятные, странные слова плавили сознание и вели его туда, где все земное становится ненужным.
В центре пятиугольника, очерченного горящими черным свечами, на металлической подставке стояла отрезанная голова старика. Седые волосы на голове слиплись от запекшейся крови, темные сморщенные веки были закрыты, а рот приоткрыт в страдальческой гримасе.
Высокий мужчина, закутанный в черную шелковую хламиду, бросил на треножник, где горел странный темно-лиловый огонь, еще одну горсть сухих трав и запел что-то – гортанное, торжествующее. Из его ладоней, протянутых к голове, посыпались искры.
- Я, Епихарий, верховный маг и наместник высшей силы, властью моего господина повелеваю: говори со мной!
Голова медленно открыла слезящиеся глаза.
- Говори со мной! – снова приказал маг.
Музыка стала громче, ритм сбился на синкопы. Кристалл ярко вспыхнул и загорелся ровным лиловым светом – как пламя на треножнике.
- Что… тебе… надо? – сипло спросила голова.
- Где?
- Не… знаю.
- Знаешь! Властью моего господина повелеваю, говори!
Голова закрыла глаза, лицо перекосила мучительная судорога. Рот кривился, веки дрожали, словно голова боролась с чем-то.
- ГОВОРИ!!!
Епихарий вырос до потолка, голос его гремел, как гром, полы плаща, надетого на голое тело, развевались крыльями летучей мыши.
- У той… которая… - голова сопротивлялась из последних сил.
- Имя!
- Ю… Юлия…
- Глупый урод! – Епихарий расхохотался. – Вот ты и попался. Имя, только имя. Больше ничего не надо. Тебе ли не знать, что без имени нет человека. Но тебя зароют, как собаку, в безымянную могилу.
- Бог знает всех, - прошептала голова.
- И это ты говоришь о Боге?! – снова расхохотался маг. – Ты отверг его, как и я. Но если я открыто стал на сторону Властелина, то ты всю жизнь служил ему, сам не понимая этого. Тешил свою гордыню, якобы помогая людям, кичился своей якобы силой. Ты забыл, что человек сам по себе – ничто. Кусок грязи. Слегка видоизмененной грязи. И всю жизнь он занимается шоппингом. Помнишь считалочку: "В этой лавочке волшебной – пудра, тени и духи". Короче, что угодно для души. И выбирают, заметь, чаще всего то, что душу губит.
- Я никого не погубил!
- Какой же ты кретин, Венцеслав! А те, которых ты лечил? Смотри сюда!
Епихарий взмахнул рукой, тьма в углу комнаты сгустилась, уплотнилась и посветлела, словно воздух свернулся прокисшим молоком. На этом "экране" появилось изображение.
- Смотри! Это мальчик, которого десять лет назад ты исцелил от саркомы. Ты и в самом деле думаешь, что вылечил его?
На "экране" родители худенького, большеглазого мальчика, стриженного под машинку, со слезами радости благодарили старика, одетого в зеленый балахон. Но это изображение сменилось другим: мальчик, немного повзрослевший, умирал в страшных мучениях.
- Он умер через три года от рака мозга. Ведь ты просто подлатал его позвоночник за счет энергии мозга. А это! Узнаешь?
На "экране" счастливая молодая женщина держала на руках грудного младенца. И вот она же – лежит на полу в луже крови, а подросток с тупым выражением лица снова и снова вонзает в грудь кухонный нож.
- Он убил свою мать, потому что она не дала ему денег на кино. А ведь он, по Божьему плану, не должен был появиться на свет. Но ты призвал на помощь магию, и Бог махнул рукой: ну, как хотите. Он часто так делает, когда людишки начинают слишком уж тешить себя мыслями о свободе воли, свободе выбора. Но только очень малая их толика со временем понимает, что к чему. Все остальные оказываются во власти моего господина. Впрочем, он и твой господин. Нет магии черной, белой, есть только сила господина. Белая, черная, серо-буро-малиновая в клеточку – это обман для таких дураков, как ты. На эту примитивную удочку ловятся даже искренне верующие в Бога. Достаточно сказать им, что для достижения результата надо сходить в церковь, исповедаться, причаститься, помахать у них под носом молитвословом, прочитать, как ни противно, "Отче наш". Соврать, что исцеляешь по благословению священника. И дурачишка попался! Будет ходить к тебе и еще десяток других приведет. А уж если в человеке гордыня играет… Нам с тобой по случайному капризу природы было дано чуть больше, чем другим. Может, Бог намеренно дал тебе больше – так, для проверки, на что ты годен. А ты возомнил себя спасителем человечества. Да, ты денег не брал, бескорыстный ты наш. Но как тешил себя славой да благодарностью, а? Вот сюда еще посмотри.
"Экран" снова засветился, и на нем появилась молоденькая белокурая девушка с наивными голубыми глазами, полными слез. Старик утешал ее, говоря: "Не волнуйся. Это венец безбрачия. Я сниму его с тебя, и очень скоро ты благополучно выйдешь замуж".
Голова издала невнятный крик. Епихарий расхохотался в третий раз.
- Я больше не могу задерживать твою душу. Сейчас она отправится туда, куда положено. Сначала отчитается перед Богом, а потом – на поклонение господину.
- И все же я спас… двоих, - прошептала голова и вдруг вспыхнула все тем же лиловым пламенем. Через секунду на подставке осталась только черная тень, да сладкий запах исчез, заглушенный вонью горелого мяса.
В клинике меня ждали к половине двенадцатого, а рынок начинал торговать в десять. Впрочем, в это время и покупателей, и продавцов было еще немного. Может быть, именно поэтому я никак не могла найти старика? Торговцы, зевая, раскладывали товар, переговаривались, что-то жевали, покупатели не торопились – ждали, когда будет из чего выбирать.
Место я запомнила хорошо. Самый дальний угол рынка, у ограды. Вон там торговала трусами и майками пышная то ли украинка, то ли молдаванка с толстой косой, свернутой в кичку. А рядом – драная полосатая палатка гриба-Мухомора. Гарна дивчина с косой уже сидела, выглядывая из-за башни нижнего белья, но деда не было.
Побродив по рынку с полчаса, я снова вернулась туда. Никаких изменений. Дольше ждать я уже не могла, время поджимало.
- Девушка, - решительно шагнула я к торговке трусами. Та встрепенулась и скорчила профессиональную гримасу, служащую улыбкой. – Скажите, тут рядом с вами старичок обувью торговал, не знаете, он сегодня будет?
Девица захлопала глазами, посмотрела в одну сторону, где продавали детскую одежду, в другую, где ничего не было, потом на меня.
- Та вы шо-то путаете, - пропела она. – Тута никого нет и не было. Я завсегда крайняя торгую. Вот трусики покупайте, прям на вас.
- Подождите, - я ничего не могла понять. – Как это никого не было? Я в пятницу у этого деда кроссовки купила. Вот здесь, на этом самом месте, - я ткнула туда, где стояла палатка. – Может, вы в пятницу не работали?
Я тут же осеклась, потому что как же я могла ее в этом случае запомнить? Или это была ее сестра-близнец?
- Как же! Конечно, работала. И никакого деда тут не было. Та вы просто место перепутали.
Я уже опаздывала, но все равно сделала по рынку еще один круг, почти бегом. Ничего подобного, ничего я не перепутала. Это было именно здесь. Купив кроссовки по такой смешной цене, я прошла мимо трусов, еще похихикав про себя над изделием из узких кружевных тесемочек, которое должно было катастрофически натирать и царапать все, потом заглянула в детскую палатку. Повертела в руках одну симпатичную маечку с зайцами, но решила, что моей крестнице она будет мала, и отправилась к продуктовым рядам.
Хорошо, допустим, я действительно сошла с ума, сбрендила, скрейзила, съехала с катушек, рухнула с дуба и тэ дэ, и тэ пэ. Но кроссовки-то откуда взялись, а? Реальные кроссовки, в которых я приехала на дачу и в которых шлепала по грязи моя племянница.
Я достала из сумки сотовый и позвонила на дачу. Телефон работал, и трубку, к моему удивлению, взяла сама Люська.
- Люсь, ты только не обижайся, - с колотящимся сердцем выдавила из себя я. – Скажи, ты мои кроссовки тогда почистила?
Сейчас она захихикает и спросит: "Какие еще кроссовки?!" Но Люська возмутилась:
- Кать, ну ты чего? Конечно, почистила. Тряпкой помыла, под рукомойником. А что, грязь осталась?
- Да нет, - вздохнула я. – Все в порядке. Извини.
Вот так. Кроссовки были. И есть. И они разговаривали со мной противным скрипучим голосом. А вот деда, который их мне всучил, оказывается, не было. Видимо, он мне приснился. Веселенькое кино!
Я уже почти не сомневалась, что обследование покажет что-нибудь эдакое, но нет. Конечно, результаты анализов должны были быть готовы только через день, но ни энцефалограмма, ни рентгеновский портрет черепа с экзотическим названием "турецкое седло", ни компьютерная томография ничего не обнаружили. Абсолютно ничего. Это смахивало на сцену из фильма "День сурка", где герой, точно так же справедливо опасающийся за свою голову, проходит обследование у врача, и ему говорят: "Ни опухолей, ни кровоизлияний, ни тромбов, ни аневризм – абсолютно ничего".
На обратно пути, устроившись в уголке вагона, я напряженно размышляла своим абсолютно здоровым – с физической точки зрения – мозгом.