Девушка понимающе кивнула.
- Тебе опасно.
Вот так. Ему опасно, а Налмак, двоюродный племянник Дингхора и жених Аррэтан, переодетый в жителя Империи, отправился в Тосс. Там, в столице провинции, у Дингхора есть друг, а у племени - надежный осведомитель. Лучшие воины вызвались сопровождать Налмака. Дингхор отказал одному Кару.
"Нет, мальчик, - сказал он. - Эта затея опасна и тебе и другим. Или ты забыл, что приговорен к смерти?" "Я буду осторожен, Дингхор! - настаивал Кар. - Под плащом не видно лица!" "Я сказал - нет". Мягкий и отзывчивый Дингхор, когда речь заходила о благополучии племени, бывал тверже камня. Все, что оставалось Кару - попросить Чанрета разузнать о матери.
Дом вождя располагался в центре селения. Приближаясь, Кар заметил две груженые серыми мешками подводы. Сквозь мешковину проступала белая пыль - посланные не только благополучно вернулись, они еще купили на деревенской мельнице муку. По хлебу стосковались даже привыкшие к скудости аггары, что уж говорить про Кара!
Кожаный полог, закрывавший вход, был откинут. Пригнувшись, Кар вслед за Аррэтан шагнул внутрь. Огляделся - в последнее время он редко заходил в дом вождя, а ведь когда-то довелось здесь жить. Изменились только стены: старые разрушили императорские солдаты, оставшееся довершили ветры и дожди. Теперь на прежнем месте возвели новые. И широкие скамьи вдоль стен тоже новые. Черные от копоти занавеси, кожаные подушки вокруг очага, низкий деревянный столик, разрисованный изображениями животных, посуда на нем - вся обстановка помнит и светлые годы на берегу Круглого Озера, и черные скитания в Ничейной Полосе. Все словно стареет вместе с Дингхором - осень без надежды на приход весны. Старший сын вождя давно мертв, а теперь и Ранатор погиб, не успев привести в отцовский дом молодую жену. Аррэтан предстоит уйти, став женой Налмака, в дом его родителей. Дингхор обречен доживать в одиночестве. Правда, вождям аггаров редко выпадает умереть от старости.
Сейчас в доме было тесно от набившегося народу. Дингхор сидел у очага, напротив устроились гости - вернувшийся из Тосса отряд. На скамьях вдоль стен, на разбросанных подушках, даже на полу, скрестив ноги, сидели голодные до новостей аггары.
Налмак - сильный, широкий в кости воин, заканчивал рассказ:
- По всему выходит, что про нас и думать забыли.
- Пока что, - вставил по обыкновению хмурый Чанрет.
- Будем благодарны и за это, - прервал его Дингхор. Заметив Кара, кивнул: - Заходи, Карий.
- Чанрет… - Кар не договорил: Чанрет виновато покачал головой:
- Ничего. Гарион о ней не слышал.
Ничего, опять ничего! Чанрет вздохнул, и Кар через силу кивнул другу: все в порядке.
- Дурные вести расходятся быстрей хороших, - сказал Дингхор. - Не печалься.
- И вправду, - согласился Налмак. - Случись с твоей матерью беда, мы бы узнали.
Он улыбнулся ободряюще, как будущий вождь простому члену племени. Кар привычно спрятал неприязнь.
- Ты прав, - сказал он.
Усаживаясь меж потеснившихся аггаров, в который раз подумал: знает ли Налмак? Если знает, беспокоится ли? Вернее всего - нет. Аррэтан его нареченная с детства невеста, а после смерти Ранатора - возможность укрепить законную власть. Вряд ли закаленный в боях тридцатилетний воин питает нежные чувства к девушке, которой прошлым летом сравнялось семнадцать. И тем паче нет ему дела до переживаний пришлого колдуна, пусть и ставшего полноправным членом племени.
- Это передышка, - заговорил Чанрет, словно продолжая спор. - Для нас - возможность подготовиться. Объединить племена…
- И погубить сотни жизней в кровопролитной войне, - мягко возразил Налмак. - Женщин, детей, стариков. Перестань, Чанрет.
- А кто думал о наших стариках? О наших женщинах?
Чанрет выглядел спокойным, но Кар видел, как вздулись жилы на лбу друга, как заиграли желваки на его скулах. И понимал, чего стоит показное равнодушие - мать и отец Чанрета погибли от рук императорских солдат.
- Месть не вернет погибших, - сказал Дингхор. - Умножая кровь, ты не построишь мир. Разве непонятно? Взгляни на Империю. Ее строили на крови колдунов…
Все невольно посмотрели на Кара. Сочувственные взгляды жгли, как искры от не в меру жаркого костра. Кар напрягся, но Аррэтан - чуткая, умная Аррэтан! - отвлекла внимание, громко предложив всем отведать привезенного Налмаком вина. Подозвала женщин, из рук в руки пошли глубокие чаши. Кар облегченно вздохнул. Принял у Аррэтан чашу, с удовольствием ощутил сладкий запах. Глотнул, и по горлу прокатился сгусток тепла. Запоздало вспомнив о пропущенном завтраке, Кар снова поднял чашу к губам.
- Лучшее, - заметил Налмак.
"Что ты понимаешь!" - подумал Кар, но вино и вправду было хорошо. Не хуже того, что подавали на пирах императора. Как давно это было! Вкус вина и хлеба, звезды над крышей дворца. Золотые волосы Эриана блестят в лунном свете. "Ты - мой принц. Мой брат. Я всегда буду рядом. Клянусь". Будь все проклято! К чему опять эти воспоминания?! Кар пятью жадными глотками осушил чашу. Протянул ее Аррэтан. Покачав головой, девушка налила еще. Теперь уже Кар опустил глаза, избегая взгляда дочери вождя.
От вина разговор оживился. Спутники Налмака повторили рассказ еще, и еще раз. Вести были добрые: император отозвал войска еще в прошлом году. Сориана, герцога Тосса, ранил на охоте дикий кабан. Промучившись два дня, герцог умер. Умер, не оставив детей, наследницей стала молодая супруга - перед смертью Сориан успел жениться. Герцогиня по прошествии траура дает один бал за другим, на них съезжаются кавалеры со всей Империи. Заботясь лишь о музыкантах и нарядах, герцогиня и думать не думает о соседях-еретиках. Из столицы вестей немного, но причин для беспокойства пока нет. Молодого императора в народе любят. Говорят, добрый и внимательный правитель, и, не в пример отцу, всегда слушает жрецов. А значит, в милости у Бога. Но Бог, видно, пока не велит ему обращать взор на восток. А велит, напротив - жениться и подарить стране наследника. Что император и намерен исполнить вскорости, удивительно еще, что медлил так долго…
Чанрет снова заговорил о войне, объединении племен аггаров - раз начав, он мог продолжать часами. Кар знал, что многие в племени скорей готовы слушать гневного Чанрета, чем осторожного, как Дингхор, Налмака. Знал о том и Дингхор, потому резко прервал встречу.
По его знаку гости разошлись. Вышел и Налмак, и разгоряченный спором Чанрет. Аррэтан заколебалась.
- Иди, девочка, погуляй, - сказал вождь. - Карий, ты останься.
Кар остановился на полпути к выходу. Пожав плечами, вернулся к очагу. Кожаная подушка еще хранила тепло Чанрета. Кар обхватил колени, вопросительно поднял глаза.
Дингхор задернул входной полог. Вернувшись, сел напротив, совсем как раньше, когда Кар жил здесь, и многие вечера проходили в дружеской беседе с вождем. Но сейчас Дингхор медлил начать разговор. Неподвижным взглядом смотрел в холодный очаг. И чем дольше молчал вождь, тем сильней тревожился Кар. Что еще? Налмак рассказал не все? Племени грозит опасность, о какой Дингхор не мог сказать вслух? Но зачем тогда открываться перед Каром? Значит - что-то с матерью? Почему Дингхор молчит?
- Ты хотел мне что-то сказать? - не выдержал наконец Кар.
Дингхор поднял голову, и Кар понял, что мысли вождя были далеко. Помолчав еще мгновение, тот кивнул, словно решил для себя нечто.
- Я хочу попросить твоей помощи, мальчик.
- Моей? - переспросил донельзя удивленный Кар. - Зачем тебе просить? Разве ты сомневаешься в моей преданности?
Дингхор жестом отмел никчемный вопрос.
- Я никогда не сомневался в тебе. Но сейчас прошу.
Кар пожал плечами.
- Что я должен сделать?
- Для начала - выслушать и понять. Налей себе вина, если хочешь… Впрочем, ты и так его выпил немало. Мне нужен твой ясный ум.
- Я не пьян, Дингхор, если ты об этом.
- Верю, - невесело усмехнулся Дингхор. - В молодости голова крепче. Старика вроде меня полбурдюка свалят с ног, а у тебя даже язык не заплетается.
- Твоя старость еще далеко, - заспорил Кар, но, поймав взгляд вождя, смолк.
- Об этом я и хочу с тобой говорить, - устало сказал Дингхор. - Ты был здесь сегодня. Слышал Чанрета… Да не только сегодня. Знаю, вы очень дружны. И знаю, что многие с ним согласны.
- Я тоже с ним согласен, Дингхор. Прости. Племя Рассветных Холмов убило Ранатора, и мне даже думать тяжело, что придется встать с ними плечо к плечу. Но Чанрет прав! Империя погубила больше жизней. И погубит еще, и так будет, пока мы не забудем распри…
- И не перебьем жителей Империи, - прервал Дингхор. - Забыть распри - великое дело, но вы хотите примириться для войны. Не нужно, мальчик. Я не затем позвал тебя, чтобы ты повторял разговоры Чанрета. Он не первым их придумал. Такие же речи звучали много поколений назад, когда землей правили колдуны. Ты знаешь, к чему они привели.
- Но если бы… - Кар и не думал, что скажет такое, но сейчас не смог сдержаться. - Если б они не перебили колдунов, никого из вас не было бы на свете!
- Может быть, - согласился Дингхор. - Может быть, не было. Или ты охотился бы на меня, оседлав грифона, а мою дочь взял бы себе в наложницы…
- Дингхор!
- Не надо краснеть, мальчик. Разве не приятная мысль - взять то, чего желаешь сильней всего? Не думать, чем обернется твоя мечта для других? Или я неправ? Ответь.
- Нет, - с трудом выдавил Кар. Щеки горели огнем. Сглотнув, он повторил тверже: - Нет. Этот путь не для меня.
- Хорошо, - тепло сказал Дингхор. - Я тебе верю. Пойми, никто не знает, что было бы. Может быть, наши народы сумели бы понять друг друга. Стать одним. И моя дочь могла быть твоей сестрой. Но путь кровопролития ближе, люди веками выбирают его. Исход всегда один. Не обманывайся, мальчик. Путь Чанрета лишь кажется мудрым. Наша свобода - ценой чужих жизней? Нет, Карий. Я не позволю.
В повисшем молчании Кар услышал голоса и шаги неподалеку, скрип разгружаемых подвод, далекие удары топора. Дингхор ждал. И Кар медленно, через силу склонил голову, признавая правоту вождя.
- Но при чем здесь я? Ты думаешь, я смогу разубедить Чанрета?
- Попробуй, хоть я и не верю, что его можно разубедить. Нет, Карий, я прошу о другом.
- О чем же?
- Чанрета слушают многие. Я знаю, в других племенах есть те, кто мыслит так же, как он. И Чанрет не раз встречался с ними… А ты не спешил рассказывать мне о тех встречах.
- Дингхор…
- Подожди. Вы друзья, побратимы, и не мне судить тебя. Но его влияние усиливается. После моей смерти его могут избрать вождем. А я не могу этого позволить. Он утопит землю в крови.
- Но с чего ты заговорил о смерти? Дингхор, если это время и придет…
- Замолчи, - прервал вождь.
Кар вгляделся, только сейчас заметив, как постарел Дингхор после смерти сына. Лицо избороздили глубокие морщины, голова седая. Но взгляд прежний, в нем силы больше, чем в иных молодых.
- Аррэтан хорошая целительница, но есть раны, неподвластные даже ей. Я могу прожить еще год или десять лет, - продолжил Дингхор. - Неважно - чем дольше, тем больше сторонников соберет Чанрет. А после моей смерти станет вождем. Он силен, горяч и умеет убеждать. В нем страшная сила - сила правоты, сила мести. Под его рукой соберутся аггары многих племен. Будет война. Наши племена будут истреблены, или истребят Империю. Круг завершится - и начнется вновь.
- Почему ты так уверен? Разве не можем мы вовремя остановиться? Победить, а не истребить?
- Ты видел, как убивает Чанрет? - спросил вождь.
Кар нехотя кивнул. Не раз сражались плечом к плечу, и он, конечно, видел. Злое упоение в глазах Чанрета, когда он врубался в гущу врагов, не разбирая, кто перед ним, не переводя дух; меч в его руках словно жил своей жизнью, быстрый, как молния, и столь же смертоносный. Чанрет никогда не оставлял раненых. А ведь противники были свои, аггары. Если же перед ним будут ненавистные истинные люди…
- Поэтому я должен сделать все, чтобы власть перешла к Налмаку. Он рассудителен и умеет сострадать. Он удержит племя от роковых решений.
- Но при чем здесь я? - повторил Кар, боясь услышать ответ.
- Кроме слов, которые забываются, у меня один способ утвердить его как вождя. Отдать ему Аррэтан. И ты не должен вставать между ними.
- Зачем? - это получилось хриплым вскриком. Горло будто заполнил дым. - Зачем ты так? Разве я когда-то… Хоть словом…
- Словом - нет. Твои взгляды красноречивей слов. Их вижу я. Видит Аррэтан. Ты так увлекся своим страданием, что забыл дорогу в мой дом. А думал ли ты, что заставляешь страдать ее?
От стыда впору было залезть в очаг. Кар не нашел, что сказать, да вождь и не ждал ответа.
- Она знает свой долг перед племенем, - продолжил он. - Как знаю я, и знает Налмак. И как должен знать ты. Но если ты не будешь владеть собой, она откажет Налмаку. И тогда я должен буду принудить ее… Или на руках твоих и моих будет вся кровь, что прольет Чанрет.
Откажет Налмаку! Откажет… Сквозь громкие удары сердца Кар произнес:
- Но разве она вещь, чтобы так ей распоряжаться? Разве ее желания ничего не стоят? Дингхор! Ведь Налмак и без того твой наследник!
Упасть на колени? Умолять, пока Дингхор не дрогнет? Но взгляд вождя пригвоздил Кара к месту.
- Моим наследником был Ранатор. Дед Налмака был младшим братом моего отца, бабка Чанрета - старшей сестрой. Их права равны. Но, если Налмак возьмет в жены мою дочь, их сын будет моим прямым наследником, а род наш старше императорского. Этого вместе с моим словом хватит, чтобы угомонить недовольных. Если только ты не помешаешь ей.
- Ты просишь меня держаться подальше, - горько сказал Кар. - Но я и так избегаю ее! Не ищу встреч, не говорю… что готов сто раз на дню ради нее умереть. К чему этот разговор?
- К тому, что ты раскаляешься день ото дня. Ты не выдержишь, если не принесешь эту жертву по доброй воле. Как приношу я. И Аррэтан.
- Жертву? Дингхор…
- Да, мальчик. Будь Ранатор жив, я с радостью назвал бы тебя сыном, а моя дочь - мужем. Но сейчас мы не властны поступать, как хотим.
Кар долго сидел, привыкая к новой тяжести в душе. Мир снова оказался не таков, как он думал. Неужели так будет всегда?
- Ты открыл передо мной двери рая, - сказал он, наконец. - И запретил в них входить.
- Да, - просто ответил Дингхор.
- Я сделаю, как ты велишь. Даже если для этого мне придется уйти из племени.
- Нет, Карий. Твое место здесь. Ни я, ни Аррэтан не простим себе, если ты уйдешь.
- Другими словами, я должен сам вырвать себе сердце, при этом остаться живым, да еще сделать вид, что мне нравится?
- Вижу, теперь ты меня понял, - усмехнулся вождь.
Светлый Бог, к которому обращались в молитвах равно аггары и жители Империи, решил наконец подарить народу еретиков немного мира. Весна перетекла в лето, а вести, что доходили кружным путем, оставались добрыми: герцогиня Тосская проводит время в увеселениях, меняя любовников чаще, чем наряды; император Эриан женился, и супруга его в тягости, так что мысли императора, да и всех подданных, коли на то пошло, заняты скорее дворцовой спальней, чем далекими восточными землями. Поговаривают, Верховный жрец недоволен, призывает императора раз и навсегда очистить Империю от скверны; император же покамест отделывается шутками - мол, мыслимо ли оторвать мужчину от молодой жены до рождения первенца? Жрецу император при всех оказывает величайшее почтение, называет отцом и опорой Империи, и что в совете, что на приемах, Верховный жрец подает голос едва ли не прежде самого императора.
Кар слушал и презрительно усмехался, но в душе росла горечь. Хорошо, что вечно гонимым аггарам дана передышка. Но долго ли длиться покою, если Эриан под пятой жреца? И, коль скоро императрица к весне разрешится наследником, на радостях не отправит ли названный брат войска, снова, в который раз, собрать кровавую дань с непокорных? Тогда - что?
Века преследований научили аггаров осторожности, многие разделяли опасения Кара. Другие же, устав от постоянной борьбы, просто радовались. Сегодняшнему дню, лету, щедрому дождем и солнцем, тучным пастбищам, зревшему на полях хлебу. Миру. Кар понимал их. Такова человеческая душа, не может вечно жить в страхе. Устает, ищет утешения и простой жизни. Чанрет судил строже.
- Как бараны покорные, - с отвращением говорил он. - Жуют траву и не видят, что на них уже точат нож.
- Может, и вправду оставят в покое? - сам себе не веря, спрашивал Кар. - Что за радость убивать невинных?
Чанрет косо взглядывал из-под светлых бровей.
- Заступаешься? Сам-то много хорошего видел от своего императора?
"Видел", - хотел ответить Кар, но слова застревали в горле. Что говорить, коль цена доброты и ласки - позорная казнь или бегство, тьма за спиной и кинжал у детской груди? Нет. Империя - враг, враг жестокий и безжалостный. И прав Чанрет, с врагом разговаривают мечом или стрелой. Но и Дингхор прав, что не хочет допускать кровопролития. Оба знают свою правоту, и только Кар - как былинка на ветру, мечется, раздираемый дружбой, преданностью вождю, любовью к Аррэтан…
Держа слово, Кар почти не видел девушку. Встречаясь изредка, за работой или у вечернего костра, оба смотрели в сторону. Свадьба все откладывалась. Кар не знал, почему, и страдал оттого еще сильней. Порой казалось - скорей бы, нет хуже напрасной надежды. В такие минуты он готов был идти к Налмаку, требовать, чтобы тот взял ее, не тянул, раз уж так надо. Но время шло, и Кар снова, против воли, принимался мечтать, и тогда грядущая свадьба казалась ему грядущей казнью.
У Дингхора между тем были свои заботы. Чанрет не терял времени. Скоро в каждом доме, у каждого очага велись жаркие споры, и все больше народу склонялось на сторону Чанрета. Часто, как спадет дневная жара, у края селения спешивались небольшие отряды. Гости скрывались в доме Чанрета, за ними опускался полог. Нередко Чанрет звал и Кара, и тот, хоть и сознавал двусмысленность своей роли, не мог отказать. "Я знаю, что Дингхор будет тебя расспрашивать, - говорил Чанрет. - Ну и что? Говори все, как есть. Нам скрывать нечего". И Кар приходил. Жена Чанрета, невысокая, похожая на испуганную девочку, обносила гостей аром - кислым хмельным напитком. У Кара сжималось сердце от жалости и непонятной вины. За четыре года у Злых Земель женщина потеряла двух младенцев.
Разговоры часто затягивались до утра. Все те же - кровь убитых зовет к отмщению, аггарам пришло время забыть распри, только вместе они одолеют Империю, положат конец власти жрецов…
Кар молча слушал. А потом, неохотно пересказывая Дингхору ночные речи, всеми силами старался не показать, что все больше верит им. Но разве обманешь того, кто читает в душах, как иные в книгах? Дингхор мрачнел, а Кар, виноватый и несчастный, замечал, как все сильнее дрожат руки вождя.
И случилось то, чего Кар боялся и ждал с замиранием сердца. Дингхор объявил о свадьбе своей дочери с Налмаком. Обычно не склонный торопиться, вождь, словно расплачиваясь за промедление, дал всего два дня на подготовку торжества.